Мрак

Бронзовое зеркало округлой формы с узорными гранями отражало тени в себе. В глянцевом отражении металла можно было различить холодное своей бледностью лицо с симметричными и острыми чертами. Прямой нос, скулы и брови точно два боевых меча. Тонкие губы будто коснулись кровавой глади в чаше жертвоприношения, носили на себе отпечаток бордовой и переливающейся от бликов света краски помады. Алая пудра мягко была нанесена под уголками пары черных глаз, подчёркивая остроту взгляда, делая его ещё ожесточенным и одновременно изнеженным как у тоскующей по любимому красавицы. Гладкие словно поток водопада, черные как смоль волосы мерно вплетались по локонам тремя парами рабочих рук в свадебный венец. Золотой Фагуань своей превосходной отделкой в виде распушившего свои огненные перья феникса приковывал к себе грозный взгляд отражающийся в глади зеркала и навевал тревоги, что скапливалась в красных сверкающих камнях сережек массивного украшения. Дороговизну мастерства, с которым он был выполнен нельзя было измерить в денежном эквиваленте, впрочем, как остальные вещи. Чистое тело было скрыто под тремя слоями наилучшего тонкостью и гладкостью платья из алого шелка. Он был оформлен вышивками мифических фениксов и живописных цветов персика из золотой нити, что добавляли торжественности. После того, как волосы были собраны в прическу, оставшиеся в распущенном виде, собрала одна пара рук, а другая одела черный украшенный золотым узором ворот Юньцзянь на острые плечи. Воротник так же был украшен красного цвета камнями и серьгами с ними, а на уголках от плеч ниспадали кисточки из золотой нити и подвески, уходящие за спину, а также пара свисала к рукавам. Но очаровательным своей мглой глазам в отражении, он казался ошейником феникса, как действительно иногда шутливо называли Юньцзянь. Одновременно с этим ещё две пары трудящихся рук взяли по изящной своей формой руке и надели толстые золотые браслеты, по одному на каждую, заправив в них нижний стой черного рукава. Все так же придерживая за руки служанки подняли с уборного места невесту и в пору пришелся пояс поверх первичного пояса гэдай из черной кожи. Он сохранял концепцию от всего наряда и не выбивался, так как так же был золотым и украшала его фигурка феникса, чей хвост так же был инструктирован красными камнями. С него тоже падали подвески опутывая многослойную юбку с черным фартуком биси заострённым к низу с кистью из золотых нитей в свод сетей. С ним талия стала тонкой и изящной как у самой прелестной красавицы. Дальше служанки принесли обувь на бархатной подушке, и старшая из них имела честь встать на колени чтобы обуть невесту. Те, что поддерживали будущую супругу их властелина под руки, едва коснувшись к юбке, чуть приподняли подол, так чтобы невесте было удобней подать свою ножку для обувки. Почти следом за этим, из-под многочисленных слоев украшений и тканей юбки показалась белая лодыжка. Ее наготу могла скрыть только длинна юбки и величина шлейфа, в остальном она ничем не прикрывалась. Размер ее был несоответствующий стандартам, но манящей красотой точно отличалась, эти ровные изгибы и блестящие ногти на аккуратных округлых пальцах заставляли забыть о вымышленных образцах подражания. Так каждая из изящной пары ступней была обута в туфли из алого атласа с золочёной вышивкой тех же цветов персика и кисточкой из золотых нитей от каждого кончика, на низкой деревянной платформе с резным узором, покрытым черным лаком. Теперь осталось только последние штрихи. Невесте поднесли округлое опахало Туаньшань с живописью из золотых лотосов с символом "Радость", которое она должна была держать в руке. Ещё раз поправив волосы перед последним жестом соблюдения традиции старшая, служанка позвала сваху, чтоб та вновь проверила все украшения на добротный внешний вид и осмотрела завидную невесту. Внимательно обозрев все платье, сваха дошла и до самой красавицы, но несмотря на необходимость проверить и ее макияж, она не смела поднять глаза выше шеи. Так, ее взор упал на четко просматриваемый кадык. Общим зрением она заметила, что на белых точно снег щеках невесты нет почтительных слез и соответствуя правилам, напомнила. — Невесте следует плакать перед церемонией супружества и духовно проститься с родителями иначе традиция будет нарушена и это может привлечь несчастье в брак. Но в ответ она услышала лишь тишину и тогда она переспросила. — Вторая Императорская невеста собирается плакать? На этот раз невеста лишь слабо качнула головой в разные стороны, что все серьги задрожали, в выражении отрицания. Никто ни был в праве заставлять невесту лить слезы, и сваха безукоризненно согласилась с ее решением. Впрочем, то, что невеста сохраняла безмолвие тоже было неплохим предзнаменованием и в целом, все было в порядке. Сразу после немого ответа, сваха указала служанке призвать младших сестриц, что принесли с собой Хонгайтоу. Дворцовые девы дружно покрыли алой плотной вуалью с кисеей из черных, золотых и красных бусин голову невесты вместе с венцом, собрав ее в красивые и ровные складки, что были чуть ниже плеч. Перед тем невеста в последний раз смогла взглянуть на меняющуюся на ее глазах комнату от снующих по сторонам служанок, что прибрали и изменяли интерьер обычного помещения, на свадебный, в котором с самого утра ее принялись наряжать. Вуаль была слишком плотной для обычной, так пожелал жених невесты, поэтому ее требовалось сопровождать везде, так как сама она не могла различить дороги. Так почти все тонкости были учтены и сулили Императору благую супружескую жизнь. Хоть невеста и не прощалась с родной кровью вступая в законное положение жены своего мужа, соблюдение скорбного плача невесты на самом деле было последним, что требовалось от невесты. Ведь невестой был мужчина. Вряд-ли здесь вообще возможно хоть что-то соблюсти, но жених со своей стороны сделал все, чтобы только один обряд остался не выполнен. Но сваха была уверена, что исполнение и этой традиции не заставит долго ждать. На своем веку женщина видела сотни самых разных свадеб и пар, и никогда она не видела такой лишённой души невесты. Злее и суровее нее ни была ни одна дева, выходящая замуж на ее памяти. Сомнительно, что это был добровольный брак и раз так будущей верной супруге можно было лишь сожалеть. Как только невеста была готова к выходу в люди, дворцовые служанки повели ее в зал, уготовленный для торжества свадебного обряда Инцинь. И как только Чу Ваньнин приготовился сосредоточить все свои ощущения в ногах чтобы узнать дорогу, рядом с ним раздался женский голос. — Эта служанка просит Вторую Императорскую невесту сесть в паланкин и дождаться прибытия ко дворцу Великого торжества супружества Его Величества. Серьезно? Да потеряй он все пять чувств, все равно бы он дошел до нужного места самостоятельно и пешком, ни разу не заблудившись, что намного быстрее чем ехать в каком-то паланкине, который с торжественной медлительностью понесет Императорская стража! Невеста застыла в нерешительности, а после аккуратно ступила в украшенный цветами и белыми скрученными лентами озолоченный алый паланкин. Сидя внутри ручной повозки было сложнее определить направление движения, но одну догадку Чу Ваньнин все же держал в голове, он не зря провел в этом месте немалую часть своей жизни. Но намного важнее было для него совсем не это. Посадить его в паланкин было лучшим решением скрыть от чужих глаз и окружить защитой в пути к жениху, так любой затерявшийся в архитектуре гость не спросит с него и даже Сюэ Мэн. Собственно, ехать в паланкине на собственную свадьбу Чу Ваньнину пришлось именно из-за него. Гости стали прибывать на Пик Сышэн задолго до даты торжества, но не один из них не оказался вторым личным учеником Образцового наставника Чу Любимцем Небес и Птенцом Феникса Сюэ Цзымином. Можно было подумать, что он не решался приезжать от опасности, что возможно поджидала его здесь, но Чу Ваньнин рассчитывал совсем не на это. В его планах было не просто успеть заранее покинуть Пик Сышэн до свадьбы, а совершенно не допустить ее. Но самой большой хитростью, которую применил против него Тасян-Цзюнь, было утаивание даты торжества. Принято выбирать дату свадьбы по науке движения звёзд соблюдая все правила соотношения двух личностей, чтобы новобрачные подходили друг другу, а дата сулила им в паре счастье. Но сколько Чу Ваньнин не перечитал астрономических свитков и книг библиотеки, он никак не мог подгадать дату по расположению звёзд. Каждый раз ему казалось, что совершена ошибка в восьми числах рождения или недочёт в знаке зодиака от чего каждый раз даты получались совершенно разными. Да, самому рассчитать благословение звезд было трудно, но разве мог Чу Ваньнин просто спросить о дате Тасян-Цзюня? Такой жест от его лица пришелся бы за любопытство как минимум, а следом и за интерес. Но никакая свадьба не интересовала Чу Ваньнина. Какая нелепость! Вот только притворившись в явь, теперь это меньше всего было похоже на абсурдную глупость. От незнания он не смог подготовится в роковому дню, так как для наставника Чу, он настал совершенно неожиданно и теперь он действительно был в пути на собственную свадьбу где он - невеста, а Наступающий на бессмертных Император, в прошлом третий личный ученик Мо Вэйюй, Мо Жань - его жених. От этой мысли тошнило и кружилась голова, ведь паланкин раскачивался, но красная пелена перед глазами так и не сходила. Было ужасно сейчас искать помощи у Сюэ Мэна. Но когда если не сейчас пребудет его личный ученик? Жених в юбке сбежал с другим? Легенда о мужиковатой невесте, что выкрал коварный юноша за спиной у самого Императора-ублюдка? Как назовут эту повесть и как далеко она разлетится? Позор. Унижение, что нельзя было выдумать здравомыслящему человеку. Самый безжалостный позор, что можно было только испытать - быть переодетым в женское свадебное платье и не сметь даже подать голос, чтобы пристыдить этого безумца! Но сколько бы Чу Ваньнин не разъярялся в своих мыслях, в нем все больше укоренялось паника, а тело холодело от первобытного ужаса, который он не мог ничем заглушить. Брак. Это слово звучало так страшно для него. Все-таки это было его первое супружество и каким бы оно ни было дрянным, свадьба - есть свадьба и трепетать перед церемонией было позволено каждому. Но Чу Ваньнин чувствовал совсем не ту взволнованность. В его сердце закрался бешеный испуг, что отдавал болью под ребрами. Если Сюэ Цзымин сейчас же не явится, Чу Ваньнин сгинет в тот же день, в грубых и безжалостных руках законно скрепив узы насильственных отношений с монстром. На этом паланкин донесли до места и упросили невесту спуститься наружу. Ее вновь взяли под руки несколько пар дворцовых служанок, остальные несли длинный шлейф юбки, дабы он сохранил свое идеальное состояние. Впереди шла сваха своим силуэтом направляя скромную процессию в сторону места торжества, что оставила за собой средство передвижения и половину стражников из тех, что несли и сопровождали паланкин, а вторая половина рассредоточилась и так же стала провожать невесту до заветных дверей. Сакрально скрытый в шелковых и вуалевых полотнах, Чу Ваньнин едва мог видеть путь, по которому его вели приниженные женщины, от чего он полагался только на ноги, в отличии от глаз они знали дорогу. Они держали путь в Тронный зал Дворца Ушань. И все равно неизвестность не давала ему покоя. Странное ощущение свободы в оголённых ногах, которых касались слои юбки, лишь прибавляло напряжения. Очень скоро несмотря на худобу, они стали неподъёмными, будто тянули на себе кандалы, а на тонкую шею словно надели петлю с булыжником на другом конце веревки. Чу Ваньнин чувствовал, что ему нужно идти по направлению в другую сторону, а лучше бежать без остановки и оглядки, но все уже давно решено за него без спроса на одобрение. Он не мог вырываться, хоть неимоверный испуг и заставлял об этом думать. Его окружала толпа стражников, мнимо защищая его от внезапной опасности, но на деле, это скорее жданных гостей остерегали от него. Хоть он и шел в привычной строгости и грации движения, Чу Ваньнин чувствовал свое тело как засохший кусок дерева. Чувство дичайшего предсмертного страха растеклось по всему телу породив едва заметную дрожь в коленях и пальцах рук. Невыносимая паника опутала его сознание, с чем он был не в силах справиться. С каждым шагом бег сердца ускорялся в половину, разрывая грудь изнутри, а дыхание через крепко сомкнутые зубы застряло в горле комом и душило его. Ведь его вели на собственные похороны. Пришло время и теперь невеста ждала приглашения для входа в Тронный Зал около массивных каменных дверей внутри Дворца Ушань. Вся процессия остановилась внимательно, слушая праздничный шум за дверьми, но на яву коридор, где она стояла был поглощен в гробовую тишину. Один только Чу Ваньнин слышал гул в своей голове от ужаса и острого нежелания переживать этот роковой момент. Сердце уже теряло силы от перенапряжения, а тело будто обваляли в снегу - руки и ноги дрожали, а за платьем по спине стекал ледяной пот. Казалось ещё немного и он осядет в потере сознания, несколько раз он действительно почувствовал, как алое зарево перед глазами превращается в глухую темень, но к счастью его все время держали под руки служанки. Возможно эти дворцовые девы могли заметить его невербальную тревогу, но у него просто не было сил заботиться об этом. В какой-то момент гул набрал мощи, а после резко поменял тональность став острым звоном в ушах. Самые противные ощущения постигли Чу Ваньнина, из-за чего чувство тошноты сильно обострилось, но терпения наставника хватало, чтобы не подавать об этом виду и стоять в ожидании смерти абсолютно отстраненно словно божественная статуя. Внезапно каменные двери толкнули с той стороны, и они с торжественной постепенностью достигли отвора на полную амплитуду, что позволяли петли и в коридор ворвалось праздничное ликование, гам множества зазывающих голосов и яркость торжественной музыки, что вместе могли бы заглушить ощущение собственного голоса невесты, если бы та принялась говорить. Вместе с тем звон в голове Чу Ваньнина вырос до самой высокой октавы, что только можно было представить, погрузив его в полное оцепенение, как если бы в этот момент его ударила молния самым сильным разрядом, что только у нее имелся. Исчезло дыхание и остановилась кровь, именно такой мощи был шок, поразивший Чу Ваньнина. Слуги синхронно преклонили колени, а дворцовые девы и сваха трижды ударили лбами о вымощенный камнем пол в поклоне вместе с тем опустив длинный шлейф от юбки невесты. — Десять тысяч лет жизни! Единовременно воскликнула прислуга, приветствуя Императора. Служанки остались сидеть на коленях в преклонном положении и поднялись на ноги только стража и сваха. Наемная женщина встала рядом с невестой и взяв ее за свободную от опахала руку повела прямиком в зал вместо отца, так как его у невесты не оказалось. Слепота в глазах лишала Чу Ваньнина любого ориентира и никак не успокаивала, а шум раздавшийся от отворенных дверей, ясно давал понять, что этот безумец бросил все силы чтобы собрать весь мир заклинательства на это торжество. На это мракобесие! Стоит ему двинуться вперёд и больше он ни за что не станет прежним, жизнь расколется на части - до и после, тысячи мастеров и примерных учеников станут тому свидетелями. Свидетелями его унижения. Свидетелями его смерти. Ведь больше он никогда не увидит чистого неба и будет навечно захоронен на Пике Слышен, а именно в глубине постельного белья кровати в опочивальне Его Величества. Хоть сваха уже прилагала силу, чтобы сдвинуть невесту, Чу Ваньнин мертвецки замер на своем месте и не поддавался незаметным попыткам женщины заставить его перемещаться. На ощупь свахи его рука одеревенела от напряжения и была совершенно ледяной, что этот колющий холод даже перекинулся на метал его украшений. Но сам Чу Ваньнин не ощущал даже прикосновений к себе, его все ещё не отпускал шок. Он знал, что все кончено. Он знал, что там его ждёт Тасян-Цзюнь. Не в силах больше переносить свое состояние, в голове Чу Ваньнина вдруг возникло две мысли, наперебой с нарастающей болью. Рухнуть наземь без чувств сейчас или пройти в зал, чтобы хотя бы ослабить интригу и поставить мнение людей на свое место, что точно пытались голодными взглядами сорвать с него одежду. Если он не подаст голоса, никто не поймет, что в свадебном платье невесты на пороге сейчас стоит никто иной как бывший Уважаемый Старейшина Юйхэн ночного неба, Бессмертный Бэйдоу Образцовый наставник Чу Ваньнин. Чтобы никто ничего не заподозрил, требовалось только вести себя как невеста и не раскрывать рта. Требовалось стерпеть это унижение и встать рядом с человеком, что довел его до такой крайности. Требовалось невольно стать супругой человеку, что ненавидел его и беспощадно издевался над ним, ломал и стирал в грязь каждый день без терпения и жалости, одаривая лишь болью. Безумие! Не желая мучить себя всеобщим ожиданием и дальше, Чу Ваньнин ступил вперёд. Он всегда был бессилен против наблюдающих за ним чужих глаз, от чего выбор был сделан почти одновременно с его возникновением, а Тасян-Цзюнь в свою очередь хорошо прознал слабости своей второй невесты. Первый шаг, был таким словно приходился на сотню игл остриём направленных к его ступне - мнимая, но очень колкая боль от ноги разошлась по всему его телу, сотрясая волной дрожи внутренности и достигая самой головы. Теперь оглушающий звон в ушах зашёл за его предел и заглушил все звуки настолько, что теперь казалось Чу Ваньнин достиг нового этапа. Белый шум окунул его в новое невесомое пространство, где кругом все было заполнено алой пустошью. Пусто было и в сердце, оно не выдержало и закровив, теперь истекало кровью, но на лице был безупречный порядок. Его алый и изящный силуэт надменно с зачаровывающей грацией походки приковывал к себе взгляды на подступи по бордовому бархатному ковру к свадебному президиуму. Вид прекрасной невесты был возвышен и высокий рост с туфлями на платформе только возносили ее над каждым из присутствующих. Она была так великолепна, что не возникало сомнений - только Наступающему на бессмертных Императору могла достаться и отдаться такая красавица. Хоть каждый из мужчин и мог почувствовать жажду, теперь столь обворожительная барышня приняла подарок Насай с предложением руки и сердца, и была обручена Нацзи получив предсвадебный подарок, поэтому впредь принадлежала только будущему мужу. Каждый шаг был твердым и точным, но ни одна из множества десятков серег на ее украшениях так и не качнулась. Она поражала прямотой осанки и тонкостью талии, длинной ног. Все было в ней безупречно! Белизна как снег изысканных пальцев точно ветви стройной ивы и шелковистость черных словно тушь длинных и блестящих от гладкости волос восхищали и пленяли господ, а госпожи завистливо опускали глаза без мочи смотреть на истинно божественную красоту, которая обошла их при рождении, и вся досталась только ей одной. Кем же являлась эта баловница судьбы, до принятия статуса невесты господина своего сердца? От ответа на этот вопрос невесту защищала накинутая на ее голову плотная вуаль, что скрывала ее лицо так хорошо, что и не разглядеть. Наверняка лицо ее было ещё краше в пять раз, чем каждый цунь ее бесподобного тела, у такой изумительной небожительницы спустившейся с небес за любовью определенно должны были быть смоляные брови точно два полумесяца жемчужной и таинственной луны в осень, губы нежны как два розовых лепестка цветка дерева персика из Персикового Источника по трехтысячной весне, а глаза мерцающие и глубокие точно звездный небосвод в самую темную и морозную зимнюю ночь. Эта невеста была даже превосходнее первой! На возвышенности от общего помещения торжественно украшенного зала размещался свадебный президиум, наряженный росписями знаков "Двойного счастья". Он был придвинут к Императорскому трону и добавленному к церемонии трону Императрицы с сидением Императорской наложницы, чье место еще никто не занимал. Вперёд, время созерцания было отдано первой невесте, что уже вступила в брак и на престол, что нынче она восседала за своим местом и так же, как и все, любовалась своей будущей младшей сестрицей по супружеству за Его Величеством. Как только невеста стала подниматься вверх по ступеням усыпанной цветами, Император изволил сойти с трона и встретить избранницу. В минуту, когда Чу Ваньнин совершил последний шаг вверх ступив на ровную поверхность, устеленную алыми коврами и полотнами, его руку перехватила ладонь намного больше, чем свахи. Она была жилистей, грубее и сразу после первого прикосновения крепко взяла за ледяные утонченные пальцы, намеренно обжегши их своим разгорячившемся жаром голода. Только на инстинкте Чу Ваньнин уже узнал Тасян-Цзюня, ведь его руки не раз прикасались к нему. Неумолимо резко к Чу Ваньнину вернулась осознанность и все звуки будто вновь всплыли из глубины мутной воды. Под радостные возгласы гостей он дёрнул руку к себе и стиснул другой опахало, которое ещё ни разу не использовалось по назначению, будто прячась за ним. Но это было бесполезно. В ответ на сопротивление эта мощная ладонь сжала холодные пальцы до боли, не желая отпускать. Чу Ваньнин словно беспомощная дичь оказался пойман изголодавшимся хищником. Он чувствовал, как пара горящих фиолетовыми искрами глаз прожигают две дыры в вуали чтобы достать до него, а беспокойные мозолистые пальцы противно щекочут его одеревеневшую ладонь. — Прелестница, будь покорна и Этот Достопочтенный наградит тебя. Бархатистый голос устремился к Чу Ваньнину возникнув очень близко от него, совсем рядом, почти над виском. Вместе с этим условием его тронула скованность, внезапно стало тяжело даже вдохнуть. Это Тасян-Цзюнь отвёл вторую руку за спину и этим незамысловатым движением сковал свою невесту сильнейшим сдерживающим заклинанием, что спряталось от чужих глаз под одеждой Чу Ваньнина. Даже пообещав вознаграждение он не мог рисковать ладом торжества точно зная, что Чу Ваньнина невозможно подкупить. Немедленно поняв это, Чу Ваньнин резко и возмущенно обернулся к лицу с наглым выражением, что все ещё было приближено к нему. Серьги под вуалью зазвенели - это был плохой знак. Сразу после этого мелодичного звука Чу Ваньнин замер словно схватившийся лёд и только убедившись в красной пелене, что все ещё висела перед глазами, смог выдохнуть. Вуаль все ещё была на нем, и никто не увидел его. За этот момент Тасян-Цзюнь незаметно вложил в его руки отрезок красной материи с шелковым помпоном по центру, другой конец же он держал сам. Пока Чу Ваньнин сдерживал себя в строгости принимая самое ровное положение из возможных, а также сосредотачивался на ликующих звуках толпы, Тасян-Цзюнь подвел его к алтарю и успел выполнить свою часть для начала обряда Инцинь. Ему не терпелось перейти к более серьезным действиям. Император зажёг жертвенные свечи и палочки благовония со своей и стороны невесты на свадебном президиуме, что так же являлся алтарным постаментом для проведения церемонии. Как только все стало готово к ритуалу смотрин Тасян-Цзюнь встал против Чу Ваньнина и вскинул руку запрашивая веер. Не один миг не тратился в пустую, ведь каждый из присутствующих мог чувствовать спешку властелина в проведении церемонии супружества. Казалось вторую невесту он ждал с большим нетерпением, чем первую. Сваха подала черный сложенный резной веер с украшением кисточки в основании из золотых нитей на алом живописном платке, с которого его взял в свои руки жених. Дальше брачующихся оставили в паре и отступила даже сваха, руководившая торжеством - сейчас жених должен был взглянуть в лицо своей невесты. От волнения весь зал наконец погрузился в восторженное молчание, это было первое действие для узаконивания любовных отношений великого мирового Императора и таинственной барышни с роскошной внешностью богини. Миг и Тасян-Цзюнь приподнял концом веера часть алой вуали, что скрывала нежное лицо стыдливой красавицы. Из-под густой вуали, среди длинных бусиных нитей кисеи точно на Императора смотрели озверенные и совершенно дикие черные глаза феникса. В них не было ни принятого стыда, ни трепета радости, ни смертельной любви, лишь бесстрашные ядовитое омерзение и ненасытная ненависть. Мутная и пленящая чернота в них была наполнена остротой боли и глубиной пустоты, ни единого блика даже от свеч. В глазах Тасян-Цзюня же читалось насмешливое призрение одновременно с неукротимым желанием оскорбить Чу Ваньнина ещё больше, что заставляло его глаза сверкать будто от несоизмеримого счастья: сорвать с него вуаль и платье, а затем взять его на том же месте повернув лицом к публике. Какими тогда станут эти глаза, если не ещё более свирепыми? В это мгновение Чу Ваньнин увидел опасность в глумливом прищуре Тасян-Цзюня и возмутился ещё больше. Если сейчас Император скинет с него вуаль, он не побоится прикончить его самолично - терять будет уже нечего! В свою очередь Его Величество заметил, как тесно смыкаются яркие губы его второй невесты, но нарастает злоба во мраке подведенным алым глаз Чу Ваньнина, готовая вот-вот вырваться наружу потоком крови по щекам. Только этот взгляд мог возбудить его настолько, чтобы на самом деле замечтать увидеть это зрелище воочию. Когда-нибудь, он обязательно добьется этого. Так Тасян-Цзюнь победил, а Чу Ваньнин оказался повержен. Взбудоражив сдержанное вожделение исполнением ритуала, Тасян-Цзюнь немного поумерил пыл или подкрепил его вновь. Он остался доволен обидой оскорбленного Чу Ваньнина, от чего щепетильно улыбнулся до налитых сладким вином ямочек на щеках и лёгким движением руки опустил вуаль, что открывала вид на лицо невесты только для него. Императорский свадебный наряд жениха запомнился Чу Ваньнину одним оттенком алого с собственным платьем создав из них пару. Несмотря на платформу туфель невесты, жених все же был выше за счет собственного роста и Императорского Жемчужного венца с девятью нитями бусин от каждой стороны, в который по обыкновению были вплетены густые и жёсткие черные волосы, часть из которых струилась по широким плечам, одно из которых было заключено в золотые остроконечные наплечники доспех, с которых свисала сеть инкрустированных красными камнями подвесок. Широкий черный ворот украшался золотыми вышивками традиционных узоров с зашифрованными в них пожеланиями долгой жизни и счастья, уходящие под пояс и возобновляющиеся в черной серединной нижней части костюма. Поверх неполных черных кожаных перчаток, сильные руки носили на себе толстослойные золотые наручи с подвесками, той же манеры. На рукавах в пол было вышито золотыми нитями изображение мифических драконов, чьи чешуйчатые тела широкими и волнистыми линиями занимали все алое пространство ткани, головами выходя на грудину, а хвостами за спину. На озолочённом поясе поверх первичного кожаного черного слоя так же красовалась золотая голова дракона с оскаленной саблезубой пастью, которая закольцовывала круги подвесок вокруг бедер. Передняя часть длинных зауженных атласных сапог крепила к себе золотую пластину брони с отделкой из черной кожи, а уголок носка был высоко вздернут и держал форму от золотого чехла. Они величаво и превосходно смотрелись вместе: оба возвышенные и непостижимые составляли идеальную пару для того, чтобы занять мировое господство. Улыбка на лице Императора говорила о том, что невеста ему действительно приглянулась и слуги хорошо постарались, приумножив ее прелесть яркостью красок макияжа. Толпа воскликнула восторженным ликованием радуясь за своего властелина. Голоса в нем слились, где мужской, где женский - было не разобрать, но Чу Ваньнин придя в себя и ожидая подноса расписного таза для омовения рук, старался расслышать один из самых знакомых голосов на его памяти. Где же был Сюэ Мэн? Как Чу Ваньнину показать то, что у алтаря его Учитель незаметно для других? Вдох свободы был подарен Чу Ваньнину совсем на короткий промежуток времени, в момент омовения рук брачующимися - следующего ритуала для заключения брака. Тогда Тасян-Цзюнь освободил от связывающего заклинания только его руки, но и при таких обстоятельствах Чу Ваньнин не сделал ничего вызывающего, только намочил императорский рукав, рывком выплеснув из сосуда слишком много воды. Он не мог поступить иначе, но и этого было через чур мало, от чего народ лишь посмеялся над щедростью невесты, а Тасян-Цзюнь в усладе оскалил ухмылку, вновь взяв жениха в юбке за руку со стороны даря ему прощение, но на деле он вновь сковал Чу Ваньнина по рукам. Так прошла вся церемония Инцинь узаконив тиранические отношения властвующего ублюдка и бесправного деспота. От автора: Делитесь положительными впечатлениями здесь и в тгк: Пепелище Сижи. С надеждой на то, что ваше сердце не осталось равнодушным к этой работе🤍