Good Day Sunshine

      — Здесь лучше всего, безопасно и чисто, — Мью протягивает обе руки, чтобы провести Галфа по короткой лестнице и перешагнуть через порог в благоговейную тишину и спокойствие простой хижины из соснового дерева, лучшего укрытия от летнего солнца, истощающего энергию.       Удалось ли ему скрыть дрожь своих покрытых венами рук? То, что в этом тихом месте громче всех дышал он сам? Его непременно оглушительное биение сердца, которое, как басовый барабан, стучало в каждом смертном сантиметре его тела?       Черт, как его омега может оставаться таким спокойным? Таким безмятежным и собранным? Задавался вопросом Мью, перенося спящих старших детей в маленькую хижину, а к плечу снова пристегивая надежную сумку скорой помощи.       Потому что на этот раз — в отличие от восемнадцати месяцев назад в пещере — рожающий не был анонимным пациентом. Он был его Галфом, его единственным и неповторимым, рядом с ним.       — Мью, — нежный голос ищет и находит его корчащимся, пойманным в ловушку трясины запутанных тревог, — изящные пальцы переплетаются с его собственными, сжимая с невысказанным утешением.       Омега знал, что так будет, и говорил ему об этом, почему же он не послушался? Доверился первобытным узам? «Идиот, чертов дурак», — мысленно ругал он себя. Затем он поднимает глаза и встречает во взгляде напротив лишь теплоту и одобрение.       — Я понимаю, — просто сказал младший. — Но мы сможем сделать это вместе. На этот раз мое тело знает путь, тирак.       И это ласковое обращение сломило его: мгновенно слезы паники, которые Мью смаргивал от стыда в течение нескольких месяцев, вырвались из берегов ревущей приливной волной — старший мужчина яростно потирал щеки, пытаясь восстановить контроль над внутренним альфой. И все же, чем больше он боролся с ними, тем сильнее удушающие рыдания сотрясали его сгорбленное тело, ужас набухал невидимым комком в горле, зрение затуманивалось, когда он чувствовал сокрушительную тяжесть момента, давившую ему на грудь, отчего он не мог дышать.       Не тридцатиоднолетний отец, альфа и опытный парамедик, а маленький мальчик, потерянный, испуганный и беспомощный, как отголосок детства, о котором он хотел бы никогда не слышать.       Пока не появился запах, знакомый запах. Божественный, как песня сирены, аромат, гладивший его дрожащую голову, распахивающий дыхательные пути и заглушающий притаившийся демонический дуэт страха и неудачи, а когда Мью выпрямился, его насильно прижали к шее Галфа, позволяя трепетно вдыхать аромат из ароматических желез — лучшее утешение, которое может дать только пара.       Его ладони легли на живот младшего, поглаживая. Он чувствовал жизнь внутри. Поток движения их детей, естественное течение, которое вскоре доставит их в ожидающие объятия.       Итак, с последним укрепляющим, живительным вдохом чарующего вишневого сада…       Он был готов, готов помочь своей паре, с каждым толчком своего альфа-сердца.       Ведь если любовь к семье была его главной слабостью, то теперь она станет его силой.       — Омега, меня зовут Мью. Я парамедик и я здесь, чтобы помочь тебе. Забудь обо всем остальном.

//

      Помня о появлении Тэй и Лэй в качестве координат, старший мужчина прекрасно понимал, что роды вполне могут быть стремительными. В случае с омегами мужчинами-носителями и их анатомическими особенностями, вторые роды, как правило, становятся спринтерским бегом по сравнению с марафоном первых. Учебник экстренной акушерской подготовки, кхраб.       Поэтому не было ничего удивительного, когда — после более получаса взаимно успокаивающих обнюхиваний, нежных массажей поясницы своей пары, мягкого ободрения, которое снова и снова шепталось на ухо, пока боль усиливалась мстительными ударами кнутом — Галф поднял голову со своего уютного местечка на плече Мью и застонал:       — Тужиться… Я хочу тужиться.       Альфа ощутил внезапную дрожь под своими руками, а затем, как необратимая, реверберирующая ударная волна овладела всем телом молодого человека с неодолимым природным порывом.       Тужится… тужится… тужится…       Только они вдвоем, вместе в этот момент, когда Мью снова быстро поменял одежду Галфа на свою футболку вместо льняной. Печатный рисунок Микки Мауса, катающегося на серфе в лучах солнца, — подарок на день рождения от его близнецов, который, как утверждается, сейчас наполняет их папу ароматом гнезда, в котором он так нуждался, пока его поддерживали, чтобы он осторожно опустился на четвереньки на гладкий деревянный пол.       Последние теплые лучи розово-золотого солнца, проникающие в окно хижины, купали рожающего омегу в небесном сиянии, словно он был ангельским фрагментом давно утраченной фрески из Сикстинской капеллы Микеланджело.       Мью у его головы, поглаживая влажные от труда темные волосы, а Галф скрипел зубами, пыхтел и тужился с такой силой на каждую команду тела, что голова кружилась от звезд, переплетавшихся в калейдоскопе его зрения. Мысль, как и положено при надвигающемся физическом истощении, блуждает по проекционному пространству потолка его любимого детского дома… дома…       Но этот голос удерживал его здесь — как он инстинктивно и предполагал. Глубокий тон его альфы, управляющего так уверенно, так осторожно:       — Дыши… глубже дыши, детка… вот так… каждая секунда боли на шаг ближе к нашим щенкам… ты делаешь это… ты невероятный, Галф… Я так горжусь тобой…       Пока омега не вскрикнул, дико озираясь, от жгучей боли венценосной головы младенца внизу, и в одно мгновение Мью оказался рядом с одеялом, рукава рубашки были закатаны до локтей, волосы зачесаны назад, а брови нахмурены в глубочайшей сосредоточенности.       — Медленно, теперь делай это медленно. Не тужься, пока я не скажу. Продолжай дышать, любовь моя… один, два, три, четыре…       Как могут такие короткие секунды растянуться в вечность? Эластичность времени, поскольку скромная деревянная хижина — или гнездо — могла только ждать. Звук размеренного, контролируемого дыхания Галфа, фоновый парфюм из феромонов цветущей вишни и Атлантики, снова и снова вступающих в брачный танец. Пока…       — Сейчас! — четкие инструкции Мью, и одним всемогущим, смелым, кусающим кулаки движением омеги в мир была приглашена новая маленькая жизнь.       Легкие чистые и сильные, когда самый свирепый из крошечных воплей возвестил о прибытии смелых, измазанных кровью кулачков, возмущенно сжатых, когда отец, воркуя, мыл и пеленал их ребенка:       — Чайен, малышка! Наберись терпения, на, отцу еще нужно достать твою близняшку.       — Мью… здесь… положите нашего щенка сюда… мой запах.       Младенца нежно расположили на сложенном шерстяном одеяле у головы Галфа, его успокаивали и баюкали, пока старший мужчина деловито двигался на заднем плане. Возобновлен режим работы фельдшера: пережатие пуповины, извлечение плаценты, подготовка второго комплекта одеял.       И вскоре дыхательные циклы его омеги ускорились, пока он снова не начал причитать, поскуливая и раскачивая бедрами из стороны в сторону, пока младший малыш совершал путешествие в этот мир…       …Но что-то было не так.       Тужился, тужился, пока пот и слезы не потекли соленой смесью, глаза защипало, из-за чего Галф мог только постанывать:       — Мью. Мью. Мью.       Сильные руки его альфы внутри и срочно — крутят и тянут от сосредоточенности и напряжения…       — Щенок в ягодичном предлежании, поэтому немного застрял. Продолжай дышать, сохраняй спокойствие, я собираюсь помочь тебе, мы сделаем это вместе.       — Арррргххх. Больно, Альфа.       — Я знаю, детка. С твоими следующими схватками я собираюсь освободить ножки, и тогда ты сможешь безопасно рожать. Глубоко дыши, помни. Раз, два, три…       А спустя несколько вероломных — до потери пульса — мгновений они стали семьей из шести человек: младший ребенок появился на свет под явное облегчение и радость.       Отец проверял и перепроверял, нет ли переломов на крошечных конечностях, которые были вынуждены двигаться тем или иным способом во время насильственных родов. Затем, воссоединив здоровых новорожденных близнецов на их импровизированном матрасе, он заключил свою пару в объятия и прижался к нему, кровь, крики и боевые раны пролегли между ними, пока они целовались, обнимались и влюблялись все сильнее с каждым совместным вдохом.       — Спасибо, — голос Галф дрожал от блаженства чистейшего послеродового счастья. — Это мог быть только ты.       — Нет… малыш… это я благодарю Богов за тебя, за то, что ты подарил все невообразимые радости в этой жизни и…       Обнажающая душу речь резко оборвалась агрессивным, резким звуком мелодии звонка.       — Это Пи’Джом, видеозвонок, — омега вытянул шею, чтобы взглянуть на экран телефона своего партнера.       — Черт возьми, она выбрала время безупречно, как всегда, — Мью отклонил звонок.       Вместо этого он вымыл и вынес свою пару на узкую веранду хижины на берегу озера. Двойняшки дремали на протяжении всей драмы, новоприбывшие дремали на руках родителей, набросивших на плечи клетчатое одеяло для пикника, пока они таяли и вновь обретали форму друг друга.       — Две девочки, две маленькие принцессы.       — Будущие премьер-министры…       — Или врачи.       — Или футболисты.       — Или медсестры…       — Айщ! Хватит о медицинской карьере, господин санитар!       Семья, собравшаяся вместе для просмотра в первом ряду кинотеатра эпической панорамы матушки-природы — заходящего солнца с гирляндой акварельных облаков и проносящихся ласточек, за туманным горизонтом сапфирового озера. Силуэты фигур, такие маленькие на фоне необъятного пространства, но их любви достаточно, чтобы заполнить целую вселенную.