Работа над ошибками

Чу Ваньнин вопросительно поднял брови в ответ на характерный звон, донесшийся из бумажного пакета, что ученик водрузил на стол. - Вы кое-что задолжали мне, учитель. - Нахально заявляет мальчишка, вызволяя из недр крафтовой упаковки мясо, овощи, целого краба средних габаритов, торт... Торт? Да что, чëрт возьми, здесь происходит? Последними миру являются две бутылки вина. - Да неужели? - Мужчина привычным жестом скрещивает руки на груди, делая вид, что игнорирует специфический набор продуктов, раскинувшийся на грубой деревянной столешнице. - Обещанный подарок. Помните? - Чу Ваньнин, разумеется, помнит. Разве такое можно забыть? Как и то, что это обещание выуживалось из него, с применением всех полу мошеннических навыков, имеющихся в арсенале одного юного проходимца. В конце концов, разве мог Ваньнин устоять под таким натиском? Конечно, он сдался, пообещав хотя бы подарить подарок, если уж сам присутствовать на празднике не собирался. Но запоздалое понимание совершенной ошибки заставляет нервничать. Он думал, что Мо Жань, как яркий пример своего поколения, запросит какой-нибудь новомодный гаджет, игровую приставку, квадракоптер, в конце концов, или что-то в этом духе. В крайнем случае, традиционный красный конверт тоже был бы не так уж плох. Особенно, приятно пухлый. Да, это было бы похоже на откуп, пусть так, но Ваньнин готов был пойти на это. Однако, похоже, подросток собирался в очередной раз его удивить. - И чего же ты хочешь? - Подарите мне несколько часов вашего драгоценного времени. - По-моему, ты и так получаешь его в изрядных количествах. - Я не хочу делить его с работой, домашними заданиями или нашими занятиями. Я прошу вас притвориться, что мой день рождения сегодня и вы - единственный из приглашённых гостей. - Глядя на то, как на лицо преподавателя опускается тень сомнения, подросток спешит сдëрнуть её одним единственным словом, сказанным так, будто от этого зависело очень многое: - Пожалуйста. Чу Ваньнин думает о том, что вывернуться из этого будет проблематично - мальчишка уже практически взял его в оборот. Физик, конечно, обещал, но кто знал, на что он подписывается? Интересно, эта идея была у него в голове уже тогда, когда он обрабатывал своего преподавателя или позже появилась? - Ты где-то специально учился этому? - Чему? - Навыку убеждения. Парень заливисто смеётся, лукаво глядя на него из-под отросшей чёлки. - Если бы не умел, ради вас, учитель, окончил бы пару курсов. - Бесстыжий! - Чу Ваньнин демонстративно отворачивается, пытаясь скрыть смущение от слов парня, что разливается по щекам предательским румянцем. Он вновь украдкой ведёт взглядом по покупкам, что принёс юноша, задерживаясь на красивых винтажных бутылках. - Вино можешь убрать, пить с тобой я не собираюсь. - Учёный понимает, что фактически заявил о капитуляции и о том, что согласен исполнить глупое желание подростка. Небо, почему он становился настолько податлив, когда дело касалось Мо Жаня? - Но почему? - Это не педагогично. - Давать ключи от квартиры своему ученику тоже не очень-то педагогично, не находите? - И звучит это настолько невинно, что физик чувствует, как возмущение готово поглотить его без остатка, схлопнувшись над головой. - Ты! - Но кто сказал, что это плохо? - Заметив недобрый блеск в сузившихся глазах феникса, школьник делает несколько шагов назад. Будто боится, что преподаватель накинется на него с кулаками. Чу Ваньнин мысленно хмыкает, соглашаясь, что он не так уж и далëк от истины. - Может, это и не педагогично, но точно по-человечески. В прошлый раз мне пришлось почти целую неделю давиться тëтушкиным отваром, чтобы вылечить горло. Так что, может, не обязательно всегда помнить только о том, что вы мой учитель?.. - Да? Тогда как же мне думать? - Ну... Это не так важно. - Беспечно объявляет юноша, тут же перескакивая с щекотливой темы на более насущную. - Вы посмотрите на это вино, оно же совсем лёгкое. Двух бутылок не хватит даже на то, чтобы кто-то из нас двоих захмелел. - Мужчина всё ещё настроен скептически, и Мо Жань старается быть убедительнее. - Я его купил только для того, чтобы вы попробовали. Не мог не поделиться с вами таким замечательным вкусом. - Но даже этого всё ещё недостаточно, чтобы поколебать Тайшань. - Да ладно вам, учитель, ведь мы оба знаем, что алкоголем меня не удивишь. К тому же, мы, вроде как, совершеннолетие собрались праздновать. - Фактически оно наступит только через два месяца. - Физик отмечает, что "Белые цветы груши" звучит весьма заманчиво, и он такое ещё точно не пробовал. - Это же такая формальность! - Негодник знает, что победил. Если Чу Ваньнин с чем то категорически не согласен, то даже отвечать не станет. Окрашивая свой триумф сиянием сладких грушевых омутов, от которых мужчина не может отвести взгляд, парень начинает суетливо подготавливать продукты. Дав молчаливое согласие на очередное безобразие, учёный опускается на стул, наблюдая за действиями подростка. - И как же сейчас празднуют дни рождения ребята твоего возраста? - Он намеренно подчеркнул это слово, чтобы дать парню понять, что тот просто валяет дурака, ломая комедию с драгоценным временем в безраздельное пользование. - По-разному. Основным критерием, конечно, выступает выпивка, чем больше, тем лучше. Если людей не сильно много, можно что-нибудь посмотреть. А если толпа - музыка, танцы, игры... - Игры? - Признаться, Ваньнин удивлён: он с трудом представляет себе Мо Женя, с азартом включающегося в какую-то детскую забаву вроде догонялок или пряток. Он же не азартные игры имеет ввиду? - Какие, например? - Таких много, - пожимает плечами юноша, делая вид, что ему такое времяпровождение безразлично, но от Чу Ваньнина не укрывается то, как заблестели галактики в этих глазах. - Например? - Например, "Крокодил", но в него вдвоём не сыграть. Ну или "Кто я". Там на лоб надо приклеить бумажку и отгадать... - Мо Жань кинул взгляд на мужчину, который на миг представил себя с бумажкой на лбу, и расхохотался. - Вы и правда таким занимаетесь? - Недоумевает учёный, пытаясь понять, что он упускает, раз считает это всё полной ерундой. - Это весело. - Ещё не сошедшая с лица улыбка превращается в ухмылку хитрого лиса. - Но чаще всего это "Правда или действие". - Тоже что-то глупое, но смешное? - Не совсем... Тот, кто отвечает должен говорить только правду, а если не хочет, то выполняет какое-то заранее оговоренное действие. Обычно это глоток крепкого алкоголя, но нередко и на желания играем. - Мо Жань привычным жестом перекатывает во рту металлический шарик пирсинга, ударяя им по зубам. - Мои светлые волосы - результат такой вот игры. Чу Ваньнин внутренне содрогается, при мысли о чём-то подобном. Уж ему то совершенно точно не светит выкрашивать волосы или кукарекать под окном соседей... Ну или на что там ещё может расщедриться фантазия его ученика? Физик с трудом представляет себя уличëнным в чём-то подобном. Он не был сторонником таких увеселений в юности, а уж тем более не собирается что-то менять сейчас. - Если хочешь, мы можем что-нибудь посмотреть. - Неуверенно предлагает преподаватель. - На твой выбор. - Может, он, конечно, пожалеет об этом, но они ведь собрались отмечать день рождения. Как будто, но всё же. Так что Чу Ваньнин считает справедливым решение дать Мо Жаню право выбора. Однако, прежде чем мальчишка поворачивается к нему спиной, чтобы достать необходимый инвентарь, он видит, как сияющие звезды в ясных юношеских глазах превращаются в пыль... Вероятно, не на такой исход рассчитывал подросток. Но мужчина непоколебим: он и так слишком многое ему позволил. Чу Ваньнин следит за тем, как искусно движется нож в умелых руках, нарезающих крабовое мясо, рубящих фарш, шинкующих лук-порей и имбирь. Как они смешивают рисовое вино и соевый соус. Как замешивают и растягивают тесто для лапши долголетия. Как колдуют. И это колдовство завораживает. Или привораживает - для кого как. - Не особо справедливо, что виновник торжества готовит праздничное блюдо. Не находишь? - Решает он нарушить тишину. На самом деле, Ваньнину неловко. Наверняка, Мо Жань хотел бы, чтобы он согласился на эту нелепую игру, хоть и не стал спрашивать прямо. Вот только физик не собирается становиться объектом насмешек или же попасть в постыдное положение с этими вопросами. Мало ли о чём там его собирается спрашивать этот бессовестный ученик. С него станется поинтересоваться какой-нибудь нелепостью, от которой потом не отмыться. - Есть народы у которых именинник* не только готовит угощения для гостей, но и подарки тоже дарит он им, а не наоборот. - Да, - согласно кивает учитель, - я бывал в Дели*. - Тогда, почему бы мне не побаловать своего единственного гостя чем-то очень вкусным? - На лицо, Мо Жаня, будто лучик солнца сквозь хмурые тучи, пробирается улыбка. Она не ослепляет и не выбивает почву из-под ног, но буквально против воли самого учёного вытягивает из него слова: - Три вопроса. - И он уже жалеет, что так опрометчиво и с такой пристрастностью позволяет себе наблюдать за юношей. Ведь если бы он не смотрел, если бы не видел этих понуро опущенных плеч и отчётливой тени, набежавшей на глаза мальчишки, то ни за что не опустился бы до этого предложения. - Вы о чëм? - В твои несуразные игры я играть не собираюсь, но у тебя есть возможность задать мне три вопроса, на которые я обещаю ответить честно. - А если не захотите? - Что-то в тоне подростка заставляет и без того жалеющего о сказанном Чу Ваньнина напрячься ещё сильнее. - Они должны быть приличными! - Тут же выдвигает главное своё требование физик. - Это само собой. За кого вы меня принимаете? - Чу Ваньнин считает это заявление очень опрометчивым, ведь школьник, наверняка, и так знает, за кого его принимают все окружающие. - Тогда не вижу причин не ответить. - И всё же? - Настаивает Мо Жань. И мужчина понимает, что не может предвидеть всё. Особенно, если дело касается его ученика. - В таком случае, я расскажу максимальное количество правды. - Но основное утаите? Чу Ваньнин пожимает плечами ясно давая понять, что он и не настаивает. Если парню что-то не нравится, никто его не заставляет воспользоваться этим щедрым даром. Но Мо Жань не спешит засыпать его вопросами, будто тщательно взвешивая и обдумывая каждый. Учёного это немного сбивает с толку: неужели в нём действительно есть то, о чем так хочется узнать подростку? - Ваши лекарства... Для чего они? - Вот так сразу? К бою призвана тяжёлая артиллерия, и первый же "снаряд" заставляет его почувствовать себя, как то мясо, что ещё совсем недавно стараниями юного повара было превращено в фарш. Нельзя ли начать с чего попроще? Признаться, он надеялся, что примерно так оно и будет: школьник задаст ему несколько глупых вопросов из серии "любимый цвет, любимый размер" и Ваньнин быстро с ними справится, считая инцидент исчерпанным, а себя - образцовым наставником. Но к такому он не был готов. Хотя, стоило бы. - Ммм, чтобы некоторые органы работали исправно и без перебоев, мне необходимо их поддерживать. В случае перенапряжения может произойти... Осечка?.. - Мужчина аккуратно пытается подбирать правильные слова, пытаясь объяснить всё так, чтобы соблюсти установленное правило о честности, но, вместе с тем, не выдать себя. - Последствия ты видел. - От перенапряжения... - Задумчиво повторяет Мо Жань, словно делая заметку в голове. - Но таблетки другие. Вам лучше или хуже? Почему поменяли препарат? - Это второй вопрос? - Это уточнение. - Не помню, чтобы речь шла о чём-то подобном. - Ладно-ладно... Сдаюсь. После непродолжительного раздумья, физик всё же добавил: - Я живу с этим уже не первый год. Всё не так плохо, как может казаться со стороны, Мо Жань. Тебе не о чем беспокоиться. - Он мысленно просит прощения за эту откровенную ложь, но ведь это только уточнение... - У вас это с детства? - Это второй вопрос? - Наверно, зависит от того, как посмотреть... Расскажите о своём детстве. Не ясно чего добивается Мо Жань. Но если к вопросу про здоровье он был готов, то заинтересованность его детством кажется ему совершенно неуместной. - Разве это вопрос? Нет чёткой формулировки. - Вы... Как-то сказали, что вас нашли... - Парень мнётся в нерешительности, и Ваньнин догадывается почему. Одно дело говорить нелицеприятные вещи про себя самому, и совсем другое - озвучивать их про кого-то, глядя прямо в лицо этому человеку. - На помойке? - Школьник утвердительно кивает. - Потому что буквально так и есть. - Он ненадолго умолкает, собираясь с мыслями. Как глупо было думать, что можно отделаться от Мо Жаня простыми и стандартными вопросами! Учёный не может назвать своё детство сложным или трагичным. Определение "специфическое" подходит сюда лучше всего. По большому счёту, Хуайцзуй не был плохим родителем, просто ожидал от него слишком многого. Ну или даже если и не слишком, то точно не того, что Чу Ваньнин способен был ему отдать. Понятно, что он не собирался рассказывать юноше про себя слишком много. Но это должна быть правда. Желательно, максимально безобидная. - Мой опекун возвращался домой из храма, когда на одной из встречных городских мусорок подобрал меня. Был мороз и он сначала подумал, что это котёнок залез в один из мешков и не может выбраться, что замерзает. А оказалось, что я. Он всегда говорил, что Будда дал ему второй шанс. - Мужчина называл Ваньнина искуплением грехов, но будучи ребёнком, тот и не догадывался, что именно и как он должен, по мнению своего спасителя исправлять. - Шанс на что? - В моём детстве не было лишений. - Продолжает учёный игнорируя вопрос. У него ведь есть такая привилегия? - Не было голода и притеснений. - Не было любви, хотя, возможно, Хуайцзуй по-своему привязался к воспитаннику и, как мог, заботился о нём. - Не было ничего из того, что могло бы сделать его невыносимым или травмирующим. Мой опекун давал мне всё, что было необходимо для нормальной жизни. - Вы никогда не называли его по имени. - Что? - Вы всегда говорите "опекун", но я до сих пор не знаю, как его зовут. - Это следующий вопрос? - Нет. - Тогда я всё ещё не хочу произносить его имя. - Но почему? Вы же говорите, что он спас вас, дал возможность вырасти... - На это есть свои причины. - И вы мне о них не расскажите? - Нет. Даже если бы ты сделал это третьим вопросом. - Я не понимаю... - И не надо. Но тебя интересовало, принимаю ли я лекарства с самого детства. - Он знает, что для своего приёмного отца всегда был лишь проектом, не оправдавшим ожиданий. За что серьёзно поплатился, повзрослев. И он не любит вспоминать юные годы не потому что ему тогда было плохо. А потому что всё оказалось не тем, чем выглядело. В одно мгновение весь его мир разлетелся, словно карточный домик, белое стало чёрным, а друзья превратились во врагов. Как выяснилось, то была пустота, наполненная иллюзией, созданной детским воображением. И это по-настоящему больно. - Нет, хотя простуда, как тебе уже известно, с тех пор так и осталась моим слабым местом. - Он давно умер? - Не впопад спрашивает парень. - Кто? - Ваш опекун. - Это... - Нет, это не третий вопрос. Это моё любопытство. - Несколько лет назад. - Я сожалею... - О чëм? Ты ведь его даже не знал. - Но он вырастил вас. Таким, какой вы есть сейчас. - Чу Ваньнин на это лишь горько усмехается: если бы он только знал. - Наверняка, благодаря ему вы стали учёным. - Скорее, вопреки. - Тогда как это случилось? Расскажите? - Вопрос? - Да. Но что он может ему рассказать об этом? Мо Жань режет по живому, сам того не понимая. Нет, на сегодня с него хватит откровений. - Это была судьба, я уверен. Школьник застыл в ожидании, продолжая смотреть на него. Но мужчина молчит, даже не собираясь добавлять к сказанному что-то ещё. - Погодите, это что, всё? - Это максимум правды, что я могу тебе открыть. - Но так не честно! Вы играете не по правилам! - Это не игра, и правила мы, кажется, обговорили в самом начале. Я ни одно не нарушил. - Вы развели меня, учитель. - В самом деле? - Легче не стало ни разу. - А тебе хотелось облегчения? - Мне хотелось конкретики. Но теперь вопросов только прибавилось. - Подросток обиженно надул губы, возвращаясь к прерванному занятию. Чу Ваньнина забавляет его ребяческая реакция, однако, он старается оставаться невозмутимым. - Хм... Ну а что насчёт тебя? - В каком смысле? - Мы празднуем твоё совершеннолетие. Есть идеи, что ты будешь делать дальше? Через год? - Стану поваром в "Сышэн" - чем не блестящая карьера? - Озорно смеётся мальчишка, но Чу Ваньнин на это легкомысленное заявление неодобрительно хмурится. - Что? Только не говорите, что я достоин большего. - Не просто достоин, но и легко добьëшься, если приложишь усилия. Ты очень талантлив: у тебя невероятная склонность к получению знаний. Стоит захотеть и ты откроешь любую дверь в своё будущее. - Ага... Но я не хочу. - Почему? - Зачем мне это? Сплошной геморрой и ответственность. - Мо Жань ловко сметает нарезанные овощи на сковородку, демонстрируя свои умения. - А место повара всегда вакантно. - Красивым жестом подкидывает их вверх, держа посудину за длинную ручку. - Хотя, знаете, учитель, пожалуй вы правы. Столовая - не мой уровень. Устроюсь в какой-нибудь крутой ресторан, дорасту до шефа, получу одну-две звезды Мишлен, и тогда... Смогу приглашать вас в своё заведение. Каждый раз буду готовить вам что-нибудь эксклюзивное, чтобы в единственном экземпляре и исключительно под ваш вкус. Как вам такая идея? Это звучит более достойно, чем школьный повар? - Ты невыносим, Мо Жань. - Но почему? Ведь я совершенно серьёзно! Тёплый солнечный день за окном догорает всполохами злота и багрянца, переливаясь бликами алого и малинового. Чу Ваньнин смотрит в окно, за которым сменяет друг друга череда закатных красок, будто незримый художник накладывает на полотно широкие, уверенные мазки. Откидываясь на спинку дивана, он слушает, как Мо Жань отстаивает свою точку зрения... У них было праздничное угощение. - Эти тефтели потрясающие! Напомни, как они называются. - Львиные головы. Ни за что не поверю, что вы их раньше не пробовали. - Нет. Но теперь они точно станут одними из любимых. ... В меню которого, помимо изысков, входило традиционное блюдо. - Ты действительно смог сделать одну?* Но как? - Я ведь при вас её готовил, неужели вы не заметили КАК? - Я не присматривался: всё равно мне ничего такого делать в будущем не придётся. - Нельзя зарекаться от чего бы то ни было. - Слишком мудрые слова для семнадцатилетнего... - Восемнадцати! - Ах, да, конечно. ...И, разумеется, обязательный торт. - Очень вкусно. - Неплохо, но будь у меня больше времени, я... - Приготовил бы лучше. Без сомнений. - Откуда вы знаете? - У тебя действительно хорошо получается. Может, идея с шеф-поваром не так уж и сумасбродна? Кто-то же должен кормить таких, как я. - Так вы будете приходить ко мне на "ужин от шефа"? - Вряд ли я буду приезжать сюда так часто. - Не хочу заглядывать настолько далеко в будущее. Но... Учитель, к вашему приезду из Швейцарии я испеку самый вкусный торт, который вы когда-либо пробовали. - Будь осторожен в своих заявлениях. Ты даже не представляешь, какой у меня опыт. - Нет. Но я знаю себя. - Ты - самоуверенный наглец. - Не вижу в этом ничего плохого. ...Культурная программа... - Серьёзно? Мультфильм? - Это же классика! - Мы тут, вроде бы, ради твоего совершеннолетия собрались. - Для анимэ нет возрастных ограничений. - Но тут написано двенадцать плюс! - Вот видите, нам уже можно. - Мо Жань! - Уверен, принцесса вам понравится. - Мо Жань!! - Ну или её волки...* - Выключай! - Да ладно вам, учитель! Концовка вас точно впечатлит. ...которая на самом деле удалась... - Учитель? - М? - Вы же не плачете? - Вот ещё! - Но у вас глаза блестят. - Смотри на экран! ...и стала отправной точкой для дальнейшей беседы. Работа известного японского мультипликатора действительно впечатлила Чу Ваньнина. Он не мог назвать себя любителем кинематографа, считая всё, что не могло принести какой-то информационной пользы при просмотре - пустой тратой времени, которого и так постоянно не хватало. Мультфильм же в последний раз он видел, когда ему было лет девять, а то и меньше. Поэтому выбор Мо Жаня, поначалу, вызывал большие сомнения. Но когда на мониторе замелькали титры, мужчина понял, как много струн внутри него затронула эта лента. Двенадцать плюс? Да такое нужно проходить в старшей школе, наряду с занятиями по литературе! Излëт дня они застали в обсуждении увиденного, откуда разговор плавно перетëк в более злободневные темы. - Кто бы мог подумать, учитель, что вы настолько неисправимый либерал в таком-то вопросе! - В голосе мальчишки сквозит не то восхищение, не то насмешка. Может, всему виной лукавое выражение на этом красивом лице, но Чу Ваньнину кажется, что над ним издеваются. - Всё объясняется очень просто: долгое время у женщин не было возможности показывать свои таланты. Так исторически сложилось, что мужчины были на передовой, проявляли себя на полях сражений, в науке, искусстве - везде. Женщин же в эти сферы не допускали, поэтому сохранилось так мало имён. И, тем не менее, несмотря на строгие запреты, эти имена есть! - Честно сказать, он не помнил, с чего начался этот спор. Извечный вопрос превосходства полов. Чу Ваньнин не любил эту тему, так как не считал, что кто-то кого-то превосходит. Мужчины и женщины, они разные. Как можно сравнивать собак и кошек, как определить, кто лучше или, наоборот, уравнять? Мо Жань же, со свойственным молодости максимализмом, пытался гнуть свою линию. Они не были пьяны, несмотря на то, что вторая бутылка совершенно не заметно подошла к концу, блеснув оголëнным дном. Но вино и впрямь оказалось превосходным, с лёгким цветочным послевкусием и мягким расслабляющим действием. Возможно, оно так же способствовало словоохотливости, ведь обычно немногословный Чу Ваньнин, без всякого дискомфорта поддерживал длительную, но, по сути пустую болтовню. Что уж говорить о Мо Жане, у которого язык и в обычное то время, как помело, а теперь так и вовсе не остановишь. Несëтся, по первым возникающим в подростковой голове мыслям, как грузовой состав, грозя сбить с толку своей скоростью и напором. - Армия, наука, прочие важные сферы, тут вы, конечно, правы, учитель. Но как насчёт тех сторон жизни, где женщины должны были бы преуспеть, ведь, как вы верно заметили, так исторически сложилось. - Они сидели на старом, узком диване гостиной, который так нравился Мо Жаню. Мальчишка, блуждающий взглядом по книжным полкам и рабочему столу, словно черпал в них вдохновение для беседы, развернулся к нему лицом и пристально заглянул в глаза. - Например, пища. Всем известно, что среди лучших поваров мира, мужских имён больше, чем женских. Или... Секс. - Парень слегка наклонил голову, но зрительного контакта не прервал. - Вы же понимаете, что мужчина лучше удовлетворит другого мужчину, чем женщина? Чу Ваньнин совершенно точно не был готов к такому повороту в разговоре. Смущение затопило красным всю его шею, жарко опустившись на кончики ушей, но глаз он не отвёл. В конце концов, он ведь взрослый мужчина, неужели не сможет вынести очередную провокацию этого бесстыжего ребёнка? - Наверно, многое зависит от предпочтений. - Кашлянув, чтобы прочистить севшее горло, ответил учёный. - К тому же, наверняка женщине тоже будет проще с партнёром своего пола. Он намеренно подбирал нейтральные слова, даже в мыслях стараясь завуалировать и абстрагироваться от предмета обсуждения. - Ох, учитель, женщины в этом плане - чистая психология. Столько факторов должно сойтись, чтобы она получила удовольствие, тут дело даже не столько в партнёре, сколько в ней самой. - Мо Жань говорил уверенно, с невесомой, ленивой улыбкой, будто объяснял очевидные вещи неопытному школьнику. Хотя, в какой-то степени, так оно и было. Долгие годы Чу Ваньнин считал, что ему это не интересно. Не то, чтобы он причислил себя к асексуалам и на том успокоился. Просто, наверно, до встречи с Мо Жанем он вообще очень редко об этом задумывался, не считая эту тему настолько значимой в своей жизни. Ему было сложно просто общаться с людьми, даже на деловом или дружеском уровне. Что же касается романтики, то тут Ваньнин был на самом деле невинен, несмотря на всю информацию, которую поневоле, порой, цеплял в социуме. Вопреки всем ярким переживаниям, происходящим с ним благодаря привязанности к Мо Жаню, он всё ещё оставался девственником, откуда ему было знать о подобных тонкостях? Однако, то, что разговор сворачивает куда-то не в ту сторону, становилось совершенно ясно. - Но мужской секс более физиологичен. Мы все устроены примерно одинаково и если знать некоторые вещи о себе самом, то, считай, знаешь и об остальных тоже. Вы в курсе, что мужчины лучше делают минет, чем женщины? - Парень по-прежнему не отрывал взгляд от его лица, беззастенчиво продолжая развивать свою мысль в совершенно не нужном сейчас направлении. Чу Ваньнину внезапно показалось, что в квартире стало чересчур душно, а на диване очень мало места для двоих, поэтому они сидят слишком, непозволительно близко друг к другу. Надо встать и открыть окно. Или сказать Мо Жаню, чтобы сделал это, и хотя бы так прервать этот невыносимый разговор. Но мужчина молчит и сам с места не двигается. - И это очень легко доказать... - Голос юноши ставится тише с каждым словом. - Учитель, вы хотите проверить? - Прежде чем совсем стихнуть. Чу Ваньнин судорожно сглатывает, будучи не до конца уверенным, что всё правильно расслышал. Это какой-то абсурд. Сейчас мальчишка, как обычно, задорно рассмеётся, шутливо упрекая своего учителя в излишней доверчивости, а минут через десять и вовсе забудет, какую околесицу нёс только что. Но этого не происходит. Нет ни звонкого юношеского смеха, ни глупых оправданий нелепой шутке. Мо Жань всё ещё смотрит прямо на него, и учёный замечает лёгкий румянец на его скулах. Племянник его друга, его собственный несовершеннолетний ученик сидит рядом с ним на диване, в его квартире, совсем недвусмысленно намекая на... Что? - Мо Жань, что... Что ты собираешься?.. - Слабый, тихий шёпот прорезает тягучую тишину, захватившую в плен их обоих. Надо смыть её потоком колких фраз, как грязь смывают с нечистого тела. Надо разорвать, разрушить, растоптать эту вмиг потяжелевшую атмосферу заполненную наэлектрезованными разрядами ожидания. Остановить, задержать бурю, которая уже вида над линией горизонта, которая грозит пролиться на их головы ливнем непоправимых ошибок. Физик, словно зачарованный, смотрит в эти серьёзные глаза, на дне которых разбивается его решимость сопротивляться. И теперь тысячи острых осколков лиловыми искрами царапают его мечущуюся душу. Ведь ему так отчаянно хочется этого. На какую-то миллионную долю секунды Чу Ваньнину кажется, что он просто погибнет, если сможет сдержаться. Если его благоразумие победит в схватке с неумолимым зовом плоти, ему не жить. Но ведь так не бывает, правда? Невозможно умереть от неудовлетворëнного желания. Смерть не прийдёт за тобой только потому что не смог коснуться сладкого плода, что пропитан горьким ядом. И всё происходящее кажется ему бредом воспалённого мозга. Ведь страшно признаться даже самому себе, но сейчас он готов позволить своему далеко не невинному ученику осуществить задуманное. Его выдержка истончилась до полупрозрачной, едва видимой нити, натянутой до предела. И её тонкий, пронзительный звон, который он почти слышит наяву, возвещает о том, что она вот-вот порвётся. А сам физик свалится в черноту бездонного океанского ущелья. Во мрак, полный неизвестных чудовищ, готовых растерзать его в то же мгновение, как только он ворвётся в их беспросветное царство. Казалось, один из его постыдных снов, которые мужчина бы так хотел стереть из своей памяти, вдруг ожил. Он приобрёл насыщенные краски, звуки, ощущения... Юное тело было так близко, что не уловить естественный запах Мо Жаня, смешанный с его дезодорантом и витавшими в воздухе кисло-сладкими парами вина, было просто нереально. Ничего не ответив, мальчишка коротко выдохнул и плавным, еле уловимым движением, буквально стек на пол, оказавшись между чуть разведённых ног учителя. Сейчас бы самое время что-то предпринять. Оттолкнуть это наглое создание, пока не стало слишком поздно. Пока всё не обернулось настоящей катастрофой. Мо Жань медленно поднял руку и осторожно опустил горячую ладонь на бедро преподавателя. Чу Ваньнин почти уверен, что этот жар способен прожечь одежду и оставить ожоги на его теле. И он забывает как дышать. Как двигаться. Как говорить. Как мыслить. Все, что сейчас в его власти - напряжённо следить за юношей у своих ног, отчаянно надеясь, что это всё ему только снится. - Учитель, позвольте доказать вам... - Молодой и такой знакомый голос немного хрипит где-то на грани слышимости. Но Ваньнину кажется, что, на самом деле, это совсем другая грань - грань его рассудка, если быть точным. Рука начинает, всё так же медленно, будто боясь спугнуть, скользить в нужном направлении. Мужчина тонет в эмоциях и ощущениях, но смутно осознаёт, что даже сейчас у него есть ещё шанс всё остановить. Списать ситуацию на дурную шутку избалованного ребёнка, на алкоголь, на что угодно - он придумает, не зря ведь докторские защищал. Но вместо разумной отповеди изо рта вырывается неясный вздох, больше похожий на жалостливый всхлип - слишком поздно. Мо Жань пытается поймать взгляд учителя, когда рука, добравшись до конечной цели, упирается в недвусмысленное заявление о том, насколько тот возбуждён. Но Ваньнин не даёт ему такой возможности. Крепко зажмурившись, и опустив ладонь на лицо, он откидывает голову на спинку дивана, лишь бы не видеть своего позора. Это полный провал. Однако, Мо Жань будто получил сигнал к действию. Громко сглотнув, не мешкая больше ни секунды, юноша спешно прошёлся по всей длине, прикидывая размер, сопоставляя его со своими возможностями. В напряжённом безмолвии комнаты чвиркнула расстегивающаяся "молния". Тяжёлый воздух забивает лёгкие, переливается через край. Только бы не захлебнуться. Сгорая от стыда и возбуждения, Ваньнин не может понять, как же всё дошло до этого? Как он допустил, чтобы руки его ученика, гладили его налитый желанием член, скрытый стремительно намокающим от выступившей смазки бельём? Испытывая при этом испепеляющее блаженство... Вечно болтливый Мо Жань, делал это молча, словно боялся, что нечаянно оброненное слово разобьёт происходящее между ними вдребезги, и учитель поймёт, что же на самом деле здесь происходит. Как будто мужчина не отдаёт себе в этом отчёта. Трагедия в том, что Чу Ваньнин, как раз, прекрасно понимает, что делает. И то, что собирается сделать Мо Жань, ему ясно тоже. Последние сомнения исчезают вместе с ощущением теплых губ, прижимающихся через тонкий слой ткани. И как бы он не старался себя сдержать, просто физически не может проконтролировать ответное движение бёдер, поддавшихся навстречу ласке, ослепительной вспышкой прошедшейся по каждой нервной клетке в теле. Ладонь, что прикрывала глаза, теперь плотно зжимает рот, безуспешно пытаясь запретить вырваться оттуда предательским звукам, полным удовольствия, вперемешку с отчаяньем. Но хриплое дыхание просачивается сквозь пальцы глухими стонами. Как же? Как? Зачем? Мо Жань не был пьян. Не находился под действием запрещённых веществ, расширяющих сознание. Может, вино и ударило в голову, но точно не настолько, чтобы пойти на такое. Единственное разумное объяснение, которое он смог найти происходящему, заключалось в том, что в поисках новых ощущений, мальчишка зашёл слишком далеко. Не погнушавшись даже близостью со своим учителем. Мужчиной, старше него на целых одиннадцать лет. Человеком, не выдающейся внешности и скверного характера. С тем, кого ещё не так давно презирал и всячески избегал... Как ему в голову могла прийти такая идея? Очевидно, что для Мо Жаня Чу Ваньнин - всего лишь игра, наподобие тех, в которые юноша любит играть со своими друзьями. Возможно, это его действие, загаданное кем-то за отказ говорить правду? Так это или нет, узнать невозможно. Но ощущая, как влажный жар поглощает его естество, мужчина понимает: уж он-то точно проиграл. Он ненавидит себя за то, что позволил этому случиться и ненавидит Мо Жаня, что с такой естественной легкостью творит все эти невозможные вещи, будто чай заваривает. Что только утверждает в мысли о том, как мало значения юноша придаёт всему происходящему. Так томительно сладко от этих ласк, и так невыносимо горько от этого осознания, что хочется распасться на миллиарды миллиардов атомов и никогда не собраться обратно. Чтобы никакая сила не смогла возродить его вновь. Он ненавидит наслаждение, которое дарят умелые руки и горячий рот. Но остановить это, отказаться от иллюзии, что Мо Жань желает его, просто не в силах. Пусть даже в качестве нелепого эксперимента, проигрыша в дурацкой игре. Даже зная что эта мимолетная страсть - всё, что он может получить от этого человека, что это максимум, на который он не вправе был рассчитывать, и который означает конец всему. Даже понимая, что после он утонет в сожалении и самоуничижении... Вопреки всем "даже", он хотел, чтобы это удовольствие, лишающее разума и всякой гордости, растянулось в вечности, никогда не заканчиваясь. Бессилие, стыд, отчаяние, возбуждение тугими клубком переплелись в его сознании, опаляя внутренности, до тла сжигая его всего, без остатка. Он знал, что это может случится. Боялся подпускать Мо Жаня так близко, и тем не менее не смог сопротивляться своему же собственному жадному сердцу и желаниям безвольного тела. Тела, которого сейчас так беззастенчиво касались обжигающие руки, поглаживая живот, сводя пальцы на талии, будто пытаясь захватить его, присвоить. Тела, которое предательски отзывалось на каждое мимолётное скольжение ладони, на каждое прикосновение маленького металлического шарика к болезненно напряжённой плоти. В конце концов, от испытываемого удовольствия, он перестал что-либо понимать, и о чëм-то думать, полностью отдавшись чувственному наслаждению. Но в какой-то момент, в его затуманенный разум пробралось понимание, что даже сквозь ткань штанов, он явственно ощутил прикосновение чего-то горячего и твёрдого к своей ноге. А после - низкий, глухой стон волной мелкой дрожи прокатился от паха через всё его существо. Это было настолько неожиданно, что Чу Ваньнин, не смог удержаться от того, чтобы хотя бы мельком не глянуть вниз. Для того, чтобы встретиться с расфокусированным взглядом совершенно безумных, искрящихся похотью влажных глаз. Этого оказалось достаточно, чтобы швырнуть его к той самой черте. Всё, на что хватило здравого смысла: вцепившись в густые высветленные волосы, оттолкнуть от себя эту упрямую голову. Он даже представить себе не мог, что наслаждение бывает таким острым, таким оглушительным и всепоглощающим. Уничтожающим. Способным, подобно штормовой волне, захлестнуть его целиком и смыть прямо в небытие, смяв и раздавив его, словно пустую пластиковую бутылку. Ему не с чем было сравнить свои ощущения, ведь он никогда даже не прикасался к себе. Все неуместные последствия своих навязчивых весенних снов предпочитая решать с помощью холодного душа и успокаивающего отвара. Но удовольствие, что он испытал сейчас... Это точно было за гранью понимания. Хватая ртом воздух, он пытался сфокусироваться хоть на чём-то, но перед глазами всё плыло и картинка никак не желала обретать чёткость. Всё то время, что Чу Ваньнин приходил в себя после пережитого, мальчишка по-прежнему молчал. А мужчина, пламенея от стыда за то, что произошло, никак не мог найти в себе силы, чтобы посмотреть на него. Всё, на что хватило его мужества - это вскользь брошенный взгляд, отметивший несколько капель вязкой, жемчужной жидкости на раскрасневшийся щеке, стекающих к подбородку. Отвращение к себе приступами тошноты поднимается к самому горлу, сжимая спазмами, не давая протиснуться ни единому слову. Наконец, ему удалось кое-как справиться с этим, сипло выдавив одно единственное: - Убирайся. Но юноша по прежнему сидит у его ног, не шелохнувшись. Чу Ваньнин кожей чувствует, как тот прожигает его насквозь своим огненным взглядом. И он боится встретиться с этими яркими, полыхающими глазами. Поэтому старается смотреть куда угодно, только не вниз, не туда, где находится его ученик. Он взбешён, смущён и опустошён одновременно. Он в отчаянии. И всё, на что хватает его душевных сил, твёрдо и чуть громче повторить: - Пошёл! Вон! И от этого приказа в голове подростка будто щёлкает переключатель. Он резко срывается с места и скрывается в коридоре. Чу Ваньнин напряжённо вслушивается в доносящиеся оттуда звуки, позволяя себе спрятать пылающее лицо в ладонях только когда громко хлопает входная дверь. Что ж, в конце концов, любой, даже самый прекрасный сон должен когда-то закончиться. Пора просыпаться, Ваньнин. Конец флэшбэка.