Chimera of the chapel

Не было сомнений: у Уилла лихорадка. Однажды он попал в ее жестокие тиски более чем на год, и теперь распознавал ее признаки также легко, как ребенок учит алфавит. Ночной пот, холодный пот, пот в любое время суток. Тошнота, скопившаяся в животе, была хуже недомогания от просроченных морепродуктов. Удушающий жар затуманивал его сознание, лишая чувств и опасно развязывая язык. Он уже давно не испытывал трудности с самоконтролем. Точно зная, что с ним происходит, он не стал утруждать себя измерением температуры. Вспомнив старые привычки, он просто глотал по две таблетки тайленола каждые четыре часа, надеясь, что он подействует и победит болезнь. У него было много планов на выходные, не говоря уже о вынужденном сотрудничестве с его давней соперницей Лаундс. Уилл не может отложить дела из-за своего самочувствия. Он преподавал, ходил на терапию и заботился о семи собаках, сражаясь со страшной лихорадкой, поэтому сейчас он точно был уверен, что справится. А вот сны стали неожиданностью. Первая ночь в хижине была ужасной. Незнакомец, который нашел его замерзающего в овраге, оказался настолько любезен, что отвез его домой. Они не обменялись ни словом, но старый бассет-хаунд по кличке Мейпл уютно устроился у него на коленях во время поездки, пуская слюни на одолженные штаны и грелку, которую ему вручили. Уилл предложил мужчине выпить и немного денег, но тот лишь пожал ему руку и исчез в темноте, а его собака ковыляла за ним по пятам. Вскоре по опавшим листьям с грохотом пронеслась машина, и Уилл сразу потерял ее среди крупных валунов, разбросанных вдоль леса. После он пополз вверх, зарываясь в их с Молли хлипкое одеяло. Пока Уинстон жалобно скулил и ворочался вокруг его окоченевшего тела, Уилл наивно надеялся, что к утру ему станет лучше. Вместо этого ему приснились рога. Ряды и ряды рогов, и почти все, кто ему когда-либо был знаком, были пришпилены ими, словно призы в зале с наградами. Сцена казалась бескровной, но многочисленные тела выглядели мертвецки-бледными. Образы ощущались более абстрактными, чем он привык, и когда он остановился перед Беделией, его ноги словно приросли к полу. Грязный тяжелый поток змеевидно поднялся вверх по телу, и он почувствовал, словно невидимые зыбучие пески поглотили его, возвышая, а не утягивая вниз. Сон был достаточно осознанный, чтобы он мог понять смысл, но все его внимание было приковано к светловолосой соблазнительнице перед ним. Даже в роли жертвы она казалась жалко высокомерной. Безразличной к своей судьбе. Беделия дернулась и уставилась на него из-под золотистых волос, волнами спадающими на плечи. В центре ее груди, в местах, где торчат рога, простирался ряд из шести колотых ран. Как только он это заметил, ее кожа почернела, как у вендиго, а глаза закатились в белесую бездну. Он резко проснулся. Несколько раз умывшись холодной водой, Уилл продолжил свой день, несмотря на то, что чувствовал себя истощенным и подавленным из-за болезни. Он мог лишь надеяться, что этот кошмар окажется простой случайностью. С тех пор, каждую ночь ему снилась Беделия. Это, мягко говоря, раздражало. Если бы он только имел власть над своим подсознанием, он бы избавился от снов о ней, не говоря уже об этих удушающих ночных кошмарах. Ему повезло, что у него имелся опыт с подобными видениями, если попробовать посмотреть на ситуацию с позитивной стороны. Он понимал, что его разум подталкивает его к действиям, и вряд ли ему удастся избавиться от образов, пока он не осуществит то, что, как ему было известно, он должен сделать. Ему нужно навестить бывшую жену Синей Бороды. Как бы он ни ненавидел эту женщину, их разговоры за несколько недель до его комы стали, пожалуй, самыми полезными беседами, которые у него были за последние годы. Из всех людей только она разделяла его мнение о Ганнибале. Ее дом находился недалеко от того места, где Фредди собиралась встретиться с ним, что было кстати. Быстрое посещение ее не столь скромного жилища, и он двинется дальше. Собирая вещи для поездки, он чувствовал легкое дрожание верхней губы при одной мысли о ней. Она знала Ганнибала так же хорошо, а в некоторых аспектах даже глубже, чем он сам. Она находилась за завесой, отказываясь вдаваться в детали своей жизни. Настоящие воспоминания она берегла, подобно сокровищу, пряча их глубоко в сердце. Он читал ее книгу, и каждое ее воспоминание было таким же реальным, как суперобложка. Эта его бесконечно бесило. Если она умна, то уже давно ушла. Какая-то часть в нем хотела зайти к ней и увидеть ее, сидящую в уединенной гостиной с бокалом дорогого вина в руке. Часть его действительно хотела, чтобы она оказалась достаточно глупа. Это означало бы, что он — единственный человек в мире, кто по-настоящему понимал Ганнибала и тонкости его мира. Быть может, он единственный оставшийся в живых, кто знал его по-настоящему. Застегнув дорожную сумку, он потащил ее к грузовику и положил под пассажирское сиденье. Этот момент был лишь шагом к длительной поездке, и ему нужно было завязать несколько свободных концов, прежде чем отправиться в путь. Он решил, что не может взять Уинстона. Дополнительные остановки напрягут старого пса, и он не мог быть уверен, что выйдет из его поездки в Балтимор. Поэтому он позвонил Молли и попросил ее забрать Уинстона. Она не возвращалась в дом с тех пор, как уехала несколько дней назад, и ультиматум, который он ей предъявил, остался висеть в воздухе, как пыль, аккуратно собирающаяся в углах. Он убежден, что она догадалась, почему он хочет, чтобы она позаботилась о питомце в ближайшие дни. Она не ответила ничего осуждающего, но в его голове уже начинал закручиваться поток аргументов, готовых разгореться в споре, как только она переступит порог. Когда он, наконец, услышал приближение машины, Уилл был у сарая, сосредоточенно возясь со своим грузовиком. Кондиционер сломался еще прошлым летом, и он, от нечего делать, решил, что пришло время наконец его починить. Он также заменил зеркала в доме и двери. Теперь все следы визита Дракона бесследно исчезли, как будто он закрыл дверь, которую сам того не замечая, оставил приоткрытой. Он не был уверен, о чем могла подумать Молли. Собравшись с духом, он вздохнул и положил инструменты. Молли шла к нему, спрятав руки в карманах, пробираясь сквозь слои грязи. На этот раз Уилл пытался поймать ее взгляд, но она смотрела в сторону, избегая его. — Где Уинстон? — ее дыхание, холодное и резкое, вырвалось на холодном воздухе. — Молли… — Я не разговариваю, — коротко произнесла она, и Уилл знал, что она вот-вот начнет говорить. — Спит, — ответил он, указав на сарай. Молли, нервно кусая губы и поправив воротник зимнего пальто, прошла мимо него, задержавшись внутри на мгновение дольше, чем требовалось. Затем она вернулась с Уинстоном на поводке, готовым к поездке. Уилл терпеливо ждал, пока она откроет заднюю дверь машины, позволяя собаке запрыгнуть и устроиться в комфортной собачьей лежанке, которую они всегда держали в багажнике на случай экстренных ветеринарных ситуаций или редких выездов в парк. Хоть парк обычно не был необходим, тем более, когда собаки есть друг у друга, и у дома раскинулось несколько акров земли, иногда это оказывается приятным развлечением. Или, скорее, когда-то оказывалось. Он не знал, как далеко заведет его предлагаемая Фредди информация, или что он найдет в доме Беделии. Это могло увести его далеко от этого дома, и еще дальше от Молли. Было проще не погружаться в размышления, если каждый миг воспринимался как последняя глава долгого путешествия или как одна из страниц в середине книги, которую пролистываешь, придерживая ее двумя большими пальцами. Его жизнь состоит из слишком многих глав, и он так и не научился делать выводы. Дверь машины захлопнулась с глухим звуком. Молли подошла к нему, и ее лицо еще сильнее сморщилось. — У тебя действительно есть смелость, — хрипло произнесла она. — Это впечатляет. — Я знаю, — ответил он. — Знаешь? Это всё? — Я не прошу прощения, но не собираюсь говорить «нет». Молли выдохнула с чем-то между смехом и всхлипыванием: — Ты действительно сделал всё возможное, чтобы сохранить этот брак, Уилл. Я впечатлена. Хотя он тщательно подготовил это взаимодействие, надеясь причинить Молли как можно меньше боли, на него навалилась внезапная волна неимоверной усталости, и он понял, что единственный выход — быть предельно честным. — Я и не пытался, — откровенно произнес Уилл. Взгляд Молли застыл от сильных эмоций. Озадаченность на ее лице была столь яркой, что он решил продолжить, не дожидаясь ответа. — У меня был момент… ясности несколько дней назад. Я понял, в каком мире мне суждено быть, и он не здесь. Не такой. Он не осознавал, что ждал этого момента долгие годы, пока это, наконец, не произошло. Молли несколько раз сглотнула, словно пытаясь избавиться от привкуса чего-то ужасного. Это необходимо. Все это. Шок от его откровенности, замешательство от его апатии и печаль, больше похожая на облегчение, чем на горе от неизбежной утраты. — Я думала… Я была так уверена, что это можно спасти, — пробормотала она, ее голос звучал убито, хотя выражение лица было бесстрастно, — боже мой. Я совсем ничего не понимаю, да? — Нет, ты идеальна, Молли. А я — нет. Теперь она казалась раздраженной. — Заткнись, — рявкнула она. — Не веди себя так, будто я не имею к этому никакого отношения. Я вышла за тебя замуж, я доверяла тебе. Я что-то значу, черт возьми! — Я же говорил тебе, что когда вернусь, буду другим… — А я тебе обещала, что не изменюсь, — размышляла Молли, слабо улыбнувшись сквозь нахмуренные брови, — это обещание каждый день вертелось у меня в голове, знаешь? Я не позволяла себе забыть, — хмурый взгляд был основным знаком того, что она чувствовала, и, переминаясь с ноги на ногу, добавила, — я нарушила слово еще до твоего пробуждения. — Я тоже, — тихо произнес он. — Но я не изменился, Молли. Я просто встал на свет. Сейчас ты видишь меня лучше, чем когда-либо прежде, и это не то, чего ты хочешь. — И я не та, кто тебе нужна. — Молли, ты не представляешь, как сильно я бы хотел… этого, — он неопределенно махнул в сторону их дома, — Тогда это значило для меня целый мир. Это было именно то, что мне было нужно. — И ты все готов бросить? — спросила Молли, и в ее голосе не было ни намека на торг. Ей было любопытно, как и Уиллу, зачем он вообще держался за эту жизнь, если знал, что не сможет играть эту роль вечно. Он и сам не знал ответа. Он думал, что сможет, но вид Ганнибала в клетке… смущал его сильнее. — Мне нужно что-то другое. Мне это нужно уже давно. — Я не буду спрашивать, — заверила она, невесело усмехнувшись, — ты всегда был скрытным мерзавцем. Хотелось бы, чтобы ты хотя бы уважал меня и рассказал о своем прошлом. С кем ты на самом деле имел дело в поле? Ты не был простым полицейским, агентом или кем-то еще. Ты мог бы… — Ты спишь с Кеннетом. Эти слова вырвались у Уилла прежде чем он успел обдумать сказанное. Откровение слетело с языка так спонтанно и уместно, что ему не хватило сил остановиться. Оно просто выскользнуло. Случайно все намеки сошлись воедино и показали ему общую картину. — Не самое удачное время, — укорил он себя. Он был больше удивлен, чем зол, но Молли уловила в его словах упрек. — Я… — хрипло выдавила она, невольный ужас заставил ее челюсть отвиснуть. Внезапно напрягшись, она торопливо забормотала, — да, мы переспали. Да, я это сделала. Черт, Уилл, что ты хочешь от меня услышать? Я знала, что три месяца — это слишком мало, ты думаешь, я не понимала? Я сама пошла к нему, и мне было ужасно стыдно, даже несмотря на то, что все было так хорошо, он был так нежен… и, Господи, это сделало все еще хуже, — слезы заблестели в ее глазах, и Уилл почувствовал желание остановить ее, хотя бы ради остатков достоинства, за которое она так яростно боролась. Но, похоже, ей это было нужно, — Иисус, это несправедливо по отношению к тебе — я же обещала, что не изменю, а прошло всего три месяца, Уилл. Какая жена не может дождаться даже три чертовых месяца? — закрыв лицо руками, она подавила всхлипы. — Это разрывало меня на части, потому что я просто… Я не влюблялась так со времен Джона. — Вот как. — Мы больше не спали с тех пор, как ты пришел в себя, но я хотела этого, боже, как сильно я этого хотела — и это тоже неправильно. Уилл ощутил странное удовлетворение от ее признания. — Молли, все в порядке. Она моргнула, смотря на него затуманенными глазами. — Нет, нет, не в порядке, что с тобой? Ты этого не заслуживаешь. — Я знаю и понимаю. Послушай меня, — Молли шмыгнула носом и встретилась с ним взглядом. Впервые он не увидел стеклянных осколков, а столкнулся с ее очень человеческими глазами, которые смотрели прямо на него, — ты никогда не была по-настоящему моей, и я никогда не был по-настоящему твой. Я не смог бы заставить тебя чувствовать то, что ты чувствовала с ним. Как она чувствовала себя с Джоном. Не любимой, не так, как ей хотелось. Уилл был нежен, как может быть нежен детеныш. На ум пришли слова Чийо. Детеныш, который вырастает и становится одним из больших котов. Так он скроен, это его природа. И он ни в коем случае не хороший, даже если не совсем плохой. Они оба вписались в лиминальные пространства друг друга, когда встретились. Пространства, где обитают призраки. Никогда не видеть друг друга полностью оказалось легче, чем столкнуться с экзорцизмом, который вскоре станет необходимым. — Я бы хотела, чтобы ты… — прохрипела она. Он, взяв ее лицо ладонями, тихо пробормотал: — Ты мне ничего не должна. — Мы…мы..? — Я думаю, да. Он не жалел о женитьбе на Молли, но жалел о предстоящей бумажной волоките. — Обычно моим мужьям приходится умереть, чтобы развестись со мной, — сухо пошутила она, вытирая слёзы тыльной стороной ладони, — я все еще не хочу, чтобы ты давал это интервью, но не буду тебя останавливать. — Возьми любой процент, который Фредди предложит, на обучение Уолли. — Уилл, нет, я не могу этого сделать. — Прими это как мои извинения, — настаивал он. — Ты платишь мне, как шлюхе. Я вижу тебя насквозь, Грэм. Уилл рассмеялся и в последний раз провёл пальцами по её светлым волосам, прежде чем нежно поцеловать её в лоб на прощание. Почти неслышно она произнесла: — Ты хороший человек, Уилл. В другой жизни он мог бы быть таким. — Скажи Уолли… Ганнибал был прав. Уилл знал, что ему не стоит размножаться; он был даже худшим родителем, чем мужем. Эбигейл может это доказать. У него не было никакой моральной возможности, чтобы знать, что сказать ему. Когда его называли папой, это ощущалось как нечто, что произошло с ним во сне или целую жизнь назад, когда сердце Эбигейл стучало так же громко, как когда-то хор Нормандской капеллы в их общем зале с Ганнибалом. Он скучал по этому месту или, может быть, просто скучал по компании. — Он узнает, — уверила Молли, — может, не скоро, но он узнает. Уилл не мог сказать наверняка, что Уолли узнает, но если этот парень решит ненавидеть его вечно, он подумал, что это будет справедливо. Черт знает, что скажут о нем новости через десять лет или двадцать. Они наконец расстались, и это было неловко и безвкусно. Молли обернулась к нему только один раз, пока медленно брела по гравийной дорожке к машине. Он успокаивающе кивнул ей; она вздохнула, и отвела взгляд, садясь за руль. Уилл лениво задумался, будет ли кто-то из них тратить время на траур по их браку. Он наблюдал, как её машина петляет по каменистой местности, и ждал, пока она не исчезнет за главной дорогой, пока единственным ярким зрелищем вновь не станет оранжево-красный закат. —Прощай, Уинстон, — прошептал он ветру. Теперь у него был свой собственный путь, который он должен пройти.