...и восстѣнаетѣ тогда от царя вашаго, котораго вы избрали сѣбѣ; и не будѣтъ Господь отвѣчать вамъ тогда...

...Мне, как несущему службу Родине в рядах НКВД, сразу ненавистна была Испания и весь этот конфликт. Расхлябанность блять, разнузданность по всем отраслям. Организованность мягкая, как говно и по составу во множестве своём, таковой да являлась. Языковые курсы мне уже бешено не нравились, я хотел бы поучаствовать в каких-нибудь операциях на территории Германии, но запретили: там биться только в стену головой. А здесь! Ну блять. Новейшее наше вооружение, святые наши братья и товарищи в составе интербригад на передке, да вынуждены колупаться посреди смердящей ямы дерьма из тупорылых уёбков на штабах, смуты самой натуральной на территории анти-франкийской Испании. Невыносимо больно было видеть Пассионарию. Пламенная святая, столько замечательных людей здесь было, многих из XI интербригады, батальона имени Эрнста Тельмана я помнил: кое-кто и подрос со времён Баварской Республики. Немцам, товарищам нашим, пути домой не было: их уже почти додавили. Тут долбоёбы анархисты, с которыми мы в одном окопе вынуждены торчать, отбитые собаки троцкисты, да вообще кого только не было! Расхлябанность, разнузданность, где в этом испанском сброде дисциплина в массе своей? Судьбы людей, судьбы страны от этого зависят! Медленно, но верно меня уже бесить начал даже язык. Всякие тупые пёзды дома, на гражданке, по непонятной, но очень типичной для прекрасного пола, манере, слюни роняли на всё заграничное, забугорное. Испанский, какой-то де красивый, язык страсти, пёстрых красок. Тьфу! "Финко"-"финко" (исп. "пять"), дифифиль ("сложный") - ну что это такое блять? Попрошайкам-цыганятам зубы выбили и пиздюлей отвесили, вот они теперь фэкают. Когда я вынес предложение стабилизировать надёжно тыл, переебашив анархистов и троцкистов, фигу мне показали. В этой тёплой и бедной стране, где так мало "наших", мою душу скрасила встреча с, уже расцветшей, ставшей прекрасной медсестрой несмотря на аристократическое происхождение и модельную внешность, знакомой. Когда я был в красной Баварии, то её, тогда ещё дрожащие, тонкие ручки с длинными аккуратными пальчиками, в подвале дома, спешно передавали собранные "с миру по нитке", крохи ресурсов: немного еды, лекарств, патронов и только изредка, когда я поднимал взор чтобы спросить всё ли это, то утопал в синих-синих глазках, а нежные розовые приоткрытые губки предлагали проводить до следующей точки красного подполья, с паролем-ответом, на что я отказывался и, будучи тогда не сильно старше, чувствовал себя ответственным за судьбу рыжей красавицы, да отнекивался. Проклятая война вынудила всё-таки, больше некому было, все ранены или должны залечь на дно и эта модельная аристократическая студенточка, рыжая-рыжая, с длиннющими прекрасными волосами, кожей белоснежной как молоко, аккуратным носиком, великолепной фигурой, святая и самоотверженная повела меня за собой, следом. Это было необязательно, но Аска (так её звали) сначала взяла меня за руку, крепко переплетясь своей худенькой ладошкой с моей лапищей, а потом и вовсе прильнула, взяв под локоть. На улице прогремел взрыв, я машинально бережно упав, закрыл девушку собой и несколько секунд прождал, пока наши лица были в нескольких миллиметрах друг от друга, запыхавшиеся, горящие, опьянённые желанной, но недостаточной из-за платонизма, близостью тел... ...я встретил её, смоля неподалёку от штаба. Она узнала меня первой. Влетела в объятия. Только по рыжим длинным, всё таким же великолепным рыжим волосам, я понял, что это может быть только одна красавица. Обнял, стиснул, зарылся в них, тиская это бесконечно гибкое, женственное, модельное хрупкое тело, на две головы меня ниже. Отстранился и сначала опьянел от синих глазок и почти не прибавившихся морщинок, да когда услышал: -Лебендихь! Лебеееендиииииииииихь! Лебендихь-лебендихь-лебендихь! - (нем. "живой!") Ошпарился. И синие глазки именно синие, напоминали о голубых глазах моей Славянушки и этот ласковый, женский радостный крик видеть меня живым, всё вскружило голову запутанно, как крепкий хмель во время основательной пьянки. Аска была модель и аристократка, она невпопад кровавой каше, сквозь которую я прошёл и только подышав пару лет, на гражданке лишился больше, чем на войне, снова нырнул в ту же кашу, только теперь здесь кроме моих подчинённых и моего командования не было своих, муть одним словом, прыгала. Рыжая-рыжуля милая девчуля прыгала на очаровательных туфельках с маленьким каблуком, продолжая меня обнимать, а после, со странной любовью к тихим охам-ахам и почти что едва слышным стонам, прижалась ко мне, ёрзая и роясь своим носиком в моём торсе, будто кошечка, изворачиваясь просящая ласки. Я и понемножку навёрстывал упущенное в Баварии: зарылся в макушку, вдохнул аромат рыжих волос, затискал бережно девушку, присел на рядом находящуюся скамейку, а немочка моя старая знакомая уже уселась на мою ногу, а мои руки только бережно гладили багровеющую, очень контрастно с общей бледнотой вспыхивающую румянцем, веснушчатую щёчку, пьяно дыша и утопая в синеве глаз, улыбаясь как-то горько, пред глазами видя Славяну, наших детей и их кончину... Как-то отошло наваждение даже от манящей формы медсестры, которая сидела как на заказ сшитая поверх модельного тела... ...я был прав в своих догадках: Аска только-только выучилась можно сказать, азам первой помощи. Как такая хрупкая будет тащить раненых сквозь грязь под пулями, сказать было сложно. Наши крепкие, особенно становящиеся так сказать, матрёшками, крупнея после родов, деревенские бабиньки, вот эти да, и коня на скоку... ...а от Сорью Аски Лэнгли впечатление было ровно одно: она скажет "фу", когда только хоть капелька крови попадёт на её форму. Так аппетитно сидящую... ...всё небольшое свободное время в полчаса ушло в болтовне взахлёб. То ли близость смерти так действовала, то ли озверевшее одиночество, но рыжая сидела на мне, ухом к сердцу приложившись, а я обнимал красавицу и гладил ту по голове. Аска после падения Баварии помогала сбегать, укрывала раненых, словом делала всё что могла: гражданской войны с её ужасами не развернулось как у нас. Довольно скоро, можно сказать, к привычному течению жизни рыжая вернулась. В её регионе передушили практически всю деятельность. Выучилась рыженькая на медсестру и вот, сейчас несёт службу в батальоне имени Эрнста Тельмана, XIй добровольной интербригаде. Про личную жизнь ничего не сказала, да и учитывая масштаб заворух последних десятилетий... Я рассказал максимально скромно чем занимался, но девушка всё равно горящими глазами смотрела на меня. Ну как, для меня она всё ещё была "девушка". Баварская Республика была уже... За это время я успел жениться, сделать детишек и почти всех их потерять. Пропасть длинною в вечность, другую жизнь живу уже словно... В общем, оставалось ещё время и мы только багровели оба, отводили взгляды, как мальчонка с девчонкой. Вихрь истории и перемен, который захлестнул горем судьбы... Во всём этом так хотелось обычного человеческого счастья, покоя, промежутка отдыха, всплыть и отдышаться, перевести дыхание. Таким "кармашком" уюта на двоих была моя работа в Баварии. Мы вспоминали её со светлым блеском на глазах... А когда была неловкая пауза и времени ещё хватало, я выдохнул: рассказал что женился, на что рыжая языком тела то охладела в ревности, то ещё жаднее, словно стараясь увести, тискала, а когда рассказал, что вдовец и детей потерял со своей любимой, думая что сойду с ума от горя... Рыжая дрожала и ревела, ласково гладила по голове, крепко обняв. Впервые за долгие года, когда отошло штыковое ложное чувство измены и я уворачивался от множества прекрасных соотечественниц, в этой долбанной Испании, мне уже хватило всего по горло, а потому... Мои лапищи обнимали Аску и мы оба нежно, ласково тискали друг-друга, утопая в объятиях, едва сдерживаясь... ...а потом нас разлучила война и единственная сладость за прожжённые горем года, наполнила мою душу этими синими горящими блёстками слез, любящими ласковыми глазками... Стоит ли говорить, что когда спичечные коробки пулемётных танков фрицев на песчаном горизонте были сметены нашими пушечными Т26, а бойцы моего подразделения, оказывающие поддержку пехоты механизированным группам, вышли из боя с минимальными потерями... ...эту победу мы с Аской праздновали в объятиях, словно магнитом тянясь друг к другу каждое редкое свободное время и если мы вообще были в зоне досягаемости... ...мы прибыли в Испанию порознь, а покинули её вместе и уже на всю оставшуюся жизнь...