Спрятаться в темной ночи

      Зевнув, Веймарская Республика вышел из машины и поднял взгляд на ночное небо. Звёзд почти не было видно, только лишь желтая луна одиноко висела в воздухе. У него почти не осталось власти в этой стране, что ж, если так вышло, то он и не будет ничего менять. И вроде бы Веймарская Республика совершенно спокойно относится к тому, чтобы его заменил брат, но грудь сжалась от какого-то предчувствия.       Вздохнув, он медленно поднялся на крыльцо и зашёл в дом. Проходя мимо открытых дверей, Республика поздоровался с племянниками ФРГ и ГДР, ему приветливо улыбались слуги. Вроде бы, все хорошо, но предчувствие не покидало его. Где же Рейх?..       Зайдя в тихий и прохладный кабинете, он не стал включать свет и пригляделся. Его кресло было повернуто к двери спиной, в нем сидел человек, который что-то держал в руке. Еле заметный отблеск лунного света дал Веймарской Республике понять, что это пистолет. А вот и Третий Рейх. Он зарядил оружие. — Послушай, брат, — начал Республика. — Мне не нужна эта власть. Если хочешь, можешь забрать ее. Я не боюсь умереть, нет. Единственное, о чем я беспокоюсь, это твоя душа. Дай мне ее спасти. Можно я сделаю это сам?       Третий Рейх усмехнулся, поворачиваясь к нему лицом. Он с кривой улыбкой провёл указательным пальцем по стволу и поднял глаза на брата: — Какой же тогда смысл мне здесь находиться, если совершить самоубийство можешь ты сам? , — он вздохнул. — О моей душе можешь не беспокоиться, ничего с ней не случится.       Он медленно навёл пистолет на Веймарскую Республику. Тот сжал кулаки: — Ты будешь гореть в аду… — тихо прошептал он.       Прогремел выстрел, Республика на минуту замер и упал. Сглотнув, Рейх внимательно смотрел, как бледную, словно снег, кожу брата окрасила алая кровь, как медленно, но верно жизненная энергия покидает тело государства. Навеки. Больше он никогда не откроет глаза, не запрется в кабинете с грудой бумаг, не спустится на кухню чтобы налить себе еще своего любимого кофе. Никогда из этих еле розовых уст больше не вырвется «брат».       Третий Рейх спокойно опустил пистолет и улыбнулся. Больше ему никто не помешает.                         *** — А что было потом? , — прошептала Россия, робко, как будто ожидая, что кто-то ее схватит, протягивая худую руку к коробке с печеньем. — Когда вы узнали, что ваш дядя умер?       Увидев, как она нерешительно берет печенье, ФРГ усмехнулся. Это явно была ошибка, ведь девочка мгновенно отдернула руку и испуганно посмотрела на него. Что-то похожее юноша видел, когда его сестра в детстве попадалась на каких-то шалостях. Только сейчас в глазах России отражался… животный страх? Инстинкт самосохранения? ФРГ не знал, как это описать. — Бери, не бойся. Там нет ни яду, ничего, что могло бы навредить тебе, — юноша вздохнул. — Пожалуйста, я знаю, что это трудно, но… Не бойся меня.       РСФСР молча кивнула и, опустив глаза, взяла печенье. Немного подумав, она откусила его. — Мои любимые, — тихо произнес ФРГ. — Тебе нравится?       Россия промычала в ответ, и юноша решил, что это значит «да». Подвинувшись к ней ближе, но не настолько близко, чтобы не напугать, он проговорил: — Ты обещаешь, что не будешь бояться меня? Обещаешь?       Проглотив печенье, Россия посмотрела на него и слабо улыбнулась: — Обещаю, — она опустила глаза. — Можно…? Могу ли я вас обнять? — Конечно, — ответил ФРГ, осторожно притягивая ее к себе.                         ***       РСФСР хотелось плакать от своей беспомощности и наивности. Прямо сейчас она обнимается с тем, кто в любую секунду может убить ее. Более того, Россия сама его об этом попросила. Почему он ещё не убил, не отравил ее? Почему она до сих пор жива?       Что-то в сердце говорило о том, что ему можно доверять. Но ведь сердце может ошибаться. Однако РСФСР меньше всего хотелось в этот миг разрывать эти объятия, пусть потом они принесут ей боль. Сейчас ей хотелось спрятаться, укрыться от всего в его руках. Оставалось лишь молить…нет, она, как коммунистка, не верит в Бога. Оставалось лишь надеяться, что он не предаст ее. — Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, скажи, что это не ловушка, — Россия, захлёбываясь в слезах, шептала ему в грудь. — Скажи, что я не идиотка.       Она почувствовала как его тёплая ладонь провела по ее длинным светлым волосам, что заставило ее затрястись как осиновый лист. Он тихо прошептал: — Weinst du nicht. Du kannst sich auf mich verlassen, — ФРГ говорил спокойно. — Ich weiß, dass du mir nicht völlig vertrauen kannst, aber ich werde dich niemals verraten.       Россия подняла голову и удивленно уставилась на него, расширив глаза до размеров чайных блюдец. — Woher wussten Sie, was ich gesagt habe? Sie sprichen kein Russisch, oder?, — изумленно спросила она. — Ich weiß es nicht, — ФРГ сконфуженно опустил взгляд.- Ich habe es einfach gespürt. — Haben Sie es gespürt? Aber… — растеряно уставилась на него РСФСР, вспомнив свою догадку. — Wie fühlten Sie sich damals auf dem Flur, als. — Ich spürte Angst und Wut. Du müsst es auch gespürt haben., — не дал ей закончить ФРГ. — Nein. Ich war überrascht und ängstlich. Aber keine Wut., — Россия покачала головой. — Warum? , — он в недоумении посмотрел на неё. — Ich weiße nicht, — она вздохнула. — Aber ich vermute warum — die Seelenverwandte?, — его глаза расширились. — Ja, — девочка опустила глаза. — Aber Ich bin mir nicht sicher.       РСФСР заметила, что ФРГ уставился куда-то вдаль. Его лицо стало очень задумчивым, и он мягко прижал ее к себе, снова обнимая.                         ***       УССР, подняв голову от еды, точнее, от объедков, вопросительно уставилась на девушку. Та прятала за шкаф, откуда недавно выбежала мышь, приманку с отравой. Из ее около минутной речи УССР запомнила, что в отраву добавлен таллий. — Das war's, jetzt werden sie uns nicht mehr belästigen., — радостно проговорила Мэриэм, убирая баночку с отравой в верхний шкаф. — Und die Maus stirbt sofort?, — УССР опустила глаза, пряча свои мысли. — Ja. Und nicht irgendeine Maus. Man kann damit auch einen Mann töten., — Мэриэм ухмыльнулась. — Kann er Thallium nicht erkennen?, — УССР нервно закусила губу. — Nein. Thallium ist geschmacks- und geruchsneutral, — она сощурила глаза в каком-то радостном предвкушении. — Du beschließt zum Beispiel, Herrn Schultz zu vergiften. Thallium ist also genau das Richtige.       УССР ошарашено подняла на неё глаза и замотала головой. Хоть бы она не поняла ничего. — Was?! Wie können Sie nur denken, dass…, — она показательно нахмурилась, чем вызвала у Мэриэм смех. — Ich meine es ernst. Wir könnten zusammen weglaufen. Überlegen Sie es sich., — ее лицо стало серьезным.       Мэриэм вышла, бросив, что скоро придёт. УССР подбежала и, вытащив из шкафа две банки, высыпала все в чайник, который Мэриэм должна отнести к Шульцу и его гостям.                         ***       ГДР медленно свернула платье, которое только что вытащила из шкафа, и сложила его в чемодан. Внезапная молотьба в дверь заставила девушку подскочить и вскрикнуть, но спустя секунду она успокоилась, услышав голос ФРГ: «ГДР, это я, открывай». — Не заперто, — крикнула она в ответ.       Когда брат зашёл в комнату, ГДР сердито пронзила его взглядом, поставив руки на пояс. Он, как нашкодивший ребёнок, стыдливо опустил глаза в пол. — Ну и зачем так орать? , — фыркнула она. — Я же не глухая. — Извини, — проговорил он, а потом поднял глаза на сестру. — Мы завтра едем в Кенигсберг к тёте. — И что же? , — взгляд ГДР смягчился, и она присела на кровать. — У меня появился план! Я знаю, как спасти РСФСР! , — его глаза загорелись безудержной радостью. — Чего?! , — девушка совершенно не разделяла энтузиазм брата. — Ты решил умереть, или что?! — Я все сделаю как надо, только помоги мне! , — ФРГ перешёл на шёпот и сел рядом с сестрой.       Ее лицо было искажено ужасом. Не смотря на все свои мысли, ГДР была не готова на такое. Она даже не подозревала об общении между Россией и братом. — Выкладывай… — выдохнула девушка. — Мы посадим ее в ту огромную сумку. Нам нужна маскировка. Мы провезем ее на поезде. Я пойду с ней, а ты можешь ехать к тёте. Напишем письмо, мол, от отца, и ты отдашь его. Напишем, что планы изменились, только тебя прислали.       ГДР задумалась. ФРГ сидел рядом, затаив дыхание. Его переполняло надеждой и страхом, что сестра откажет. — Ладно. Но если нас поймают, скажи, что я понятия не имела о твоём плане, — ГДР сохраняла серьёзное выражение лица. — По рукам!