Мрак

Так, Император велел отправиться прямиком в Куньлунский Дворец Тасюэ и захватить его штурмом до того, как Сюэ Мэн организует наступление на Пик Сышэн. Подготовка прошла в кратчайшие сроки и Тасян-Цзюнь в сопровождении Чу Ваньнина и его многочисленной армии мертвецов выдвинулись в путь. Дорога была долгой и холодной, но это не помешало им сохранить боевой дух и совершить назначенное. Остановившись в постоялом дворе недалеко от Куньлунских гор, Тасян-Цзюнь снял комнату в гостинице заселив туда Чу Ваньнина, а сам уехал на рынок. Наказав быть бдительным, Чу Ваньнин отпустил его до конца, не зная за чем тот уехал, возможно это было очередное украшение или же что-то, что можно применить в будущей битве, что было намного серьезнее и полезнее, но маловероятно, это не несло особого значения. Чтобы избавить себя от тоски, Чу Ваньнин решил занять себя делом и принялся ухаживать за своим телом. Он все ещё хотел поддержать его в порядке зная, как Тасян-Цзюню важно визуальное качество. Это было слишком утомительно, но очень важно для того, чтобы вызвать интерес этого падкого на внешнюю красоту мужчину и для этого Чу Ваньнин был готов переступить через себя. Эта идея даже вдохновила его, и он скоротечно преступил к этому кропотливому занятию. Первым делом он приказал нагреть воды и хорошо отмылся, затем сырые волосы очень долго вычесывал гребнем, чтобы они приняли абсолютно ровный и гладкий вид, до тех пор, пока они не высохли. Все это время он сидел в кресле из темного дерева напротив медного ростового зеркала напротив себя и контролировал процесс. Когда, по собственному мнению, он достиг желанного результата, пришло время проверить то, как его работа выглядит со стороны. Но его ожидания не оправдались... Встав с ажурного кресла, вместе с тем уронив полотенце с колен и подойдя почти вплотную к поверхности зеркала, Чу Ваньнин пристально и требовательно пригляделся к своей внешности, но не узнал себя. Напротив, него стоял полностью оголенный мужчина с очень худой комплекцией бледного тела. За долгим пребыванием в заточении и отсутствии тренировок рельеф ушел, после которого остались только гладкие мышцы обтянутые тонкой и почти просвечивающиеся кожей. Сквозь нее виднелись даже самые тонкие вены по всему телу вместе с острыми суставами рук и ног. В лице залегли глубокие тени заявляющие о болезни или старости создавая контраст и выявляя морщины во лбу от хмурости, губ было почти не видно от их бледности и тонкости. Уродство в этом внешнем виде не знало предела и со злостью от увиденного Чу Ваньнин вцепился в инструктированную виноградными лозами раму зеркала и осмотрел свое отражение более детально проверив вид со спины тоже. Он только что потратил столько сил, чтобы выглядеть ухоженным, почему все намного хуже, чем он представлял?! Чтобы быстро исправить свою ужасную внешность, Чу Ваньнин попробовал посмотреть на себя со стороны ещё раз накинув нательный слой своего черного ханьфу и заплести волосы в какой-нибудь красивый хвост, например, собранный из узлов, но с первого раза ему не хватило ловкости для идеального результата. Он судорожно обыскал стол, который мог послужить местом нанесения макияжа для женщин, но не нашел никаких запасов косметики, видимо хозяин гостиницы не предусматривал такую потребность. Чу Ваньнин не тот человек, который будет заботиться о себе, не говоря уже о идеалах красоты, при этом его не отпускал перфекционизм, не позволяющий оставить хоть какой-то изъян. Волосы поверженно рассыпались по плечам и спине, а в черном Чу Ваньнин вообще не привык себя видеть. Осознав насколько он уродлив вместе со своей критичностью к себе, которая только сильнее искажала увиденное им, Чу Ваньнин пришел в напирающую ярость, напитанную внутри порицающей себя досадой, в бессилии исправить свой облик. Ненавидя себя и свой образ он с силой ударил кулаком в свое зеркальное отражение, чем сразу же вызвал колеблющийся гул. Поверхность была полированным металлом и потому удар оставил после себя вмятину в районе плеча Чу Ваньнина искривив его осанку в отражении. Заметив это под гудящее эхо, Чу Ваньнин хотел было ещё раз броситься на себя в зеркале, но внезапно, в дверь его комнаты постучались. Испугавшись, что это может быть Тасян-Цзюнь, Чу Ваньнин лишь подвязал на талии свой нательный халат ханьфу из атласа не успевая надеть остальные слои наряда. Из-за этого его раздражение достигло колоссальных высот и уготовило ему вспыхнуть синим огнем от недовольства и неловкости. Но в ту же секунду он овладел собой заточив свой страх в сердце и принял спокойное выражение лица с толикой ненависти замаскировав свое беспокойство. Но после позволения в комнату вошёл Лю Гун принеся с собой поднос с чашкой на руках. — Мой господин, я принес вам чай с успокоительным действием. Этот дряхлый старик подумал Вы пожелаете выспаться перед завтрашним сражением и приготовил его заранее Вашему приказу. Увидев старика в проходе, Чу Ваньнин тут же расслабил напряжённое тело и нахмурил брови более выразительно. Верно, будь это Тасян-Цзюнь он бы не ждал дозволения войти внутрь. — С чего взял ты, что ночью меня настигнет сон? Это был риторический вопрос, возникший от возмущения и потребности защиты в препирании. В нем Чу Ваньнин не ожидал ответа, только лишь хотел поставить на место докучливого старика, но тот неожиданно смутился поняв, о чем говорит Чу Ваньнин, и чтобы скрыть свою догадку он как можно ниже опустил голову в поклоне, дабы скрыть смятение на своем лице выставив поднос вперёд подавая чашку. Но Чу Ваньнин был слишком проницателен, чтобы не заметить этого. Обозленный допущенными развратными мыслями старого евнуха, Чу Ваньнин одним движением своей тонкой руки обронил чашку с чаем и содержимое в тот же миг выплеснулось прямо на седую голову ошпарив дряхлую кожу. Старик тут же взвыл от боли и выронил всю посуду из рук упав на колени и схватившись за голову. Латунный поднос зазвенел, ударившись о пол, а фарфоровая чашка разлетелась на осколки. — Давно была пора наказать твой блудливый мозг. Свирепость Чу Ваньнина тут же объявила себя и разошлась морозом по комнате сделав её мрачнее ещё больше. Мало того, что вся мебель в этом гостиничном номере была из массивного темного дерева вместе с напольным покрытием и потолком, так ещё и черные цвета в вещах, привезенных с собой только сгущали негатив в атмосфере. Проницательный холод на улице сейчас казался ласковым дыханием ветерка по сравнению с мерзлотой, порожденной Чу Ваньнином. Не нужно было строить догадок, теперь евнух не сомневался, что господин его абсолютно точно ненавидит. С этого момента пожилой старик понял, что его прислуживание этому душевно и телесно изуродованному страданием и болью человеку станет мучительной пыткой в конце его долголетней жизни. — Я не болен, чтобы поить меня лечебными... — Вы больны! Лю Гун не смог сдержать разочарования веры в своего господина и залепетал в глубоком сожалении от понятой им действительности. — Вы не можете так поступать! Ваши действия противоречивы с теми умыслами, которые вы преследовали раньше! Очнитесь, Вы стремитесь убивать людей, когда они желают лишь спокойной жизни! Где ваше сострадание, куда пропала любовь к этому миру?! Почему ваши цели так изменились, а ваше сердце заледенело?! От чего все так изменилось!? В прошлом узнав, что во время раздора бессмертных и разгула смерти по миру он к завершению своих престарелых лет будет прислуживать единственному надёжному, старому и все ещё острому оружию способному пробить щит злобы и коварства вернуло в нем охоту к жизни и наделило ее новым смыслом. Теперь осознав, что-то боготворение рождённое сражаться и нести в себе свет полностью умерло, а пепел его обернулся кромешный мраком, евнух Лю не мог больше покорно служить. Он так же перенимал переход на темную сторону господина на свой счет, но в отличии от него осознавал это и не смел смириться. Старик не видел в этом ничего благого и зная, что переубедить Чу Ваньнина было невозможно просто бился в агонии, ему ничего не оставалось кроме этого. Возражения старика не привели к осмыслению и только лишь усугубили ситуацию. Чу Ваньнин был больше не в том положении и возрасте, чтобы терпеть упрёки от других. Слыша, как престарелый евнух указывает на разницу его мышления тогда и сейчас, огромное море из черной ледяной воды внутри груди Чу Ваньнина взбушевалось и вспенилось. Неистовый гнев и горькое пренебрежение отразилось на его лице во вздернутой оскалом верхней губе и его глазах, затуманившихся во злобе. Тяжёлый голос начал с оскорбления, а после перешёл к собственной обиде и заглушил своим проницательным криком весь протест. Его руки сошлись на груди крестом в защите спрятав большую часть своего тела за длинной рукавов и вместе с тем пальцы в напряжении вцепились в собственные локти и плечи. — Кто ты таков чтобы указывать мне! Старый дурак, поверил, что я дитя самого божества?! Сродни посторонним людям, ты не способен разглядеть истину и потому лишь причисляешь ко мне то, что совершенно не относится! Ты ничего не знаешь обо мне, чтобы судить меня! После мысли о суждении разум Чу Ваньнина не смог совладать с бременем и под мукой сердца, чья рана была тронута он был не в силах остановиться. Ощутив невыносимое раздражение, по всему его телу растеклась боль от обиды, гнета и обвинения пробудив необузданную ярость. — Никто не смеет осудить меня, лишь только Тасян-Цзюнь способен на это! Впервые я нашел свое место в мире, обрёл значимость и добился расположения к себе, хочешь лишить меня всего этого?! Я не за что не отдам то, что получил спустя столько затрат и превозмоганий! Все, что есть у меня сейчас, я заработал слезами, кровью и терпеливым безмолвием... больше, я не намерен молчать! Ты не сможешь вернуть меня в затвор, что бы ты не говорил и как бы не напоминал о моем прошлом! Ты ничего не добьешься! — Но Тасян-Цзюнь лишь пользуется Вами! Этот мерзавец обманывает Вас! Ему не важны Ваши чувства и мысли, только тело... Такое оружие неожиданно и резко разоблачившее себя, оказалось намного крепче сердца Чу Ваньнина. Как только значение слов евнуха попало ему в разум, сердце замерло в страхе, будто нанизанное на острие меча и боялось забиться вновь дабы не ранить себя ещё сильнее. Этой ужасающей правдой его безжалостно пронзило насквозь без крови, но по телу все равно ощутимо растеклась боль задевая каждый нерв изнутри. Все его масса и рост в миг исчезли, оставив Чу Ваньнина совершенно беззащитным перед лицом великой истины. Его ледяной взгляд растаял в соль, а мрак в глубоких черных глазах обернулся мертвецкой пустотой, ничего не видящей перед собой. Истощенное тело самозабвенно покачнулась и отступило точно совсем неживое. Это было не что иное как шок от сильнейшего испуга, ведь именно этого Чу Ваньнин боялся больше всего. Больше ненависти или отвержения. Обесценивание души - вот что было страшнее смерти. Раньше, когда вина перед любимым человеком доводила до сумасшествия и мыслей о смерти, телесная привязанность оставалась для него последней возможностью остаться в живых и пережить все невзгоды, но с недавних пор обретя значимость, не доводящуюся иметь до, это стало последней ценностью, которой Чу Ваньнин был готов пожертвовать. День за днём, он пытался убедить себя, что любим. Учился принимать подарки и подолгу ими любоваться, но все было совершенно не тем. Любое подаренное ему золото или серебро было пустышкой и не более, кою наделить особым смыслом было через чур трудно. Он искал знаки внимания во всем: во взгляде и наклоне головы, в тоне голоса и положении рук. Делал первые шаги и гадал о любви, но ничего не мог найти. Так кроткая надежда на душевную взаимность, все больше убывала. В попытках исправить это и доказать себе обратное, Чу Ваньнин предпринял такие действия как подготовка к встрече с Императором будучи в этой скромной гостинице. Он хотел заострить все внимание Тасян-Цзюня лишь на себе и показаться лучшим чем есть на самом деле. Только вот выше богов никого нет... Мало того, что ему не удалось преобразить себя, Лю Гун допустил ранить его в самое болезненное место. Понимать всю суть его бренности было настолько больно, что тело и дух просто не могли справиться и вынести эту горечь. Чу Ваньнин закусил нижнюю губу и его опустащенные страданием глаза задрожали в сметении. С ужасом в сердце он больше не знал, что ему делать и к чему идти, все рухнуло в один миг! Комната была простужена и сразу же вымерзла словно только что, здесь умерла чья-то душа. Почувствовав этот зловещий, колющий холод на своей спине Лю Гун не поверил своим глазам, когда увидел живого мертвеца перед собой. Испугавшись, что натворил неладное, старый евнух хотел было привести своего господина в чувство до прихода Императора, чтобы избежать удвоенного наказания, но онемевший от страха язык не дал ему этого сделать. Ощутив, что не может пошевелить, не одной конечностью, он вновь напуганно взглянул на Чу Ваньнина и ужаснулся, потеряв всякое дыхание. В какой-то момент лицо Чу Ваньнина стало медленно приобретать брезгливый и до невозможности раздраженный вид. Дошло до того, что на лбу вздулись вены, а глаза налились кровью и покраснели. Все его тело затрясло, но оно больше не казалось ослабленным, наоборот крепкое и преисполненное физической силы, что распирала его изнутри и разлилась по жилам вместе с кипящей красной жидкостью. Он тотчас вернул себе мощь и власть приумножил их в несколько раз только лишь из-за одной мысли. "Как он смеет рассуждать о моей личной жизни?!" Так кромешный мрак насытил его сердце чужим ужасом и придал сил. Ступор сняло как рукой и сейчас же Чу Ваньнин был готов броситься на растерзание старого дурака. Рассверипев до темноты в глазах, Чу Ваньнин напал на старика и со всей силы наступил нагой стопой на внешнюю сторону дряхлой ладони. Старые кости были хрупки и этого хватило, чтобы сломать и раздробить их внутри кисти. Вырвался истошный крик и Чу Ваньнин продолжил нагнетать мощнее и напористей безжалостно калеча бестактного евнуха. Придерживая подол своего черного шелкового одеяния, он надавил на старушечью ладонь сильнее пригвоздив ее к полу, не позволяя старику сорваться и уйти от наказания. Точно кот, что прижал хвост мыши своей когтистой лапой и теперь мучает, глумясь и изнуряя ее. — Ты!.. Падкий на телесность мерзкий старик, только и можешь, что заботиться о чужом достоинстве, раз своего нет! Что стоит за тобой, чтобы ты смел так широко раскрывать свой поганый рот: здоровые дети, счастливая семья?! Ты неудачник - совершенно одинокий и никому ненужный! И ты будешь указывать как мне жить?! Произнося эти слова, что вырывались из его горла с острой ожесточенностью, что нарастала с каждым словом, его голос приобретал прочность и твердость совсем скоро достигнув сходства с громом молнии. Нельзя было поверить, что этот человек всего миг назад был готов пасть в этой битве с огромной дырой на месте сердца. Эта боль придала ему больше сил, которые Лю Гун уже не мог отбить и вынести. Чу Ваньнин был ужасен и беспощаден перед любой угрозой. Он отдавал себя всего, чтобы добиться победы и этот случай не исключение. В какой-то момент он потерял человеческий вид отбросив всю мораль в сторону заключив, что слова евнуха являются ложью. Он ненавидел ложь. Пока все вокруг ледянело и мрачнело от его неспокойного дыхания, в ощущении прилива непреодолимого желания смерти, Чу Ваньнин чувствовал, как горит его плоть и бурлит кровь, точно его тело сейчас осыпается в пепел без возможности устоять перед собственной злобой, но он без остановки черпал эти эмоции от самого сердца и был готов уничтожить все неугодное ему. Отступив назад свободной ногой, он тут же ударил ей евнуха в лицо после чего уже не мог остановиться. Его удары были не слабее слов, а их сила была за гранью терпения. Мощь и превосходство переполняли точно свадебное вино чарку, делая из него беспощадного чудовища. Эта ненависть возросла в такую величину, что стала сжирать его, но он был готов превозмогать за искренность его отношений с Тасян-Цзюнем в которую он неумолимо хотел верить. Срываясь все больше Чу Ваньнин стал ужасом с ликом смерти, казалось уже ничего не могло его остановить. Его глаза горели черными дырами вынимая душу, а демонический голос словно адский рок, грядущий из-под земли, оглашал приговор. — Я - человек Наступающего на бессмертных Императора! Он сохранил мне жизнь и дал ее смысл! Он владеет моим сердцем! Думаешь, я откажусь от него из-за такого пустяка?! Пускай загубит мне душу и сожрёт мое тело, а останки развеет пеплом над яблоневой аллеей, даже если он расчленит меня и каждую часть похоронит отдельно, я ни за что не пожалею об этом! Пораженный до остановки сердца страхом от громыхающего крика над собой, тело Лю Гуна парализовало точно заковонное в толщу льда. Оно дрожало от столь обжигающего холода в словах господина, и старик был готов умереть за живо от ужаса, захватившего его. Единственное, что он смог сделать, только лишь поднять голову и посмотреть на свой кошмар воплощённый в жизнь так и не сумев после опустить ее. Ему казалось, будто он смотрит смерти прямо в глаза, что его собственные словно заледенели и от того в жилах стынет кровь, а дыхание замирает. Тогда евнух Лю осознал... Этого человека больше нельзя спасти. Его не отпоить чаем и не научить книгой, ничего не сможет исправить этого Дьявола! Зло просачивалось через поры на коже Чу Ваньнина и все его существо было готово гореть в адском пламени неистовства и бешенства. В глазах евнуха, Чу Ваньнин обрёл внушительный вид хаоса, бедствия и трагедии, облаченных в человеческую оболочку. Величию его зла не было меры и от напряжения доски в полу едва не кололись в щепки. Воинственный голос резал слух оглушая жертву и оставляя ее в полном оцепенении, а взгляд пронзал насквозь острее любой иглы. Из-за отсутствия добротного света, Чу Ваньнин отбрасывал множество всепоглощающих теней, которые так же искажали его облик до неузнаваемости. Снизу в верх его силуэт казался гигантским и полностью омраченным, а волосы, упавшие к лицу, исключили любой свет, добавляя зловещей угрюмости в его очертаниях, но несмотря на это его глаза феникса горели черны адским огнем и это пламя было готово сжечь все, на что опустит свой взор Чу Ваньнин, включая своего евнуха. Он был всевластен и незыблем — совершенная версия самого себя. Жесток и беспощаден. Настоящий деспот и тиран! Он почти дышал едким паром и сквозь щели в его зубах был готов просачиваться дым их грязных пыли и копоти. Пальцы, стискивающие подол одеяния, синели от желания прикончить старика прямо сейчас его глотку перерезав кинжалом, или заслуженно смертельно ударить его плетью, вот только ничего из этого не было под рукой или же он не мог воспользоваться призывом из-за утраты духовных сил. Но несмотря на это он все ещё давил на сломанную его стопой ладонь и не собирался отпускать. Ему было мало принесённой старику боли. Этого мало чтобы передать всю боль, копившуюся в нем десятилетиями и нашедшую выход совсем недавно. Больше страданий! Больше понимания! Его обезумевший и смертоносный взор заточил в плен встречный взгляд евнуха и стал кромсать его на живую потраша внутренности. Старик отдал бы жизнь, чтобы не видеть этого ужаса, но от страха он не мог даже сомкнуть глаз. Убийственный взгляд Чу Ваньнина работал как гипноз, что и зачаровывало Тасян-Цзюня, но остальным противостоять такому было не под силу. Дряхлое сердце пропустило удар и посеяло вспышки боли в спине вызвав одышку и головокружение, но он все ещё не мог оторвать взгляда от этих до ужаса прекрасных, но таких диких и свирепых глаз возгоревшего новыми силой и господством неукротимого феникса. Чу Ваньнин вызвал самые гадкие чувства на сердце у евнуха и множество деталей сложились в его голове в общую мозаику. Сейчас этот Дьявол в человеческом обличии, возродившийся холодный пепел и злое проклятье стало больше всего напоминать Его отражение... Наступающий на бессмертных Император. Владыка мира и топчущий небожителей Государь, проводник в загробную жизнь и звездный гончий пёс ищущий мертвых по запаху гнили. Несчастье нагрянувшее беспощадным кровожадным неминуемым дождем неужели есть кто-то хуже него? Гораздо хуже... Искажённая звезда и Ночная нефритовая мера управляющая судьбой и смертью. Судья всего живого и повелитель звёздного неба с горящей Преисподней. Властитель вечности и пса. Мог ли быть им кто-то другой, если не Чу Ваньнин? Не обращая внимание на кровь на полу и стопе, Чу Ваньнин наконец остановившись, задрал большим пальцем ноги разбитое и окровавленное лицо евнуха зацепив его за подбородок. Унизительный жест лишь подкреплял его величие и недосягаемость, точно Наступающий на бессмертных Император, топчущий сотни жизней в кровавое месиво. Добившись внимания к себе, Чу Ваньнин знаменательно произнес последнее. — Он простил мне мои грехи, простил все, что я совершил! Ради меня он оставил ненависть и смог... возлюбить меня! Прошлое - будущее, белое или чёрное так или иначе несмотря ни на что, Мо Вэйюй любит меня! Хоть Лю Гун и не мог ясно видеть из-за крови и выбитых глаз, он все ещё мог слышать, как затвердевший до чудовищного рычания бас господина становится все увереннее, точно Чу Ваньнин кроме старика, желал убедить и самого себя в своих словах. И вероятнее всего, у него это получилось... Крепко встав на две ноги, ещё никогда в своей жизни Чу Ваньнин не ощущал себя настолько уверенным в себе. Казалось его душа наконец воспарила и открыла ему запредельные возможности. Чужое мнение, суждения и взгляды, наконец все это стало для него абсолютно не важным. Теперь в его внутреннем мире, остались только он сам и Тасян-Цзюнь. — Я не одет, так что проваливай и перестань мешаться под ногами! Как только он смог приручить свою ярость, из коридора послышался очень знакомый ему приподнятый и руководящий мужской голос. Это был Тасян-Цзюнь. Немедля ни секунды, Чу Ваньнин быстро вернулся к зеркалу и потоптавшись на некогда упавшем полотенце рядом с креслом, обтерев ноги от чужой крови, небрежно пнул его под стол и не успел поправить упавшие к лицу волосы, как дверь распахнулась и в комнату ворвался Тасян-Цзюнь с руками полными разных коробов. Внезапно после едва наступившей тишины, вновь стало шумно от перекладывания обновок и топота стражи, подающей в проход все эти покупки. Так, очень быстро вся комната казалось стала забита упаковками различных форм и размеров заполонив всю мебель кроме кровати. От автора: Делитесь положительными впечатлениями здесь и в тгк: Пепелище Сижи. С надеждой на то, что ваше сердце не осталось равнодушным к этой работе🤍