...и восстѣнаетѣ тогда от царя вашаго, котораго вы избрали сѣбѣ; и не будѣтъ Господь отвѣчать вамъ тогда...

...отец крайне болезненно перенёс смерть товарища Сталина, как и почти все мы. Тут уж преемственность наверно сказалась. Аска и Саманта любили нас, были верными и прекрасными, но не понимали что это такое, для нашей земли, само имя: Иосиф Виссарионович. Отсюда возникали недопонимания, конфликты и ссоры. Гондон Хрущёв со своей оттепелью, запустил процесс контр-революции. Недостаточны были Сталинские репрессии. Мы, коммунисты СССР, оказались слишком милосердны, преступно милосердны. Преступно самоотвержены. Геббельс специально выбивал в первую очередь политруков, понимая какой же это непобедимый костяк - коммунист. Меньшевики отсиделись Великую Отечественную и захватили власть в партии. Лаврентия Павловича убили нахуй, без суда и следствия фактически. Сталина не стало и под прикрытием тон помоев на его святое имя, выпустили блять фашистов нахуй из тюрем, прямо в народ. Уроды блять ебанные. Отец в этой критике со мною соглашался, но всегда остервенело припоминал: -Ты помнится писал, перед атакой: "Если я умру, запишите меня коммунистом"? Ты Маркса читал хоть, нет?! Я тяжело вздыхал и опускал взор. Отец краснел и трясся. Саманта недоумевала, дети ревели. Мачеха ласково и нежно пыталась успокоить папу. А он всегда твердил: -ТЫ ЗНАЕШЬ ЧЕГО НАМ СТОИЛА СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ!? КАКИМИ ЖЕРТВАМИ?! КАКОЙ КРОВЬЮ?! КАКИМ ТРУДОМ?! МНЕ ЕГО ТВОЯ МАТЬ ЧИТАЛА ПРИ СВЕТЕ СВЕЧИ! СРЕДИ ЦАРЬ-ГОЛОДА! А ВЫ, ЁБ ВАШУ МАТЬ НЕ МОЖЕТЕ ВОТ, ВООООТ ВСЁ ПЕЧАТАЕТСЯ, ВСЁ ОТКРЫТО БЕРИ И ЧИТАЙ, ЧИТАЙ, ЧИТАЙ! ТЫ ЖЕ И СВОЮ СОБСТВЕННУЮ ПОБЕДУ ГРОБИШЬ! ГРОБИШЬ ВСЕХ НАС, СЛАВНОЕ ИМЯ БОЕВЫХ ЛЕНИНЦЕВ! - потом отец махал рукой, хлопал рюмку, смолил, кашлял, брался за сердце, а мачеха как в молодости сидела у него на коленях, ласково и нежно шептала что-то, обнимала, давала лекарства... ...Саманта однажды даже попыталась меня укорить, мол ничего не могу отцу ответить, а надо бы. Ну что тут скажешь: -Ты американка. Не поймёшь - махнул я рукой, тяжёлый вздох спустя. Ну и всё пиздец, ругань дома. Потом миримся, детишек обнимаем. Больше Саманта, моя прекрасная святая верная жена, не поднимала этой темы. Мне было больно смотреть на страдания отца, а в быту я всё пытался и пытался, но не успел... ...не успел дочитать Маркса. Отец был невероятно счастлив, когда я у него что-то спрашивал, совещался. Это была отрада для моих глаз - видеть отца задорным, весёлым и боевым, пока также сияет счастьем сквозь морщины, мачеха. И вот они, старая гвардия, ветераны гражданской войны, кое-кто даже служил под командованием Будёного. Они соберутся, вспомнят прожитое. А небо над головою снова голубое, безоблачное. Счастье. ...и вот в такой же день, отца не стало...

***

...я встретил новый день как обычно: надеялся, что сын понимает как я им горжусь. Он же разгромил фашистов. За мать, за своих отомстил. Моё дряхлое тело и морщины, совсем не те, что были раньше. Наверно, я с трудом уже, будь такая возможность, смогу поднять мосинку. Едва во мне сил, взять, будь у меня кобура моя былых времён, маузер и застрелить этого подонка Хрущёва с его бандой. Нету ничего. Поседевший, как пеплом засыпанный я. Только Асочка моя, моё счастье, обнимет как раньше и смотримся в зеркало, а как будто молодые. И Петька... Петенька мой, ещё молодой... И мы идём по побережью, я - полный сил, боевой офицер и рядом моя верная прекрасная жена, которую я вынес из-под пуль в Испании... ...сегодня я опять попытался, понимая, что не молодею, сколотить "кто здесь ещё остался коммунист?!" партию в очереди в больнице. Какая-то пиздюшка мне перечила. Пиздюшка малолетняя, самой сорок лет, меня ещё учить будет! Опять, всё запретили, всё отобрали. Одна радость помимо Аски - внуки. Хорошо, что поняньчить мне их дают. Уж не то что их папка, а карапузики смышлёные, боевые. Не смотрю, что жена у моего сына американка. Я американских коммунистов в Испании в бой вёл! А карапузикам всё интересно. Потихоньку рассказываю, смеются малыши звонко. О, это ли не святость? Вечером приехал Петька со своей Самантой. Посидели, да детей забрали. С женой уж скандал был. Она мне телевизор запретить хотела опять, а глаза как в молодости, любящие, умоляющие, нежные и красивые-красивые! -Милая моя Асочка! Вы медсёстры свой дело знайте, мы офицеры свой! Если боевой офицер хочет, никакая медсестра ему не указ! Поворчали, побурчали. Включил я его, телевизор-то, а там ба! Хрущёвская морда. Подонок. Мы за товарища Сталина, верного продолжателя дела Ленина, на пулемёты шли! И сын мой! И! А-а-ай... Сжало в тиски под лопаткой, обожгло, всё помутнело. Помню только жену перепуганную, телефон, гудки, скорую, белоснежный свет коридора... [Пикник - Всё хорошо!] ...я закрыл дверь больницы, с новыми силами надел свою парадную форму, ещё Красной, а не советской армии. Вышел из больницы. Яркое безоблачное небо. Лето. Детвора.

"В том краю Далёких грёз

Без бурь и гроз

Нет печали

Нет и слёз

Всё хорошо!"

-Любииииимый! - только я обернулся на крик, как меня окатило жаркое счастье мурашками по коже. Бежала ко мне, улыбаясь счастливо, со слезами в... ...в голубых, как безоблачное небо на Пасху, глазках, Славяна. Я подхватил её, закружил - она засмеялась так звонко, задорно, залобызал тут же, затискал жадно, прижал к себе, зарылся лицом, смачивая слёзы в светло-пшеничных волосах, повторяя: -Я так соскучился по тебе, Славянушка моя, моя Славяна, Славя, Славичка... -И я, и я, и я по тебе! Тут же нас окружили детишки - все, кроме Пети. Я обнял, прижал, затискал, каждого в макушку поцеловал, взял на руки, усадил кого на плечи и мы с моей прекрасной, любимой Славяной пошли в гости. Давид звал к своей жене. Тот самый Давид, кого уж мы думали не встретим никогда, тот самый Давид, что подучивал немецкому! А там и заодно мои папа с мамой, мои братья и сёстры, Алёна и все смущённо смеялись и улыбались. Мы шли по целому граду золотому, покрытому невероятной красоты, архитектурой и встречали по пути наших родных, любимых, святых... ...я выдохнул в абсолютном счастье и улыбнулся. Я праздновал в этом Царствии Небесном отведённое время, понимая что недостоин ведь по-честному, много зла сотворил. Затем - мука лестницы Иаковой. Черти-Деникинцы, Колчаки и прочие, уверяли, что я недостоин, куда я дескать лезу, стыда бы поимел. Но я повторял сквозь зубы, проходя финальную битву со злом, что двигала мною любовь, всегда любовь и... ...и она открыла предо мною двери града Золотого. Там мы были с моею Славяною, одно целое, детишки наши, родители мои, братья и сестры. Здесь мы радостною гурьбою братались и наговаривались вдоволь, словом не передать на языке реальности, на языке мертвых, всего что происходит в Царствии Небесном и как же это прекрасно! Все мои друзья, мои любимые родные, боевые товарищи, воочию, если переводить на тленный язык земного бытия, ставали на вечное счастливое прибывание, ожидая второго пришествия, плечом к плечу с неизвестными нам поимённо, погибшими в отстаивании Парижской Коммуны, Карлом Марксом, Фридрихом Энгельсом, Владимиром Ильичом, Щорсом, Дзержинским, Сталиным и несметным числом других святых...

***

...мачеха рыдала и совсем как молодая, тёрлась о щёку отца. Врачи констатировали смерть. На моих глазах были слёзы. Я, тяжело дыша, подошёл к отцу, его бездыханному телу. Приобнял, некогда тётю Аску, а теперь и просто - маму. Мы, двое, словно потеряли нашего командира в этом бушующем океане жизни. Я ненадолго отстранился, достал из внутреннего кармана пиджака отца, его партбилет. И, оплакивая вместе с матерью, вложил его в остывающие руки отца. Красная Гвардия потеряла на этой земле святого. Ещё один апостол закончил своё служение. Ему пора на заслуженный отдых. К маме и моим братьям-сёстрам... ...и только мама ревя повторяла: -Ихь либэ дихь... Ихь... Либэ дихь! (нем. "Я люблю тебя... Я... Люблю тебя!") Вскоре в кабинет зашла Саманта и крепко меня обняла. Я не представлял как сказать детям, что их любимый дедушка сдал пост. С честью отдал долг апостольского служения. Что их любимого "чекиста", для них ставшего наверно по рассказам, воплощением Чапаева... Что его больше нет. Он уехал отдыхать в страну, где горя нет. Сейчас ему хорошо, там мама, там друзья и товарищи... Он уехал на партийный съезд, где его ждут товарищи Ленин, Сталин, Дзержинский, Котовский, Щорс и многие-многие другие...