...и восстѣнаетѣ тогда от царя вашаго, котораго вы избрали сѣбѣ; и не будѣтъ Господь отвѣчать вамъ тогда...

Мачеха не долго прожила - очень уж тосковала по отцу. Я вспоминал как был маленьким: налитые ярким цветом, рыжие волосы, красота, которой она была буквально переполнена, а вместе с нею и преданной жаркой любовью к отцу, с самоотверженной заботой и неразрушимой привязанностью верностью. Отец, полный сил, широкоплечий, был бы куда более здоровым, прожил бы дольше, если б не царские розги и голод на селе. Стальной мой предок, политрук, боевой офицер и рядом с ним немецкая принцесса из дворянской семьи, честь и благородие которой были в отрешении от всех богатств. Как же она отца любила! Её синие глаза сияли, всем на зависть она обожала рассказывать, во всех романтичных, мне неинтересных и столь скупых на пиф-паф подробностях, как он, огромный и добрый богатырь, вынес её из-под пуль, из-под огня, сквозь патрули фашистов Франко пронёс по горам, как они целовались, изнемогая от усталости на фоне рыжего заката Испании, как тепло было рядом с ним, даже жарко, несмотря на весь мороз гор, как во всей траурной грязи войны, они встретили святость в душе друг-друга. Аске, мачехе, кажется все завидовали, вообще родителям много завидовали. Опять же, примирение и забота о моей уже, маме со стороны мачехи: регулярно на могилку ходили мы, воспоминания о покойной ничуть не резали Сорью Лэнгли. Отец отплачивал ей тем же. Они выковались в этом урагане тягот. Турбулентность лишений отсеивает подавляющее большинство, выходит концентрат, едкая и почти эталонная, чистая, соль земли с одной и неисправимое зло во плоти, с другой стороны. Папа и мачеха были добром, как мама моя с братьями-сёстрами. Послевоенные тяжёлые годы встретили нас куда большим разбавлением. Ну, талоны и что? Куда больше меня напрягали урки. Тут я живу, рядом боевые товарищи, спокойно, под присмотром друг-друга, доверяем. А вообще, кардинально? Ворьё, бандиты, налётчики, мошенники - что это такое? Как отметишь на карте расположение войск противника? Вот на них бы сбросить атомную бомбу! Я хотел пойти служить в милицию. Мачеха, ревя, вкупе с женою, умоляли остаться. Аска шла с козырей, давила на больное: ведь за успехи на службе, отца лишили жены и почти всех детей. Не хватило во мне духу, силы, глядя в глаза увядающей, без папы всё плохеющей в геометрической прогрессии, мачехе, глядя в глаза своей любимой и своих деток, рискнуть ими, поставить на кон и самоотверженно впахивать. Мельчаем, слабеем. Контра наступает. Отец бы смог. Отец бы не вынес страданий других. Но я... ...не знаю. Ведь не поймёшь, доверенному НКВДшнику не сдашь на проверку. Куда органы смотрят, ведь Хрущёв контра, меньшевик! Что про товарища Сталина, за которого мы немца победили, сейчас говорят?! Как же так можно! И я вот этому гондовью, мещанину-Иуде буду службу нести?! Который выпустил фашню из тюрем? Не эта ли "легализованная" фашня теперь сможет безнаказанно, занесся кому надо талонов, убить мою семью? Нет уж. Я своё навоевался. До Берлина дошёл, Познань брал! Дорогу молодым. Изловишь гада, фашиста, а его потом оттепелью выпустят. Пидорасы. Горячо встречена была социалистическая Куба. Космос покорили! Крепим оборону, Холодная война началась. Стену в Германии поставили. Как-то полёт в космос Юрия Гагарина выкосил среди большинства и Новочеркасский расстрел, и меньшевистскую гниду у власти. Говорили про какую-то антипартийную группу, что супротив съезда 57го года. А большинству плевать. Повторяют "лишь бы не было войны!" и сами всё проёбывают, войну только приближают бесхребетностью. Подлинные ветераны, вроде меня, не можем и слова вымолвить, а пиздят то и дело ряженные политзэки. Выпущенная фашня, рядится в ветеранов и рассказывает чушь. Про якобы жестокие репрессии, про якобы какие-то огромные количества репрессированных. Геббельсовскую пропаганду взяли на вооружение те, с кем мы встречались на Эльбе. Мачеха очень быстро зачахла, увяла. Ушла во сне, без мучений. Я ощутил себя снова сиротой, как когда единственный отец уехал в Испанию. Мне и сейчас казалось, что дух его гоняет фашистов в латинской Америке, а от ранений, обязательно несерьёзных, по-касательной, его спасает мачеха. Оба они молодые, бессмертные и сейчас вместе на Небесах, вместе с мамой. За боевые заслуги при былой чистке партии, отца не выгнали, но вот Иуда и предатель вот так сюрприз-сюрприз, Хрущёв громче всех стал вопреки всем законам и азбукам, неправильно бороться с религией. Дегенераты в кумаче быстро восприняли его как за самого дескать красного коммуниста. "Последнего попа покажут по телевизору!" "О, супротив Бога, значит верно самый настоящий коммунист!" Долбоёбы. Я тогда же пытался бучу поднять со своими сослуживцами. Нет, похуй. Выгонять не стали - встали за меня горой командиры. Мои молодые братья и сёстры от мачехи, наверно все почти были ей поводом для гордости. Только Жорик её бы в могилу свёл. Жорик, который отправился как наш папка, почти что в интербригаду. Только пошёл он во Вьетнам, помогать братскому народу, а мне бы хотелось перебраться на Кубу, нести службу под началом подлинно коммунистической державы. Саманта, жена и дети не пустили, да и братья-сёстры от мачехи были молодые, я им в определённом свете, заменял отца. Быт и мирное небо над головой помаленьку заполняли собою всё, только часто тяжело вздыхая, смолил я перед сном во дворе. Чувство, что не могу заставить себя посмотреть в глаза отцу на фотографии, а что делаю не так, как задавить контру в партии, белых обернувшихся в кумач, не понимаю. Нет фронта. Чужие среди своих, свои среди чужих... ...поэтому какой-то частью я завидовал Жорику. Жорику, который отправился во Вьетнам...