Мрак

Время текло стремительно как воды реки, проходящей под мостом Найхэ, алые лотосы в сгущающейся тьме чистейшего пруда молча скользили по водной поверхности. Мягкость, тишина и мрак. Это все, что окружало Чу Ваньнина сейчас. Чернота и вязкость наступающей ночи, почти бесцветный закат поблекшего солнца, что теперь они значили для него? Не больше чем пыль, которая день за днём накапливалась в хоромах Павильона Алого Лотоса. Безразличие. А когда-то он любил воссоединяться с природой бескорыстно даря ей место в своем детском и маленьком сердечке. Он не помнил, как дошел до своего дома из-за боли, которая приковала все его внимание к себе. Оделся ли он достаточно опрятно? Как он выглядел в глазах бойцов стражи? Сопровождал ли его Старик Лю? Он должен был поручить евнуху что-то первостепенно важное. Голова была совершенно опустошена. Как не старался он не мог вспомнить. Какая весть была так весома ему незадолго до осуществления наказания Тасян-Цзюнем? Может ли он просто расслабиться и не думать, пожалеть себя и отдохнуть от противоборства? Может ли позволить себе перестать сопротивляться, хотя бы единожды? И будет ли легче если он вернётся к прошлой жизни? Уже давно каждая из сторон ищет виновного, льет реки крови за свою правду и мир теперь никогда не вернётся к прежнему виду. Ничто не в силах сменить гнев Императора на милость и Чу Ваньнин так же бессилен. Если задуманное сотрудничество обернется успехом, он уже не сможет изменить ход событий и переубедить Его Величество отречься от престола, вновь принять сакральное учение застенчиво спросив посреди опадающих под дуновением ветра розовых цветов крабовой яблони, не хочет ли Мо Вэйюй вновь признать его своим учителем... Как же он хотел, чтоб это стало явью. Но все, что ему оставалось при таких обстоятельствах — это только убить Тасян-Цзюня. Однажды ему уже пришлось призвать Хуайша в свои руки. Ужас, который ему пришлось пережить тогда не подавался никакому объяснению, но Чу Ваньнин был бессердечен и все же направил убийственный меч против своего ученика. Так было с самых давних времён. Он сам вонзил кинжал в свое сердце навечно уничтожив его. На сегодняшний момент ничего не поменялось, и он все ещё был готов наточить лезвие для рокового удара. И что тогда? К нему вернётся былое уважение и благородство или мир зальёт белый свет? Ничего. Все просто потеряет смысл, и он тоже. От этого Чу Ваньнин только утратит и без того слабое тепло и заледенеет в вечной мерзлоте, растопить которую будет невозможно. До тех пор оставшиеся в живых, не думая расчленят его уже душевно умершее тело под приговором смертной казни. Какой смерти заслуживает учитель, воспитавший свирепого демона? Что если Чу Ваньнин таит в себе ещё большее зло, чем его ученик в прошлом Мо Вэйюй? В дверь постучались и тишину, что висела в воздухе пронзило ясным звуком. Шум был не слабым и не сильным, а достаточно громким для того чтобы привлечь обывателя комнаты, но при этом не напористым, напротив ищущим снисхождения. Чу Ваньнин открыл глаза. Поглотивший его мрак рассеялся и ему открылся взор. Он лежал на своей кровати среди мягких перин и подушек полностью одетый в свой белый наряд. Наверняка от усталости он лег, не снимая даже верхнего халата ханьфу. Его затягивало в кажущейся ему нежности постели от слабости и сравнения с твердой поверхностью стола. Чу Ваньнин не знал кто предупреждал о визите будущего гостя, но изначально было понятно, что этот человек не собирается уходить даже если жилец не откроет дверь сам. Он решил притвориться спящим, но времени отвязывать занавес балдахина от столбика кровати совершенно не было и все, что мог сделать Чу Ваньнин достаточно быстро и не затрачивая много сил - так это накрыться одеялом. Оно оказалось как всегда скинуто на пол и заставило натянуть его на себя одним замашестым движением. В тот же миг дверь открылась и в комнату зашёл евнух Лю заперев за собой вход. Он нес на руках серебряный узорчатый прямоугольный поднос, который держал на себе округлые чашку и чайник из лакированного сервиза инкрустированного растущим бамбуком, что звякнул, когда старик развернулся и увидев своего господина дрогнул. Со стороны Чу Ваньнин выглядел скверно. Его наспех накинутое одеяло, под которым он прятался, не успев даже поправить, не закрывало обутых ступней и подола белой одежды, при этом укрывая почти с головой, где гладкие по своей природе волосы запутанно разметались по подушкам. Когда Чу Ваньнин отправил старого евнуха за чаем, он хоть и смотрелся растрепано от распущенных и взлохмаченных волос, но все ещё держался на ногах, а теперь судя по всему не просто лег на кровать, а рухнул на нее. Такого господина старый слуга уже давно не помнил. Сердцу старика было неспокойно, и он не стал уходить, несмотря на то, что Чу Ваньнин предался отдыху. Его гложила вина, за то, что защитнику пришлось терпеть унижение за них двоих, когда евнух так же прекрасно, как и Чу Ваньнин осознавал этот неровный шаг против Его Величества. Они должны были разделить страдания на двоих. — Господин Чу, этот слуга вернулся с чаем по вашему согласию. С тяжёлым вздохом прозвучало от старости хриплым голосом. Евнух Лю не мог двинуться с места, пока не получил разрешение, но его повелитель не отвечал. Старик понимал, что не может представить и толики мук Чу Ваньнина, и все же он не мог оставить в покое наставника Чу. — Господин, старик Лю сам варил его для Вас, своим действием он может приводить в покой. Прошу Образцового наставника Чу принять напиток, пока в нем ещё теплится жар. Но и сейчас Чу Ваньнин хранил безмолвие, казалось он даже не дышал, а голос старого евнуха становился все жалобней. Слуга был согласен на все, даже если сейчас же его господин поднимется и выплеснет кипяток чая, целясь ему прямо в лицо. Все, лишь бы не эта мертвая тишина. — Мой Господин, старик Лю хотел искупить свою вину... Старый дурак повинен, он не мог спешно сопровождать своего господина и не исполнил своего назначения. Если бы только мои дряхлые ноги были моложе... — Лю Гун, довольно! Прекрати причитать... Низкий хлесткий голос проникновенно разлетелся от кровати к другим предметам мебели, в один миг заполнив всю комнату собой. Праведный гнев коим был наполнен этот немного хриплый голос заставил престарелого слугу замолчать с невыплаканными слезами на глазах и ещё раз вздрогнуть, звеня сервизом. Мощь этого властного голоса действительно заставляла кровь отлить от лица, а сердце - остановиться. Но сейчас, после того, что произошло, даже такой исполненный злобой голос, смог стать положительной реакцией. И все же, каким бы ни был этот голос ожесточенным, в нем все равно слышалась усталость. Наставник Чу даже не шевельнулся, хоть принимать вид спящего уже было бессмысленно и такая апатия все больше давила на старого слугу, который привык видеть Чу Ваньнина строго держащимся и терялся, когда господин был таким. Тогда казалось больше нет земли под ногами и если сам Образцовый наставник Чу переживал поверженность, что оставалось простым смертным? Он воплощал в себе божественное снисхождение, что спасет оставшихся живых, даже будучи запертым в стенах Пика Сышэн склонив голову и принимая все исторжения дьявольского безумия. Но... что, если он не выдержит мук и покинет этот изуродованный мир навечно простившись с телом, что не забудет этой никчёмной жизни? Будет ли тогда хоть ещё один шанс спастись всему живому или это станет означать неминуемую гибель и поглощение мраком света? Именно этими вопросами задался евнух Лю, расслышав отягощающую слабость за ледяным слоем озлобленного оклика. Не нужно было и гадать, Чу Ваньнин не примет никакого содействия и предпочтет остаться в одиночестве, даже пытаться нет смысла, но покинуть своего господина в таком расположении при вине было предательски цинично. — Мой Господин, этот старый дурак все никак не может понять, ваша борьба так беспощадна, но не приводит к благу и лишь истязает Вас. Почему Вы не желаете отступить, возможно Его Величество проявил бы милостивое снисхождение к Вам и позволил жить в покое? Смилуйтесь, но господину не справиться в одиночку, а я не могу быть сподручен и только приношу трудности. Престарелый Лю виноват перед господином и пребывает в глубоком раскаянии... Дрожание старого голоса нагоняло печали и под ночь она казалась особенно тягучей и горькой, но разжалобить этим Чу Ваньнина было совершенно невозможно. Крепкий лёд его сердца ничем нельзя было пробить и сейчас от него веяло лишь холодом. Наставник Чу держал безмолвие ещё долго, мысли были пустыми и он не ощущал значений, которые старался донести до него старый евнух. Через время тягостных вздыханий слуги, Чу Ваньнин все же собрал все свои малые мысли воедино, чтобы твердо хрипнуть. — Неважно. — Прошу принять моего господина Чу, чашу сладкого чая. Он будет служить знаком прощения и того, что Образцовый наставник Чу не держит зла, тогда его слуга сможет избавиться от боли сердца и вины. Сжальтесь, этот чай поможет скорее уснуть, а забвение станет долгим и глубоким. Старик Лю обещает Вам спокойный и крепкий сон. Умоляю... Старый слуга всеми силами пытался заставить своего господина выпить расслабляющий напиток, так как он сам был уверен в его безотказном действии и том, что Чу Ваньнин нуждался в этом. Евнух прекрасно знал, что никакой дороговизны и качества чай не сможет заглушить болезнь тела и духа, но чем ещё можно было подсобить его господину? Чу Ваньнин опять перестал подавать признаки жизни, но старый евнух терпеливо ждал ответа, важность его была сравнима с продолжением жизни для него. Как он посмеет служить своему господину и дальше, не заслужив прощения и не искупив вину? Через время, ожидания старого евнуха привили к результату. Чу Ваньнин все же собрался с силами и медленно поднялся, продолжая сидеть на кровати. Стёганое одеяло все так же неуклюже окутывало его, оставляя лишь голову с бледным лицом, увешаным черными и гладкими от природы, но такими взлохмаченными и порванными на вид локонами волос. После этого он только ещё сильнее укутался и вполне продолжительно не открывал глаза, то ли утешая уже отозвавшуюся боль, то ли предупреждая грозившуюся наступить, но в конце концов он кинул свой грузный взгляд на слугу. Леденящие красотой глаза феникса сверкнули металлическим блеском повергнув старика в трепетный страх, что ноги его затряслись. Так могли смотреть только люди, претерпевающие самые болезненные страдания, но обладающие наивысшей силой все это превозмочь. Внутри этих глаз крылась мощь великого терпения и неприкосновенной чистоты, что невозможно было убить. Эта сила воли сковывала людей по рукам и ногам, что хоть единожды сыщут смелость взглянуть в эти черные точно звёздное небо глаза. Старик не был исключением, он не осмеливался смотреть господину в глаза в обыкновение, будто боялся, что его сразит божественное призрение. Но в данный момент он должен был убедиться в здравости излюбленного пленного Его Величеству, иначе весь Пик Сышэн потерпит императорский гнев без права на пощаду. Но то, что он увидел, казалось он больше не пользовался удачей видеть никогда в своей жизни. В них читалось предпочтение смерти чем покорства - воинственность, что могла лишать дыхания в своей неукротимости. В сочетании с великолепной красотой эти глаза пленяли и заставляли душу дрожать в благоговейном ужасе. — Подай. Морозный голос заставил старика почувствовать каждый серебряный волос на своей голове, но замирать в исступлении страха было некогда, нужно было срочно бежать подавать поднос, пока господин не передумал, как и сделал старый слуга. Он, как только мог быстро подошёл ближе к господской кровати и склонив голову протянул поднос. Из-под одеяла показалась одна тонкая бледная рука и захватила чашку за верх кайма. Чу Ваньнин, размерено чтобы не пролить поднес уже остывший напиток ко рту и выпил залпом точно в чаше держалось самое крепкое вино, и чтобы забыться он пил его одним глотком. Эта мужская, не лишённая силы рука и бесчувственные, крепко сомкнутые между собой губы уже имели честь касаться данной чаши, но никогда она не сможет стать им милой. Она состояла в сервизе как подарок от Его Величества, но покрывалась прозрачным лаком и была сравнима с закованной во льдах, и как бы не был горяч чай, налитый в нее, она все же отдавала холодом. Какие чувства передавал этот подарок? Осушив чашку, Чу Ваньнин незамедлительно поставил ее назад на поднос не желая иметь никакого отношения к своему подарку, ведь от прикосновения к нему, он мог чувствовать только боль в пальцах от такого мнимого холода. Могло показаться, что напиток совсем ему не приглянулся от такой брезгливости и спешке поставить чашку на место, но старый евнух все равно грустно улыбнулся линией морщинистых губ, убедившись в пустоте на дне чашки и осчастливленный тем. Во рту действительно стало очень сладко, достаточно чтобы наставнику Чу понравилось, несмотря на безвкусие от остывания чая, но разве этого могло хватить чтобы заглушить всю боль в которую его вновь бесцеремонно бросили? Бесшумно переведя дыхание, Чу Ваньнин качнулся в большом желании снова лечь, но вернулся в прежнее положение найдя мысль перед тем как отдаться сонному забвению, что уже подступало, то ли от действия чая, то ли от слабости. Сведя свои острые как мечи брови к переносице и сохраняя приказной тон, Чу Ваньнин тихо заговорил, чуть отвернув корпус от слуги. Он был не в том виде чтобы мерно смотреть на все с высока и от этого его брал сильнейший позор, но произнести вслух, то что так усиленно искал в своей памяти он был обязан. — Лю Гун, я желаю, чтобы ты сообщал мне о каждом прибывшем на Пик госте торжества... — ...Великого торжества супружества Его Величества, в особенности внимательно относился к гостям с фамильным знаком Сюэ. Старый евнух перебил своего повелителя, почувствовав затруднения в его речи при упоминании о грядущей свадьбе Тасян-Цзюня. Чу Ваньнин же тяжело сглотнул и зажмурил глаза, стоило старику только сказать о сути празднества, кажется в горле вновь стало горько. Это было просто невыносимо слушать, когда все его тело ныло от усталости. Но собраться заставило именно продолжение. Старик Лю уже знал о том, что он ожидает приезда Сюэ Мэна? Чу Ваньнин резко распахнул ресницы и недоверчиво вонзился взглядом в слугу. — Мой Господин распоряжался об этом уже пять раз за то время, пока этот старый слуга сопровождал его до Павильона Алого Лотоса. Ваше глагольство сейчас шестое по счету. Признался старый евнух, понимая удивление Чу Ваньнина. Видимо визит гостя с фамилией Сюэ много значил для него, иначе наставник Чу никогда бы самовольно не заглядывал в пасть свирепому хищнику и не повторялся в точеной речи. Шесть раз? Наверное, Чу Ваньнин выглядел совершенно растерянным и разбитым, раз останавливался и повторял один и тот же приказ так много раз. Как постыдно. Тяжело обдумав слова евнуха, Чу Ваньнин отчаянно вздохнул без мочи смириться с такой новостью. Темные брови его припали ещё ниже к длинным и густым ресницам, а нижняя челюсть напряглась от зажима двух рядов зубов. — Можете быть уверены, этот слуга выполнит руководство своего господина как следует и в тайне от Его Величества. Я не предам Вас, прошу положитесь на меня. Заверил Старик Лю, заметив тяжесть дум в чертах лица наставника Чу. Чу Ваньнину были не нужны эти лестные слова, он и без того знал, что евнух останется верным и выполнит его прихоть, но... В который раз старик отвечает на поручение одними и теми же словами? Решил ли он, что его господин потерял весь свой рассудок? Или может быть евнух банально жалел его? Сомнительно, что Тасян-Цзюнь позволил бы любому другому достойному мужчине так близко и долго находится приближенным к нему, даже несмотря на престарелый возраст - при верном соблюдении всех профилактик, мужское здоровье могло долго сопровождать своего представителя, но Чу Ваньнин должен был достаться только самому Наступающему на бессмертных Императору, в числе которых, он первый. Исходя из того, что слуге пришлось застать гнев правителя почти во всей его силе, не вымыслил ли старик какую не потребность? Очевидно - так и есть. Раз так, быть может евнух был солидарен с ним от лишения всего достоинства, впрочем, как и он сам? Низко. От таких размышлений Чу Ваньнина взяла сильнейшая злоба, да так, что его пробрала тряска яростного напряжения. Сонливость и слабость сняло как рукой, но подводило дыхание. Он почувствовал, что не может вдохнуть полной грудью, а губы закусываются сами собой отдавая болезненным и тяжелым спазмом в груди. Разве могла хоть одна живая душа жалеть его? Пускай Чу Ваньнин больше не заклинатель, пускай тело больше не принадлежало ему, но это был не повод жалеть его. Никто не имел права жалеть его! Какие бы средства не предпринял против него Тасян-Цзюнь он все ещё оставался уважаемым Образцовым наставником Чу. При нем все ещё хранилась воля борьбы и сила разума. Он не беден и еще не уничтожен чтобы жалеть его! Он не нуждался в жалости! Хотя бы потому, что Мо Вэйюй не сжалился над ним. Чу Ваньнин почувствовал скопившуюся солёную влагу в своих глазах. Что это? Обида? Наверняка он сильно устал, раз позволил себе так активно проявить себя. Чу Ваньнин вновь закрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки и обдать сердце новым слоем льда. В тот же момент вернулось самообладание и тремор рук ушел, а грудь закоченела в холоде, только слабое послевкусие горечи, медленно растворялось во рту - идеальный контроль и равнодушие, ничего более. В свою очередь старику было очень сложно разобрать и частичку его изменений, от того старый слуга ничего не заметил, вот только теперь голос господина стал ещё более ненавистным. — Тогда убирайся! Старый евнух не мог знать, от чего Чу Ваньнин повысил на него голос, но теперь он не мог задерживаться и на секунду в Павильоне Алого Лотоса, от того старик тут же ушел, унеся с собой опустошенный подарочный сервиз. После этого Чу Ваньнин ещё долго не мог уснуть, так как настрой для этого не мог пробиться сквозь его самоконтроль. Он раздумывал план действий в связи с информацией, которая была добыта им собственной гордостью и болью. По его расчетам Сюэ Цзымин должен был воспользоваться приглашением на торжество и приехать далеко за первый день празднества. Это было главным условием. Так, Сюэ Мэн был бы в силах вызволить своего Учителя из плена, с познаниями Чу Ваньнина это было возможно даже без помощи посторонних лиц и в будущем, они могли продолжить борьбу вновь сообща, как это было поначалу. Одно условие - ранний приезд второго личного ученика и жизнь ожидала благая смена. Но если этого не случится, тоже. Пути назад не станет. От автора: Делитесь положительными впечатлениями здесь и в тгк: Пепелище Сижи. С надеждой на то, что ваше сердце не осталось равнодушным к этой работе🤍