Chimera of the chapel

Когда Уилл позвонил в авиакомпанию и попытался купить билет на самолет в Литву, ему сообщили, что он находился в списке лиц, которым запрещен вылет из страны. Не нужно быть гением: очевидно, что ограничение наложили ФБР. Вот вам и так называемый «американский герой». Каждый его шаг, каждое слово, которые не оправдывали чьих-то ожиданий, добавляли новый шрам на его судьбе, и постепенно картина начала обретать смысл. Иллюзия образа бесстрашного защитника разрушалась под тяжестью абсурда правительственных решений. В этом был смысл: правительство в кои-то веки сделало что-то умное после череды повторяющихся неудач, и, наконец, лишило Уилла основных прав гражданина. Наконец они поумнели. И не смотря на тайное восхищение, он был зол. Как черт. Если они считали, что добавление его в черный список помешает ему добраться до цели, то ФБР — в лице Джека Кроуфорда, Кейд Пернелл и всех тех, кто прятался за тайной «Волшебника страны Оз» — явно недооценивало его решимость. Вселенная была на его стороне: у Уилла сохранились номера нескольких старых друзей отца. Он позвонил одному из них, переехавшему в Новую Англию по работе с яхтами, и, спустя несколько напряженных минут, ему удалось уговорить одолжить лодку. На поиски другого судна у него просто не было времени. Уиллу с легкостью удавалось находить нужные слова, вызывающие доверие у пожилых мужчин с пристрастием к табаку, и в итоге он просто рад, что у этого человека под рукой оказалось несколько лодок, пришвартованных недалеко от Балтимора. У него больше не было никаких планов, поэтому, повесив трубку, он немедленно направился в доки. Один раз он сделал остановку, чтобы справить нужду и перекусить, а затем заглянул в универмаг поблизости, где купил новую одежду. Переодевшись в грязной ванной — свет над ним бешено моргал, как маятник, без всякой внешней причины — он выбросил старые вещи и попытался умыть лицо и руки водой из-под крана и используя дешевое мыло. Это тут же вернуло его в воспоминания о жизни в Луизиане. Душ в домике, где он вырос, каждое лето ломался. В итоге он приобрел отвратительную привычку иногда забывать о гигиене. Но из-за лихорадки он знал, что скорее всего пах слегка прогоркло, из-за пота и вязких жидкостей неизвестного происхождения. Мысль о том, что нос Ганнибала мог бы уловить этот аромат, вызвала у него содрогание. Это подстегнуло его тереть кожу импровизированной губкой из бумажных полотенец с удвоенной силой. Освежившись, в новом плаще, он несколько часов провел в дороге и прибыл в «Мэриленд Марина» поздно ночью. Приветствуя любопытного докового агента, он не стал откровенно лгать ему о своих целях, ограничившись полуправдой. В конце концов, его намерения были вполне безобидными, и у него было разрешение владельца лодки. Качка волн о борт, который он уловил, отшвартовав лодку (гораздо большую, чем та, на которой он в прошлый раз плыл в Италию, и он тихо и отчаянно прошептал молитвы), постепенно успокоил его тревогу. С тех пор как Фредди упомянула о заинтересованности Чилтона, его разум прокручивал десятки теорий, но ни одна из них не выглядела правдоподобной. Он не верил, что Ганнибал обратится за помощью к Фредерику. Или что Фредерик охотно сдал бы его ФБР без запасного плана. Несмотря на свою историю, доктор Чилтон иногда удивлял своими умными решениями. А Уилла не было рядом несколько лет. Черт знает, какие у них были взаимоотношения. Он знал, что Фредерик часто навещал Ганнибала, даже когда тот находился под жестким контролем Аланы. Уилл презирал это незнание, ощущая себя в роли школьника, который пропустил слишком много и теперь не понимает тему урока. У него было больше прав знать, чем у кто-либо другого. Вот почему ему нужно было вернуться в поместье. Он хотел своими глазами увидеть, что означает таинственная слежка, и выяснить, действительно ли Ганнибал имеет к ней какое-либо отношение. Он завел двигатель и отправился в путь. Лодка плавно рассекла небольшие спокойные волны, и Уилл наблюдал, как они исчезают вдали, а огни, освещающие пристань, постепенно растворились в звездной ночи.

***

Уилл был опытным моряком, и он знал множество коротких маршрутов в Европу. Он не собирался плыть до самой Литвы, планируя причалить в ближайшей стране и проехать остаток пути на поезде. Это сократило бы дорогу вдвое. И все равно, ему предстояли недели в океане, которые он с легкостью мог бы пережить при других обстоятельствах. Беспокойство, растущее в его сердце с момента выхода из комы, в последние дни достигло почти невыносимых размеров. Каждый день, который проходил без новостей о Ганнибале или о чем-либо, что могло бы быть к нему причастен, лишь усугублял его волнение, сжимая желудок всё сильнее. Он больше не сомневался, но ощущение, что его замуровали, становилось невыносимым. Время, казавшееся драгоценным, словно песок, ускользало сквозь пальцы, в то время как правительство считало его человеком, которому есть что скрывать. К примеру, сбежать в Европу в поисках пропавшего убийцы. Снова. Уилл большую часть времени проводил в забытьи, погружаясь в сон днём или следил за звёздным небом ночью, застыв у штурвала. Особенно ему нравились ранние утренние часы, когда прохладный, густой от морского тумана воздух, окутывал его. В любом случае, это было лучше ночных кошмаров. Одной ночью, где-то в середине плавания, его сон, наконец, не был пропитан сожалениями и мрачными видениями. Вместо ставших привычными кошмаров, как что-то тащит его в самые темные глубины моря или пронзает гигантскими, больше, чем жизнь, рогами, он вновь оказался в часовне. Во всей своей красе. Он почему-то думал, что больше никогда не увидит это место. Ганнибал стоял у алтаря и выглядел более живым, чем когда Уилл находился здесь во времена комы. Он величественно опирался на прочные мраморные перила, и на губах его сияла улыбка. Не колеблясь, Уилл поднялся по лестнице и остановился на последней ступеньке. Ганнибал стоял всего лишь в шаге от него, и пронзительно смотрел сверху вниз, а его улыбка не померкла ни на йоту. Это был образ беззаботного Ганнибала, в котором Уилл находил утешение. Ему хотелось протянуть руку и коснуться его, но он не помнил, чтобы когда-либо был таким смелым в прошлом. — Могу я прикоснуться к тебе? — тихо спросил Уилл, осторожно поднимая руку. Его голос отразился от стен, пока вокруг царила тишина, как ранним утром в Вулф Трапе. Взгляд Ганнибала словно стал еще мягче, будто это было возможно. — Чтобы сделать вывод, ты должны проверить свою гипотезу. Уилл кивнул, и дрожащей рукой коснулся груди Ганнибала. Ощущалось как прикоснуться к скале; он ожидал, что рука пройдет сквозь него, как свет сквозь призму. Он выдохнул, но не отстранился. Его пальцы скользили по узору пиджака — черно-белому, довольно современному. Его одежда осталась такой же, как когда он видел Ганнибала в последний раз, в то время как Уилл был облачен в те же вещи, что и на лодке. Кожа Ганнибала была горячей на ощупь, когда его рука остановилась на впадине на горле. Ганнибал потянулся к Уиллу, когда тот нежно провел ладонью по его щеке, и спросил: — Что ты чувствуешь? Уилл встретил его взгляд, пропустив сквозь себя тепло его золотых глаз. — Далеко, — едва слышно ответил он, — где ты? — Выводы часто не оставляют камня на камне, — задумчиво ответил он. — Если понадобится, я изменю природу, чтобы найти тебя. Ганнибал слегка наклонил голову, и на следующий вдох его лицо наполнилось торжественностью. — С нетерпением жду твоего решения, — произнес он, и в его голосе звучала глубокая обещающая нота. Кончики пальцев Уилла замерли у губ Ганнибала, его кожа была преступно гладкой и нежной. Потрясённый, он отдернул руку и сделал шаг назад. Вместо того чтобы вернуться в тишину часовни, он словно провалился в бездну, резко вскакивая с кровати. Пружины протестующе скрипнули под его весом. Весь в поту, Уилл почувствовал жгучую боль в пищеводе, как будто только что выпил чистого огня. Когда он очнулся под холодным душем, то заметил, что стоит под водой в майке и боксерах. Пожав плечами, он решил, что сегодня удачный день для стирки. Сняв с себя белье, он собрал остальное в трюме и вернулся на верхнюю палубу, ставя корабль на якорь. Сейчас его не волновало, если рядом проплывёт патрульный катер или круизное судно, и пассажиры увидят его голым, стирающим свою одежду в океане, как какой-то варвар. Как бы яростно он ни окунал свою одежду в море, под ярким утренним солнцем, которое обжигало его голую кожу, он не мог выбросить из головы образ Ганнибала, сияя, как святой.

***

Когда Уилл наконец причалил и заплатил смотрителю пристани, он уже практически полностью потерял сон и в итоге стал крайне восприимчив к окружающему миру. Каждый резкий звук с дороги бил набатом по его ушам, а резкие лучи солнечного света вызывали дрожь, словно его избивали. Поездка на поезде из Германии в Литву по ощущениям длилась дольше, чем путешествие через океан, даже несмотря на то, что на воде он провел недели. Древние рельсы визжали под тяжестью состава, и он чувствовал каждую трещину в металле, пока день сменялся ночью, а ночь утренним светом. Лишь в моменты, когда покачивание убаюкивало его, даруя необходимый отдых, ему удавалось скрыться от тех ужасов, которые тихо поджидали своего часа. В глубине его души росла абсурдная мысль, что Ганнибал сидел именно на том же месте, которое занял и он. Возможно, только это и держало его разум в тонусе. Он проспал одиннадцать часов, и проснулся, когда мимо него проехала тележка с едой. Сотрудник грубо спросил по-немецки, хочет ли он что-нибудь поесть. По крайней мере, так это расшифровал Уилл. Но он не говорил по-немецки. Он покачал головой и уставился в окно. Поезд прибывал на нужную станцию через час. Возле вокзала стояла пожилая женщина и продавала цветы. Он подошёл к ней и спросил, принимает ли она американские доллары. К его удивлению, она кивнула. Он выбрал белую розу, аккуратно помещенную в пластиковый контейнер. Цветок легко влез в его дорожную сумку. Поблагодарив женщину, он продолжил свой путь. Он не мог рисковать арендовать машину и ехать на ней в поместье Лектера. Чем осторожнее он действовал, тем лучше. У него был опыт посещения поместья ещё до того, как «Ганнибал» стал именем нарицательным, а теперь, когда он… Уилл оказался в сложном положении. Мир знал, кем был Лектер, это знал каждый, кто хотя бы раз открыл газету, и Уилл чувствовал как будто потерял особый личный секрет, который теперь витал среди множества недостойных идиотов. Он словно застрял в настольной игре, лавируя между тупиками и избегая препятствий. Вселенная сделала поиски Ганнибала бесконечно более запутанными, но это его не останавливало. Решив двигаться автостопом, он уехал достаточно далеко от особняка, чтобы не вызвать подозрений, а затем пешком продолжить свой путь. Он не должен был помнить извилистые тропы, которые вели его к замку через густой лес, но он их помнил. Деревья, навечно застывшие в осенней паузе, и мёртвая трава, каким-то чудом сохранившая зелёный оттенок, остались нетронутыми. Уилл предположил, что те, кого заметили входящим и выходящим из замка, скорее всего были хорошо обучены и более наблюдательны, чем Чийо. Она была лёгким препятствием (какое-то время), и с ней было просто разговаривать и найти общий язык. Он не мог позволить себе быть замеченным сейчас, и он опасался, что новости дойдут до Джека и, кто знает, до кого ещё в Америке. А еще он не совсем уверен, на что он будет способен, если его вдруг поймают. Хоть он здесь от имени Ганнибала, никто и ничто не сможет на него надавить и вернуть. В его кармане всё ещё хранился скальпель, который он привёз в Балтимор. Он тихо продолжил идти, чувствуя легкую тяжесть в своём кармане.

***

На фоне багряного заката показались очертания поместья. Древние башни выглянули из-за верхушек высоких деревьев, словно приветствуя его. Какое бы божество ни присматривало за ним, Уилл искренне поблагодарил его за то, что нашел более короткий путь к своей цели. В первый раз, когда он оказался на этой земле, его охватывало любопытство и недовольство; он ощущал себя под прицелом, и, уезжая, лишился шанса исследовать поместье в его полнейшей красе. Теперь же он чувствовал себя как дома. Перепрыгнув через ворота, как и в прошлый раз, он заметил, что поместье выглядит нетронутым. Литовцы не осмелились прикоснуться к земле, которая не считалась ни священной, ни проклятой, а наоборот, была пропитана легендами. Европа, в отличие от Америки, не так жестока в своем любопытстве к жутким явлениям, и поэтому его не шокировало, что страна воздержалась от продажи этого места — дома детства серийного убийцы. Уилл осматривался, осторожно шагая вдоль окраины поместья, петляя по лесу, словно акула, кружащая перед необитаемым островом. Если его дом в Вулф Трампе был лодкой в море, то дом Ганнибала, несомненно, был островом. В глазах Ганнибала возвращение сюда было бы равносильно высадке на берег. К счастью, беглый осмотр показал, что вход свободен. Какое-то чувство подсказывало ему, что войти в замок до наступления ночи — это осквернение священного ритуала, и что-то тянуло его проникнуть в мрачные коридоры, когда светлячки порхали в чистом воздухе, а волки выли от тоски. Пробираясь сквозь знакомые заросли ежевики, разросшиеся с тех пор, как он видел их в последний раз, он наткнулся на фонтанчик с водой, где когда-то Миша оставила маленькие отпечатки рук. Он сел на цементный край и залез в сумку. Он принес с собой письма, которые Ганнибал написал ему, находясь в BSHCI. Всего три, не считая того, которое он сжег. К счастью, Фредди было достаточно пожертвованной ей видеокассетой, и ему больше не нужно было торговаться со своим прошлым. Теперь письма принадлежали ему, и, возможно, они наиболее близки к той «помощи», которую Ганнибал мог ему предложить. Не то чтобы Ганнибал знал тогда, что они будут в бегах после безумного падения со скалы и шокирующего выживания и восстановление после ран и жестокого удара о волны. Повезло, что Уилл и не работал с явными подсказками. Он работал с эмпатией и пониманием. Если он сможет почувствовать Ганнибала на страницах, может быть ему станет легче найти потенциальные пути к истине. Он вскрыл первое письмо. Бумага истощилась и помялась от времени. Оно было датировано первой неделей заключения Ганнибала. «Дорогой Уилл,

Краткость — душа остроумия, и мало что между нами осталось невысказанным. Желаю тебе плодотворной жизни во всех отношениях, я буду спокоен, зная, что ты всегда сможешь меня найти, если понадобится.

Ты однажды спросил меня, могу ли я быть счастлив здесь. Если бы ты был мной, мог бы ты быть счастлив, живя воспоминаниями, подобным бесконечному сну?

С уважением, Ганнибал». Уилл вздохнул, сначала от бессмысленности письма, а затем от того, что разговор, проходивший в кабинете Ганнибала, вновь стремительно и точно, словно лезвие парикмахерской бритвы, ворвался в его мысли. Ганнибал был уязвим тогда. Как безответственно Уилл принимал его слова за должное в тот момент, но теперь, размышляя о письме, он понял: в разуме Ганнибала были дыры — и внезапно стало кристально ясно, что под этим замком скрыты все его заброшенные залы. Часть его знала это уже много лет назад, но теперь Уилл боялся, что кто-то другой может это узнать. Или увидеть хрупкость Ганнибала. Если Фредерик отправляет лакеев искать информацию о возможном местонахождении Ганнибала, а не просто о самом Ганнибале, чья личность скрывается в этих стенах, то Уилл почти не сомневался, что они добьются успеха. В коридорах таились секреты, о которых даже он не догадывался. Тысячи намеков на чувствительность и хрупкие швы в безупречно скроенном костюме Ганнибала. Возможно, уже слишком поздно. Он аккуратно упаковал оставшиеся два письма и закопал то, которое успел прочитать. Это заняло несколько минут: он не хотел, чтобы верхний слой почвы размылся: вместо того чтобы письмо стало чем-то отдельным, оно должно стать частью земли, синекдохой, ожидающей своего часа. Столь же фундаментальной, как и другие воспоминания, оставшиеся в этом месте. Это насытило жадного зверя в его груди, о существовании которого он не догадывался, пока не начал копать. Он оставил более заметный след в наследии Лектера, чем когда-либо ранее. Небо потемнело, принимая пурпурно-черный оттенок, и он решил, что пришло время войти в замок. Он перешагнул через порог и попал в комнату слуг, как это делала Чийо, и не удивился, когда его встретил более холодный воздух, наполненный вонью пыли и коррозии. Сперва он осторожно крался по коридорам, намереваясь спуститься в подвал. У него было животное желание узнать, что стало с его светлячком. Мысль о том, чтобы стать свидетелем распада казалась непреодолимой. Внизу вонь стояла еще сильнее, но он пробирался сквозь ароматы засохшей крови, алкоголя и костной пыли, чтобы добраться до затененного пространства, где его взору открылся мрачный булыжник, некогда казавшийся идеальным холстом для его замысла. Уилл торопливо зажег факелы спичкой. Светлячок и его сложные части исчезли. Полностью. Без следа. Веревки, которыми он обмотал конечности тела, которое в тот момент было скорее насекомым, чем человеком, были сорваны со шпилей в стене. Они тоже исчезли. На полу валялся осколок разбитой бутылки вина Чийо. Уилл поднял его, и стекло засияло красным в свете огня. Острые края впились в его кожу, когда он сжал осколок в кулаке. Кровь потекла по его пальцам. Это вывело его из транса и заставило покинуть подвал и направиться на кухню. Он обработал рану молотой куркумой, как когда-то делала Чийо, когда у нее был колючий порез на запястье. Острая приправа щипала, но он умело игнорировал дискомфорт, и дёрнул ближайшую занавеску, пока не оторвал от неё длинную полоску ткани. Перевязав рану, он поклялся себе, что найдет способ справиться с отсутствием светлячка. Он должен был. В моменте он позволил личному обещанию повиснуть в душном воздухе. Уилл решил исследовать замок дальше, чем когда-то позволила ему Чийо. Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти входную дверь в центральное крыло, но когда он вошел внутрь, стало ясно, почему она заколотила их. Это было не для защиты от призраков. Наоборот. Чтобы защитить призраков от агрессоров. Воспоминания отслаивались от стен как покрытые пылью картины и портреты. Ощущения от зловещей жестокости всё еще свежи, как будто Миша пропала только вчера. Как будто свет в глазах семьи Лектеров погас вместе с огнем факелов. От этой невероятной силы у Уилла подогнулись колени. Он прижался к ближайшей двери, удерживаясь одной рукой за шаткую ручку. Его глаза закрылись под натиском эмоций, ощущений и подавляющей боли — клейма, которое он никогда прежде не испытывал так глубоко. Он мог представить следы на ковре, тянущиеся по всему залу, где когда-то резвились и играли дети, оставляя за собой грязь. Слыша смех, переплетавшийся с криками окончательного становления, он ощущал дрожь чистого, необузданного ужаса, вызванного вторжением. — Стой, — пробормотал Уилл, прижимая тыльную сторону ладони к губам. Он прислонился к стене и затрясся, — стой, — в тишину повторил он. Понадобилось время, чтобы привести в порядок свою эмпатию и направить её в нужное русло. Внутри его головы все еще витали сырые и раскаленные мысли; лихорадка ожидаемо не помогала, но он двинулся дальше по коридору, минуя десятки пустых комнат. Красочные кабинеты, ванные, бесконечные гостиные и помещения с единственным камином и окном — когда-то они были наполнены жизнью, а теперь стали лишь мрачным воспоминанием. Вот чем теперь они были для Ганнибала. Так думать о поместье стало проще. Уилл поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, где обнаружил спальни. Не потребовалось много времени, чтобы найти детскую комнату Ганнибала. На двери была выгравирована буква «H», и, толкнув её, он ощутил прилив ярости, когда его взгляд упал на обломки. Комната была разграблена. Не руками голодных литовцев или жадного правительства, а теми, кого Фредерик Чилтон послал вместо себя. Ловкие, неосязаемые отпечатки пальцев не могли принадлежать никому другому. В этом ограблении не было ничего искусного, лишь злое неуважение к Ганнибалу Лектеру — все, от содержимого его комода до личных вещей исчезло. Сундук оставили нарочно, возможно, чтобы поиздеваться над Ганнибалом, если тот случайно окажется здесь. — Словно чтение его дневника приведет тебя к каким-то выводам, — горько пробормотал Уилл, прижавшись к столбикам кровати. Если бы Фредерик был здесь, он сказал бы ему именно это. А затем нашел бы способ украсть это. Чилтон играл в опасную игру, гораздо более серьезной ошибкой было позволить Уиллу обнаружить грабеж. Ганнибал играл в долгую, проявляя терпение и жонглировал жестокостью и милосердием. Уилл не любил играть. Он был в ярости. За Ганнибала. За Мишу. За Чийо. И за себя, потому что ему больше не на что было опереться. Он вернулся к исходной точке, и у него совершенно ничего не осталось. Сомнения крутились в его голове, когда он сел на кровать Ганнибала и коснулся подушки, рассеянно размышляя о том, набита ли она утиными перьями. Его беспомощный разум блуждал, размышляя, были ли здесь чучела животных или фотографии на стенах. Что именно забрали люди Чилтона Уилл скорее всего никогда не узнает. У него украли возможность глубже понять Ганнибала и найти его. Скальпель в кармане дрожал. Он сдерживался. Уилл покинул спальню Ганнибала и пошел по коридору, распахивая двери и дергая ручки, если замки были целы. Ничего примечательного не осталось за множеством дверей, пока он не добрался до конца коридора и не попытался открыть последнюю. Дверь скрипнула, открывая светлую комнату с маленькой кроватью. В ней оказались разбросанные вещи, явно принадлежавшие ребенку. Комната Миши. Ему понадобилось немного времени, чтобы обнаружить, что эта комната тоже оказалась разграблена, но не так беспощадно. Он провел рукой по полкам шкафа и распахнул дверцы, открывшие его взору миниатюрные платья и юбки, которые остались нетронутыми. Лакеи, похоже, сперва решили, что это комната Ганнибала, но обнаружив одежду сдались и ушли. Глупо, но и полезно для Уилла. Они не могли знать, как много сестра Ганнибала значила для него. Если он собирался извлечь хоть что-то из этого чахлого предприятия, это должно быть здесь. В комнате царила невинность, которую он не заметил в комнате Ганнибала. Он почти мог представить Мишу, позирующую на скамейке у окна, и ее брата, часами рисующего её, пока она смотрела на птиц за стеклом, не заботясь ни о чем на свете. Она ни в чем не нуждалась, пока он посвящал себя заботе о ней. Простая, безусловная любовь. Возможно, у неё был кот или собака, с которым она играла. Уиллу трудно отделить свою боль от стен, пропитанных ужасом. Казалось, что пролитая кровь текла по венам дома. Поместье было живым и дышащим, словно незабытое воспоминание. Возле ее кровати стоял небольшой книжный шкаф, перед которым он сел, скрестив ноги. Люди часто недооценивают книги и их способность служить сложным окном в душу человека. Книги, которые мы дарим, таят в себе скрытые послания, а множество жанров, которым мы отдаем предпочтение, могут рассказать о нас больше, чем мы думаем. Даже в юном возрасте её коллекция могла стать неотъемлемой частью поиска Ганнибала, ведь он был самым близким человеком для неё. Уилл начал с первого ряда и продвигался дальше, просматривая книги, проверяя переплеты, внутренние обложки и страницы на наличие заметок. Ему попалось несколько записок на литовском; эти книги он положил в свою сумку. Некоторые были даже на итальянском. В конце концов, он наткнулся на пару книг на английском. Одна из них оказалась литовско-английским словарем. Внутри второй на первой чистой странице нашлась запись. Книга называлась «Žemė dega» Юргиса Савицкиса, но название едва читалось на выцветшей обложке. Уилл прочел запиську и смягчился, увидев, что она была написана самим Ганнибалом, он везде бы узнал его впечатляющий почерк. «Моя дорогая сестра,

В последнее время ты изучаешь английский язык, и когда я увидел переводную версию «Земля горит» в книжном киоске, я не смог устоять и купил ее для тебя. Хоть ты еще молода и, возможно, не оценишь её сразу, я надеюсь, что однажды ты поймешь эту книгу и будешь использовать её для своих занятий. Я буду читать её тебе так часто, как тебе захочется, ведь я знаю, что тебе больше нравятся истории, которые повторяются.

Однажды, когда ты будешь говорить свободно и станешь намного старше, я познакомлю тебя с Бронте. В тебе есть пыл Шарлотты и пылкие амбиции Эмили. Я лишь надеюсь, что я так же предан тебе, как Энн.

Твой любящий брат.» Несмотря на курсив и детский почерк, Ганнибал уже, безусловно, находился на стадии, когда понимал скрытые смыслы трагедий и драматических историй. Уилл, чувствуя, что эта книга может понадобиться ему позже, осторожно забрал её. Он позаботился о том, чтобы аккуратно разложить все книги обратно на полки и постарался не оставить в комнате беспорядка. Тем не менее, у него было ощущение, что Ганнибал предоставил бы ему полную свободу действий в этом заброшенном мире. Неожиданно раздался громкий треск, доносившийся от пола, на котором он сидел. Уилл вылетел в коридор. На первый взгляд там было пусто, но затем он заметил приоткрытую дверь. Он помнил, что закрывал её. Спокойный и собранный, Уилл без колебаний достал скальпель и уверенно направился в подозрительную комнату. Внутри он увидел здорового мужчину, который безуспешно пытался отыскать потайные укрытия или сейфы. Он не замечал Уилла, пока тот не ворвался в комнату. Мужчина схватился за пистолет, но Уилл оказался быстрее и ударил его по затылку. Мужчина рухнул к его ногам. Идеальное время, Уилл как раз собирался покинуть это место. По крайней мере, у него теперь было хоть что-то. Мужчина, явно нанятый Чилтоном, вошел в гостинную, судя по обстановке. Внутри не было ничего важного, и он тихо усмехнулся, думая, насколько тупым нужно быть, чтобы этого не заметить. Молча извинившись перед прежде нетронутым помещением, Уилл дернул занавеску, скрывавшую единственное окно, и, потратив некоторое время, он смастерил длинную веревку, и наконец завязал один конец вокруг лодыжки мужчины. Проблема оказалась в заржавевшем окне. Оно с трудом поддавалось, словно кто-то сварил металлические рамы вместе, но в конце концов Уиллу удалось распахнуть обе дверцы наружу. Удивленный собственной силой, он наполовину перекинул через раму стонущего мужчину. Вспомнив, что он вообще-то рыбак, он обмотал самодельную веревку вокруг незажженного факела, прикрепленного к стене. И он вытолкнул мужчину из окна. Тот пришел в себя в середине падения, его крик прервался, когда веревка резко сжала его лодыжку. Опершись на локти, Уилл выглянул через подоконник, наслаждаясь зрелищем. Мужчина метался, выкрикивая проклятия и угрозы. Он позволил мужчине продолжать орать, пока тот не исчерпал все силы, а затем прижал острый конец лезвия к ахиллову сухожилию, немного прокалывая кожу. Уилл с благоговением наблюдал, как напрягается каждая мышца в теле вора. — Тебя послал Чилтон? — спросил он. Мужчина усмехнулся и вновь задергался в петле: — Пошел к черту! Уилл провел лезвием по коже, острым, но неглубоким движением. Крик мужчины звучал так громко, словно он отрезал ему яйца. — Я спрошу тебя ещё раз, — произнес Уилл холодно. — Тебя послал Фредерик Чилтон? — Да! То есть, не напрямую. Я никогда не видел этого парня. Просто знаю, что он всем управляет, правда! Я больше ничего не знаю, клянусь! — За что он отвечает? Что он хочет от поместья Лектера? — Я же сказал, что не знаю! Отпусти меня, черт возьми! — Думаю, ты будешь разочарован, когда я отрежу твою ногу, — ответил Уилл, надавливая интенсивнее. Мужчина закатил глаза и закричал, изогнув ногу так сильно, что его пятка выскочила из ботинка. — Если только ты не перестанешь лгать. — Господи, ладно, ладно, они что-то скрывают! В Вирджинии у него есть медицинское учреждение, которым он управляет, и нас туда даже не подпускают. К нему относятся, как к священной земле или чему-то подобному. Всё, что мы привозим в Штаты, отправляется туда! — взвился мужчина. — Что он тут ищет? — Всё, что связано с Ганнибалом-Каннибалом, но нам не говорят, что искать, мы просто должны что-нибудь привезти, —пробормотал он, словно боясь произнести имя Ганнибала. — Мы занимаемся не только этим. У Каннибала есть тетя, которая живет во Франции. Наши ребята ее пока не нашли, но он заставил нас искать. Уилл был поражен тем, что леди Мурасаки всё еще жива. Ганнибал говорил о ней так, будто она ушла из жизни много лет назад. — Где конкретно в Вирджинии находится это учреждение? — Я не знаю! — заорал мужчина, когда Уилл надавил глубже, задевая что-то чувствительное. Мужчина тут же завыл, вопя и прося о помощи одновременно. Уилл остановился и дождался, пока тот утихнет. — Клянусь, — простонал он. — Клянусь, я не знаю. Это правда. Уилл вытер кровь со скальпеля о носок мужчины. — Если ты скажешь Чилтону или кому-то из его людей, что видел меня или что мы разговаривали, я найду тебя. — Ладно! Пожалуйста, отпусти меня, мне очень больно. — Я позвоню кому-нибудь, но не хочу рисковать, если ты решишь за мной следить. — Что? Эй, сопляк, спусти меня нахрен! Мужчине повезло, что Уилл не искал замены светлячку. Он просто хотел отомстить за те чувства, которые вызвало его отсутствие. Горько усмехнувшись, он вышел из комнаты, слыша, как мужчина снова выкрикивает ругательства и угрозы. Всегда становишься дерзким, когда лезвие убирают из уравнения. Замок тихонько шептал ему прощания, когда он уходил. Снаружи царила необычайная тишина; не было слышно ни стрекотания сверчков, ни шорохов зверей, что только усиливало сюрреализм момента. Здесь, у порога замка, он ощущал архаичное принятие, вдыхая последнее чувство принадлежности перед тем, как покинуть это место. Прежде чем перепрыгнуть через забор и уйти, он осторожно прошел по опавшим листьям и высокой траве, направляясь к кладбищу. Могила Миши оказалась такой же тихой и пустой, как и прежде. Он опустился на колени у надгробия и залез в свою сумку. Достав белую розу из пластика, он положил ее на землю. Улыбка заиграла на губах Уилла. — Надеюсь, ты не против, что я одолжил несколько твоих книг. Они могут помочь найти твоего брата. — Улыбка постепенно исчезла. — Я найду его, Миша, — тихо прошептал он. — Я обещаю.

***

Добравшись до вокзала, Уилл внимательно изучил расписание поездов в Германию и Францию. Он купил билет во Францию и два часа провел в душном зале вокзала, дожидаясь утреннего поезда. Хоть найти Ганнибала и было его главной целью, предупредить Мурасаки тоже казалось важным. Уилл не стал обманываться: ему было любопытно. Это любопытство становилось все сильнее, хотя прежде он был бы более осторожен в своих желаниях. К тому же, он не отказался бы от помощи, если ее добровольно предложат.