Над Берлином шел снег

      Семейная жизнь давалась Магде с трудом, а ведь прошла всего неделя. Ничего, вроде бы, не должно было измениться. И — не поменялось. Каждый день был похож на предыдущий, рутинный и стерильный в своей монотонности, но Магде чудилось, что все не так, как должно. Она ходила на работу, возвращалась, как механическая кукла наводила порядок, готовила ужин, обдумывала то, что узнала на свадьбе. Войну оттягивают. Но она будет. Когда? Может, через месяц, может, через год или два. Что поменяется за два года? Окрепнет экономика? Или рухнет, как карточный домик? Германия перестанет завесить от поставок из СССР? Фюрер поменяет вектор и захочет расширяться на Запад, а не на Восток?       Отсутствие ответов следовало по пятам до Вильгельмштрассе, стучало вместе с клавишами печатной машинки, скрипело эхом микрофона и давило темной ночью, мешая спать. Магда не могла отделаться от необъяснимого предчувствия. Такое навалилось на нее в феврале 1933-го года, когда полыхал Рейхстаг. Странный холод в груди не уходил ни от горячего душа, ни от объятий Хельмута. Мир, замерший в ожидании в прошлые годы, выдохнул. Решилось, с кем Германия союзник. События пришли в движение, и после длительного застоя их натиск ощущался, как грозовая туча, медленно, но неизбежно летящая с горизонта.       Нет, что-то поменялось или поменяется! Но что? В партии по-прежнему внимание уделяли ей, а не Хельмуту. Мало того, что ей не дали сменить фамилию! Пришло очередное приглашение на вечеринку, и снова в нем не приглашали теперь уже мужа. Магда с досадой отшвырнула бумажку с золотыми буквами, и, пока Хельмут ворчал, что оскорбительно забывать о нем, качала ногой. Конечно, оскорбительно.       — Я могу не пойти, — предложила она, когда Хельмут зашел на третий круг жалоб.       — Это переходит границы моего терпения, — пробухтел он, словно не слыша. — Оставлять мужа вне приглашения… Что, уважаемый господин Геринг считает меня недостаточно значимым, чтобы удостоиться хотя бы формальной любезности?       — Я могу не пойти, — повторила она с нажимом.       — Твое дело, Мэдди, — Хельмут покрутил письмо, которое отшвырнула Магда. — Конечно, если ты не чувствуешь особого желания идти… Нет, посмотри! Они специально приложили список, меня в нем совершенно нет! Магда, не понимаю! Что я сделал не так?       — Если бы я понимала!       Магда прекрасно понимала. Во-первых, Хельмут работал под начальством Гиммлера, а после недавних событий и интриг между лидерами партии Гиммлер сдал позиции. Во-вторых, фрау Геринг, вероятно, и рада была бы пригласить его, но герр Геринг был куда более осторожен и старался избегать лишних поводов для скандалов. Сталкивать на вечеринке Геббельса и Хельмута не стоило ни при каких обстоятельствах, как не стоило бы позволять ему сталкиваться с фрау Геббельс. Только улеглись страсти прошлого года, и Геринг не хотел подливать масло в огонь. Полыхнет и спалит к чертовой матери половину партии.       Наконец, ситуация оборачивалась так, что не жена стала приложением к мужу, как обычно бывает, а наоборот, Хельмут оказался приложением к Магде. Второстепенная роль, бросавшая тень на его достоинство, слишком тяготила его. Хватало, что в прессе его редко упоминали по имени, а на благотворительном вечере, где присутствовали партийные элиты, отнеслись так, как относились к спутницам офицеров, тогда как Магду увлекали в серьезные беседы. Она вынуждена была их поддерживать, неловко улыбаться и пытаться включить в разговор мужа, а потом выслушивать его сердитые комментарии в машине.       — В общем-то, если ты вдруг хочешь пойти…       — Честно говоря, невежливо отказываться, — Магда подперла голову кулаком.       Она пошла бы из упрямства. Хельмут иногда выводил ее из себя. Как будто она виновата, что его задвигают! Глухое раздражение прокатилось волной по телу.       — Невежливо? — Хельмут усмехнулся. — Не думаешь ли ты, что невежливо как раз оставлять твоего мужа дома, как будто я — никто?       Вот. Магда боялась оставлять его одного. Еще больше боялась звать его без приглашения, догадываясь, что на вечере к нему так и отнесутся: как к никому.       — Конечно, — ответила она, желая поскорее отделаться от разговора.       — Слишком много они позволяют себе, раз за разом!       — Политика...       — Политика! — Хельмут театрально возвел руки к потолку.       — Карьерные интриги, если угодно. Знаешь… Я схожу, чтобы сказать, что приглашать надо и тебя, — нашла компромисс Магда. — Письмо можно не дочитать или притвориться, что не заметил в нем просьбы. Если я скажу прямо в глаза…       Хельмут обронил сердитое «хм», и замолчал, поджав губы.       — Боюсь, правда, они мне откажут… Геринг своеобразный и сложный человек, кажется инертным, как мешок картошки, но на его деньги очень многое организуется. С ним лучше не ругаться.       — Не оправдывайся, — Хельмут махнул рукой. — Иди, естественно.       «Надулся, — подумала Магда. — Чудной. Зачем тогда давать выбор?..».       

***

      Вечер был в самом разгаре. Гости оживленно беседовали, звучала музыка, а фрау Геринг парила по залу от группки к группке гостей. Магда чувствовала себя не в своей тарелке, и не только потому, что Хельмута не пригласили. Ее постоянно разглядывали под микроскопом. С февраля Магда кое-чему научилась. Например, не стоило появляться в одном и том же наряде. Хельга, услышав, что она лишь к апрелю сообразила, что на вечеринки ходят в новом, схватилась за голову.       — Как ты могла забыть, чему я тебя учила!       — Ты говорила про речи! Про работу! — жалко пыталась защититься Магда.       — Неужели надо перечислять все-все-все?! Не только на речи нужно надевать то, чего не видели, но и на вечеринки, и на свидания…       — И на свидания?..       — Конечно! И на выходы с мужем!       — Он видит меня каждый день…       После этих слов Хельга взяла ее в железные рукавицы. Она муштровала Магду, как солдата на плацу, и вот к августу вроде бы новые социальные уроки были усвоены. «Если у меня и сложилась репутация дурочки, пусть видят, что я что-то запоминаю», — решила Магда.       Она догадывалась, что казалась гостям забавной и немного странной. Не улавливала только, что неловкость создавала приятный не угрожающий образ, что с ее-то предназначением было важнее костюмов и кокетства! Сначала ее встречали настороженно, ожидая той суровости и прямолинейности, как на выступлениях, но очень вскоре стало ясно, что строгость и прямые линии создавались лишь выкройками и худобой. Несмотря на попытки Хельги поменять гардероб, Магда предпочитала один и тот же фасон платьев: чуть приталенное, закрытое, с закрытым горлом на зиму или широким воротником на матросский манер летом. Она меняла лишь цвет и ткань.        В итоге, сама того не подозревая, Магда вносила что-то свежее в мир жеманства и вычурности. Женщина вне модных капризов! Что может быть новее на вечеринке? Кроме того, ее звали не украшать коллектив, а обсуждать политику и насущные вопросы, она встала на одну ступеньку с мужчинами. Ее вновь признали равной и прощали неуклюжие попытки вписаться в светское общество. Никто не ожидал от нее того, что требовалось от дам, как никто не ждал от Геринга сентиментальности, от Геббельса — разговоров о погоде у трибуны, а от Бормана — изысканных манер.       Улучив момент, Магда улизнула в сторону и устроилась в кресле у камина. Не хотелось, чтобы ее втянули в очередные разговоры. В уютном уголке она немного расслабилась, наслаждаясь музыкой. Болтать было не с кем, и она тяготилась ожиданием конца вечера.       Вначале вообще показалось, что Геринг позвал одних летчиков. Эрхард Мильх, заместитель Геринга, генеральный инспектор Люфтваффе, приятный слегка полный мужчина. Магде неловко было общаться с ним. Она помнила, что его, как и Отто, причислили к мишлингам стараниями Геринга. Вернер Мельдерс, недавно вернувшийся из Испании, хвастался немецким Испанским крестом с мечами и бриллиантами. Адольф Галланд, работавший в министерстве авиации, пытался уговорить вернуть его из Тутова в действующую часть летчиков-истребителей. С ним приехал молодой лейтенант Хельмут Вит, очевидно, в качестве группы поддержки.       Потом Магда приметила других партийных сотрудников. Геббельс сыпал каламбурами, развлекая Гальдера и Фромма. Он не мог спокойно сидеть на месте и то снимал, то надевал часы, крутил их в руках и раздражал этим Шнурре. Гиммлера не наблюдалось. Магда ожидала встретить Гитлера, но и его не было. Значит, камерная вечеринка. Тогда понятно, почему не позвали и Хельмута. Многие мужчины пришли без жен, из знакомых Магда приметила лишь фрау Геббельс, фрау Геринг и Рифеншталь, которая откровенно скучала.       — Вы смелая женщина, фрау... — глубокий голос вывел ее из задумчивости.       Магда вздрогнула и подняла глаза. Перед ней стоял мужчина в сером штатском костюме. Начальник Абвера, Вильгельм Франц Канарис, человек, о котором она слышала лишь в контексте его высокопоставленного звания! Четыре года на таком посту — впечатляет.       — Фрау Фидлер, — представилась она, чувствуя, как странное напряжение сковывает грудь.       — Конечно, — он сел напротив: — я знаю вас. Вы личность известная. Маленькая хрупкая женщина в окружении акул. Тем временем, в вас мужества больше, чем в остальных в комнате.       Магда замерла. О чем он? С чего он взял, что она смелая?       — Вы, наверное, ошиблись... — она неуверенно улыбнулась.       — Конечно не ошибся, — Канарис внимательно изучал ее лицо. — Иногда мужество кроется не великих поступках, а в способности сохранять спокойствие, когда обстоятельства требуют обратного.       «Почему он говорит так, будто знает больше, чем должен?» — Магда сцепила руки на коленях. В словах Канариса не было явной угрозы, но интонации и то, что он вообще подошел, напрягало.       — Держите визитку, — добил он ее. — Мы с вами будем хорошими друзьями.       Он поднялся и отошел к коллегам, оставив Магду наедине с мыслями. Неприятное липкое чувство навалилось со спины. Канарис только что сказал что-то, что она должна понять, но не поняла. Его слова прозвучали фальшивой нотой в какофонии вечера. Он что-то знает! Нет. Откуда? Гиммлер? Назло сказал? Вроде бы они не друзья. Да, знает! Нет… Или да?       В горле запершило, и Магда сжала зубы, чтобы не закашлять. Рука дрожала, когда она спрятала визитку в сумочку. «Скорее уйти», — забилась раненой птицей мысль. Виски стянула тупая боль, зрение на мгновение сузилось до крошечного круга, из которого она разглядела только полированную спинку ближайшего стула. Мир стал вязким и плотным. Не выдержав давления, Магда поднялась и быстрым шагом направилась к фрау Геринг. Отпросится, извинится…       — Ох, я знаю, что вы скажете, дорогая, — фрау Геринг сбила ее с толку, обняв. — Я забыла про вашего мужа. Но поймите меня правильно, я совершенно не знаю, что с ним делать!       — Он тоже не знает, что делать со мной, — рассмеялась Магда. Колючая металлическая проволока, обвившая сердце, ослабла. — Я не обижаюсь.       — Если бы я только знала, как его вписать! — продолжала фрау Геринг. — Задача не из легких! Обычно я знаю, чем занять гостей. Мы с дамами обсуждаем быт и мужей, а они — политику, скачки, футбол. В общем, мужчины прекрасно организуются сами. Потом наконец-то выросли вы, и я столкнулась с хаосом в вашем лице! Вас не воткнуть в женский коллектив, потому что то и дело вас норовят украсть на очередную беседу, но и у мужчин вас оставлять надолго нельзя...       — А то мы получим пару невинно убиенных чиновников и нескольких Данаид, — рассмеялась фрау Геббельс, стрельнув глазами.       — Что ты! — вступилась за Магду фрау Геринг. — Мне думается, Магдале надоедают разговоры по кругу.       — Хельмут, наверное, присоединился с удовольствием, — Магда старалась находить слова, которые не будут чересчур убедительны. Ей не надо было переубеждать фрау Геринг. Пусть не зовет и дальше.       — Боюсь, его не станут звать из-за его, скажем так, работы, и будет совсем неловкая картина! Он будет сидеть с нами, а вы — с ними.       — Тогда вам стоит надевать фрак, а ему платье, — иронично согласилась фрау Геббельс. — Научите его вязать, и он недурно впишется в кружок по рукоделию.       — Это будет первый и последний вечер с его участием, — Магда сделала вид, что не уловила ядовитые ноты.       — Что вы, не надо учить Хельмута вязать! Любит ли он бридж? Биллиард? Покер? Что-то, что любят здесь. Конечно, помимо вас.       — Увы, из всего он любит меня! И танцевать.       — Да, задали вы задачку, — фрау Геринг закивала. Она догадалась, что Магде и не нужно звать Хельмута, и по порозовевшим щекам было ясно, как обрадовалась. Из вежливости она, конечно, добавила: — Я подумаю, как бы организовать верно его присутствие.       И ясно было, что думать она не станет. Магда добродушно улыбнулась в ответ. Эмми Геринг ей нравилась. В ней была какая-то непринужденная теплота, сглаживавшая острые углы любых разговоров. Иногда она напоминала Магде тетю Габи. Фрау Геринг опекала ее, и было неважно, из искреннего ли чувства привязанности или из страха, что Магда что-то натворит. Главное, она могла вовремя отвести фрау Геббельс, прикрыть Магду от назойливого внимания со стороны гостей, спокойно принимала ее странности и никогда не пыталась подловить на слове.       — Дамы, отвлеку, — раздался голос Геббельса. Он подошел с двумя бокалами вина и изящной фарфоровой чашкой. — Побуду вашим официантом.       Фрау Геринг с улыбкой взяла бокал, пошутив что-то насчет того, что мужчина всегда знает, чем угодить даме. Магда удивленно приподняла брови. Тот, поймав ее взгляд, словно заранее готовил оправдание.       — А вы, наверное, устали от шума и хотите просто чаю.       — Да, пожалуй… Я стала поститься с алкоголем, — Магда с благодарностью приняла блюдце.       Чай оказался горячим и горьковатым. Она хотела погреть пальцы о чашку, но вместо привычного успокоения ощутила что-то странное. Тревога, только улегшаяся, встрепенулась и нарастала с каждой секундой. Что-то тягучее, рассыпающееся зыбучим песком, поднималось из глубин подсознания, но расплывалось прежде, чем успевало обрести форму.       Жест — его рука, передающая чашку — был важен. Странные обрывочные образы захватили Магду и из теплого августовского вечера швырнули в холод ноября. Темнота за окном, гулкая тишина пустой комнаты, звон стекла, доносившийся как сквозь туман… Мюнхен. Разве она пила чай в Мюнхене?..       — Так и наступает старость, — фрау Геббельс бросила на мужа колкий взгляд. — И я перешла на кофе и легкие напитки.       Геббельс пропустил мимо ушей не завуалированный намек, что она хотела бы чаю, и вернулся к обсуждению каких-то формальностей. Магда резко вернулась в реальность и неловко отвела глаза. Она-то уловила.       — Да, в следующий раз надо звать больше дам, — попыталась разрядить обстановку фрау Геринг. Она заметила раздражение фрау Геббельс и странное отсутствующее выражение лица Магды. — Обычно всем занимаюсь я, но Герман очень хотел попробовать себя в качестве организатора.       — Не переживайте, он-то как раз доволен компанией. Черт побери, — Геббельс растерянно потер запястье, — где…       — Вы оставили часы на столике у камина, — мгновенно отозвалась Магда.       — Удивительная память! — процедила фрау Геббельс, глядя вслед мужу. — Вы запоминаете такие мелочи и предугадываете, что скажут люди…       — Само собой получается, — Магда нервно закрутила на пальце поясок сумки. — Когда человек трет запястье, значит, ищет часы…       — Ну что ж, теперь-то мне понятно, что нашел он не только часы. Вы его полное отражение, только женского пола. Вам и говорить не нужно, вы читаете мысли друг друга.       — Вовсе нет! Такая у меня работа...       — И у него, — фрау Геббельс усмехнулась, потом понизила голос и добавила: — Не обманывайтесь, дорогая. У него столько же лиц, сколько гостей на вечеринке, и каждое из них будет вам казаться настоящим. Я говорю вам это не как его жена, а как женщина. Вы чересчур удобная для своего положения в обществе… Научитесь закусывать удила.       Магда мысленно согласилась с ней. Что поделать, если фрау Геббельс была права! Что-то похожее говорила ей тетя Габи. Как она соскучилась! Надо уговорить Хельмута съездить навестить ее. Прямолинейность тети Габи, колкая манера говорить, и язвительная нежность нравились Магде. У тети Габи можно быть собой.       — Не обижайтесь на меня, — продолжала фрау Геббельс, смягчившись. — Вас сожрут, если вы не станете драконом в собственной башне. Но знаете, Магда… Лично меня вы устраиваете удобной.