Работа над ошибками

A Million Little Pieces - Placebo

Мне нужно было не так уж и много:

Улыбка была летним бризом в моём сердце...

Теперь мои ошибки преследуют меня,

Словно наступила зима и окутала инеем моё сердце.

Я утратил силу понимания того,

Что значит быть человеком с сердцем, как у меня.

Я видел, ты хотел, чтобы всё прекратилось,

Ты прикладывал все усилия, чтобы стать другом моему сердцу.*

Пойми (Неужели не видишь, я устал бороться)

Пойми (Может, ты скажешь, что я сбился с пути)

Пойми (Посмотри мне в глаза, в них нет отрицания)

Пойми (Я не выдержу ещё один день)...

******

- Может, хватит уже, а? Если продолжишь в том же духе, в первой же четверти вылетишь из школы. - Сентябрь изжил свои законные две недели из положенных четырёх. Новый учебный год в "Сышэн" застал Мо Жаня врасплох своей неотвратимостью и поспешностью. Он смутно помнил, каким образом ухитрился сдать выпускные экзамены и закрыть предыдущий год. Не иначе помогло то, что по настоянию Чу Ваньнина он действительно учился какое-то время. Почти. Если не считать тех нескольких недель в конце. Он их и не считал - слившиеся в одну сплошную серую полосу, они представляли собой что-то далёкое и безрадостное. Свой день рождения, проведённый в клубе с друзьями, как, собственно, и все летние каникулы, прошедшие в лёгкой дымке алкогольно-наркотического опьянения, повисли в сознании плотным осенним туманом. Молочно-белой, полупрозрачной завесой, давящей со всех сторон. Парень ещё старался вести себя сносно в стенах дома, даже порадовал Сюэ Чженъюна с Ван Чуцин своим ответственным поведением и серьёзными словами в день наречения вторым именем. Но на этом, пожалуй, его хорошие манеры и иссякли. Третий, последний, год в старшей школе начался с жесточайшего похмелья, и с той поры всё только продолжало идти кувырком. Дядя не оставлял безуспешных попыток влиять на подростка, тётушка смущённо отводила покрасневшие глаза, павлин презрительно молчал, изредка кидая в его адрес колкие фразы. Учителя просто махнули рукой, ни сколько не стремясь разбираться с проблемным подростком. Новая учительница физики, которую наняли ещё до проведения Гаокао, вызывала лишь головную боль. И школьник отрывался на ней как мог, вымещая горечь и обиду на ни в чëм не повинной хрупкой женщине средних лет. Единственный, кто не хотел сдаваться, на разные лады увещевая парня в важности учёбы, был младший из близнецов Ханьсюэ. Он на самом деле искренне переживал за Мо Жаня, считая, что ни одна сердечная привязанность не стоит таких терзаний. Возможно, проблема крылась в том, что второй молодой господин Мэй попросту не знал, что такое глубина чувств. Все его многочисленные влюблённости были стремительными и поверхностными. Хватало лёгкого порыва нового любовного томления, и предыдущее сдувало с его души, как утренний ветерок развеивает неплотный туман над зеркалом водной глади. Однако благие намерения и переживания за друга вымостили широкую дорогу, по которой они день ото дня уходили всё дальше и дальше от привычных дружеских отношений, приближаясь если не к самому аду, то точно к его вратам. Створка которых только что показалась. Потому как слова приятеля возымели совсем не тот результат, на который был расчёт. От них Вэйюю до одури захотелось что-нибудь разбить. Желательно, чтобы это было прелестное лицо блондина. Но он сдерживает свой звериный порыв, подменяя действия жалящими фразами. - Чего ты до меня доебался, Ханьсюэ? Думаешь, ты меня знаешь? Да нихуя ты обо мне не знаешь! - Жестокие слова звучат громче музыки, громче предупреждающих ударов набата, возвещающего об опасности. Но ему абсолютно плевать. Плевать на себя, а уж тем более на тех, кто собрался здесь, рядом с ним. Все эти люди вокруг, называющие себя его друзьями и приятелями, - они были ему совершенно безразличны. Не важно, что он скажет и как громко будет об этом говорить, да хоть кричать во всю глотку - что угодно, лишь бы заглушить пульс крови в ушах, избавиться от муторной агонии, в которой находится его ум все эти месяцы. Он достиг точки кипения, и тяжёлая крышка, что удерживала бурлящую массу эмоций в котле, начала подрагивать. Ещё чуть-чуть и рванёт. Однако никто, кроме Ханьсюэ, не видит, что взрыв вот-вот грянет. Те подростки, что находятся ближе всего, удивлённо поворачиваются к нему, но Мо Жань даже не пытается сделать вид, что они ослышались. Слова толпятся на кончике языка, спеша сорваться в воздух, прозвенеть в пространстве тревожной сиреной, чтобы затем упасть камнями в эти лица, что его окружают. Упасть вниз, таща его за собой, будто накрепко привязанные к его лодыжкам. И как же сейчас желанно это падение. - Вы все!.. Думаете, пиздец, какие ахуенные? Думаете, что круче остальных?.. - Юноша говорит ещё громче, действительно срываясь на крик, но музыка внезапно смолкает. Помещение не такое уж и большое, поэтому невнятная тирада Мо Жаня прекрасно слышна практически каждому присутствующему. Он обводит мутным взглядом одноклассников, знакомых и незнакомцев, не понимая, что он вообще забыл среди них? Что его связывало с этими людьми кроме алкоголя, глупых разговоров о всякой ерунде и пары перепихов с некоторыми отдельно взятыми экземплярами, которых он при всём желании вряд ли вспомнит? - Ебал я вас всех, ясно?! - Тишина продолжает нарастать, как снежный ком. Стихают смешки и шепотки, теперь внимание всех приковано только к нему одному. Таким они его ещё не видели. Да, все привыкли, что порой Вэйюй мог вести себя довольно эксцентрично, бывало, лез в драки со своими же, - не всегда всё зависело от степени трезвости. И хотя в последнее время молодой господин Мо чаще хмурился и язвил, в глазах окружающих он пока оставался бесшабашным, улыбчивым повесой, охочим до разного рода забав, славным парнем. И тот человек, которого они видели сейчас, никак не хотел вязаться воедино с этим образом. - Что, не нравлюсь? - Прекрасно понимая причину шока, так ярко выписанного на большинстве лиц, насмешливо спрашивает школьник. И ему нравится эта реакция. То, в каком перманентном ахуе находятся его, так называемые, друзья, доставляет какое-то извращённое удовольствие. И хотя его словарный запас был ещё далёк от истощения, он понял, что добавить к вышесказанному ему нечего - Ай, да пошли вы на хуй! - Парень смотрит на замершего Мэй Ханьсюэ. Но, вопреки ожиданиям, в глазах друга нет ни смятения, ни негодования, только бесконечное сожаление. - И ты тоже! Мне не нужны ни твоя жалость, ни опека, понятно?! Мне хватает и официальных опекунов! В абсолютной тишине его слова гремят, словно колокол. Ему ещё хватает сил на ухмылку, прежде чем схватить с ближайшего стола бутылку чего-то алкогольного, отпить из неё несколько глотков. Спиртное привычным огнём обожгло горло, предупреждая, что градусов в нём запрятано прилично. Тем лучше. Утерев тыльной стороной тонкую струйку жидкости, скользнувшую по подбородку, подросток тянет свою жутковатую ухмылку ещё шире, прежде чем отсалютовать всем присутствующим присвоенной тарой. - Счастливо оставаться, мудло! Он даже не помнит, пытался ли вызвать такси или всё это время шёл пешком. Квартира, которую сняли для вечеринки, была всего в получасе ходьбы. Мо Жань не думает, что внутри может кто-нибудь быть: Чу Ваньнин в ближайшее время вряд ли здесь покажется, а владельцы первого этажа, по всей видимости, и вовсе забыли про имеющуюся недвижимость. Оказавшись перед знакомой калиткой, он на какое-то время застывает, будто в нерешительности. Покачиваясь с пятки на носок, юноша буравит взглядом один из камней в кладке стены. Парень помнит, как учитель когда-то обмолвился о том, что снаружи есть тайник, который он часто использовал в детстве. И то, как сам потом исследовал каждую трещину по периметру ограды, в попытках найти укромное место. Как был вознаграждён тёплой улыбкой и медовой сладостью смешливо прищуренных глаз. Лицемерная хуйня! Вэйюй жадно припал к ополовиненной бутылке, пытаясь смыть воспоминание щедрым глотком. Аккуратно вытащив камень из стены, он взял спрятанный в нише ключ: Мо положил его туда, когда Чу Ваньнин уже покинул город, посчитав, что так будет правильно. Теперь же, открывая дверь в знакомую квартиру, юноша уверен, что решение было верным. Иначе, как ещё он смог бы сюда попасть? Внутри немного сумрачно и непривычно чисто. Он проходит через коридор в кухню, зачем-то заглядывает в ванну, затем в туалет. Немного медлит, прежде чем пройти в гостиную. Мо Жань не был здесь с того самого вечера и, пожалуй, готов был увидеть что угодно - оставленную с того времени посуду, к которой никто так и не прикоснулся, или, напротив, горы мусора, с которыми столкнулся впервые здесь оказавшись... Но точно не ожидал простых белых чехлов на мягкой мебели и идеального порядка. Если не считать совсем тонкого слоя пыли, равномерно осевшего на все поверхности, можно было бы сказать, что здесь царит идеальная чистота. Совсем безличная, ничуть не напоминающая о владельце квартиры. Похоже, что перед отъездом физик все-таки нанял клининг. Непонятно почему, но парня это чертовски бесит. - Что, типа замëл следы, да? - Громко спрашивает он у пустоты, делая очередной глоток прямо из горлышка. Подросток со всего маху плюхается на белую поверхность дивана, поднимая небольшое облачко пыли. Здесь душно и, на самом деле неплохо бы открыть окно, но Мо Жань не хочет этого делать. Он долго шарит по многочисленным карманам в поисках примятой пачки и зажигалки. Наконец, найдя искомое, кладёт в рот сигарету, прикуривает и делает глубокую затяжку. Вторую. Третью. С мстительной ухмылкой стряхивает пепел на новый чехол. - Ну и что ты мне сделаешь, а? Я курю у тебя в доме, прямо на этом блядском диване! И что ты мне можешь сделать? Может, накажешь?! - Он заходится истеричным смехом. Докурив, тушит бычок рядом с тем местом, где сидит, и кидает его тут же. Смеётся долго и громко, позволяя безумию взять над собой верх, полностью отдаться ему, отпустив себя, наконец. - Накажи меня, Чу Ваньнин... - Хохот распирает его изнутри, то превращаясь в сухое карканье, то вновь набирая силу, словно волны прибоя, пока не обрывается надсадным всхлипом. Юноша встряхивает всё ещё зажатую в руке бутылку, проверяя количество оставшейся жидкости. По хорошему ему уже давно пора остановиться. Но точка невозврата была пройдена ещё на вечеринке - Мо Жаню достаточно было уже тогда, когда он почувствовал необъяснимую злость на друга, который всего лишь пытался позаботиться о своём непутëвом приятеле. Удовлетворённо хмыкнув, обнаружив, что ему ещё есть чем поживиться, парень делает очередной глоток, пытаясь подняться. Но сила притяжения берёт верх, заставляя неловко упасть обратно. Вэйюй откидывает голову на спинку, невидяще пялясь в раскачивающийся потолок и ждёт, пока круговерть не приостановится. Ведь ему необходимо добраться до ещё одной комнаты. И как только очертания предметов вокруг более менее встают на свои места, он предпринимает ещё одну попытку. Колени вновь подгибаются, но на этот раз он готов, бросая своё тело вперёд: если ему не удастся дойти до спальни на своих двоих, то он туда доползëт. Так или иначе. Это можно считать его жизненным девизом. Упрямство и своеволие, которые помогут ему покорить мир. Только он теперь нахуй не нужен, этот мир. Какой смысл, если тот единственный, в ком Мо Жань действительно нуждался, оказался недоступен? В спальне привычный бардак. Фантики от конфет и упаковки сладких снеков разной степени опустошенности валяются вместе с листами скомканной бумаги. Несколько пустых кружек и тарелок громоздятся на прикроватном столике, а под ним - один в другой составлены бумажные контейнеры с логотипом доставки. Разворошенная постель со сбитым одеялом и подушкой, на которой остался примятый след от головы. Можно было представить, что хозяин этой комнаты покинул её совсем недавно, будто ещё утром спал здесь, безмятежно раскинувшись на своей кровати. Если бы не точно такой же серый осадок из пыли, как и во всей квартире. Создавалось впечатление, что после того, как специалисты навели профессиональный порядок, Чу Ваньнин пользовался только спальней. Мо Жань думает, что, наверняка, так оно и было. Этот святоша, абсолютно точно, ни разу не зашёл в гостиную, делая вид, что там ничего не случилось. Мразь! Парень чувствует, как отступившая, было, злость возвращается вновь. Он не знает, на кого именно она направленна: на его учителя, который допустил, чтобы с ними всё это случилось, или на него самого за то, что до сих пор не может взять себя в руки? Рядом с Чу Ваньнином впервые за долгие семь лет он чувствовал, себя, словно после бесконечных безрадостных скитаний нашёл, наконец свою тихую гавань, цветущий оазис, уютную обитель среди ледяной пустыни... Теперь же на этом месте не осталось ничего, кроме выжженного пепелища. Теперь, он будто снова падал в ту беспросветную бездну, из которой с таким трудом выполз. Там, где не справлялись психологи, учитель Чу смог помочь одним лишь своим присутствием, пусть даже и не прикладывая никаких особенных усилий. Почему именно он? Мо Жань не знал ответа на этот вопрос. Он понимал, что его болезненная привязанность не нормальна, и Мэй был абсолютно прав, говоря, что это уже перешло все мыслимые границы. Но что он может сделать, если в самом деле не здоров? И парень вновь задаётся вопросом: его дефект врождённый, он такой изначально или его вылепили помойные трущобы и особые комнаты приюта? И от этих мыслей что-то зубасто скалится внутри. Будто дикий зверь, запертый в клетке, почувствовал, что хозяина больше нет, некому будет загнать его обратно, а значит, стоит вновь попытаться выбраться наружу. И от этих попыток сотрясается всё тело юноши, словно его бьёт озноб. Чтобы хоть как-то выплеснуть скопившуюся ярость, Вэйюй с силой замахивается и швыряет бутылку в ближайшую стену, пассивно наблюдая, как осколки разлетаются опасным фейерверком, осыпаясь на пол. - Я ненавижу тебя, слышишь!!? Ты - лицемерный ублюдок!! Двуличный лжец!! Ненавижу! Ненавижу!.. - Обвинения и оскорбления переходили в нечленораздельные вопли и крики, на смену которым пришли бессвязные бормотания, пока, наконец, это всё не вытеснило имя, что шепталось в темноте и тишине комнаты на разные лады. - Чу Ваньнин... Учитель... Ваньнин... Я люблю тебя... Я так тебя люблю... Зачем я тебя так люблю?.. Но шёпот становился всë тише, а смысл всë больше уходил из слов, пока, наконец, не стих и этот бестолковый лепет. Квартира вновь погрузилась в покой, который с такой вопиющей наглостью был нарушен незваным гостем. Свернувшись калачиком в постели Чу Ваньнина, прижав к себе подушку, от которой тщетно пытался почувствовать фантомное присутствие любимого человека, Вэйюй крепко спал, оставляя позади не только прошедший день, но и нечто большее. ****** Утро. Золотистый свет яркими лучами запрыгивает в незашторенное окно, солнечными зайчиками скачет по комнате. Мо Жань хмурится и возмущённо бурчит, недовольный таким ранним подъемом. Он жмурит глаза, будто это сможет его спасти от пробуждения, вернуть обратно в тот волшебный мир, где чёрные шёлковые пряди и мягкий, успокаивающий голос, где тонкие пальцы и хмурые брови, туда, где всё, как прежде... Но чуда не происходит, ему никак не удаётся удержать это видение, оно ускользает от него, как будто песок сыпется сквозь широко расставленные пальцы ладоней - спешно и неумолимо. Парень тяжело вздохнул, потирая лицо, помогая себе окончательно проснуться. Глупо цепляться за миражи, какими бы чудесными они ни были. Как будто насмехаясь над ним, ночи больше не шлют ему во снах Чу Ваньнина - теперь он не может видеть своего учителя даже так. Поэтому расставаться с этими редкими грëзами особенно жаль. Но Мо Жань внутренне радуется, что встречает день не в холодном поту и с бешено колотящемся сердцем - как бы ни были привычны вернувшиеся сновидения о приюте, он всё ещё не может побороть это подминающее под себя ощущение беспомощности. Оставит ли его когда-нибудь в покое чувство страха, заставляющее цепенеть под прикосновением чужих властных рук?.. Юноша снова жмурится, на этот раз стараясь отогнать от себя непрошенные воспоминания. К сожалению, его память сохранила их все слишком хорошо, будто тщательно оберегая каждую деталь. И теперь непонятно от чего именно подкатывает к горлу тошнота - это всего лишь отходняк или же омерзение и стыд рвутся из далёкого прошлого? Парень резко садится, внимательно озирается по сторонам, в попытке переключиться на что-то другое. И ему это удаётся на удивление быстро. Он рассчитывал обнаружить себя где угодно, но только не здесь! Даже пробуждение на помойке было бы не столь неожиданно, как в постели Чу Ваньнина. Что он здесь делает? Взгляд перебегает с одного предмета в комнате на другой, в поисках подсказки на свои вопросы, и, наконец, останавливается на осыпавшихся возле одной из стен осколках. Да, точно. Вечеринка. Бесконечные нравоучения Ханьсюэ... Блядь, Ханьсюэ! Вэйюй зарывается всей пятернëй в волосы, до боли сжимая их в кулаке. Зачем он ему всë это наговорил? Ведь тот и правда старался заботиться о нём, как мог, а Мо Жань!.. Неблагодарная тварь. Проведя ещё некоторое время, медитируя на осколки бутылки и осознание того, какой же он всë-таки хуевый друг, юноша начинает слезать с кровати, как что-то вдруг привлекает его внимание. Это происходит неосознанно, почти на уровне инстинктов, когда толком не можешь понять, в чëм дело, а твой внутренний голос вопит о неправильности происходящего. Мо разворачивается обратно, тщательно осматривает то, что ещё вчера было весьма изящной стеклянной тарой, но не находит там ничего подозрительного и уже снова собирается отвернуться, игнорируя похмельные галюны, как опять появляется это чувство. Будто вой сирены в башке. Но на этот раз он увидел. Рядом с тем местом, где останки бутылки нашли свой последний приют, стоял картонный ящик, из которого выглядывал небольшой краешек глянцевой карточки. Кусочек фотографии. И если бы сам парень не изучил каждый её миллиметр, возможно, он бы даже не обратил на неё внимание. - Улыбочку! Нас снимает не скрытая камера! - Подросток ярко улыбается в кадр, чуть ли не засвечивая его своими ямочками на щеках, почти ослепляя радостью. На контрасте с ним, нахмуренный мужчина за его плечом совершенно точно стал бы тёмным пятном композиции, если бы не солнечный свет, падающий из окна, напротив которого тот сидит. - Мо Жань! - Пытается урезонить его учитель, но занятие это совершенно бесполезное. По правде, у школьника нет особого повода для веселья, но его радость проистекает из того факта, что теперь у него будет их совместное фото! У него уже есть несколько: ему удавалось незаметно заснять своего преподавателя за работой или пока тот о чём-то рассказывал. Но все они были как будто незаконными, словно он контрабанду какую хранил на своём телефоне. Хотя, по сути, примерно так оно и было. Особенно учитывая, что далеко не всегда они открывались с благородными намерениями. А теперь вот, всё очень даже официально, хоть и без соответствующего разрешения. Решение было спонтанным. Юноша уже минут десять любовался мужчиной, так сильно погружённого в работу, не замечающего ничего вокруг. Жань наблюдал, как свет заходящего солнца высвечивает благородные черты, делая их мягче и нежнее, и... Не смог удержаться. Понятно, что если бы он попросил Чу Ваньнина сфотографироваться с ним, тот послал бы его куда подальше. Но вот внезапное селфи с успехом прокатило! - Не сердитесь, учитель! Только посмотрите, как хорошо получилось. - Он суëт под нос физика смартфон, на экране которого картинка, полная света и искренности момента. Учёный пару секунд рассматривает фото, переводит взгляд на своего ученика и мрачно поджимает губы. Однако молчит. Мальчишка понимает его безмолвие по-своему. - Я и вам сейчас скину. - Не стоит. - Быстро отзывается на это предложение преподаватель. Но видя недоумение сбитого с толку Мо Жаня всё-же поясняет. - Я не храню в телефоне фотографии или личную информацию. - Боитесь, что кто-нибудь хакнет? - Засмеялся было парень, но, припомнив о том, что Чу Ваньнин всё-таки не просто школьный учитель и о некоторых своих разработках не говорит даже с дядей, он тут же гасит свой смешок. - Что ж, тогда, - привычным жестом почëсывая затылок, юноша пытается выйти из положения, - я распечатаю её для вас... Если, конечно, хотите. Мужчина хмурится ещё сильнее, но прежде, чем успевает опустить глаза, возвращаясь к прерванному занятию, Мо успевает заметить мелькнувшую в них заинтересованность. - Поступай, как знаешь. - Равнодушно отвечает он, а школьник вновь широко улыбается. Это единственная фотка, где они вместе. Скорее всего, у Чу Ваньнина это вообще была единственная фотография с ним, Мо Жанем. Парень слезает с кровати, чтобы опуститься на колени перед ящиком. Вытягивает за торчащий краешек карточку и долго вглядывается в неё. Будто не знает наизусть каждый штрих, каждую незначительную мелочь. Он проводит кончиками пальцев по гладкой поверхности. Когда этот ученик принёс фотку, учёный небрежно бросил еë в стопку с какими-то записями, а спустя какое-то время, она и вовсе пропала из виду. Вэйюй думал, что учитель просто потерял еë, ведь изначально было ясно, что ему такие вещи не интересны. Но оказалось, что всё не так. Что он хранил их фото, вместе с... А что там вообще такое, в этой коробке? Подросток заглядывает внутрь, чтобы обнаружить внушительное количество макулатуры. Какие-то тетради, пара альбомов. Зонт? Странным было то, что среди хаоса, привычно царящего в спальне, содержимое картонного ящика было сложено с особой аккуратностью, будто его владелец дорожил этими вещами. Мо Жань, всё ещё не улавливая смысла во всём увиденном, достаёт зонт, вертя его и рассматривая со всех сторон. Это же был тот самый зонтик, который он подсунул Чу Ваньнину, когда внезапно разыгравшаяся гроза застала того врасплох. Его старый запасной зонт, который валялся в шкафчике ещё, наверное, с тех пор, как он впервые пришёл в "Сышэн". Потрёпанный и, можно сказать, позорный, но всё ещё целый - лучшая альтернатива тому, чтобы насквозь вымокнуть в попытке обойтись без него. Почему он здесь? Парень в шаге от того, чтобы ущипнуть себя, ведь происходящее совсем не похоже на ту реальность, к которой он привык. Потому что почерк, которым исписаны все эти кипы листов, кажется до жути знакомым. Корявая писанина с ошибками, вымаранными ручкой. Знаки то скачут вразнобой, то напирают друг на друга. Совсем не похоже на изящные иероглифы Чу Ваньнина, скрупулëзно выписанные по всем правилам. Будто копия того, как пишет Мо Жань. Точнее, писал когда-то... Юноша берёт в руки одну из толстых тетрадей и не может поверить тому, что видит. "Лишь только в Поднебесной узнали, что красивое — красиво, тотчас появилось и уродство*." Разобрать эти каракули было тяжело даже ему самому, как Чу Ваньнин вообще смог это прочитать? И зачем... Зачем это у него здесь? Подтверждая свою догадку, он достаёт и пролистывает наугад ещё несколько тетрадей. Во всех именно то, что он ожидает увидеть - законспектированные писания, над которыми Вэйюй корпел почти весь первый год преподавания Чу Ваньнина в "Сышэн". В альбомах - наиболее удачные примеры каллиграфии, которые он торжественно демонстрировал учителю, а потом сам же их здесь бессчëтное количество раз забывал, считая, что физик выкинет их за ненадобностью, ведь Мо Жань тоже не видел смысла оставлять их у себя. Вот только их никто не выкидывал. Вэйюй смотрит на выпотрошенную коробку и всё ещё не может понять, что он чувствует по этому поводу. У Чу Ваньнина дома хранятся вещи, связанные с ним. Не совсем его, но... Это странно, это сбивает с толку, это наталкивает на определённые мысли по поводу его учителя, только вот не хочется вновь обмануться. Подросток пытается рассуждать логически. Означает ли это всё, что Мо Жань не безразличен физику? Определённо да. Но какого рода эта симпатия? Сказать по правде, парень вообще ни разу всерьёз не задумывался о том, как на самом деле к нему относился его преподаватель? Ему, конечно, хотелось верить, что это симпатия того же толка, что и у него самого, но насколько близкими к реальности были эти фантазии? В их последнюю встречу Чу Ваньнин всеми силами пытался дать понять, что далëкими. Сейчас же, глядя на эти вещи, юноша приходит к выводу, что бесконечно далеко, даже по космическим масштабам. Ведь если бы мужчина питал к нему чувства романтического характера, он бы не оставил всё это здесь, в пустующей квартире. Потому что, не надо быть гением, чтобы понять: никто не будет так аккуратно складывать то, что не представляет ценности. Особенно Чу Ваньнин. Но раз не забрал с собой, значит не хочет лишний раз вспоминать. Кто же ещё будет бережно хранить вещи другого человека, не решаясь от них избавиться, порой даже на протяжении всей жизни? Мо вспоминает, с какой трепетной нежностью Ван Чуцин порой перебирает всякие пинетки-слюнявчики Мэнмэна, с какой гордостью показывает подругам внушительную коллекцию детских фото и нехорошее подозрение пробирается вглубь, под рёбра. Какой же он долбаёб! Почему ни разу не задумался об этом раньше? Ведь вполне может быть, что вся эта благосклонность, забота, попустительство и другие поблажки делались из совершенно другого рода привязанности. Не той, что он себе навоображал. Одинокий учитель Чу, у которого нет ни семьи, ни детей, ни младших братьев - только эта его известность, которая, скорее, отталкивает, чем притягивает, заставляет других держаться на расстоянии. Считал этот мужчина Мо Жаня просто учеником, племянником хорошего друга, или же школьник умудрился вызвать в нём более сердечные чувства? Учитель, который принял своего ученика, как родного сына. В истории куча таких примеров! Да что там, в старину учителей и правда, порой, чтили больше родных родителей. Этим ли объясняется такая резкая реакция на то, что между ними было? Мо Жань никогда не сможет забыть, сколько боли затаилось в золотистых глазах феникса, как его избегали все последующие недели, как преподаватель поставил жирную точку в их отношениях, бросив своё уничижительное "ошибка". На самом ли деле Чу Ваньнин отдавал себе отчёт в своих действиях тогда? Ведь это Мо Жань сделал первый шаг. Он всё вывернул в это русло - осознанно или нет, какая теперь разница? Мо прекрасно знал, что учитель невинен - он на таких вещах не одну собаку съел, уж отличить девственника от того, кто хоть раз попробовал, сможет. Двадцативосьмилетний целибат* - это же свихнуться можно! Не удивительно, что у Чу Ваньнина встал от его откровенных провокаций, да у кого бы не встал? Ну а дальше... Что тут можно сказать? Мо Жань, конечно, показал себя во всей своей отвратительной красе. Ему ли не знать, как порой безвольно бывает тело, поддавшееся искушению. Как разум отключается у самых разумных. Каково было Чу Ваньнину от понимания, что это именно Мо Жань довëл его до оргазма? Что это тот, кого он считал... Пиздец! Нет! Даже думать об этом не хочется! Неудивительно, что коробка с вещами оставлена здесь. Не важно, насколько дороги они были его учителю - разочарование в поступках этого ученика, очевидно, пробило дно. Это открытие оглушает похлеще самой тяжёлой, самой звонкой пощёчины. Которую он, несомненно, заслужил. ****** - Нам нужно поговорить. - В самом деле? - Слушай, я и так знаю, что поступил отстойно. - Он долго набирался решимости, прежде чем позвонить Ханьсюэ, но это первое, с чего хотелось бы начать. - Ты - мудак, Вэйюй! - Однако, в голосе друга нет ни капли злости, и Мо Жань благодарит всех богов, которых знает, за то, что удержали его от драки с блондином. В противном случае, тот не был бы настроен так благодушно. - Да. Да, ты прав. На самом деле, - юноша с невесëлым смешком вспоминает утреннее открытие, и честно сознаëтся, - я даже хуже. Намного хуже. - И возможно это впервые, когда он в полной мере понимает, каким же дерьмом является. - Хорошо хоть признаëшь. - И я... Знаешь, я, наверно, больше пить не буду. - Не так категорично, как хотелось бы, заявляет Мо Жань все ещё слегка заплетающимся с похмелья языком. - А? - И курить, наверно, тоже брошу. - Парень неопределенно машет рукой, словно это должно внести в его следующую фразу какую-то конкретику. Как если бы приятель мог видеть жесты при телефонном разговоре. - И вот это вот всё... Заебало. - Ты кто, блядь, такой и куда дел Мо Жаня? - Наконец, после продолжительного молчания приходит в себя Мэй Ханьсюэ. - Мне надоело. Я хочу... Хочу... - Он уже всë для себя решил, но это сложно даже озвучить, что же будет с воплощением в жизнь? - На светлую сторону собрался? - Формулирует его жалкие потуги младший Мэй. И в голосе можно уловить едва заметную насмешку. - А сил хватит? - Не знаю, - честно отвечает парень, - но я так больше не могу. ****** "Я стану хорошим человеком, Ваньнин. Вот увидишь, я не разочарую тебя больше. Никогда." Эти слова, словно санскрит священной мантры, появлялись в его голове сразу после пробуждения, следуя в новый день. Их он произносил последними, перед тем, как изнывая от усталости и с мозгами набекрень от непомерной умственной нагрузки, свалиться в кровать. - Я не разочарую тебя, учитель. Тебе не будет за меня стыдно. - Упрямо шептал он, когда казалось, что сил уже просто нет ни на что и брать их негде. Он снова и снова материл будильник, поднимающий его в такую рань, кричал в подушку от безысходности, ненавидел каждый луч этого ебучего рассветного солнца, каждый радостный щебет этих сраных птиц. Ненавидел светлеющее бездонное небо, с редкими алмазами дрожащих утренних звёзд. Чернильные облака, разверзающиеся затяжной моросящей хмарью, ненавидел ещё больше. "Не разочарую тебя." Его первые неуверенные шаги в изменении себя были похожи на ад. Зная, что утром надо вставать на пробежку, вечером хотелось сдохнуть, как самой настоящей паршивой псине. Мэнмэн бы оценил, если бы умел читать мысли. Но тот от телепатии был очень далёк, а потому не упускал возможности поиздеваться над странным рвением Мо Жаня. - Посмотрите-ка на него. - Приветствует его братец, отхлëбывая из широкой керамической чашки кофе с молоком. - Не иначе как решил вознестись? Не переживай, там собак не принимают. Парень пропускает слова Сюэ Мэна мимо ушей, не желая заменять завтрак очередным скандалом. Он вообще старается свести на нет все их перепалки, в то время как юный павлин, напротив, будто стервенеет от такого поведения старшего брата. - Что, ты теперь даже не снизойдëшь до ответа? Образцовый наставник Мо! Октябрьский дождь не щадит никого, в том числе школьника, вставшего на скользкий путь исправления, застав его врасплох буквально в десяти минутах от дома. Мо Жань настолько промок, что с него успевает натечь целая лужа на том месте, где он приостановился, чтобы услышать "приветствия" младшего Сюэ. "Мэнмэн прав, - думает подросток, стоя под горячим душем, - кто позволил бы вознестись такому гнилому человеку, как я?". Но ему и не нужно ни на какие небеса. Здесь, на земле бы стать хорошим человеком. На большее он не рассчитывает. Быть честным, добродетельным. Держать свое слово. О, боги, как много раз он нарушал его. Сложно забыть, как когда-то сказал дяде, что ни при каких обстоятельствах не ранит его дорогого друга. Себе обещал то же самое. И что же он в итоге сделал? Сдержал обещание? Ему теперь не вариант не справиться - хотя бы для себя, хотя бы в память о том, что когда-то было ему дано совершенно бескорыстно и что он растоптал исключительно по своей всеобъемлющей глупости. Мо должен пройти этот путь до конца. Пусть это будет его работа над ошибками, которые он совершил рядом с Чу Ваньнином. Мо Вэйюй будет стараться изо всех сил, что у него имеются, даже если ради этого придется вытянуть из себя все жилы. Ведь в тех мудрых книгах, что он невольно заучил наизусть, говорится, что любой поступок можно исправить. И у него есть этот шанс. Ведь есть? ****** - Ай, да пошло оно всё в жопу!! Мо Жань ошеломлённо замер в дверях своего дома, сбитый с толку криком, полным праведного негодования. Не на такое приветствие он рассчитывал по возвращению из школы. Что такое? В павлинье царство закралась беда? - И тебе здравствуй, Мэнмэн. - Мо Жань встречает брата на кухне. Очевидно, тётушка куда-то уехала, иначе на обеденном столе царил бы привычный порядок, а не бедлам из учебников, пособий, тетрадей, методичек и кучи исписанных листов. А, так тут постигают глубины знаний, - дошло, наконец, до юноши. И, судя по перекошенному злобой красивому лицу братца, он всё ещё бултыхается где-то на поверхности. - Ещё раз так меня назовëшь, я тебе башку разобью, понял?! - Да ладно-ладно. Не кипятись. - Жань демонстративно осматривает хаос, созданный стараниями школьника. - Чего это ты тут развёл? - Не твоего собачьего ума дело, ясно тебе? Это мой дом! Что хочу, то и делаю! - Озлобленное замечание неприятно царапает по самолюбию, но парень игнорирует это ощущение, натягивая на лицо нейтральную улыбку. - Ну, строго говоря, это дом твоего отца, а не твой или мой. Мы оба здесь только живём. - Он старается, чтобы голос его звучал примирительно, но это не может успокоить младшего, что уже пошёл вразнос. - Вот именно, моего отца! Это ты тут приблуда и не имеешь права указывать мне, что я могу делать, а что нет! - От гнева лицо юноши пылает, глаза словно искрятся, а губы чуть дрожат. Наверняка, увидь эту сцену приятель Мэй-младший, он бы сказал, что птенчик сейчас прекрасен, как никогда. Но Мо Жань не был ценителем красоты Сюэ Мэна, а резкие слова делали того и вовсе неприглядным для подростка. Брошенное в запале упоминание о том, кто он на самом деле, расшевелило острую занозу в сердце. Она и так оттуда никуда и никогда не девалась, застряв в тот самый момент, когда Сюэ Чженъюн впервые привёз его сюда. Когда тот, кого он должен был называть младшим братом, заявил, что он никогда не примет в свою семью какого-то отброса с улицы. - Да что я с тобой вообще разговариваю?! Пошёл и ты нахер, вместе со своей паршивой любезностью! Мо Жань не успел ответить, как юноша выскочил из кухни, а спустя пару минут хлопнула входная дверь, ясно давшая понять, что он остался один. Один в чужом доме. Подросток тяжело вздохнул. Стать хорошим человеком оказалось сложнее, чем можно было себе представить. Мало взять себя в руки, отказаться от дурных привычек, заняться спортом - этого катастрофически не хватает для самого главного. Нужно научиться принимать людей вокруг. Как там говорится? Возлюби ближнего своего, как самого себя? Но что, если загвоздка именно в этом и кроется? Себя он, как раз, и не любит. Молодой господин Мо может сколько угодно пускать пыль в глаза окружающим, за ним могут бегать толпы восторженных, на всё готовых девиц и таких же парней, но... Это никак не может изменить его собственное отношение к себе. Каждый раз, находясь в состоянии, близкому к трансу, когда он забирался на барную стойку, когда обнажался перед кучей незнакомцев, парень тщетно пытался насытиться их восхищением и вожделением. Он хотел получить признание, но вместо этого получал лишь опустошение. И презрение к себе от этого только росло. Но он вновь и вновь залезал туда, в стремлении получить нечто большее, хотя бы капельку тепла и любви, ведь он не знал, как ещë можно её получить. Другие способы были ему не известны. Так глупо. Как раз в его стиле. Подавив ещё один тяжёлый вздох, он заглянул в лежащую на столе тетрадь. Из-за чего хоть весь этот сыр-бор? *** - Вэйюй. - Чего тебе? - Я... Блин, я, наверное, извиниться должен. - Сюэ Мэн озадаченно трëт шею, явно не зная, с какой стороны подступиться. Ему непросто вести такие разговоры, ведь он никогда не признавал себя неправым. - Не заморачивайся. - Не, погоди, я, на самом деле... Я просто столько времени просрал на это уравнение, так разозлился... - Ага. - Да помолчи ты! Я тут пытаюсь сказать важную вещь. - Я весь - внимание. - Ну... В общем, на самом деле, я не думаю, что ты нам чужой... Ну, понимаешь... - Если ты так пытаешься поблагодарить за решëнное уравнение, то простого "спасибо" будет достаточно. - Спешит облегчить ему задачу старший брат. - Нет, я не из-за этого... Хотя, конечно, спасибо, это само собой!.. Но... Ты, короче, не такой уж и хуевый, если честно. - Ну, пиздец! Премного благодарен за такую высокую оценку. - Вэйюй отчего-то сжимает кулаки, хотя, наверное, радоваться должен - он от младшего и таких-то слов никогда не ожидал. - Да ты заткнись уже, а! - ... - Я... Рад, что у меня есть брат. Конечно, мне это представлялось по-другому, и не ты в этой роли... Так что, мне нужно было время, чтобы принять это... - Пиздец, ты долгий! - Не может не вставить свои пять юаней в это пространное признание Мо Жань. - Я тебе сейчас вломлю! - Не выдерживает Сюэ Мэн. - Мы ещё посмотрим, кто кому. - На самом деле Вэйюй по большей части шутит, но на всякий случай подбирается, когда к нему подлетает павлин - от него в таком состоянии чего угодно можно ждать. Но явно не объятий. Крепко обнимая старшего, Сюэ Мэн признаёт: - В общем, ты не такой уж и плохой, когда не надираешься, как свинья, и не тычешь своим членом во всё подряд. И Мо Жань на этот раз молчит, благодарно улыбаясь. ****** Пробежка в снег, наверное, не самая лучшая идея, но ему необходимо остудить голову. Он и раньше не отличался кротостью, но теперь, когда все привычные способы сбросить пар заменили только спортивные нагрузки, дело запахло керосином. Уже почти в прямом смысле - любой мелочи было достаточно, чтобы рвануло. Поэтому он заблаговременно старался самоустраниться от источника опасности. Желательно сбежать. А что ещё ему оставалось? Никаких обетов воздержания, разумеется, он давать и не собирался, но все его похождения постепенно сами сошли на нет - юноша как-будто и правда заебался во всех направлениях. И секс ради секса потерял всякий смысл. Сейчас же он бежал по знакомым улицам, уже понимая, где именно вскоре очутится. Их городок не такой уж и большой - при желании от одного конца в другой можно за несколько часов пешком дойти. Но ему так далеко не надо. Мо Жань не был здесь несколько месяцев, но с тех пор ничего не изменилось. Каждая вещь, каждый осколок оставался на своём месте. Парень и раньше думал о том, чтобы вернуться и навести за собой порядок. Пусть Чу Ваньнин и не собирался возвращаться в ближайшее время, но когда-нибудь это же должно случиться? И увиденное его совершенно точно не порадует. Юноша с удовольствием отдаётся делу, отмечая про себя, как отступают гнев и раздражение, от которых он сюда бежал. Сейчас он уже и сам не понимает, почему так завёлся: вряд ли пустячный спор с Сюэ Мэном стоил стольких эмоций. В конце концов, если он сходит на одну-две тренировки по баскетболу, от него не убудет. А то, что брат записал его туда даже не поинтересовавшись его мнением... Ну так это же павлин, чего ещё от него ждать? Дело спорилось, и теперь Вэйюй на все сто согласен был с мудрецами прошлого о том, что труд облагораживает. Конечно, благородства в нëм вряд ли прибавилось, но злость и раздражение отступили на второй план. Интересно, как отнесётся дядя к предложению о подработке поломойкой в "Сышэн"? Парень улыбается своим мыслям, глядя на книжные шкафы, покрытые пылью. Вообще-то, он не собирался делать генеральную уборку - только устранить следы своего пребывания здесь... Но есть что-то неправильное в том, чтобы остановиться на пол пути. И Мо Жань с энтузиазмом принимается за задуманное. Когда он заканчивает, время близится к вечеру. Осталось протереть личные вещи, что достались учителю от его опекуна. Он проходится по латунному колокольчику, смахивает пыль к молитвенного барабана, заглядывает в курильницу. Внутри остался конус неиспользованных благовоний, что будто ждёт, когда же его зажгут. Поддавшись какому-то неясному порыву, подросток находит в кармане штанов зажигалку. Пусть он и отказался от вредной привычки, но всё ещё таскает с собой эту вещицу. Спустя пару минут пространство комнаты затапливает приятный сладковатый дым. Рядом лежат массивные деревянные чётки. Сто восемь бусин! Протереть их будет не так легко, как всё остальное. Он берёт вещь в руки и тщательно трëт одну. Лишённая бархатистого налёта, она вновь блестит, когда-то отполированная до блеска постоянными молитвами. Не выпуская малу из рук, Мо Жань садится на диван, сосредоточенно перебирая каждую бусинку, не замечая, как постепенно остатки напряжения покидают его разум. Когда круг замкнулся, подросток начинает новый. К концу пятого, он уже знает, каким образом можно решить те из его проблем, что сейчас беспокоят больше всего. Конец флэшбека