Мрак

Их поездка длилась несколько дней. За то время никто из них больше не проронил ни слова и даже ночёвка в едином номере гостиниц не заставила их обмолвиться хоть парой фраз. Казалось между ними разрослась пропасть из невысказанных чувств, но момент, когда все это хлынет одним неудержимым, всепоглощающей потоком был отложен на время, когда они наконец доберутся до места. Сквозь туманы и серость подъезжая к горной местности, Чу Ваньнин все же смог увидеть знакомые ему края и без эмоционально произнес. — ...Храм Убэй. Тасян-Цзюнь же среагировал на его голос с хитростью уставившись на него, но лишь убедился для себя в уме, что все это время они держали верный путь и он все же не ошибся с картой несмотря на то, что бывал здесь впервые. Когда-то он желал посетить эти блаженные храмы, дабы одарить своего старого спасителя и сполна отблагодарить этого человека за чуткость и неравнодушие проявленные к нему в то былое и тяжёлое время для себя. Но молчание Чу Ваньнина и стремление вскрытия правды стали для него важнее. Прошлое осталось в прошлом, а ответы так тщательно скрываемые от него Чу Ваньнином нужны были ему сейчас. Потому он был готов растоптать свое прошлое, чтобы проложить путь для истины в свою жизнь. Поднявшись в главный храм экипаж был оставлен за воротами, а они ступили на территорию в сопровождении омертвленной стражи позади них, непреднамеренно наткнувшись на монахов, находящихся на карауле. Как только служивые храма стали приближаться для встречи с лицами монархического двора, Император с треском ткани встряхнул рукавом и в тот же миг стражники напали на постовых послушников, не оставив не одного живого на пути господ. Но несмотря на то, один из ближайших храмов зазвонил в колокола и видимо поднял тревогу, которая точно огненная искра, перескочив на следующую сухую ветвь разрослась ещё большим огнем. Так, не успевши оглянуться весь храмовый комплекс, и горная система были охвачены звоном колоколов в обыкновение являясь показателем начинания службы. Подозревая сопротивление, Тасян-Цзюнь взглянул на Чу Ваньнина стоящего рядом с ним, но совершенно отрешённо и вгляделся в его облик. Пленный не стал останавливать Его Величество от смертоубийства в прошлом ему знакомых настоятелей и это показалось странным для Императора. Внешне он так же холодно отнёсся к смерти перед своими глазами, в нем даже преобладала злость, но не известно откуда, то ли остаточная от поездки, то ли он был действительно не рад здесь находиться, но это не имело особого значения. Больше не теряя времени, Тасян-Цзюнь обвел сосредоточенным взглядом храмы и вновь обострив свой взор на мужчине около себя, задал вопрос. — Этот звон - сигнал о тревоге или же в это время так проходит служба? На это Чу Ваньнин напряжённо вдохнул и тоже осмотрелся, но в отличии от Императора он глядел в горизонт. Небо имело персиковый оттенок ближе к месту соприкосновения с землёй, что говорило о вечерней службе, проходящей в сумрачное время суток. Как раз в это время по рассказам своего учителя произошло рождение Чу Ваньнина. Зная это, Чу Ваньнин ощутил, как все повторилось, но теперь этому часу было суждено стать часом возмездия для него самого и его учителя. Точного ответа на вопрос у него не нашлось так, как он не знал нынешних порядков храмов и не знал способны ли плешивые ослы на предупреждение опасности, поэтому ничего не ответил Тасян-Цзюню. Что конечно пришлось Императору не по духу. — Думаешь спасти своих людей, запутав меня?! Да мне плевать что это, служба или тревога, Этот Достопочтенный не страшиться ни чего из этого! Пускай, хоть святоши возьмутся за вооруженное противоборство, Этот Достопочтенный не отступит от своей цели! Вместе с криком грубо воззрившись на Чу Ваньнина, Тасян-Цзюнь с натиском повернул голову прямо, а потом уж направил свой взор прямо перед собой едва сдержавшись, чтобы не накинуться на пленного прямо сейчас. По его расчетам Чу Ваньнина ждала мучительная кара и ради такого зрелища стоило потерпеть. Переведя дух, Тасян-Цзюнь вновь рявкнул на Чу Ваньнина и на этот раз не глядя. — Ступай за Этим Достопочтенным и только посмей оторваться! Этот Достопочтенный сделает все, чтобы ты навсегда запомнил этот день! Выложив угрозу одним окликом, Тасян-Цзюнь отправился прямиком в главный храм и Чу Ваньнин придерживаясь позади, пошел следом. Теперь беспрепятственно идя по главному храмовому зодчеству, Тасян-Цзюнь стремился найти самое людное место, чтобы как можно быстрее произвести самое изощрённые наказание, которое он только смог выдумать. Пока Чу Ваньнин был заперт в Водной тюрьме, Император посетил Павильон Алого Лотоса и библиотеку в поисках любой информации о своем пленном и как только отыскал место его учения по юношеству сразу же созвал слуг для приготовления экипажа. Ведь знание, что он хранил в памяти о своем бывшем учителе было ничтожно мало. Чу Ваньнин был уроженцем Линьаня, что так же подтверждала его любовь к сладкому и ненависть к остроте, что было диковинно для Сяньтаня. Это то единственное, что Мо Вэйюй мог вспомнить, так как больше Учитель о себе ничего е рассказывал, а глупый Мо Жань и не спрашивал. Теперь убежденный тем, что эти блаженные храмы знакомы Чу Ваньнину Тасян-Цзюнь был более чем решителен. Его шаги от деревянной подошвы сапог издавали стук, раздающийся по коридорам эхом, а чёрное одеяние в длине рукавов и шлейфе подола парило вслед за ним словно массивные и тяжёлые клубы тучи, что с минуты на минуту будет разить во все стороны пронзительными молниями и оглушающим громом. Чу Ваньнин же крался позади, пытаясь ничего не значить по сравнению с величием нагрянувшего Императора. В какой-то момент он стал совершенно незаметен под натиском внушительности Тасян-Цзюнь, и точно верная тонкая тень вечно следующая по пятам своего хозяина бесшумно следовал за мужчиной перед собой. Он был похож на Тасян-Цзюня будто холодное водное отражение, повторяя все императорские черты, но в более сдержанном объеме, зависимо и при этом самобытно. Пройдя в главный зал и найдя целую толпу встревоженных монахов Тасян-Цзюнь наконец остановился и с размахом струящегося рукава полного непроглядной темноты обернулся к Чу Ваньнину и начал свою повелительную речь. — Смотри Чу Ваньнин и слушай Этого Достопочтенного внимательно! Сейчас же, на твоих глазах, Этот Достопочтенный возьмётся убивать по одному из этих монахов пока наконец не уничтожит все отшельническое пристанище! Услышав приговор в свою сторону один из монахов в негодовании ударил по Императору со спины, решив постоять за свою жизнь и честь храма. Золотистый поток духовной силы стремительно направился к Его Величеству и едва не коснувшись его в один миг позеленел изнутри и распался золотистыми металлическими осколками, на месте которых бушующая древесная энергия окрепла и в ответ пронзила монаха насквозь оставив после себя дыру в его теле, словно бамбук поросший сквозь телесную плоть мучениченника. Сплюнув сгусток крови этот святой упал ничком в ту же секунду и это вызвало сумасшедший переполох. Исполняя свое обещание словом данное Чу Ваньнину, Тасян-Цзюнь убивал в хаотичном порядке по одному монаху пользуясь лишь мощью своей духовной силы и усилием двух пальцев правой руки даже не глядя в сторону кровопролития. Он с хитростью и ожиданием смотрел на Чу Ваньнина и с злорадной ухмылкой кинул ему. — Так будет продолжаться пока ты не вспомнишь своего учителя. Ну же, скорее! Иначе кроме него пострадают все остальные. Ты хочешь увидеть это?! Ха-ха-ха, да пожалуйста! Но едва успев проговорить последние слова как его плечо задела чья-то духовная энергия. Этот удар не на шутку разъярил Императора и теперь ему было не до смеха. Развернувшись к толпище готовых к бою монахов, Тасян-Цзюнь вскинул ладонь и этим незамысловатым действием призвал большую часть взятых с собою в путь фишек запретной техники. Конечно он не собирался марать и без того кровавые по локти руки набожной кровью. Монахи были ему не ровней в соперничестве и даже понимая, что именно эти послушники сделали из Чу Ваньнина великого и непобедимого мастера культивации, Император все ещё не считался с ними. Принеся за собой потоки ветра мертвая стража вступила в бой одерживая преимущество перед человеческим фактором. Тасян-Цзюнь же остался глядеть на это кровожадное зрелище сложив руки на груди. Его душа пела уже только от этой картины найдя в этом самое развлекательное занятие, но вспомнив о сокровенной цели продолжил монолог, не оборачиваясь к своему главному слушателю. — Смотри, что ты натворил, не будь ты так хладнокровен, все они остались бы живы. Запомни, все это по твоей вине, Этот Достопочтенный же делает все не за зря. Ты многое рассказал Этому Достопочтенному в Водной тюрьме, но отнюдь не всё, тогда в поисках твоего слабого места Этот Достопочтенный нашел записи о святилище где ты обучался, будучи смиренным учеником. Должно быть ты дорожишь этим местом и этими людьми раз принял их науку и боль от уничтожения сего заставит тебя заговорить, раз того не смогла сделать Вода Оправдания. Этот Достопочтенный повергнет в прах все, что тебе дорого и больше ты никогда не сможешь вернуться к прошлому, как не даёшь это сделать Этому Достопочтенному! Все что тебе останется - только лишь поделиться тайными воспоминаниями с Этим Достопочтенным, дабы сохранить хотя бы память о тех временах, ты обязательно сделаешь это! Ты сделал свой выбор, теперь Этот Достопочтенный разрушит все храмы здесь, и ты больше никогда не посмеешь вспомнить об этом месте. Ты стал причиной их краха, ты их проклятье! Ну что, больно?! Покажи свои слезы теперь! Ликуя и вдохновляясь чужими страданиями, дабы отплатить за свои, Тасян-Цзюнь разведя руки обернулся, чтобы увидеть терзания Чу Ваньнина. Увидеть, как человек испытывает самую сильную муку, которую при разговоре в Водной тюрьме ощутил сам Император. Увидеть, как другой понимает его боль и больше не желает скрывать истину от него. Но повернувшись, за его спиной Чу Ваньнина просто-напросто не оказалось. Так оглядев каждую из сторон и не обнаружив своего пленного, Тасян-Цзюнь озлобился пуще прежнего и взревел. — Черт тебя подери, бессердечный изверг! Сейчас же найти его и привести к Этому Достопочтенному! И тут же сам кинулся на поиски позабыв об истязании невинных монахов, возложив их смерти на оружие своей подчинённой стражи. Тогда чуть ранее Чу Ваньнин молча покинул его и целенаправленно отправился в молитвенный зал. На уме у него была лишь злость, что воспалила сердечную рану, кой было суждено не зарасти никогда. Снова заныл тот самый порез, лишивший его превосходства вознесения, детства и родительской любви, что он мужественно поставил себе сам, но было больно так, словно его ранил другой и самый близкий, первый для него человек. Увидев, как сборище монахов даже не могут узнать его, Чу Ваньнин все мгновенно понял и уходя ощутил сильнейшую горечь в глотке. Все верно, его банально вычеркнули из истории Храма Убэй и позабыли как бракованное изобретение. Никто не ждал его возвращения, в собственном родительском доме он был никому не нужен. А ведь когда-то он очень любил золотые облака здесь и вечернюю розовую дымку в высоком небе, он стремился стать лучшим и оправдать все ожидания, возложенные на него, чтобы учитель продолжал гордиться им. Но все закончилось пронзительными словами о возвращении долга за обучение и лезвием кинжала у самой груди. С того самого дня Чу Ваньнин стал лишён сердца и перестал ощущать себя человеком. По сей день он пытался избавиться от боли в груди и холода на руках, но ничего из опробованного так и не помогло ему. Теперь вернувшись к той не пройденной ступени в его жизни, он был готов наступить и решить это раз и навсегда. Наконец дойдя до высоких дверей Чу Ваньнин остановился перед ними всего на миг. Он помнил золочёные узоры на них точно в последний раз был здесь вчера и набравшись уверенности в безошибочности своей памяти с размахом отворил их. Все тени в мгновение сошлись на нем и душный светлый зал, озарённый свечами от страха, побледнел ещё сильнее. В дальней части зала напротив Чу Ваньнина стояла огромная золотая статуя Будды, достигающая потолка, а перед ней в подмасане сидел дряхлый монах. Он не удостоил приход Чу Ваньнина даже взглядом и мерно продолжал медитировать. Его вид был настолько посредственен, что его было толком не отличить от статуи или картины, но Чу Ваньнин точно знал, что перед ним живой человек. Через толщу морщин и складок на лице этого богоугодного старца, он все же узнал своего вечно молодого учителя и не терпя равнодушия вскрикнув позвал. — Хуайцзуй! Басистый голос Чу Ваньнина облетел весь зал и ударился обо все стены, но и это не отвлекло монаха от общения с подсознанием. Растянув свое терпение ещё на пару мгновений, Чу Ваньнин так и не дождался внимания Хуайцзуя, что вызвало его дьявольский гнев. В ту же секунду черты его лица омрачнели до убийственной красоты, а в согретых руках скопилась вся злоба. Махнув рукавом перед собой и в том же движении вырвав шпильку из своей заколки, он вооружился ей. Упав, серебряная заколка зазвенела точно гонг в начале их противостояния и шелковистые черные волосы заструилась по плечам и спине. — С меня хватит твоего притворства! Ты всегда лгал мне, но на этот раз я не поверю в это! Тогда чувствуя, как первородная неутолимая детская ярость заполняет все его жилы смешиваясь с кровью, Чу Ваньнин набросился на монаха, словно смерч, не стесняясь взора Будды прямо на них. — Знаю, ты слышишь меня! Прокричав это, он с разгона вонзил серебряную шпильку в левую половину груди Хуайцзуя. Брызнула багряная кровь и потекла струёй по его рукам, но Чу Ваньнин не придал этому никакого значения, лишь крепче схватился за резной край детали своего украшения. Вдавливая шпильку и пронзая плоть дальше, Чу Ваньнин продолжал свою расправу. — Боль, которую ты чувствуешь сейчас, мучает меня по сей день! Годами напролет я думал над тем, чему ты учил меня, но смог вспомнить лишь один урок, который ты преподал мне — вернуться и вырвать твое сердце! Это ты научил меня этому, ты сделал меня таким! Сквозь упавшую на лицо челку было сложно различить эмоции на лице Чу Ваньнина, но в неистовом крике его голос срывался. Он пытался докричаться и сходил с ума ощущая всю реальность происходящего. Это было совсем непохоже на то, что пришлось ему пережить много лет назад, теперь же месть кружила голову и дурманила разум. — Ты, забрал мои чувства назвав бессердечным, при этом сам никогда по-настоящему не ценил и не любил меня! Я же старался делать все как можно лучше и за это ты лишил меня сердца! Не прекращая ни на секунду, Чу Ваньнин изливал свою душу крича в ухо беззащитному монаху, с каждым словом все больше впадая в безумство. Напряжение и негативная энергетика переполняли его и с лёгкостью могли войти в резонанс астральных тел с его будучи умиротворённым учителем. Так Чу Ваньнин действительно мог позвать его, но все сходило на нет и не зная причин это заставляло его бесноваться ещё отчаяннее. Шпилькой же он начал вспарывать сверху вниз грудину иногда застревая на месте ребер. Все действия происходили автоматически, вглядывался же он только в своего учителя буйными и сверкающими черными глазами, совсем не замечая ничего вокруг. — Я ни за что не прощу тебя, Хуайцзуй! Только вырвав твое сердце, я обрету покой и верну всё, что ты бесчеловечно отнял! В то же время в зал вошёл Тасян-Цзюнь, придя сюда на крики он самостоятельно нашел Чу Ваньнина и был в готовности помешать расплате, происходящей здесь. — Теперь тебе не сбежать, Чу Ваньнин! Вот только его голос был заглушен криками Чу Ваньнина и растаял в чужом громе нахлынувших чувств. Когда рана была достаточно растерзана, Чу Ваньнин выкинул в сторону окровавленную шпильку и одним ударом кулака пробил грудину старца раскрошив старые и хрупкие кости, так достав до сердца. Увидев, как Чу Ваньнин поместил руку в плоть за чужим сердцем, это произвело на Императора неизгладимое впечатление, шокировав его и погрузив в ступор. Тасян-Цзюнь отчётливо слышал проклятья, что насылал Чу Ваньнин на своего ненавистника и уже тогда понимал, что происходит в зале, но войдя внутрь не ожидал увидеть такого кровопролития. Он даже не мог представить, что Чу Ваньнин способен на такое и теперь сражённый его действиями пытался осознать глубину и достать до дна этого моря обид и боли. Крепко взяв жизненно важный орган, Чу Ваньнин одним мощным рывком вырвал старое сердце разлив в один миг большую лужу крови вокруг себя. От импульса резкого движения он встал в пол оборота немного пошатнувшись и наконец заметил присутствие Тасян-Цзюня. Зная наверняка, что Император начнет задаваться вопросами, Чу Ваньнин решил дать правильный ответ заранее, до того, как зародятся нелепые предположения. — Мо Жань... Что, снова думаешь твой Учитель жесток и безжалостен? Станешь бранить меня за то, что покинул тебя и не удостоил внимания? Но я выполнил твое пожелание и самостоятельно убил своего Учителя. Ты счастлив? Отпустив окровавленное с ног до головы тело, он встал в полный рост приподняв в одной руке сердце стал пристально вглядываться в него и ведать рассказ сдерживая эмоциональное напряжение, говоря сквозь сжатые зубы. Мертвый монах же упал к ногам статуи Будды так и не открыв затуманенных глаз. Не думая ни о чем кроме собственных горестей, Чу Ваньнин так и не узнал тогда, что Хуайцзуй давно был мертв, а его тело погрузилось в паринирвану, так и не выслушав суд своего ученика. — Твой Учитель никогда не рассказывал правды о своем прошлом, но с этой поры тебе стоит узнать кое-что. На закате моего обучения мой Учитель отнёсся ко мне бесчеловечно, когда я встал против его воли, он потребовал мое духовное ядро взамен воспитанию и науке, которым обучил меня. В тот вечер он ударил меня в самое сердце, повредив глубокой трещиной мое духовное ядро. В более зрелом возрасте набрав своих учеников, я пытался уберечь их от этой беды, поэтому, Мо Жань, первым делом, я научил тебя беречь и защищать свои грудь и плечи, потому как через их ранение легко достать до духовного ядра и вместе с тем уничтожить духовное развитие и подвести физическое тело к смерти. Чу Ваньнин медленно повернулся лицом к Тасян-Цзюню, но так и не взглянул на него. Сердце в его белой руке покрытой вздувшимися венами и кровяными потоками, изливалось кровью пачкая весь его рукав и это мерное течение крови точно повторяло темп его истории. Чу Ваньнин говорил очень плавно и задумчиво словно потерявшись между реальностью и своими воспоминаниями как завороженный, его лицо было искажено озарением, а чистые мигающие блеском глаза метались, разглядывая вырванный орган. — Я не хотел быть похожим, на своего Учителя. Я прощал тебе непослушание и плохие манеры, но как только дело доходило до крайности я не мог себя сдержать. Услышав и осознав открытие о прошлых стремлениях Чу Ваньнина, его заботу и желание ни за что не повторить судьбу своего учителя, Тасян-Цзюнь пришел в полное изумление от чего его ноги подкосились, и он упал на колени не переставая смотреть на своего хранителя. Мо Вэйюй действительно увидел в нем величие и терпение недоступное всему смертному под небом. Он понял всю трагедию его жизни и борьбу с самим собой, что было сложнее и каторжнее всего по мнению Тасян-Цзюня. И наконец узрел Чу Ваньнина на своей стороне как приверженца и своего покровителя. Восхищение насытило его злое чёрное сердце любовью и преданностью очистив нутро от обид и злорадства. Это признание стало большим, чем то, что он хотел узнать приехав сюда. Тасян-Цзюнь наконец понял, как Чу Ваньнин долгое время пытался доказать свое неравнодушие к нему и то, каким был долгим этот путь сильнее всего тронуло его за проникнутую злобой душу. Войдя в состояние душевного подъёма Тасян-Цзюнь просто не мог сопротивляться правде перед его глазами и наконец признал Чу Ваньнина. — Мо Жань, ты прав мне некуда идти, я никому не нужен и моя жизнь больше ничего не стоит... Прости меня, за то, что был суров с тобою, ты не заслужил этого, Мо Жань. Всему виной мой Учитель, посеявший во мне это злое зерно и теперь я наконец отплатил ему, вырвав это сердце... Ощутив долгожданный покой и тепло внутри, Император со всем согласился, приняв извинения. Чу Ваньнин выполнил то, что хотел получить Мо Вэйюй привезя его сюда, в Храм Убэй и доказал свои чувства словом и делом. Потому Тасян-Цзюнь простил его. Простил и смог с лёгкостью выдохнуть. От облегчения его тело расслабилась, и он осел на колени чувствуя взволнованность внутри себя. В какой-то момент стало приятно до боли в груди, но хотелось смеяться и радоваться... Ведь он уже очень давно глубоко в своей душе ждал этого. Он признал Чу Ваньнина достойным прощения и наконец взглянул на него так, как смотрел в давней юности с восторгом и любопытством, желая изучить все черты присущие ему, в одиночестве стоящему под яблоневым деревом нежной весной и поправляющему свое новое изобретение втягивающегося когтя. Глаза Мо Вэйюя в первые за столько лет прояснились и сейчас блестели в пылу его личной отрады. Но сейчас Чу Ваньнин был совсем не тем. Ныне он стоял в дальней части большого и душного зала прямо перед величественной статуей Будды блаженно улыбающейся и не подозревающей о смерти, грехе и возрождении жизни рядом с собой. Теперь в его тонкой руке лежало вырванное сердце и больше не билось. Сам Чу Ваньнин был до ужаса бледен, весь его призрачный наряд спереди был забрызган багровой густой кровью, а взлохмаченные волосы у лица делали его вид совершенно безумным и диким. Его помешанный взгляд уничтожал сердце в руке с предвкушением и беснующимся бешенством желания разорвать его в клочья став чудовищным и невыносимым для чужих глаз. Дольше всего взгляд Тасян-Цзюня останавливался на руке, пока он не ощутил ужас, разившийся по плечам и спине волной мурашек. Приглядевшись, он заметил, как рука, кой Чу Ваньнин держал сердце сильно тряслась, а капли крови на ней дрожали, вызвав боязнь Мо Вэйюя. Почувствовав всю извращенность этого зрелища, в этой жути Тасян-Цзюнь сорвался с места предчувствуя неладное. — Учитель, остановись!.. Подбежав ближе, он потянул Чу Ваньнина за собой оттащив его от мертвого тела и остановившись выбил орган из бледной руки. От неожиданности, Чу Ваньнин ничего не успел предпринять, только лишь проследил как выскользнувшее сердце выпало из его руки и брызнув впечаталось в пол. Сразу после в негодовании, Чу Ваньнин воззрился на Тасян-Цзюня, но вновь не успев ничего сказать встретил лицо наклонившегося Императора перед собой и как только Тасян-Цзюнь коснулся его губ своими, изо всех сил кровавой ладони ударил по его щеке. Хлопок раздался эхом по залу разделив их. Чу Ваньнин пронзил Императора возмущённым и ошеломлённым взором, а Тасян-Цзюнь отвернулся, пытаясь перетерпеть боль и только через некоторое время смог поднять удивленный взгляд. — Ты позорный пёс или Император?! Будь выше, сдерживай свои желания будучи при титуле! Не забывай, в твоём владении люди и потому веди себя достойно! Выслушав недовольные крики, голос в которых болезненно дрожал, Тасян-Цзюнь коснулся кончиками пальцев своей пострадавшей щеки и после взглянул на следы крови на них. Конечно на его щеке остался кровавый след от запачканной ею ладони Чу Ваньнина, но было больно настолько, точно Чу Ваньнин разбил ему щеку и сквозь кровавый отпечаток сочилась его собственная кровь. Рассмотрев ее на своих пальцах, с лёгким сердцем и воспарившей душой он подумал о том, что если от чувства нескончаемой радости прощения он просто не может сдерживать себя? Эта мысль показалась ему глупой и от того смешной, потому после тихого смешка, Тасян-Цзюнь выпрямился и со снисходительностью посмотрел на Чу Ваньнина. Чу Ваньнин же не отрывал от него своих ошарашенных глаз под хмурыми бровями в ожидании ответа. Хоть в его глазах феникса и читалась разумность, странный блеск в них бешено мигал, заявляя лишь о неотступной сумасшедшей тревоге, а все тело тряслось в сильнейшем напряжении, заставляющим вены вздувается на лбу и шее, точно во всем его теле безжалостно рвались нервы сотрясая его. Осознав, что совершенный им поступок был слишком переломным для него и сейчас остался захватившим шоком, Тасян-Цзюнь сжалился над Чу Ваньнином и осторожно приподняв руки, чтобы не напугать его внушаемую и восприимчивую душу, мягко прижал к своей груди. Теперь он мог чувствовать, как дрожит его тело своим нутром и не выдержав столь сладкой сердечной боли с улыбкой на губах тихо произнес. — Ваньнин, Этот Достопочтенный простил тебя. В тот же миг, своими руками Тасян-Цзюнь почувствовал, как вес тела в них стремительно увеличился, а Чу Ваньнин стал падать без сил вынести прощение. Поддержав и поставив его на ноги Мо Вэйюй отпрянул, удерживая его за плечи и продолжил. — Этот Достопочтенный желает разделить с тобой престол. Ты станешь главным помощником Этого Достопочтенного, его правой рукой, советником и тенью. Этот Достопочтенный наделит тебя властью и присвоит императорский титул. По возвращению Этот Достопочтенный устроит инаугурацию! Сказано это было очень воодушевленно, скорее всего сам Тасян-Цзюнь не ожидал от себя такого, но его душа была так взволнована, а сердце так тронуто, что он ничего не жалел для Чу Ваньнина даже не задумываясь о ценности своих даров. Человек посвятил ему всю свою жизнь, как это можно было не оценить? Горячее и большое сердце Мо Вэйюя не позволило бы этого сделать. Но Чу Ваньнин был не в состоянии восторгаться и радоваться вместе с ним. Он все ещё кое-как стоял на своих двоих в шоке и попытках осознать, что теперь все его кошмары закончились и больше не нужно прибегать к крайностям, доказывать и бояться отвержения. Но услышав, как Тасян-Цзюнь его избрал и придал ценности, Чу Ваньнин совсем растерялся, не зная, о чем и думать. Его тяжёлые веки накрыли глаза под давлением опущенных бровей, а губы тихо и устало выдохнули, потратив все силы на это. Глубоко в душе он хотел покоя и тишины, а не управлять людьми ломая их судьбы. Он вдруг почувствовал всю зрелость своих лет и отягощающую усталость, которую невозможно было терпеть. Дабы взглянуть на правду и подтвердить, что все это ему не почудилось, Чу Ваньнин обессиленно открыл глаза и посмотрел на Тасян-Цзюня. Первое, что он увидел, это искренняя и радостная улыбка, едва не доходящая до красивых ямочек на щеках. Видя Чу Ваньнина и его скверный вид доведенный до состояния упадка, несмотря на легкомыслие, Император остерегался отказа и был переполнен надеждой на согласие, потому хоть его слова и шли прямо от обжигающего сердца, он все же стеснял себя и старался не давить. Чу Ваньнин же, уже очень давно не видел на лице Тасян-Цзюня улыбку и заметив ее сейчас, был словно награждён драгоценнейшей наградой. Казалось, он ждал вечность появления этой сладкой улыбки и был тронут ее возникновением. В один момент все его тело задрожало сильнее вместе с множеством мышц на лице, и он поник, уставившись в пол, опустив голову и спрятав лицо в гуще и длине своих черных и спутанных волос. Послышался тяжёлый выдох, после которого строгое выражение лица Чу Ваньнина приобрело самый скорченный вид. Брови остро изогнулись, а глаза в бессилии закрылись, в натяжении его тонкие губы улыбнулись в ответ ласковой улыбке Императора. Тасян-Цзюнь не знал бояться или радоваться такой реакции, потому наклонился и заглянул в мрачное лицо Чу Ваньнина закрытое от всякого света. Когда Мо Вэйюй двинул рукой, дабы смахнуть волосы с лица и улучшить себе обзор, на его внешнюю сторону ладони упала горячая слеза, точно оставив ожог на своем месте падения. В тот же миг Тасян-Цзюнь стал в своих действиях решительнее и коснувшись двумя руками лица Чу Ваньнина, приподнял его и сам перестал склоняться. Тут же все волосы упали назад, а острое чертами лицо стало осмотрительнее. По бледной коже щек действительно текли большие теплые слезы, которые Тасян-Цзюнь мог ощутить на подушечках пальцев, но не успел он увидеть всего выражения, как губы оскалились, судорожно пытаясь широко улыбнулся, а глаза смеялись и плакали, не уступая в эмоции иногда смешивая их в что-то совершенно неясное. Чу Ваньнину было непомерно сложно пережить свое прощение, но он всем сердцем старался доказать обратное, хоть все ещё не мог принять милость Тасян-Цзюня к себе от убеждения своей непростительной вины, он хотел показаться счастливым и делал вид. Возможно, когда-то чувство избавления от вины придет к нему, но не сейчас, смириться с этим было очень трудно и кажется почти невозможно, но зная, как сильно Тасян-Цзюнь ждёт от него воодушевления и радости взамен, он не мог ему противостоять. Увидев радость в слезах и смех в рыданиях, Тасян-Цзюнь был более чем озадачен, но не мог не признать эти чувства и наконец решив, что это хороший знак улыбнулся до ямочек на щеках, что ошарашило Чу Ваньнина и прекратило нескончаемый поток слез. Узрев крайнюю степень весёлости и озорства этого некогда свирепого и беснующегося мужчины, Чу Ваньнин в удивлении затих, не отрывая глаз, а слезы засохли и после тут же тихо рассмеялся, точно наконец поняв шутку. Это выглядело очень странно от скорости смены эмоций, но Тасян-Цзюнь не увидел в этом ничего подозрительного, от того как сам был таким. Пока Чу Ваньнин в правильном расположении духа, Император решил не медлить и объявил. — Решено! Сейчас же едем домой! Тасян-Цзюнь солгал. Конечно же, фраза "сейчас же едем домой" не означала "мы сейчас же вернёмся домой" как могло показаться. Как и было сказано, они очень быстро покинули Храм Убэй за объявлением подчинения монахов Императору, акт нападения признали запугиванием на случай если они того не сделают и так, смирив послушников и приняв их коленопреклонение они уехали, позабыв об этом месте как о страшном сне. Но это не вернуло их в два счета на Пик Сышэн. Тасян-Цзюнь велел останавливаться в каждом богатом городе на пути, дабы закупиться подарками и украшениями к великому торжеству, что растянуло время, потраченное в пути ещё на несколько дней, чему Чу Ваньнин совсем не обрадовался. Он не видел смысла в покупке всего это барахла и очень тяжело переносил время в пути. Первое время Чу Ваньнин был поверхностно в хорошем расположении духа, когда сам пребывал в сладкой усталости и некотором опустошении, но со временем природа вернула ему силы. Единственное, что облегчало его поездку это виды в оконном проёме, которые больше не казались мрачными и серыми. Яркая осень лесов на горах подкрашивающая деревья крона, которых опадала в последнюю очередь, золотым и киноварным цветом сделав путь назад для него более насыщенным, чем дорога в храм. Иногда по холодному ветру прямо в повозку залетал золочёный и сухой листик отбившись от основного листопада и привлекая к себе внимание. В один из таких дней, Чу Ваньнин сидел в повозке около окна и провожая оранжевый рассвет, встречая лицом студёные порывы, едва не засыпал медленно моргая и ожидая отправки в новый город на их пути. С наружи послышалось как в багаж свалилось что-то ещё, и через некоторое время внутрь зашёл Тасян-Цзюнь с полными руками различной упакованной клади, которую пригнувшись он пронес к стене за кучером и аккуратно сложил все на места впереди. Видимо все эти безделицы уже просто не помещались в багажный отдел и это стало контрольной точкой для Чу Ваньнина. Подождав пока Тасян-Цзюнь отряхнет руки и наглядиться на эту кучу золоченого мусора, Чу Ваньнин подняв руку и потянул за его рукав в поисках его внимания. Почувствовав слабое покачивание в рукаве Тасян-Цзюнь обернулся и тогда Чу Ваньнин сказал. — Мо Жань, поедем домой. Тогда Тасян-Цзюнь пристально вгляделся в его глаза и поняв, что ехать в следующий город действительно будет бессмысленно, согласился с Чу Ваньнином, ведь ему тоже очень сильно хотелось домой в предвкушении торжества. — Поехали. От автора: Делитесь положительными впечатлениями здесь и в тгк: Пепелище Сижи. С надеждой на то, что ваше сердце не осталось равнодушным к этой работе🤍