Мрак

Через продолжительное время Чу Ваньнин достиг врат в тюремную зону на окраине ордена. Много времени ушло на то чтобы прийти сюда, но он и не преследовал цели скорее добраться, кому хотелось самовольно сдаваться под стражу? Врата были подсвечены ярким огнем факелов, которые выдавали черный силуэт под ними. Его Чу Ваньнин узнал ещё из далека и в невыносимости смотреть опустил глаза. Черный силуэт в арке тюремных стен принадлежал Мо Вэйюю, который в отличии от своего пленного внимательно наблюдал за ним не спуская глаз. Чу Ваньнин не пожелал подходить слишком близко, поэтому остановился держась на расстоянии. От него исходила каторжная энергетика, которая только затемняла ночь вокруг него, выделяя светящимся белым лишь одежду и кожу. Со стороны он напоминал призрака ступающего по поверхности земли в страдании от неспособности упокоиться с миром, словно если протянуть руку она пройдет сквозь него. Увидев его таким, Тасян-Цзюнь хищно ухмыльнулся. Большей потехи для него нельзя было сыскать. Водная тюрьма сразу после сладкого ужина хорошо подрывала разумение и опустошенный вид Чу Ваньнина полностью доказывал, что он как глупая рыбка попался на крючок. Сводить с ума, что может быть злосчастнее этого занятия, но именно это доставляло сильнейшее удовольствие Императору кроме побед, власти и плотских утех. — Проваливай старик, теперь Этот Достопочтенный попечется о твоём господине. Заверил Тасян-Цзюнь выйдя на свет факела из тени и сложив руки на груди. Он убедительно и сытно улыбался глумной улыбкой схожей оскалу коварного шакала. Но евнух Лю и не подозревал, что приведет Чу Ваньнина прямо к пасти вечно голодного хищника. Он точно знал, что владыка отвлечен супружеским долгом с Императорской супругой и подозревал, что Его Величество проверит строгость заточения Чу Ваньнина только на утро перед отъездом и совсем не ожидал, что Тасян-Цзюнь явится лично посадить пленника на цепь. Увидя его и услышав голос Императора евнух покорно поклонился в растерянности, но он уже никак не мог повлиять на ситуацию. В желании опустить подол императорской одежды на Чу Ваньнине и уйти, ему на глаза попалась белая и утонченная, но почти тощая рука. Возможно она казалась таковой от несоизмеримого с ней размером черного рукава, а может и от недостатка света при дворе тюрьмы, но меньше пугать это не стало. — Подай. Глухой бас сухо прозвучал для старика и тот немедленно вложил подол накидки в эту бледную худую руку и ещё раз поклонившись покинул этих двух обиженных судьбой и ею неразлучных молодых людей. В своем пути он томно вздыхал, поглядывая на забранный с собой фонарь и раздумывал о том, как если бы знал, то непременно предупредил своего господина о встрече с Императором, но владыка оказался слишком хитёр и злостен. Мрачная тишина встала меж ними каменной стеной, но Тасян-Цзюнь на своей стороне мог слышать весёлый треск искр в огне факелов над своей головой. Чу Ваньнин же стоял один в непроглядной темноте глубокой ночи, где его почти было не видно. От того тени на его лице стали плотнее и сильно состарили его лицо, объявили уходящие синяки на щеках и наполнили цветом просвечивающиеся сквозь бледную тонкую кожу вены. Он был точно разбитая и склеенная назад необыкновенной красоты фарфоровая ваза, но потерявшая всю свою дороговизну. — Ну же, подойди к Этому Достопочтенному, любимая наложница Чу. Тасян-Цзюнь определенно был в приподнятом расположении духа зазывая к себе пленника, возможно Императрица хорошо постаралась ублажить его гневность, но это только ещё больше отдалило Чу Ваньнина от него. Он остался стоять в стороне и лишь поднял глаза. Он бесстрашно встретился взглядом с насмешливыми глазами Тасян-Цзюня, но ему не было так же смешно. Его глаза в отличии от императорских выражали огромную подавленность, мученическое разочарование и даже ночь не была так черна как они. Точно две бездны в которых нет дна заманивали упасть и исчезнуть в пучине траурной обиды. Ни один человек не должен так смотреть, никто не заслужил ощутить столько боли, чтобы смочь так видеть. Так смотрели только мертвецы, не сумевшие закрыть веки перед смертью. С бессилием хоть на одно слово, со слабостью ещё раз прикоснуться к жизни, с отчаянием о краткости и не возвратности лет, пролетевших так незаметно. Возможно все три души Чу Ваньнина уже умерли, раз он достиг способности к такому взору, и даже если мог все ещё стоять на этой земле своими двумя, чувствовал он себя именно так. За последние дни Чу Ваньнин был полностью вымотан, и всякие проверки на прочность он уже не мог вынести. Он больше не желал думать наперед и что-то исправлять. Человек напротив унижал его и издевался над ним, вот до чего они дошли и что после этого вообще мог из себя представлять Чу Ваньнин? — Сейчас же подойди к Этому Достопочтенному! Бездействие Чу Ваньнина и через-чур выразительный взгляд его черных глаз феникса сбили весь задор Тасян-Цзюня. Такое поведение было привычно для Императора, но не теперь, когда их отношения перешли на новый уровень. Отныне Чу Ваньнин был связан с ним брачными узами в женской роли, потому был обязан подчиняться всем прихотям своего мужа. Но он не сдвинулся с места и ни на шаг. Без желания бессмысленно препираться с Чу Ваньнином, что не мог даже кинуть пару слов в ответ, Император решил сразу перейти к действию, все же его противник к этому методу был более уязвим. В тот же момент Тасян-Цзюнь мгновенно напал на Чу Ваньнина и захватив с силой повел к воротам. Он до боли заломил ему руку в локте и прижал талией к своему телу быстро потащив рядом с собой заставляя идти. Проходя через ворота Мо Вэйюй накричал на него защищая свое самолюбие перед человеком, что вынудил его сделать шаг к нему первым. — Пытаешься вывести Этого Достопочтенного из себя и потрепать ему нервы?! Думаешь Этот Достопочтенный соблаговолил твоему вкусу в еде и теперь смеешь упираться?! У тебя ничего не выйдет! Этот Достопочтенный намного сильнее тебя, и ты не сможешь его задеть за живое! Ты никто и место тебе только в этой тюрьме сидя на цепи, точно грязная сучка! Ха-ха-ха! Нрав Императора был не стабилен и его разрушительный крик быстро перешел в язвительный смех разнящийся с нормой. Тасян-Цзюнь был уверен: такое оскорбление приносило боль больше остальных - это он прекрасно знал, не раз прочувствовав на собственной шкуре. Возможность принижать так, как в далёком прошлом принижали его, доставляла ему величайшее удовольствие, граничащее со счастьем и доводящее до искр в глазах. От дрянных слов и быстрого темпа их ходьбы Чу Ваньнин не мог удержаться и запинался на каждом шагу. Вся его стойкость была похоронена им и теперь у него не осталось никакой защиты. Крик, что ударил по самому уху безжалостно ранил заново задышавшую душу и теперь губил ее. Он больше никак не мог противостоять и где-то в глубине раскалывался изнутри. — Да, ты и в правду похож на грязную суку. Так долго скрывал свою истинную натуру в тени, объявил бы раньше точно пошел по рукам. Почему? Почему Мо Вэйюй говорил ему все это? Неужели каждый человек полностью отдав себя взамен получает такую безжалостную оценку? Ведь это были их первые встреча и разговор после первой брачной ночи и разве так должны разговаривать люди за тем как обнажили себя друг другу? Даже если на Чу Ваньнине висит неизгладимая вина деспотичного учителя неужто он ещё не искупил ее своими страданиями? Почему он все ещё не заслужил пощады? Каким он должен стать и что обязан сделать если его поведение и поступки ещё тогда принималось за голимую тиранию без крупицы праведности и уважения к ученикам? — Но ты, ждал только Этого Достопочтенного. После этих слов Тасян-Цзюнь резко остановился посреди темных каменных коридоров, ведущих к пещере с подземным прудом где, и была оборудована камера водной тюрьмы. Он удержал Чу Ваньнина который не ожидал остановки продолжая мчаться вперед так, как подгонял его Император и прижал, сдавив плечо и поясницу повернув его к себе лицом. Но Чу Ваньнин которого дёргали из стороны в сторону и гнали по лестницам был совершенно не готов думать и избирать произнесенные для его унижения слова, он больше не старался найти скрытый подтекст или истинную цель сказанного, просто впитывал так как было в него брошено и вновь ничего не сделал своему обидчику. Это побудило Тасян-Цзюня к действию, и он со всей силы потряс Чу Ваньнина за острое плечо. Складывалось ощущение что он разговаривает с трупом и это изрядно бесило. Император неосознанно пытался разбудить своего пленника и добиться ответа от чего росла сила, с которой он вцепился в плечо и амплитуда тряски, что доводило ядовитую улыбку сложиться в дикий оскал. — Давай, скажи, что хранил себя лишь для Него! Длинный коридор был оглушен пытливым голосом, что вновь прибавил тональности и мог приняться за рык настоящего зверя. Точно хищник он пил кровь своей жертвы и охотился на нее, прямо сейчас не отрывая голодных глаз с готовностью укусить в любой момент. Император предпринял снизойти и угостить Чу Ваньнина его любимой едой, но вновь ничего не получил в благодарность. Что бы он не делал он никогда не мог получить желаемого как что-то должное и везде он прилагал старания. Даже в свою первую брачную ночь ему пришлось выкупить наркотик чтобы получить признание от собственной наложницы, но даже так он не был до конца уверен в нем, от того как Чу Ваньнин вечно противодействовал и заставлял усомниться в своих вынужденных словах. Возможно он и вовсе не пробовал эти сладости и ждать в ответ было абсолютно нечего, но Тасян-Цзюнь не желал с этим мириться. Он был готов выбить из Чу Ваньнина слово любой ценой. Когда Император чуть не оторвал руку и тряска была окончена, перед глазами Чу Ваньнина все плыло и мрачный образ Тасян-Цзюня сжимающий его тело в своих больших и мощных руках тоже. Он не мог ровно дышать после беготни и задыхался, но больше этому способствовало удушающее рыдание, рвущееся из него. Он был на пределе и если бы Тасян-Цзюнь не держал его, то вероятнее всего давно упал бы без сил. — Этот Достопочтенный прав? Что-то потаённое вклинилось в императорский голос полный сумасшествия, и он стал загадочным. Точно сжирающий страх поднялся из его груди, когда он предполагал отрицательный ответ. Подумав об этом ему невыносимо захотелось убить человека в своих руках до того, как тот откроет рот. Его самообман рассеялся, и он больше не желал знать ответа на этот вопрос. От таких мыслей его руки потеряли контроль и усилили хватку настолько крепко, что замалчивать боль стало просто невозможно. — А-ар! Пытаясь держаться Чу Ваньнин закричал сквозь зубы смотря себе под ноги и наконец сдавшись вновь поднял на Императора свои глаза. Блестящие слезы были готовы брызнуть из них ливнем с грозой, в то время как сильная боль от захвата и душевных терзаний исказила эти черные прекрасные глаза феникса до неузнаваемости, в их глубине тоже появилось что-то очень странное. Его мысли путались, и он не мог произнести ни слова от одышки, но желая скорее прекратить все это он быстро выдавил из себя несколько слов, что первые пришли ему на ум. — Мо Жань, я.… ты сводишь меня с ума... Было не ясно принял Тасян-Цзюнь его ответ за комплимент или укор, но сразу после него Император неистово впился в губы Чу Ваньнина своими губами, что даже больше напоминало укус. Он очень долго не отпускал Чу Ваньнина который насовсем расстался с пониманием верного и ложного и казалось действительно сошел с ума. Все же отстранившись Тасян-Цзюнь постепенно снизил крепкость своей хватки и провел большим пальцем по бледным и тонким губам прикасаясь к его лицу. Облизнувшись он вновь улыбнулся. — Так сладко, ты все-таки ел угощения, которые приготовил для тебя Этот Достопочтенный. На этот раз тишина снова стала ему ответом, ведь Чу Ваньнин уже совсем перестал понимать, что хочет от него Император. — Тебе должно было понравиться. Но и это он не смог подтвердить, его уста гласили лишь безмолвие. Поведя Чу Ваньнина вперёд дальше все так же держа за талию и руку Тасян-Цзюнь заглянул в его лицо, но увидел лишь пелену муки, нависшую над ним. Возможно он уже не слышал то, что хотел до него донести Император, оставшись с кошмаром в своей голове один на один, но владыке это было не столь нужно. Он уже получил свое, а о вкусе сладостей, которые подал ему на ужин мог спросить в любое время и совершенно не переживал за это. Так, дойдя до камеры водной тюрьмы Тасян-Цзюнь быстро спустил своего пленного к пруду по скользким каменным ступеням и толкнул в холодную воду. Сам он оставался на каменном помосте и не намочил даже деревянной подошвы на своих сапогах. Не дожидаясь, когда Чу Ваньнин вытрет капли брызнувшие в лицо и сможет вновь ориентироваться, Император схватил его за холодное и скользкое от влаги запястье и потащил через толщу воды к стене, увитой цепями. Идти сквозь стоячую воду, доходящую до уровня груди, было сложно, особенно когда Тасян-Цзюнь так бесцеремонно тянул его, потому Чу Ваньнин не мог сопротивляться и дрожа тяжело шел куда направляли. Приведя его к месту заключения Тасян-Цзюнь присел на корточки и дотянувшись крепко сковал толстыми металлическими цепями пленного по рукам. На месте кандалов он несколько раз дёрнул поникшего Чу Ваньнина за каждую руку проверяя плотность посадки браслетов и процент успеха вырваться. Вот только наручники сидели настолько тесно, что каждый его рывок драл кожу Чу Ваньнина на запястьях до мельчайших едва кровоточащих ран — пытаться просунуть руки через оковы было абсолютно бесполезно. Так же в этом Императора убеждало сдавленное шипение Чу Ваньнина от зудящих болей в руках и тогда он переходил к следующему этапу, но на этот раз пленник молчал. Казалось Чу Ваньнин разучился дышать и немой плачь застрял в его горле. Видя это Тасян-Цзюнь не оставил дело совершенным на половину и отнёсся к этому со всем вниманием. Он стеснял браслеты и дёргал конечности до тех пор, пока из-под кандалов не стала вытекать алая кровь капая в воду и пачкая белые одежды под черной императорской накидкой. На тот момент Чу Ваньнин поверхностно дышал и тихо всхлипывал - лишь это смогло остановить Тасян-Цзюня. На деле же если бы он сократил объем оков ещё хоть на раз меньше, это с легкостью могло переломать Чу Ваньнину кости. — Понравились... Слабое и почти беззвучное признание было едва уловимо на выдохе среди шороха одежд и перекатывания поверхности воды от движения в ней, все эти незначительные звуки обретали громкость в замкнутом и пустом пространстве как эта пещера. Но Император был слишком насторожлив и обладал звериным чутьем чтобы это не расслышать. — Говори громче. Уперев руки в колени Тасян-Цзюнь не стал вставать и игнорировать его, а приказал повторить сказанное, дабы убедиться в том, что ему удалось расслышать. Возможно Чу Ваньнин действительно грел желание донести эту мысль до своего властителя или просто был окончательно сломлен, но он не стал дорожить своим словом, что когда-то было на вес золота и повторил его. Он медленно дышал для сохранности последних сил и громко сглотнул, готовясь проговорить звук за звуком и чуть позже смог сосредоточиться, чтобы произнести это ещё раз. — Понравились... сладости... Но все его приложенные к этому силы не дали нужного эффекта. Тасян-Цзюнь и помнить забыл о каких-то сладостях, сначала он совсем не понял к чему ведёт Чу Ваньнин и зачем упоминает угощения, пока не вспомнил сладкий вкус на своих губах оставшийся после затяжного поцелуя. Он не сомневался, что эти конфеты и вино понравятся Чу Ваньнину, поэтому не ожидал, что тот все же захочет об этом поговорить. Но это признание уже ничего не могло изменить, оно прозвучало слишком поздно. — Хочешь сказать, что после таких слов Этот Достопочтенный должен отпустить тебя? Нет, Ваньнин, ты дождешься Его здесь. Радость победы насытила Тасян-Цзюня ещё немного, потому он сказал это довольно снисходительно, одобрив послушное поведение Чу Ваньнина. Терпимо вздохнув он потянулся к лицу Чу Ваньнина и пару раз играючи похлопал его по впалой щеке и сразу после поднялся на ноги. Дальше Император подошёл к катушке к которой вели все цепи в этой пещере и вручную стал крутить ручку стягивая и укорачивая их. Массивные цепи со звоном и эхом от водной глади и стен пещеры стали скользить по петлям и натянулись до предела. Это подтянуло Чу Ваньнина за крепко скованные руки и оставило его в подвешенном состоянии, теперь вода доходила ему по пояс. Любуясь проделанной работой Тасян-Цзюнь вернулся в центр помоста и не скрывая чувств искренне восхитился подвешиванию пленного на цепи и как почти молча перенес это Чу Ваньнин. Видимо боль сердца была превыше телесной и заглушала большую часть страданий. Как это изумительно! Перед тем как уйти Тасян-Цзюнь наложил обездвиживающее заклятье на катушку и цепи, так точно ничего непредвиденного не могло произойти во время его отсутствия. Уходя же, он так же запер вход сложной формацией и лишь тогда покинул водную тюрьму. От автора: Делитесь положительными впечатлениями здесь и в тгк: Пепелище Сижи. С надеждой на то, что ваше сердце не осталось равнодушным к этой работе🤍