Мрак

Тасян-Цзюнь шел твердой и быстрой поступью по мосту среди пруда с алыми лотосами, что нависли над глубиной мутной воды, не замечая краски их манящей красоты, хоть эти цветы были редкостью и в такой окраске цвели лишь в Павильоне Алого Лотоса во владениях ныне Добродетельной драгоценной второй супруги Чу. Недельное уныние этого места ничуть не интересовало Императора, ведь его едва можно было различить с обыкновением. Павильон Алого Лотоса никогда не отличался радушием и живостью, но несмотря на скуку, Мо Вэйюя всегда тянуло туда словно дикого зверя на запах крови. Но сейчас его намерение не было пропитано жаждой мученичества, совсем напротив - его чёрное сердце сковало беспокойство. Это чувство давило на ребра изнутри, но в противовес этому он мог только разозлиться на слуг, что попали под горячую руку, но даже так его напряжение, все не хотело слабеть. Не теряя ни крупицы времени, Император вошёл в дом и тут же направился к опочивальне своего бывшего учителя. На своем пути он встретил суетившихся в уборке и хохочущих о девичьих служанок. Как только он ступил в коридор где они хлопотали, приниженные девы затихли и склонились в почтительном поклоне. В руках они держали горы посуды с почти нетронутыми вкусностями и вином, вот только руки их тряслись в страхе, а лица были натянуты и белы как оконная бумага. Еда была растерзана на части и надкушена, а на чарках виднелся липкий след от губ. Обратив на это внимание Тасян-Цзюнь остановился и заподозрил вольность от служанок, дабы проверить это взглянул на их губы. Они имели алый оттенок и подтверждали догадку Императора. — Вкусно было? Девы скорчили на лицах гримасы лютого ужаса, но это не подкупило милость Тасян-Цзюня. В темных коридорах хоромов павильона они доедали как стая сук, блюда, полагающиеся другому человеку одновременно с этим сплетничая и высмеивая его неспособность употребить эту пищу. Теперь как владыка разгадал грех, этого было достаточно чтобы не оставить им и шанса сделать ещё хоть один укус и глоток. Взбешенные черные глаза убийственно блеснули, всматриваясь в эти сжатые и покрытые морщинами губы, выпачканные алым сладким вином. А после темно-зелёный мерцающий поток энергии, сосредоточенный в руке Его Величества сформировал несколько черных фишек вэйци, которые Мо Вэйюй немедленно бросил в служанок лишая их жизни и заполучив их трупы взял под свой контроль с помощью запретной техники Вэйци-Чжэньлун. — Пошли прочь! Замершие служанки крепче схватились за свои подносы и покинули коридор. Не оборачиваясь Тасян-Цзюнь продолжил идти. Не снижая напора и скорости, он силой толкнул двери в спальню и почти влетел в комнату с грохотом. Только в тот же миг отыскав острым взглядом причину своего визита, он смог поубавить пыл и отвлекся на то, чтобы обернуться запахнуть проход в помещение. После того Тасян-Цзюнь замер, прислушиваясь к тишине и раздумав подходящую идею снял верхнюю накидку, оставаясь при этом в не менее черном и украшенном золотой вышивкой ханьфу. Это было сделано с расчетом на то, что этого никто не увидит в такой глуши как Павильон Алого Лотоса, облегчит последующие действия Императора и сохранит внешнюю часть одежды в порядке. За атласной накидкой оформленной широким воротником с изображением водяного дракона и рукавами до пола, остроконечные наплечники из золота так же откинулись на стул перед письменным столом в качестве помехи Его Величеству абсолютно незаслуженно, но такого было решение самого Тасян-Цзюня. И хоть теперь облик Императора виделся не таким громоздким, величия изменение не убавляло, при этом для него это было роскошью, которую он мог позволить себе только в присутствии лишь одного человека. Чу Ваньнин. Он был присвоен Мо Вэйюем себе и этого было достаточно чтобы тот мог пользоваться особым расположением самого Наступающего на бессмертного Императора хотя бы в этот день, когда сам Император снизошёл к нему с визитом и услугой. В любой бы другой раз, как только Тасян-Цзюнь наведывался к Чу Ваньнину, пленник пытался прогнать властителя из своих хоромов или же был готов сам покинуть место общей встречи, но только не сейчас. Именно поэтому задевающая сердце едва ощутимая тревога все никак не отпускала Его Величество. Поправив колючие наручи с золотой уборкой Тасян-Цзюнь прошел глубже в комнату осматривая беспорядок вокруг и дойдя до кровати наконец одернул балдахин из вуали, открывая себе обзор на внутреннюю часть постели. Все было гораздо хуже, чем то, на что он рассчитывал. Брошенное, полностью нагое тело валялось в углу кровати без чувств и сознания точно так же, как и упавшее смятое одеяло рядом - вещь и не более. Бездушная, грязная вещь. Этот человек без чести и права, сейчас совершенно беспомощный, убогий и порочный - был Чу Ваньнин. Обессиленный и изнуренный он был покинут Императором на второй день от даты Великого супружества Его Величества в избитом и развратном виде к какому привел его Тасян-Цзюнь без распоряжения хотя бы на помощь слуг в уборке комнаты новобрачных Синьфан. Тасян-Цзюня интересовало лишь сыграть празднество, а приведение в порядок ордена после большого веселья тревожило его меньше всего. Поэтому в комнате уже спустя немало дней по прошествии торжества все ещё царил полный бардак. По-прежнему входить в покои Павильона Алого Лотоса мог только старый евнух Лю Гун, но и он не осмеливался задернуть балдахин кровати и взглянуть на своего господина. Ему казалось тот будет в кошмарном состоянии и совершенно не готов, чтобы кто-либо видел его таким, от чего старик Лю решил, страшась ждать момента, когда Господин Чу сам пожелает подняться с постели, но этого так и не произошло. Который день Чу Ваньнин не мог даже поесть, а в последнее время вообще перестал отвечать на угодливость престарелого слуги будто забывшись. Это не на шутку напугало старого евнуха, и он отправился молить милости Императора отправить Господину Чу хоть одного лекаря. Но, что тогда сделал Наступающий на бессмертных Император? Мо Вэйюй рассмеялся прямо в лицо не дряхлому евнуху, а образу Чу Ваньнина в его просьбе. Тасян-Цзюнь отказал, оправдав это тем, что всяким воздействием на наложницу привносит в ее жизнь лишь святое благо, так как в ответе за нее перед небом и родителями, а любую болезнь в таком случае сочтет за глупый каприз не имеющий веса. Но в след за его смехом дело только усугубилось. Каким бы ни был Тасян-Цзюнь могущественным и всесильным, он не мог повелевать природой, лишь стоять на своем, но кому от этого было лучше? Бледное, почти прозрачное тело было неподвижно и бездыханно на первый взгляд, от чего Мо Вэйюй оробел, удостоверившись в словах служивого евнуха. Но что бы не говорил старый слуга, Император не верил в смерть Чу Ваньнина, к тому же именно этого человека, но не мог так быстро отпустить, от чего претерпевая подъем смешения злости, негодования и жалости Тасян-Цзюнь схватил за тонкую окоченевшую руку подтянув тело ближе к краю кровати рядом с собой. Это действие встряхнуло тело и опрокинуло его на спину растянув конечности по всей кровати и разметав волосы на всю длину. Тасян-Цзюню не терпелось взглянуть в лицо своему мудрому учителю, своему ненавистному врагу и своей драгоценной наложнице, ведь именно Чу Ваньнин был для него светом, был злым роком и стал желанным куском мяса на ужин. Этот человек нещадно толкнул его во тьму и сгубил его судьбу. Теперь разве даже собственная смерть может сойти Чу Ваньнину с рук? Но стоило Императору дёрнуть тело, из него вырвался испуганный и громкий, но тяжкий вопль. — А-а нет! Не надо!.. Отчаянный крик дался Чу Ваньнину очень тяжело, что ему пришлось потратить силы на то, чтобы отдышаться, после своих усилий. Что-то будто вдохнуло в него жизнь и ранее почти потерявшее всякий дух тело принялось сопротивляться, но Чу Ваньнин был настолько изнурен, что все, что он мог, это только слабо трясти головой в отрицании и водить схваченной рукой по кровати в попытках вырваться. Встретив возглас лицом к лицу Тасян-Цзюнь вновь допустил чтобы темнота в его глазах робко всколыхнулась, но в тот же миг он ощутил острый прилив чрезмерной радости и в нетерпении другой рукой схватил Чу Ваньнина за нижнюю челюсть чтобы заглянуть в его глаза. Лицо Чу Ваньнина было худым и бледным до невозможности, но это не мешало Императору взяться крепче, чтобы прекратить движение головы и оставить ещё пару синяков от давления пальцев. Из потрескавшихся так, будто можно было порезаться прикоснувшись, синих губ сходило время от времени болезненное дыхание, сменяющееся тихим рыданием и неконтролируемыми утомленными стонами. Щеки были залиты иссохшими слезами, а раздраженные до красна обезумевшие глаза метались в глазницах мутным стеклом готовые вновь рассыпать осколки под ресницы. Эти глаза больше не были тайной ночного неба, и луна в них теперь упала. Гордость, разум, безупречность и величие - все истлело так, что не осталось и пепла. Только возвышенная чистая красота сменилась на извращённую низменную похоть. Увидев эту давнюю знакомую в так изменившихся глазах своей наложницы Тасян-Цзюнь был очень рад встретить ее теперь, но сейчас она была опасна для тела, в которое закралась и пожирала изнутри. Чу Ваньнину было неодолимо дурно и тошно претерпевать остаточный жар афродизиака использованного на нем. Болезненная лихорадка била его ломкой костей и натужным шумом в голове, что отдавали нетерпимой болью по всему телу. Он больше не мог справляться самостоятельно с этим злоключением и терял последние жизненные силы. — Так и знал, что тебя не убить, затрахав ха-ха-ха! Чу Ваньнин, да ты та ещё потаскуха! Тасян-Цзюнь был преисполнен щенячьим восторгом уняв зуд в груди, но видя страдания Чу Ваньнина мнимый ужас все ещё подстерегал его за спиной, поэтому для подстраховки Император все же принялся исполнять свое намерение. Тасян-Цзюнь приложил широкую ладонь ко лбу Чу Ваньнина и едва не ошпарившись, решил приступить к делу скорей. Он прошел в уборную покинув изнывающего Чу Ваньнина, чтобы занести в спальню большую серебряную чашу с холодной водой и вернувшись плеснул содержимое сосуда прямо в свою наложницу. Вода расплескалась по кровати и промочила собою матрас, не говоря уже о Чу Ваньнине - он промок до нитки. Закашлявшись и зажмурившись, он испугался резкого охлаждения, от чего его пробовала сильная дрожь заставив прерывисто дышать. — А-а! С-хы... х-холодно... Чу Ваньнин задыхался, выдыхая жар и пытался согреться с единовременным слабым проговариванием своих мучений. Он судорожно и рефлекторно подтянул выше ноги и обнял себя претерпевая огромный скачек амплитуды температур, готовый вжаться в сырой матрас от боли в коже. Тасян-Цзюнь же не дал ему занять согревающую позу и раскидал его конечности по кровати в разных направлениях, не оставляя не единого шанса сохранить лицо. Казалось тело Чу Ваньнина ещё никогда не было настолько открыто обозрению, но как раз именно это сейчас было выгоднее всего. — Этот Достопочтенный знает, сейчас станет ещё холоднее. Уложив Чу Ваньнина максимально раскидисто, Император откинул чашу за ненадобностью, а после пошарил возле кровати и отыскал все так же прежнее свадебное опахало с золотыми лотосами и иероглифом "радости" предназначенное невесте для обмахивания и потехи над ней. Он счёл этот девичий инструмент соблазнения достаточно полезным в данной ситуации и крутанув его в руке, навис над изнемогающим телом на кровати. Тасян-Цзюнь стал обмахивать опахалом вымокшее содрогающееся тело стараясь обдать его большим количеством воздуха в каждом замахе, в спешке успеть до того момента, когда тело обсохнет, само собой. Без мочи терпеть, уже на первом замахе Чу Ваньнин вновь стал подтягивать конечности к себе, не попадая зубом на зуб. — Нет, ты должен быть в положении, которое указал Этот Достопочтенный. Упрямое поведение Чу Ваньнина стало действовать на нервы Его Величества и привело к тому, что Тасян-Цзюнь начал постепенно выходить из себя. — Мм-м нет! Хватит, мне холодно! Чу Ваньнин завыл, не помня прежнего себя, но Тасян-Цзюнь и не думал останавливаться. — Прекрати ныть и послушайся Этого Достопочтенного, он прибыл сюда, чтобы помочь тебе! Если продолжишь противиться, ты умрешь как последняя блядь... В своих же словах Тасян-Цзюнь нашел ответ и это разъярило его ещё сильнее по сравнению с тем гневом, что заставил его ворваться в павильон. Некоторым временем ранее к Императору вновь явился евнух Чу Ваньнина, поведать кроме как о возможной смерти своего господина он ничего не мог, так как найти объяснение господской апатии не представлялось для него возможным. Это заявление привело в бешенство. Выругавшись на слуг за непокорность и равнодушие Тасян-Цзюнь поспешил в Павильон Алого Лотоса чтобы убить Чу Ваньнина ещё раз за храбрость умереть без его позволения и ведома. Император с надрывом заорал готовый укусить за лицо своего противника. — Я не дам тебе сдохнуть, Ваньнин! Ты будешь мучиться и страдать, пока я не пожелаю твоей смерти! Мо Вэйюй прорычал это прямо в болезненно раскрасневшееся лицо в неистовом гневе забыв даже про императорское обращение к себе. Теперь Чу Ваньнин принадлежал ему и был лишён любых способов противостояния, но этого все равно было недостаточно. У Чу Ваньнина осталась воля биться и биться до смерти, от чего Тасян-Цзюню никак не удавалось избавиться. — Мо Жань… Наперекор звериному реву слабо откликнулся едва звучный голос услышать который можно было только на гласных звуках. Он отрезвил сознание Императора, затомленное ядовитой обидой и злобой, заставив увидеть источник робкого звука другим. Это был выбившийся из всяких сил, даже возможно жалкий голос. Голос раненого без возможности подняться самостоятельно. Голос полный боли и скорби. Негодуя такой яркой реакции, Тасян-Цзюнь поспешно отстранился от лица чьи оттенки красного и белого быстро сменяли друг друга и перестал обмахивать вновь скованное тело, а расслышав тихое и жалобное произношение своего имени тут же сорвался и с силой ударил Чу Ваньнина ладонью по ягодице. — А-а! Чу Ваньнин не мог сдержать вскрика от удара. Этот жест вновь растопил уходящий жар отозвавшись во всех частях его тела. Стараясь победить недуг, он напрягся, пытаясь унять мурашки от чего задержал и дыхание. Чу Ваньнин не выдерживал напора такой помощи от обидчика и потому в нем почти не осталось сил: все его напряжение очень скоро разбилось в усиливающуюся дрожь, а глаза наполнились влагой и дабы предупредить головокружение он закрыл веки. В комнате стало в одно мгновение мертвецки тихо, что воздух кроме душного и несвежего запаха свадебных благовоний ещё пробрал удушающий страх. — Не вздумай одурить меня! Даже если ты прикинешься слабым, я не стану тебя жалеть! Чу Ваньнин больше не мог терпеть даже лёгкую боль? Он реагировал на любой синяк словно дитя откровенно и невинно, капризничал и плакал. Что этот ублюдок сотворил с ним? Неужели он уничтожил все сознательное в нем? — Ляг как велено! Император вновь отвёл конечности Чу Ваньнина от тела, широко разложив их на кровати. Тогда Тасян-Цзюнь не мог и подумать, что это не было притворством. Осознание пришло к нему лишь тогда, когда Чу Ваньнин притих. Он снова продрог и тяжело выдохнув сглотнул рыдание, рвущееся из него. Открыв мутные глаза, он не удержался от того чтобы пролить ещё слез от ломки в теле и жгучего ожога от болезненного шлепка, но сделать это помешали мозолистые пальцы большой и жилистой руки. — Тише… Бархатный шепот томного голоса настойчиво направил свободную руку к влажным и длинным ресницам, выступившие слезы которых были стёрты требовательным утирающим движением руки. — Терпи, Этому Достопочтенному нужно остудить тебя. В ответ на приказ с оттенком уговора в омраченные, но не безучастные глаза взглянула пара совершенно иных глаз, хоть длинна и прямота их ресниц все ещё сохраняла строгость и совершенство глаз феникса, зрачки были расфокусированы и не видели с прежней точностью способные испепелять порочные души внутри бренных тел. Сейчас они даже не определяли темную фигуру, склонившуюся над ними, взгляд был пустым и безумным, все, что в нем ясно читалось - это бездонная тень боли. — Я не хочу… Отчаянное признание было напитано надеждой, но Тасян-Цзюнь не мог ее исполнить. — Ваньнин, оказанную тебе услугу сегодня Этот Достопочтенный принял за долг, который ты должен будешь в последствии вернуть и добросовестно. Но ты же напрашиваешься ещё на одну милость. И не жди, понял? Ваньнин? Чу Ваньнин! Император разъяснял свою позицию слишком долго и так самодовольно, что не поспел за тем как незаметно для самого себя застудил взмахами опахала Чу Ваньнина до того, что он лишился сознания будучи замёрзшим и измотанным, что Тасян-Цзюню оставалось только накричать на него, но он того не услышал, а если и услышал, то все ещё не мог понять в полной мере от своей болезни. От автора: Делитесь положительными впечатлениями здесь и в тгк: Пепелище Сижи. С надеждой на то, что ваше сердце не осталось равнодушным к этой работе🤍