Мрак

Раннее зимнее утро, когда солнце ещё не успело восстать, было окрашено глубоким синим в густых облаках и отсутствии света. Лишь слабое сияние звёзд указывало путь среди пустынных снегов лишенных любой жизни. Под ногами хрустел чистый лёд озера Тяньчи заполняя пустоту лишь собой. Его прозрачность, нарушенная сколами постепенного замерзания воды, позволяла просмотреть глубину темной воды под ним, точно стекло, за которым зияла черная манящая опасностью бездна и ужаснуться ей. Стоило приглядеться, и гладкая поверхность превращалась в первородное зеркало, отражающее в себе небо и блеск звёзд, мерцающие и молчаливые они не смели помешать и прятались за серыми тучами, покидая высоту. Так чарующе и пугливо они падали в мягкие дымчатые облака, поднимающиеся из-за скал вокруг округлого берега озера состоящих из льда схожих на клыки зубастой и ревущей белым шумом пасти из темной воды по центру. Так шло время и шла пара отвергнутых, нашедшие утешение друг в друге. Среди снега и льда, они держались вместе досрочно, обороняясь от дикого ветра и колкого снегопада. Пешим ходом пересекая закованное во льдах озеро в сопровождении нескольких десятков мертвых стражников Вэйци-Чжэнлун в направлении Куньлуньского Дворца Тасюэ они пребывали в полном предвкушении грядущей битвы, почти не отвлекаясь на рассвет. Их ждала встреча с прошлым, беспощадная и точно ранящая, с которой не один из них не смог бы справиться в одиночку, но хватало лишь крепкого сжатия ладони и чувственного взгляда сквозь дуновение метели, как страх уходил сам собой, а на его место приходило безумие. Пусть все это неправильно и жить так было нельзя, пути назад уже не было. Они слишком любили друг друга, чтобы заметить, как их любовь перевернула весь прочий мир окрапив его кровью и слезами. И даже так эта любовь была дороже не только мира, но и прошлого. Воссоединившись спустя множество лет загадок и тайн понимания уже ничего не значило для них прежней ценности... Возможно уже не так остро стоял вопрос решения абсолютной монархии и уничтожение врагов, да и сама форма власти теряла надобность. Все, чего действительно хотелось достичь, это уединение в компании друг друга и бессмертие... И все же после столь непростого и рискованного пути, цепляющего чужие жизни, было невозможно оставить мир без присмотра, в котором для них больше не было места. С непоколебимым спокойствием и безумной храбростью в сердце Чу Ваньнин держался подле Тасян-Цзюня, что своим широким плечом мог сам того не замечая защитить его от ветра и снега, ступая чуть раньше него и держась за руки. Чу Ваньнин знал в глубине своей души, что ни за что больше не отпустит эту большую жилистую и увитую венами ладонь, сокрытую в кожаной перчатке, что бы не произошло. Чувствуя гармонию и баланс внутри себя между собственными желаниями и способностями, он был готов выложиться на полную и заранее рассчитал ход сражения сообразив целесообразный план, дабы встать на ноги ещё крепче. Успокаивающая тишина в его сердце перетекала через вены в руку Тасян-Цзюня и тем так же сдерживала чёрное императорское сердце от взволнованности и тревоги. Мо Вэйюй был перевозбужден тем, что Чу Ваньнин все ещё не отставал, более того не покинул его... Теперь же, ему следовало быть ещё более бдительнее, ведь он в полной мере отвечал за сохранность своего возлюбленного. Чу Ваньнин доверил ему всего себя, и так любой ценой Тасян-Цзюню нельзя было потерять столь дорогого ядовитому сердцу человека. Шаг за шагом они приближались к последней решающей схватке с их общей судьбой, в кой обещали одержать победу и достигнуть совершенства оставшись только вдвоем. Так бесшумно ступая вперёд Тасян-Цзюнь вдруг услышал хруст, но не под своими ногами, а где-то в стороне куда они направлялись. Сняв с головы капюшон, он замер и прислушался, но в шуме ветра больше ничего не услышал. — Мо Жань?.. В тот же момент Чу Ваньнин поднял на Императора свои блестящие от холода глаза, окликнув его тихим и немного обеспокоенным голосом. Остановившись и немедля схватив рукоять меча под своей мантией, он так же осмотрелся вокруг, но не увидел ничего подозрительного. Изучив каждую из сторон настороженным и подозрительным взглядом, даже после того как ничего не заметил, Тасян-Цзюнь не стал оставлять это просто так и тут же наклонился к Чу Ваньнину. Одной рукой он немного оттянул на затылке его капюшон, чтобы смочь прошептать ему на ухо свои мысли, а вторую же не глядя положил на тыльную сторону ладони держащую меч на готове, забравшись под мех мантии. — Здесь что-то не так, Этот Достопочтенный должен проверить. А это, тебе пока не к чему. Договорив, он одним машущим движением руки испустил темно-зеленый дым собственной древесной энергии и твердо произнес. — Бугуй, явись. Пространство над рукой сразу же загудело и сотряслось как в духовных потоках показалось прямое оголённое чёрное лезвие меча с высеченными заповедями на нем. Поймав его, Тасян-Цзюнь мастерски с большой долей пафоса крутанул меч в руке и запустил себе под ноги вскочив на грань его лезвия. Теперь его черный и внушительный силуэт озоренеый поднимающимся солнцем был намного выше Чу Ваньнина и закрывал ему весь обзор в сторону запада. Ощутив всю его императорскую мощь от одного только вида, в груди Чу Ваньнина что-то затрепетало и оставив свой новый Хуайша в ножнах он застенчиво протянул руку к нему словно ребенок, что просился подняться выше, но вместо того чтобы довести действие до конца, в тот же миг он ее опустил и спрятал под мантией. — Да... В его горле застряли вопросы "Ты уходишь один?" и "Не хочешь взять меня с собой?", кажется не способные вырваться наружу даже при усилии. Глубокий страх все испортить и надоесть запал в его сердце и не давал языку пошевелиться. Перетерпев удушье, он тяжело сглотнул, осознав, что не сможет остановить Мо Вэйюя от исполнения задуманного, что бы он не делал. Оставив выбор за Тасян-Цзюнем Чу Ваньнин досадно опустил глаза сдавшись против самобытности Императора без борьбы приняв свою покинутость. Но Тасян-Цзюнь же увидев бессилие Чу Ваньнина бодро приблизился к нему на мече и схватив за узел мантии на его шее потянул на себя. Как только Чу Ваньнин в неожиданности и сметении подался вперёд, подняв свой ошеломленный, но опечаленный взгляд, Мо Вэйюй встретил его быстрым и прощальным поцелуем в сомкнутые губы. После чего задорно ухмыльнулся и заверил. — Этот Достопочтенный скоро вернётся. Отпустив Чу Ваньнина, он тут же умчался прочь от его потерянного одинокого силуэта за скалы, где его образ исчез. Следом единовременно за ним зашагали маршем все его фишки и через время так же удалились в далеке. — ... В один миг, Чу Ваньнин остался совершенно один среди льда и снега. В объятиях бури его мантия осталась развиваться, когда он едва не замёрз заживо. Все произошло слишком быстро, и он совершенно не успел понять, как оказался брошенным. Что подразумевал этот жест Тасян-Цзюня, предательство или сбережение, он не знал, что и думать так, как что одно, что другое - ничего из этого не могло его успокоить и унять огорчение. Тишина поглотившая его звенела в ушах, а глаза ослепли перед видом белезны снега, что неумолимо витал вокруг. Так, единственный след, что оставил после себя Тасян-Цзюнь - лёгкий поцелуй раствориашийся и стертый обжигающими потоками леденящего ветра. Сосредоточенный на своих сгустившихся мрачных чувствах внутри, Чу Ваньнин задумчиво снял с руки перчатку и кончиками пальцев с осторожностью прикоснулся к своим губам. Отняв ладонь от них, он взглянул на пальцы пытаясь догадаться, что же это значило, все глубже погружаясь в свои мысли. Его думы затягивали его все дальше от реальности, до тех пор, пока его пальцы не окочанели сильно покраснев и пока... В какой-то момент он услышал приближающийся топот со спины и мгновенно обернулся немедля, выдернув меч из ножен и махнув его лезвием в сторону звука. Уже в повороте Чу Ваньнин увидел синий силуэт в пряжке набросившийся на него гибко замахнувшись саблей меж двух рук. Его позиция подходила для того чтобы снести голову противнику одним ударом, просчитав это Чу Ваньнин вступил в контратаку. Он отбил ударом атаку сделав выпад и в конце отбросив врага в сторону. В момент соприкосновения их мечей посыпались золотые и серебряные искры и возник противный лязг металла наперебой с гудящей энергией, окатившей Чу Ваньнина волной и перенаправившей ветер. Но несмотря на напор одна рука Чу Ваньнина кой он держал Хуайша не дрогнула, только лишь капюшон с меховой оборкой пораженный натиском потока магических сил упал с головы и показал лицо. Павший неприятель ударился о лёд и прокатился по спине проглотив вырывающийся крик боли, но несмотря на это он тут же вскочил на ноги и показал себя. Это был никто иной как Сюэ Цзымин. Поднявшись на опоре из Лунчена, он поднял обомлевшее лицо и воззрился на Чу Ваньнина неверным взглядом. Озадаченный обнаружением своего учителя вместо кровожадного убийцы, его сердце пустилось в бег, но желудок тут же опустел, не зная зачем по итогу Чу Ваньнин оттолкнул его. Уважаемый Старейшина Юйхэн ночного неба был великим мастером меча и, если он не желал биться, он мог себе позволить этого не делать. Тогда от чего он все-таки сделал это? Сюэ Мэн не знал в каком состоянии мог пребывать Чу Ваньнин, скольким пыткам подверг его этот безжалостный ублюдок и был ли он сейчас его сознательной белой фишкой Вэйци-Чжэнлун, от чего от испуга и невозможного сожаления подвергнуть его такой судьбе на его глазах навернулись большие детские слезы, дыхание сбилось, и он прокричал, пытаясь дозваться Чу Ваньнина и заставить его вспомнить прошлое. — Учитель, что с тобой?.. Это же я! Я твой первый личный ученик, Сюэ Мэн! Ты помнишь меня?! А ты мой учитель! Помнишь?! Я пришел за тобой! Я спасу тебя! Но Чу Ваньнин лишь поудобнее перехватил Хуайша и безмолвно ответил встречным хладнокровным взглядом. Во времена обучения, Чу Ваньнин мог смотреть так только на демонов или людей, несущих угрозу, кого он в тот же момент принимал за врага. Теперь встретив этот убийственный и беспощадный взгляд, Сюэ Мэн все понял без слов — на этот раз он стал его врагом. Отлично зная, чем это заканчивается, Сюэ Мэн инстинктивно попятился назад, а от ужаса его слезы застыли. Пережить взор дикого феникса полный жажды крови и даже смерти, наверняка смог лишь Тасян-Цзюнь, что был ничуть не скромнее. Сюэ Мэну это было не по силам. Его ноги было хотели бежать прочь, но тоскующее сердце сильно тянулось к единственно выжившему и родному человеку из-за чего все тело сковало в иступлении нерешающееся на что-то из двух проигрышных вариантов. Вознеся Хуайша на уровень глаз, Чу Ваньнин напал без предупреждения резко сорвавшись с места и подобравшись к Сюэ Мэну на близкое расстояние. Атака и ближний бой были верхом его боевого искусства, в отличии от его учеников. Только едва не получив прямой удар в сердце мозг Сюэ Мэн накачался кипящей кровью и отмерз, приказывая защищать тело. Пытаясь отбиться и уклоняться, Сюэ Мэн бежал назад спиной и не успевал применить хоть что-то чтобы перейти в наступление. Он понимал, что это необходимо чтобы выжить, но поднять руку на собственного учителя все же не мог. Его учитель так изменился... Его глаза стали черными без просвета и безумными, скулы заострились вместе с подбородком и исхудали. Все его одеяние состояло из черных полотен, какие тот Чу Ваньнин не надел бы ни разу в жизни. Точно более утонченное отражение Тасян-Цзюня сейчас пыталось его убить. Только ещё злее, ещё опаснее и ещё всесокрушающе. Чувствуя, как земля все сильнее уходит из-под ног и как все хуже защищает его Лунчен, Сюэ Мэн стал сдавать позиции пропуская удар за ударом. Очень скоро, не успел он моргнуть, как на руках и теле стало возникать все больше ран, цепляющих верхний слой его синего с серебром ханьфу или проникая глубже... до крови. — Чу Ваньнин, прошу послушай меня... Я единственный сын главы Пика Сышэн, излюбленный Птенец Феникса, Сюэ Цзымин, помнишь меня?! Совсем юным, ты принял меня в ученики! Я молю, остановись же! Наконец не выдержав и упав на спину, Сюэ Мэн отчаянно прокричал последнее, но и это не помогло. Восставший над ним темной и несокрушимой горой Чу Ваньнин вознёс двумя руками над его грудью Хуайша и уже приготовился вонзить в молодое сердце, но все же предпочел возразить перед его смертью высказав свое слово последним. Его твердый бас разящий нестерпимой злобой острым и холодным металлом прошёлся по ушам Сюэ Мэна окончательно обезоружив этого наивного молодого человека. — Ты не мой ученик, а я больше не твой учитель! Совершив замах и готовый к брызгам крови в лицо, Чу Ваньнин упустил лишь одно. Успев отбить роковой удар изменив его траекторию в полете, со звоном благородный прямой обоюдный меч вернулся в руки своего хозяина. Тот, кто помешал Чу Ваньнину совершить убийство своего бывшего ученика стал Мэй Ханьсюэ. Немедля он героически вступил в бой с Чу Ваньнином, не дожидаясь пока тот предпримет вторую попытку прикончить его товарища. Вонзившегося рядом с плечом Сюэ Мэна в лёд Хуайша, Чу Ваньнин с силой выдернул назад и молниеносно принялся отбивать атаку время от времени переходя от защиты к наступлению. В отличии от Сюэ Мэна, чувства не мешали суровому Мэй Ханьсюэ биться против чужой надежды изменить будущее. Его удары были трезвы и точны, прекрасно понимая кто перед ним, он с самого начала выкладывался на полную, но даже так он не мог опередить Чу Ваньнина в ловкости и маневренности ведения боя, даже с использованием духовных сил. Словно лишенный человечности, Чу Ваньнин не уставал и не ошибался. Выдерживая даже самые сильные заговоры меча, он знал, как от них спастись, если нельзя было перенаправить силу врага против него самого, превосходя лишь физически. Каждое его движение было отточено годами изнуряющих тренировок в безжалостной дисциплине и требовательности к себе, чего нельзя было понять поколению моложе. За все свои годы жизни он стал соединением силы, упорства, воли и терпения решив свою судьбу однажды и навеки отреклись от собственного учителя. Так он сделал себя сам и если коммуникабельность не стала его подругой, то бог войны вышел бы из него тот что надо. Бездушный и пронзительный взгляд Чу Ваньнина не позволял Мэй Ханьсюэ применить и единой хитрости. Несмотря на атаку, духовное преимущество и молодость Мэй Ханьсюэ, все равно бой вел именно Чу Ваньнин. Первый ученик Куньлуньского Дворца Тасюэ не желал причинить вред дорогому его товарищу учителю, как знал, что Сюэ Мэн не сможет пережить эту потерю тоже и всего лишь хотел защитить напарника, но в отличии от него, у Чу Ваньнина были другие планы. Он не собирался играть в обмен детскими ударами, слушать кого-то или жалеть. Единственным его намерением было убить, не одного - так значит двоих, появление Мэй Ханьсюэ никак не затруднило ему борьбу. Никто из них ни был ему равным соперником, но при этом он нисколько не поддавался и не ждал особого момента для решающего удара. Действуя холодно и бессердечно, Чу Ваньнин применял самые сильные и сложные приемы загнав их в самую жуткую мышеловку, где сам стал дьяволом во плоти, беснующимся монстром, напирающим без передышки и остановок. Так в скором времени с довольно неплохим началом удержать, Чу Ваньнина, Мэй Ханьсюэ стал выдыхаться из-за чего один удар он все же пропустил. На лёд единым сгустком упала кровь, а золотой Хуайша оказался запачкан. Раненый сквозным ранением в плечо Мэй Ханьсюэ осознав, что не сможет продолжать в одиночку, не оборачиваясь после сдавленно крика боли, рявкнул лежащему в снегу шокированному Сюэ Мэну. — Сюэ Мэн, поднимайся! — Я.… больше не... ученик. А-а.… а ты... больше... не учитель?.. Без остановки шепча это столь болезненное для него открытие, Сюэ Мэн будучи вычеркнутым и опустошенным, но все ещё живым глядел высоко в небо и больше ничего не видел. Его тело било в сильной дрожи, от слез болели глаза, и все ещё сбитый намерением своего учителя убить, не мог ничего с собой поделать. Но и Мэй Ханьсюэ не мог ждать его вечность. Одной рукой, он уже не мог пользоваться, потому его удары стали слабее и замахи менее подвижны, что мгновенно сократило его шансы не только уберечь Сюэ Мэна, но и обезопасить себя. Чудом увернувшись от ещё одного разящего удара кровавого и холодного Хуайша сверкающего белым золотом, точно длинный осколок солнца, который мог вспороть ему кишки, Мэй Ханьсюэ всем своим нутром ощутил, что дальше так продолжать не выйдет, а у его одного не хватит сил. Разумно взвесив положение, Мэй Ханьсюэ предпринял попытку докричаться до Сюэ Мэна во второй раз, но уже громче и отчаяннее, да так, что его мощный бас отразился от льда эхом прямиком в небо. — Живее, возьми себя в руки! Оглушенный громким голосом своего напарника, Сюэ Мэн внезапно был возвращен в реальность и отрезвлен. Задержав дыхание, он резко обернулся на безжалостную сцену боя и ужаснулся. Белоснежный мех на правом плече Мэй Ханьсюэ был перепачкан липкой кровью, рука под которым больше не могла подняться вымокла в алой жидкости и роняла капли на лёд под ногами. Его единственный друг делал последние попытки, чтобы выдержать неистовую атаку Чу Ваньнина. Чу Ваньнин... он выглядел мрачным словно холодная тень, а в его глазах читалась бессердечность. Больше от него не исходила та божественная энергия, раздвигающая облака, напротив что-то низменное и греховное читалось в нем. Словно куклу, с которой небрежно играли - теперь сломали и продолжали играть дальше, испытывая на прочность игнорируя ее плачевное состояние. Он погас и зачерствел, став отрицательным во всем и больше не был тем человеком, что научил духовным практикам и посеял зерно чистого разума в Сюэ Мэне. Неизвестно что все ещё двигало этим омертвленным внешне существом, которое теперь вряд-ли можно было назвать человеком. Дьявол без прошлого и будущего, без души и сердца... Совершенно такой же как Тасян-Цзюнь. Осознав насколько ожидание от долгожданной встречи с любимым учителем отличается от реальности, горечь сильнейшей обиды подняла Сюэ Мэна на ноги. Великая злоба растеклась по его венам вместе с молодой кровью, и он ринулся в бой. — Да что ты творишь, это же Мэй Ханьсюэ! Организовав окружение с противоположных сторон от Чу Ваньнина, Сюэ Мэн перетянул внимание злодея на себя и позволил Мэй Ханьсюэ ненадолго отступить. Теперь Лунчен бил изо всех сил, но ученик все ещё не мог превзойти своего учителя. Сквозь лязг металла и вой ветра Сюэ Мэн видел беспроглядные глаза Чу Ваньнина скованные льдом и морозом, что било по нему намного-намного больнее. — Учитель, не нужно биться! Что бы не произошло мы все ещё готовы тебя принять! Но Чу Ваньнин продолжал отражать каждый удар как хорошо сложенный и четкий механизм. Если бой против Мэй Ханьсюэ заставил его сосредоточиться и обострить внимание, то техника Сюэ Мэна была целиком и полностью разработана им собственноручно. Он знал, что предпримет Сюэ Мэн наперед и без колебаний мог его одолеть. Опередив его очередной выпад, Чу Ваньнин перехватил меч за лезвие и запустил его в противника. В моменте определив, что не сможет уклониться, Сюэ Мэн решил его отразить с полным осознанием риска крутящего момента, который может перекинуть меч через препятствие и все равно разрубить его. Отгородившись Лунченом Сюэ Мэн выставил его вперёд быстро насколько мог, после чего его слух порезал противный звон заставивший его зажмуриться. — Учитель, пожалуйста вернись! Его сердцебиение было очень громким в темноте, и он хотел было уже подумать, что умер, но вспомнив, что не может оставить учителя в беде, переборол себя и открыл глаза. Первое, что он увидел, как держащийся за плечо, прихрамывающий Мэй Ханьсюэ подходит к трем мечам все вместе отброшенным в сторону. Видимо он направил свой меч врезаться в столкновение Хуайша и Лунчена дабы помешать смертоносному броску Чу Ваньнина, в противном случае Сюэ Мэн безукоризненно мог быть разрублен пополам начиная макушкой и заканчивая тазом. Удостоверившись, что Мэй Ханьсюэ все ещё жив, он подскочил резко, сев и увидел на большом расстоянии от себя Чу Ваньнина. Его черный силуэт сметал леденящий ветер, но это нисколько не мешало ему непоколебимо стоять в ожидании второго раунда. Его тяжёлое дыхание на выходе образовывало облако пара и снимало внутренний жар в конфликте с наружным холодом создав ощущение горения легких. Но несмотря на это он все ещё был собран и крепок. Несколько вмятин на доспехе ставшие причиной подкожного кровотечения, ушибов и синяков на грудине, нанесенные атаками из духовных практик и незначительные раны на руках от лезвий не имели для него значения. Первое, о чем он думал - стать живым щитом, охраняющим проход между скалами как самый короткий путь к Дворцу Тасюэ, чтобы не допустить затруднений для Тасян-Цзюня. Остывая, он не думал, как вернуть себе меч или переубедить врагов отступить. Все чем были заняты его мысли — это как можно дольше продержаться в обороне и самый простой способ для достижения чего было убить этих двоих, чтобы в покое дождаться возвращения Мо Вэйюя, но Император был прав. Чу Ваньнин больше не обладал прежними способностями и его тело значительно ослабло. На пронизывающем ветру и северном лютом холоде уже сейчас он почти не ощущал пальцев на руках и ногах, обморожение которых поднималось все выше и отдавало болью в костях конечностей. Из-за чего его тонкая кожа обелилась на щеках и мочках ушей - сужение сосудов не допускало румян, что придавало его облику более искусственный и матовый вид, точно напудреная деревянная кукла. Ровная кожа, резные глаза со снежинками, запутавшимися в длинных и прямых ресницах, посиневшие губы... Лишая возможности согреться, буря задевала его стеганую изнутри мехом мантию, что снаружи по швам была украшена серьгами из хрусталя и трепетала волосы, собранные в серебряный венец в высоком хвосте. Продрогая до костей и не в состоянии выработать больше тепла, белее того сохранить имеющийся, Чу Ваньнин осознал кем был его настоящий враг, чьи атаки вынести было почти невозможно. Зима. Будучи в затруднительном положении, убить хотя бы одного с помехой из другого, было не так уж и легко. Все что ему оставалось - биться до конца. Видя, что его учитель оказался своевольно лишён оружия, Сюэ Мэн не мог взять свое. Подумав о том, что драками ничего не решить, он рискнул подойти с голыми руками. Поднявшись, он настойчивым шагом направился в сторону Чу Ваньнина, а на останавливающий зов Мэй Ханьсюэ с предложением все же взять меч, он лишь отмахнулся. Мэй Ханьсюэ никогда не понять какой величины рана в его сердце не могла зажить уже который год. Он не знает какими верными и высокими были их отношения с учителем прежде. Даже если Мэй Ханьсюэ был удостоен чести называться учеником тоже, все это было совершенно не то, что наивно потерял в той роковой битве Сюэ Мэн. Испытывая неподдельные благоговение и трепет перед своим единственным учителем, которые пришлось отложить из-за хаотично возникшей борьбы в следствии путаницы, Сюэ Мэн продолжал приближаться к своему главному образцу после отца. Остановившись на расстоянии, он смог увидеть Чу Ваньнина намного осмотрительнее. Дикие черные глаза феникса прожигали в нем дыру и не отводили неприязненного и напряжённого взгляда. Точно хищный зверь он держался в стороне, но был абсолютно бесстрашен и при любом резком движении мог сорваться. Несмотря на это он не хранил боевой позиции будучи всегда способным отразить любое нападение. Непревзайденность и высокомерие - вот чем веяло от него в тот момент, как и раньше, но теперь совершенно по-другому. Его злая натура искажала выражение лица и омрачала его вид создавая сложный образ холодной жестокости с презрением и отвержением. Но Сюэ Мэн хотел верить, что всему виной холод и по-настоящему Чу Ваньнин был очень рад его видеть. — Учитель, ты ещё можешь вернуться. Ну же, возвращайся назад! Я очень ждал тебя! С зыбкой надеждой в глазах, Сюэ Мэн подходил все ближе медленно ступая вперёд и держа руки перед собой доказывая, что обезоружен и не желает причинить вред. — Этот ничтожный пёс одурманил тебя! Ты подло обманут, Учитель! Не верь ему, он лжец! Пожалуйста... вернись!.. Без мочи сдержать слезы, Сюэ Мэну было неутолимо больно смотреть на столь испорченного Чу Ваньнина. В попытках достучаться до его заледеневшего сердца он все чаще называл его учителем и старался разогнать туман обмана вокруг него, но все было тщетно. Сумрачный облик Чу Ваньнина лишь сильнее почернел и стал совершенно дьявольским, точно бездна под льдом вышла тенью в его силуэте. Его суровый взгляд вновь стал кровожадным и стемнел. Терпеть такую чушь он был не намерен. — На колени! Оглушая ветер, грозный голос Чу Ваньнина раздался громом и заставил мир замереть. Властная и деспотичная энергия, исходящая от него теневым ореолом, была способна лишить дыхания, а ужасный, смертоносный взор остановить кровь в жилах. Против такого, Сюэ Мэн не мог бороться. Полностью доверяя себя ему, тем пытаясь вызвать ответное доверие Сюэ Мэн гордо поднял голову и приготовился, воспроизводя жест почета. — Полоумный, не смей! Но зов Мэй Ханьсюэ, изучающего мечи, преимущественно Хуайша, не остановил его. — Если ты этого хочешь... Рухнув на колени и подняв под собой тонкий слой снега, Сюэ Мэн уставился мутными от слез глазами на своего величайшего покровителя рискуя всем. Если это могло помочь Чу Ваньнину вернуться к прошлому себе, то он был готов на все и даже пожертвовать честью и встать на колени, так, как и ее у него давно не осталось. Вся его жизнь рухнула несколькими годами ранее с восстанием Тасян-Цзюня. Этот любезный жест уважения перед учителем - все, что он мог сделать. Скрывать невыносимую боль от холода было крайне трудно, но Чу Ваньнин давно научился притворству и мог терпеть нытье костей сколько желал. Это было не так мучительно, чем то, что ему доводилось терпеть в прошлом и потому он без особых усилий мог продолжать строить неуязвимый и преисполненный вид. Ступив вперёд в глазах Сюэ Мэна, он стал ещё выше и тогда его басистый голос разбил все его иллюзии и мечты. — Возомнил, сможешь меня вернуть? Даже говорить это ему было противно, но Чу Ваньнин все же переборол себя и заставил тем Сюэ Мэна ужаснуться. Чувствуя подвох, Сюэ Цзымин настарожился, но без мочи сдержаться вновь стал ронять слезы в тревоге. Отрицательно кивая головой и пытаясь дотянуться до трепещущего на ветру черного подола ханьфу Чу Ваньнина, он залепетал. — Нет, нет, нет пожалуйста, пожалуйста... — И примешь меня любым? Вопросы, что Чу Ваньнин с надменностью и ухищрением задавал наивному Сюэ Мэну были туманны и горьки. Они были достаточно просты, но зеркальны, в чьих отражениях слышился совершенно другой смысл недоступный для понимания его бывшего ученика. Не зная сути, но чувствуя, как вода утекает меж его пальцев, Сюэ Мэн поспешно и рьяно предпринял дать правильный ответ. Но... правильного ответа не было. — Разумеется, Учитель, все что угодно! Я прощу все твои ошибки, не сомневайся во мне! Глядя на такого Чу Ваньнина, в котором больше не было ни единого луча света, с жестоким сердцем и убийственным взглядом. Дикий и необузданный, намерения которого было невозможно прочитать по глазам, способный лишить жизни в любой момент даже своих... Разве таким Сюэ Мэн хотел его вернуть? Время стало пропастью между ними. Сюэ Мэн не учел главного откладывая спасение плененного Чу Ваньнина. Течение времени с разного рода происшествиями изменит его возвышенного и непорочного Учителя заставив раскрепостить то, что было недопустимо для общественных норм ранее. Оторванный от мира и подвергнувшийся пыткам он наконец стал самим собой, но неподходящим под ожидания других. Поэтому перед Сюэ Цзымином сейчас стоял совершенно другой человек, освобожденный от оков чужих взглядов и мнений. Признаваясь, что все ещё ждёт его даже таким, Сюэ Мэн солгал. Он был испуган новым нравом Чу Ваньнина, его внешней схожестью с Тасян-Цзюнем, что вначале их битвы послужило путаницей, ведь он желал напасть на Наступающего на бессмертных Императора, а не на Юйхэна ночного неба. Он был озадачен и растерян, но все ещё грезил надеждой, что это исправимо, всего лишь нужно будет привести Чу Ваньнина в теплое помещение, обогреть и предложить сладкую конфету. Сюэ Мэн не понимал, что этого мало для человека, побывавшего в рабстве и такой дешевкой не залечить его раны. Даже богатства Тасян-Цзюня не были способны этого сделать. Теперь, все что было нужно Чу Ваньнину для обретения милосердия, это как можно больше излюбленного вина и милые ямочки на щеках молодого мужчины, который непременно подарит ему страстный поцелуй или даже что-то большее. Никакая глупая улыбка Сюэ Мэна, которой он хотел снять напряжение в столь накалённой обстановке не избавляла его от горькой правды. Чу Ваньнину было плевать на его ответ. Стоило Сюэ Мэну закончить свои причитания, Чу Ваньнин мгновенно перебил его ором словно рычание дикой кошки. — Ложь! Сразу после этого последовал сокрушительный удар ногой в кружении, бросивший Сюэ Мэна ко льду и тем припечатав его к ледяной поверхности. Поверженный и пришедший в ужас Сюэ Мэн перетерпел боль углубив свое дыхание и все же закашлявшись сплюнул кровь с несколькими выбитыми зубами. Прилагающий усилия для всеобщего блага, он не понимал, какую ошибку допустил и глазами полными досадливых слез вопросительно посмотрел на Учителя. В то время Мэй Ханьсюэ тщательно изучал Хуайша оставленный без присмотра и так удачно попавший в его руки. Качество металла и ковки были несравненными и безукоризненно отвечали всем характеристикам духовного оружия, но что-то среди всех этих безупречных качеств выбивалось и не соответствовало представлению об истинном духовном оружии. Даже подойдя очень близко, меч нисколько не отреагировал и продолжал светиться мерным золотым светом. Он даже не пытался двинуться, будучи одушевлённым и наделённым собственным разумом, полностью ровнодушен. Тогда, наконец дотронувшись до него, Мэй Ханьсюэ смог разгадать загадку и разоблачить обман. Он смог ощутить лишь крохотные и очень слабые, почти незаметные потоки духовной энергии, исходящие не от всего меча целиком, а лишь из инструктированных камней собранных в орнамент яблоневых цветов на рукояти. Сам меч же не излучал никакой энергии. Ещё раз все перепроверив и убедившись в безошибочности обнаруженных явлений он все понял. Странно было подпитывать неодухотворенный меч духовными камнями если его хозяин обладал ядром. Все дело в том, что Чу Ваньнин оказался его лишён и был смертен, при том, что способность ощущать воздействие энергии так и не пропала. Духовные камни, закреплённые в рукояти меча нужны, были для противовеса энергетически наполненному оружию врага, а столь слабы потому, что больший напор смертное человеческое тело не могло усваивать без вреда для себя. Ощутив вспышку мысли в голове, Мэй Ханьсюэ пришел к главному и последнему заключению. Всё потому, что Чу Ваньнин был смертен. Единовременно оценив какую опасность, он представляет для обезоруженного Сюэ Мэна, если смог достойно противостоять культивационным приемам разного уровня, не имея кроме смертного тела больше ничего, Мэй Ханьсюэ среагировал в тот же миг. — Сюэ Мэн, он смертен! Под отзывающийся от скал эхом крик Мэй Ханьсюэ, не успев прийти в себя от нестерпимой зубной боли, Сюэ Мэн пришел в полную безутешность и его голову вскружила истерика. Не понимая, чем заслужил такое отношение и видя в этом несправедливость он отпрянул ото льда и не вытерая крови с губ и подбородка возмутился, сорвав свой дрожащий голос. — Какая собака тебя укусила?! Услышав о "собаке", Чу Ваньнин впервые отреагировал на слова Сюэ Мэна, на этот раз не посчитав их пустым нытьём. Сразу после этого он обострил свой взор словно кошка, сузив зрачки и прикоснулся парой замёрзших пальцев к следу оставленным поцелуем на его шее, резко вспомнив о Тасян-Цзюне и о том, что тот вчера делал с ним. Так вышло, что не все следы ему удалось скрыть за воротником и теперь красные пятна страсти стали предметом его позора и оскорбления Мо Вэйюя. Но Чу Ваньнин не пытался этого скрыть. Он давно хотел получить признание и любовь от Императора, доказательством которых и стали эти отметины. Его бесчувствие к другим стало путем откровенности и принятия себя через внимание человека на ком держалось все его мироустройство. Даже если Тасян-Цзюнь вновь его возненавидит, Чу Ваньнин был готов пройти этот ад вновь и завоевать его злое чёрное сердце. Только он может покровительствовать этим мужчиной, быть для него другом или врагом, зачаровывать его внимание, ослеплять и сводить с ума. Затем его рука ощупала мочку уха на которой был закреплён гвоздик с закалённой кровью судорожно испугавшись потерять в бою, но все же нащупав его, Чу Ваньнин с омерзением перевел внимание к парню все так же валяющимся у его ног и пытающегося провести собственный анализ осматривая Учителя с головы до ног. Восприняв негодование Сюэ Мэна за покушение на их с Императором личную жизнь, Чу Ваньнин взбесился. Сюэ Цзымин тут же ощутил, как ледяная ладонь с когтистыми пальцами, вонзившимися в его кожу, вцепилась в шею и насилу подняла его назад поставив на колени. Своими широко открытыми запуганным и удивлёнными глазами, он увидел дьявольский лик перед собой со взглядом страшнее чем взор глаз самой смерти. — Как смеешь ты своим грязным ртом так отзываться о Его Величестве?! Не понимая причем здесь Тасян-Цзюнь и каким образом Чу Ваньнин может быть смертен, Сюэ Мэн стал растерян, но на осмысление этих двух мыслей у него стало не хватать сил. — Я ненавижу тебя! Удушье быстро перехватило и заблокировало дыхание, после чего Сюэ Мэн ощутил недостаток кислорода и боль в структурах шеи. Осознав, что Чу Ваньнин беспощадно и стремительно душит его, даже так он ничего не мог предпринять учитывая, что Учитель стал смертным. Он слепо доверился этому факту и был готов умереть, если токовой была воля Чу Ваньнина. Призвать Лунчен и заставить биться означало для Чу Ваньнина угрозу жизни, которую хоть он и сможет оттянуть, будучи безоружным и все ещё искусным воином, но все же исход в таком случае оставался предопределен. Тогда, что следовало для Сюэ Мэна? Чу Ваньнин был его надеждой и последней ниточкой из прошлой картины на шёлке, которую больше нельзя было перешить. Без него он познает полнейшую пустоту и потеряет смысл жизни. Он никогда не желал своему учителю зла и не пожелает сейчас. Если Чу Ваньнин ненавидит его и жаждет только смерти - пусть так тому и быть. Лицо Сюэ Мэна позеленело, а мышцы под кожей застыли в напряжении и дрожи. Все-таки успевая примчаться на мече, Мэй Ханьсюэ снова напал на Чу Ваньнина, спрыгнув с меча и схватив его за рукоять он замахнулся и вложил силу одной руки в новый прямой удар, как со стороны послышался мелодичный звук. Раздавшись в их сторону музыкальная волна арфы безудержным потоком направилась к ним, что заставило Чу Ваньнина обернуться и отвлечься на белый силуэт в дали абсолютно зеркальный от настоящего Мэй Ханьсюэ. Так младший Мэй Ханьсюэ стал секретным оружием сработав четко в тот момент, когда Чу Ваньнин оказался безоружен и окружён. От автора: Делитесь положительными впечатлениями здесь и в тгк: Пепелище Сижи. С надеждой на то, что ваше сердце не осталось равнодушным к этой работе🤍