...и восстѣнаетѣ тогда от царя вашаго, котораго вы избрали сѣбѣ; и не будѣтъ Господь отвѣчать вамъ тогда...

...это было уже после того, как мы повели американских коммунистов, когда затянулась война, когда казалось что усталость возьмёт вверх, когда святая и счастливая любовь была во взгляде на испанскую молодую красавицу, которую всё-таки отдали в сопровождение переводчику, когда столько смешалось и продажного гондовья и расхлябанности, когда всё в этой бедной неспокойной стране стало катиться известно куда... ...в ходе турбулентных боёв, когда мы в Испании били тех же белых, немецкие коммунисты - немецких фашистов, соль испанской земли, коммунисты, били испанских фашистов и так далее... ...с рыжулей меня соединил локальный бой. Тогда казалось - на ближайшие пару часов, пока не прибудет подмога, потом - на ближайшие сутки, пока не выйдем к своим... А оказалось, что...

...с того самого момента встречи под пулями, мы были вместе всю оставшуюся жизнь...

Грохот окончился стеною пыли и осколков, дрожь ударной волны казалось снесёт стену дома с кричащими, стонущими от боли, ранеными. Я осторожно выглянул из-за угла и тут же юркнул обратно. Франкисты наступали со стороны горизонта, уже в общем-то держали наш небольшой городок на прицеле. Ждали, уёбки дырявые, пока итальяшки закончат нас бомбить. Надо было уходить. Я огляделся. Никто, никого не смогу здесь вывести. Петро, Микола, Афанасий, Захар... Вопреки моим надеждам, не протянули. Я дёрнул мимо проходящую, зарёванную, замызганную кровью, рыжулю - единственную кажется целую. Оглядел её всю, вроде у самой ран не было. Быстро спросил: -Что с ребятами моими?! Она взревела: -В-В... Тут вон... Со сломанными позвоночниками... С открытыми переломами... С шинами кто-то выползает из города, а у них, у них... Кровотечение, я... Сделала всё что могла... Тяжело вздохнув я обшарил своих ребятушек, уже остывших окаменевших сидящих спиною к стене, в густой багровой луже собственной крови и замызганными, покрытыми сажей лицами, глядели кто куда своими стеклянными глазами, на которые уже со звериным аппетитом усаживаются мухи. Собрав всё, что только есть полезного, я схватил Аску за её тонкую ручку и, глядя в запуганные изнемождённые голубые глазки, сказал: -Надо уходить -Чт... Что.. НЕТ! НЕЕЕТ! Я НЕ БРОШУ! НЕ БРОШУ! ЗДЕСЬ ЛЮДИ С... -Я УЖЕ СЛЫШАЛ ЭТО, АСКА! НЕ МЫ ИХ УБИВАЕМ СВОИМ УХОДОМ, А ФАШИСТЫ СВОЕЙ ПРОКЛЯТОЙ ВОЙНОЙ! Город утюжили и на конвенции всякие давным-давно все клали. Да когда не клали-то... Разъебут щас госпиталь, скажут не знали, да чё тут разворотит всё, а потом загорится. Ревело небо над Испанией. Я бросил дымовую гранату и, пользуясь заминкой в пять секунд, вложил было в хрупкие ручки немки свой ТТ, а она завизжала, чуть не выронила его было, бубня: -Клятва Гиппократа, не могу, "...не навреди..." нет-нет! -Дура ты блять, тьфу! - вырвалось у меня. Дымовая завеса стояла, я перекинул винтовку через плечо на время побега из города и держал ТТ наготове, упрятав маузер обратно в кобуру. Мы бежали, Аска спотыкалась и ревела. Тащить её за руку было невозможно. На спину, учитывая что за мною фактически наступают франкисты, ощущение гнусное, будто красавица станет мне живым щитом. Торс мой если спереди обхватит - та же история. Сама идти отказывается - боится, дрожит и хочет сдаться. Сдались блять, социал-демократы известно когда. У испашек с их анархистами и троцкистами итак расстрелов до ебени матери, а уж франкисты и того больше ебашут на захваченных территориях. Чё поделаешь, Аска запрыгнула мне на спину и крепко обняла, а я только двумя руками взявшись за ТТ, сильно блять потерял в мобильности - не залечь, бегу медленнее, не рухнуть плечом прильнув к стене. Кругом были раненные: женщины, дети, старики. Младенцы ревели и рыжая в какой-то момент не выдержала - спрыгнула, побежала. Я только успел её обхватить и, брыкающуюся утащить обратно - итальянские ВВС приступали к бомбёжке, а на открытых участках, свистели пули пулемётов Франко. Они увидели копошение того младенца и вскоре рёв прекратился - головушка святого малыша, жизни не видившего оказалась прострелена крупным калибром. Аску заклинило - она резко смолкла и обмякла. Я перепугался, осмотрел бегло рыжулю - ранения нет, взгляд только стеклянный, дрожащий будто. Короче, унёс я Аску в горы и пёр пока совсем не выдохся на рыжеющем закате вечера... ...а когда глядя вниз, понял, что испанские чиновьё и прочее подвластное им, гондовьё, нас кинули, решил выходить к своим, прекрасно осознавая, что это почти наверняка путь в один конец. Не отпразднуем мы с Петькой ещё один Новой Год. Тяжело вздохнув, я поглядел на Аску и, понимая что возможно мы станем обезображенными сгнившими жмурами к рассвету, не падая на одно колено, а всё также ползком, добрался, взял за ручку и сказал: -Сорью Аска Лэнгли. Ты выйдешь за меня? Рыжая ахнула, растаяла - спал мороз оцепенения стрессом. Любимая только ответила: -Да... Да... Я... Я с первой нашей встречи... Только и мечтала, ждала, верила... Столько раз мне снились сны про нас... И всё случилось совсем не так, совсем по-другому... А ты дурак, ещё спрашиваешь, выйду ли я... Наконец, долгие годы спустя, я поцеловал губы, к которым меня так манило в Баварии... -...любимая... - тихо сказал я, пока Асочка, вся перепачканная, алела щёчками и хлопала счастливыми глазками. -М? - спросила теперь уже невеста моя -Остался сущий пустяк. Надо через горы выйти к своим. Иначе не успеем мы жениться. Аска устало и понимающе вздохнула, с таким восхищением глядя в мои глаза, будто я уже пронёс её, мою крошку, через эти горы... ...постоянно приходилось рисковать - по верху нас ждёт обморожение, внизу - пули, между ними - разнообразные вывихи, падения на острые крепкие скалы. ...чудом, не иначе, едва живые кажется, мы добрались до наших. Чуть дышали, а настояли, чтобы в лазарете нас положили рядышком. И держались за руки, сознаваясь в любви, пока врачи срезали с наших опухших ног, сапоги... ...дегенераты блять испанские аж шлюх мобилизовали для несения службы медсёстрами. Как же я был рад съебать из этой страны, как же я был рад затискать Асочку свою, молодую и непорочную, как она утверждала и как уж в Союзе, в нашу первую брачную ночь, подтвердилось. ...Испания осталась утопать в крови невинных. А вот подавляющее большинство, они же виновные: расхлябанный тупорый лентяйный сброд, перебежали, как один штаб, к Франкистам. Уже выбираясь из интербригады в СССР, мы повстречались с легендарной Пассионарией, чей сын получит Героя Советского Союза, погибнув в Сталинграде. Соль Испанской земли покинула Родину... ...Аска была счастлива и беспокойно металась, переживая как же её, мою новую жену, воспримет сын Петька. Я успокаивал рыжулю, понимая, что смолить и бухать с единственным сыном как единственный период появления улыбок на наших лицах - точно не вариант. Истосковались мы оба. Он - по матери, я - по жене, чё уж таить. Что естественно, то не безобразно, а коли измены не было, то и "чужих детей не бывает" в таком случае... ...после расхлябанности Испании, как политрук, я устало думал как мы остановим фашизм. Как впоследствии оказалось - напрасно. Меня не пустили на фронт, оставили в учебке на всю войну. В тылу подготавливал политруков. Причина тому уже даже не возраст или здоровье, ибо выжил я один из множества крестьянских своих, братьев да сестёр. Финн ранил меня и в самую страшную войну, мой сын бился без отца. А я, нёсший службу в главном полит. управлении красной армии, пройдя первую, гражданскую, Испанскую и Финскую, в промежутке воюя с белыми на невидимом фронте, так и оказался "негоден" невзирая на все просьбы отправить на фронт - с рукой чёт, ладно левой. Как Иосиф Виссарионович сделался, в том лишь смысле, что почти его же, сухоручие меня постигло, коего я честно признаться всю жизнь боялся. Чаво боишься, то и случается. Так что нечего нам бояться. На том свете отоспимся, отдохнём...