I'm giving you a nightcall

      Цвет утреннего света, омывает комнату серыми полутонами. Ремонт, почти окончен. Новые обои, подстать старым, создают ощущение чего-то правильного, почти домашнего.       Новое кресло — цвета старой канифоли. Подобно тому, что стояло здесь раньше, но не такое удобное как прежнее. Шерлок небрежно стряхивает пепел сигареты, на пол. И откидывая голову на спинку кресла, удаляет входящее сообщение от брата.       Майкрофт доводит до его сведения, очередной отчёт, психиатрической экспертизы, известного нейробиолога, специализирующегося на психопатах. Ему это не интересно. Он знает кто она. И знает где её найти. Его личная вендетта. Его восточный ветер.        Впервые за всю свою взрослую жизнь, у него нет желания возразить брату. Майкрофт чувствует свою вину за то, что держал всех в неведении и не смог предотвратить худшее из того, чем она стала. Он всё ещё видит в ней опасность. Когда сам Шерлок, отчётливо понимает, что дело не столько в её гениальности, а в одиночестве и потерянности. И в их принятии. Он принял то, что есть. Как непреложный факт. Потому что она другая, не ограниченная привычными условиями человеческого мышления.        Ему не хочется искать скрытый смысл всего того, что она сделала. Ему просто хочется простить её. Не потому что он какой-то другой и знает то, чего не знают другие. А просто потому что хочет.       Его мысли лениво и бесцельно кружатся. немного похоже на опьянение. Он с неохотой думает о том, как поступил бы на месте Майкрофта. Он привык решать проблемы логически, потому что так подсказывал ему его выдающийся интеллект. Значит поступил бы так же. Но никогда бы не допустил, чтобы в этом участвовала Молли.        Шерлок больно ущипнул себя за переносицу. Он ненавидит ответственность, которую чувствует за нее сейчас. Чувство вины — это безусловно, самый эффективный эмоциональный шантаж. Но следы исчезнут, боль исчезнет, четыре месяца — почти ничего. Он не видел её четыре месяца. Обходил стороной Бартс, четыре месяца. Успокаивая себя тем, что это не в приоритете.        В международном масштабе, преступный мир сейчас нестабилен. И ему всегда есть чем занять свой ум в часы досуга, без услуг его патологоанатома.       После случившегося, части его рассудка были на исходе. Он жаждал острых ощущений, погони, опасности. Просчитанных рисков с минимальной погрешностью. Поэтому он не пришёл с ней объясниться. Нет. Или он просто трус? Подавление — было его лучшим способом преодоления. Но не в этот раз.       Шерлок морщится от боли, когда дотлевшая сигарета обжигает его пальцы.        Он сдерживает себя от того, чтобы представлять как бы она обрадовалась, узнав, что он раскрыл очередное "дело"       Она бы ухмылялась, как полусумасшедшая. Совершенно искренне, сказала бы ему парочку высокопарных эпитетов о его уме и сообразительности. Она не играла, не лукавила, всегда говорила абсолютную правду. Флиртовала, будучи забавно очевидной. И все это, было для неё совершенно естественно. Она бы использовала своё неловкое очарование в своих интересах, не осознавая этого.        На своём ноутбуке он хранил её фотографии, в отдельной папке, пряча её в подпапке другой папки со всеми скучными документами. И исследованиями. Бессмысленными, вроде разновидностей табачного пепла. Он берет ноутбук, лежащий среди, прочего мусора, на журнальном столике. Палец зависает над курсором и вместо этого, он проверяет свою электронную почту, не сохраняя в памяти прочитанное, пока его разум бесцельно возвращается к последней встрече с Молли.        После машины скорой помощи, они виделись в кофейне. С фальшивой улыбкой и напускной жизнерадостностью, она купила ему шоколадный чизкейк на его день рождения. Бросив нейтральную фразу, о том, что заполняла отчёты о его вскрытии, поэтому запомнила дату. Намеренно не смотря на него, даже украдкой. Ему следовало быть благодарным и за это. Он ведь хотел подавить остатки воспоминаний и сохранить статус-кво. Но невозможно выкинуть её из головы. Он жаждал хотя бы её присутствия. И не хотел с этим бороться. Вот почему любовь опасна. Это запрограммированная человеческая зависимость. Отточенная миллионами лет эволюции.       Он смотрит на часы. Её смена через полтора часа. Если он сейчас сядет в такси, то приедет к ней домой через двадцать пять минут. Плюс возможные пятнадцать, на пробки. Он может успеть к её завтраку. Бесполезные расчёты. Он к ней не поедет. Он не может. Ещё один момент слабости, который может привести к другому. Он уже видит потенциал зависимости. Его тело не жаждет простого физического освобождения. Сейчас это представляет умеренный интерес. Сексуальное желание легко понять и преодолеть, или справиться с ним целесообразно. Хочет ли он её? Безусловно. Хоть это и не настолько важно, чтобы тратить на это свои ресурсы. И похоже на постабстинентный синдром от всплеска гормонов, сдерживаемых почти двадцать лет. Но он все равно, постоянно прокручивает их совместный опыт. Визуализируя и воспроизводя в своём уме. Такое невозможно забыть. И едва ли, когда нибудь, у него вырабатается толерантность к ней.       Но почему она? Она не представляла никакого интереса. Она не загадка. И нет никаких предположений, которые бы он мог заполнить новыми данными. Если отбросить воспоминания о том, какая мягкая была на ощупь её кожа, под его ладонями. И как чувствовалась её губы на его губах. То можно сделать выводы о том, что она не самый интересный собеседник. Её мысли обрываются и перефразируются на середине предложения. А её попытки пошутить обычно неловки и несвоевременны. Хотя ее проницательность и способность к анализу выше, чем у большинства людей. И ему не всегда нужно говорить в её присутствии, чтобы его поняли. Некоторые из её шуток, он бы счел забавным, а её голос —мягок и мелодичен. И не было сомнений в том, что он испытывал к ней чувства нежной, любящей природы. И нет никакого сравнения, с ощущением потери, когда разбивал гроб руками. Он не может её потерять. Только не её. Любовь не является преимуществом, и он не может позволить ей иметь такую власть над ним. Но Молли Хупер не та, кто может воспользоваться этой властью. И если кто и пользовался их связью, то только он. Объективно, он все тот же мерзавец, которым был раньше.        Он не предпринял ни одной попытки с ней связаться. Хоть после Шерринфорда ему и хотелось упасть к её ногам и выпалить всё, что он про неё думал. Он не смог, успокаивая себя мыслью, что некоторые вещи лучше держать при себе, а ей будет лучше без него. Он не тот, кто ей нужен. Она заслуживает лучшего. Он лишь тень, того мужчины, которого она любит. Он не такой. В его голове возникает ужасная мысль, что она может быть рада избавиться от этого бремени. И звонок разрушил все то, что она к нему питала. Она могла прийти сама, но не стала. Значит она, более эмоциональная, из них двоих, могла справится с разлукой, когда он не мог. В груди возникает тяжёлое, давящее чувство. Логика борется с чувствами. Сто двадцать один день. Сумма времени проведённого в разлуке с Молли. Это сложнее чем он себе представлял. Слон в комнате слишком огромен, чтобы его можно было игнорировать. Ему нужно найти способ протянуть ей оливковую ветвь, не выглядя отчаянным или нуждающимся. Или напротив, иррационально признаться ей во всем. Без смысла и контекста, сказать о том что скучает. И любит. И может быть тогда, она проявит к нему большую милость и снова поцелует. Он встревожен и полон надежд. Мысль о том, что он может её увидеть, сюрреалистична, но заманчива. Он улыбается. Думая о том, что мог бы пригласить её на свидание. Устроя ей, некое подобие, нормальности. И ему придётся решить невозможно сложную задачу, например, как заставить это всё работать. Но сейчас он должен её увидеть.        Он долго смотрит на свой телефон пытливым взглядом. Прежде чем набрать побольше воздуха и решительно отправить : "Ты знаешь где меня найти. Ш"