Good Day Sunshine

      В тот полдень на берегу озера Хествадер было прохладно и спокойно. Галф откинулся на спинку матерчатого шезлонга с полосами цвета карамели, широкополая шляпа от солнца затеняла карие миндалевидные глаза, пока он облизывал апельсиновое мороженое и смеялся над проделками Мью и двойняшек на покрытом рябью мелководье с кристально чистой водой.       Их отец связал вместе два надувных круга в качестве импровизированного плота. Восторженные визги и брызги достигали ушей омеги, когда он отдыхал, ладонь бессознательно поглаживала живот, изнутри доносились неистовые пинки, как будто говоря: «Подождите нас, на! Мы тоже хотим поиграть!»       «Разве жизнь не чудесна?» — подумал Галф, слизывая с пальцев остатки липкого цитруса и откидываясь на подголовник, закрыв глаза.       Здесь он мог дышать…       Он прошел тернистый путь от отсутствия сокровищ до сундука в форме сердца, настолько полного, что иногда казалось, будто он лопнет на позолоченных петлях, вылетит прямо из грудной клетки и взорвется оперным фейерверком сверкающих драгоценных камней любви. Все это было похоже на бред лихорадочного сна, от которого он однажды проснется в туманном, дымном мраке неопознаваемой, ноющей пустоты и застарелой, трепещущей неуверенности.       И все же. Каждое утро его самым ярким будильником становились оживленные разговоры Тэй и Лэй, доносившиеся через радионяню, которая занимала прикроватную тумбочку. Сильная рука Мью прижимала его к себе и никогда не отпускала. Близнецы выделывали акробатические сальто и — поскольку в последние месяцы они соревновались за внутриутробное пространство — совершали настойчивые пинки, упираясь локтями и коленями в его пупок.       Это было реально.       Его шумные университетские приятели, конечно, бесконечно смеялись над ним в первые дни неожиданного родительства, ласково называя его «мамочкой», но Галфу было наплевать. Он так боялся осуждения, когда скрывал свое воспитание — или его отсутствие — и первую беременность. Ногти обгрызались до крови. Но теперь он знал себя лучше, знал, что пределы существуют только для того, чтобы их испытать. Он был достоин любви — и, боги, как его любили.       Его работодатели в медиацентре Skåland Gazette подняли не одну бровь, когда он вернулся из отпуска по уходу за ребенком, чтобы завершить стажировку, уже будучи снова беременным. Но на бис — ноль внимания.       На самом деле Галф работал с таким упорством — с высоко поднятой головой и уверенным голосом, заряженный преображающей уверенностью — в последние месяцы стажировки, что медиа группа пошла навстречу и предложила ему уникальную должность в команде сотрудников, работающих по контракту. Что-то о еженедельной колонке, примерно озаглавленной «Жизнь и времена мужчины-носителя Омеги». Ну, слоган можно отредактировать, верно?       Он — знаменосец? Он чувствовал… гордость?       — Детка! — грезы о самоанализе были прерваны криком его супруга с набережной, где маленьких двойняшек пересадили на сушу, чтобы они ковыляли по бескрайнему бледному песку Сахары, обжигающему подошвы, как только что вылупившиеся черепашата, так быстро, как только могли нести их ножки. Они радостно хлопали в ладоши, предвкушая объятия и теплое молоко папы.       И все же, когда омега с улыбкой направился поприветствовать их, он обнаружил, что не в силах подняться…       — Да блин.       — Подожди, Галф, не напрягайся.       Альфа сжал обе его руки в своих больших и осторожно вернул в исходное положение.       — Осторожнее, Лавана, не так быстро, — предупредил он, когда их маленькая дочь столкнулась с ногами Галфа. — Помни, мы должны присматривать за папой и малышами, старшая сестренка.       — Лэй хорошая девочка, — последовал недовольный ответ.       — Я вижу только дерзкую обезьянку… — поддразнил старший.       Крошечная ножка притопывает, губки дрожат…       — Лэй хорошая девочка!       Ее отец сжимал нижнюю челюсть, героически сопротивляясь желанию рассмеяться, и вместо этого он спонтанно сгреб и подбросил девочку высоко в летний воздух, напоенный ароматом кокосовых орехов. Крики восторженного смеха прогнали быстро забытые угрозы надвигающейся истерики.       Потом молока и банановое пюре, дети надежно пристегнуты в задних автомобильных креслах, чтобы вздремнуть в прохладном убежище машины в тени от ветра. Мью повернулся к Галфу, чтобы сказать:       — Я соберу корзину для пикника и уберу плед, чтобы мы могли отправиться по маршруту Норландера и попытаться избежать пробок в час пик на мосту Северного Хествадера...       Но недосказанная фраза испарилась с внезапно пересохших губ, когда он заметил, во-первых, широко раскрытые глаза своей пары, во-вторых, струйку воды, стекающую на песок между обутыми в сандали ногами, и, в-третьих, слишком знакомый стон боли, вырвавшийся из горла Галфа.