Над Берлином шел снег

      Про план «Вайс» Магда узнала совершенно случайно. Тихая, незаметная, она и печатала на машинке почти бесшумно, Гиммлер и Гейдрих попросту не увидели ее. Она не собиралась подслушивать, но что-то в тоне разговора Гиммлера и Гейдриха привлекло ее внимание, она прекратила стучать по клавишам, пригнулась к столу и жадно впитывала каждое слово. Если Геббельс и Геринг обсуждали войну гипотетическую, где-нибудь там, в надвигающемся будущем, то Гиммлер говорил о войне вполне реальной, близкой, дышащей в затылок.       — Отлично, — Гиммлер постоянно поправлял очки, — значит, блицкриг, Рейнхард. Ты потребуешься нам в Варшаве.       — Объявлять войну, надеюсь, мы не будем? — Гейдрих криво усмехнулся.       — Не будем. Тогда союзники Польши не успеют выйти к Рейну до решающих успехов на востоке. Геббельс упирается всеми руками и ногами, насколько хромоножка может ими упираться. Тебе остается разработать провокацию. Было бы неплохо обойтись малой кровью и избежать масштабного кровопролития. Наших ребят жалко. Придумай что-нибудь громкое, чтобы наши действия выглядели ответными. Убейте там, не знаю, пару немцев или «немцев».       — А на случай войны?       — На случай войны тридцать шесть дивизий Риббентроп пообещал отправить к Франции и Бельгии. Они, конечно, совершенно не обучены, танков недостаточно, но нам нужно лишь выиграть время. Две недели, Рейнхард, и тогда Польша будет нашей.       — Самолеты?       — Если уломаем Германа. Он, видишь ли, хочет попивать виски в своем замке, а не бегать по окопам. В случае чего, будут танки. О, то же касается и еврейского вопроса. Геринг откровенно не торопится, Геббельс мечется, как рыба на мелководье. Надо брать дела в свои руки. Значит, будем реализовывать «Вайс».       Магда затаила дыхание. Выходит, Геббельс войны действительно боится и пытается отсрочить, а в ставке уже и план придумали. Стоило им выйти, она тихо вылезла из своего укрытия и бросилась к кабинету. Она взволнованно постучалась и, не дожидаясь ответа, влетела внутрь. Геббельс сосредоточенно читал и удивленно выглянул из-за газеты.       — А, Магда, — он улыбнулся, отложив «Штурмовик». — Что случилось, вы как будто марафон пробежали. Сейчас снова грохнетесь, садитесь же.       — Вы знаете, что такое план «Вайс»? — выпалила она, тщетно пытаясь унять бешено колотящееся сердце.       — Какой-какой план? — он мгновенно оживился.       — Не знаете, — поняла Магда с содроганием.       Пришлось кратко пересказывать подслушанный диалог. Руки у нее дрожали, и она не могла выпить стакан воды, заботливо поданный ей министром пропаганды. С каждым ее словом он становился все мрачнее и мрачнее, а под конец рассказа нелестно охарактеризовал Риббентропа, Гиммлера и всех остальных участников.       — Очевидно, меня собирались поставить перед фактом вечером, чтобы я не успел подготовиться, — сердито произнес он. — Герман, конечно, не в курсе. Черт возьми, я могу простить Гиммлеру что угодно, но не посягательство на мое министерство, какого дьявола этим должен заниматься Гейдрих?!       — Зачем нам Польша? — Магда проглотила комок в горле.       — Все Вирт с его дурацкими идеями, — Геббельс хмуро хмыкнул. — Помните? Кое-кто вбил себе в голову, что расшириться на Восток хорошая идея. Как бы сейчас не пошли прахом усилия нашей дипломатии.       — А они были? — тихо возразила Магда.       Геббельс глубоко вздохнул и встал, подошел к окну, глядя на улицу. За окном цвела весна, припекало солнце. Дерево, зимой пугавшее Магду острыми ветвями, покрылось цветами.       — Я пытался оттянуть политическое самоубийство, — сказал он, словно разговаривая с собой, а не с Магдой. — Но они все равно решили прыгать в пропасть. Интересно, что теперь делать с нашим запросом…       — Запросом?       Он обернулся, его лицо было серьезным, но в глазах мелькнуло что-то мягкое.       — Мы, пытаясь утихомирить СССР, который напрягся от наших действий, негласно предложили им переговоры о безопасности, — признался он. — Помните папку? Несомненно помните. Там про переговоры имелось. Предложили мы их с Германом не совсем санкционированно, тайно от многих политиков. Ладно, честнее сказать, тайно от фюрера. Что-то весь мир закипел, на Востоке неладно… Пошлют нас куда подальше.       — Постойте! Но как же наше Соглашение по обороне от коммунизма с Японией? Разве мы имеем право заключать договоры со стороной, которая находится, по сути, в военных действиях с нашим союзником? — спросила Магда растерянно.       — О чем вы? — Геббельс бросил на нее взгляд из-под бровей.       — Ну как же! Вы сами рассказывали в прошлый раз, и я решила ознакомиться с текстом, потому что больше половины разговоров не понимаю. На Халхин-Голе боевые столкновения!.. Я читала газету утром. Мы нарушаем пункт соглашения.       — Какой?       — Который звучит как-то в духе «не принимать каких-либо мер», которые могли бы способствовать облегчению положения СССР» и без взаимного согласия не заключать с СССР каких-либо договоров, которые бы противоречили духу соглашения... — не слишком уверенно ответила она. — Не помню точно.       — Герман вам все-таки вручил энциклопедию?       — Нет, но я сама купила!       — Не зудите. Все временно, — Геббельс не уточнил, что именно временно: союз с Японией или союз с СССР. — И вообще, Магда, это точно не нашего министерства дело. Здесь я с удовольствием отдам бразды правления Риббентропу, пусть он разбирается, кому и что скажет, раз такой умный.       — Но...       — Кроме того, пакты, как и кольцо на пальце, ничего не значат.       Магда вспыхнула. «Да чтоб вам, — подумала она. — Я вам про войну, вы мне про любовь».       — Надеюсь, правда, ему хватит ума выбрать СССР, — Геббельс тем временем сел обратно за стол. — Япония далековато, а Красная Армия у нас под брюхом… Неприятно будет получить штык в селезенку.       — Неужели нельзя совсем избежать войны?       — Не знаю, — тихо отозвался министр пропаганды. — Кажется, нельзя. Продавить подобные настроения с учетом настроений фюрера… Можно в Шпандау поехать. Признаюсь честно, не хочется. Остается уповать на его гений.       «Тьфу ты, — Магда рассердилась. — Вы сами понимаете, что нет смысла на него уповать! Почему вы не можете хотя бы себе признаться, что вам давно не нравится быть в партии? Мы как будто местами поменялись, и теперь вы говорите то, во что не верите, а я считываю и говорю правду!». Магда не понимала, что именно поэтому Геббельс и начал приглашать ее на беседы. Он сделал из нее неформальный рупор, который мог использовать, если его позиция слишком отличалась от официальной.       — Давайте о чем-то хорошем, — прервал вязкую тишину министр пропаганды. — Не хотите спуститься и пообедать?       — Не хочется есть, — страдальчески отозвалась Магда.       — Тогда выпить кофе?       Она грустно покачала головой.       — Магда, ангел мой, не изводитесь, — он поднялся и ласково погладил ее по плечам. — Вас не хватит на всех.       — Может, вы знаете, почему отсрочили свадьбу? — закинула она удочку. — Мне непонятно. Настаивали на ней, и вдруг…       — Ах Магда… Внутрипартийная грызня. Гиммлер, как вы поняли, лезет, куда ему лезть не надо бы. Ему пришла, как он считает, гениальная идея: привязать вашу свадьбу к новым законам, которые закончат разрабатывать к июлю, в августе они вступят в силу. Геринг с ним поцапался, я тоже, но он каким-то волшебным образом оказался победителем и убедил Гитлера. Видите, о чем я? Он лезет в сферы, ему не принадлежащие.       — И все? — Магда осторожно попыталась вывернуться из объятий.       — И все, — он коснулся губами ее щеки. — Не накручивайтесь. Зато успеете подготовиться лучше… Или отменить ее, если вдруг поменяется обстановка.        — Не думаю… — Магда вздохнула и положила голову ему на плечо. — Тогда меня сожрут.       — Вас никто не сожрет, — Геббельс уткнулся носом в ее волосы, и Магду передернуло — так делал Хельмут. — Я могу пообещать точно. Если очень повезет…       — То не сожрут, — мрачно закончила она.       — Нет, — он рассмеялся. — Если очень повезет, я разведусь. Магда, которая моя жена, недавно снова подняла эту тему в разговоре с Гитлером. Если она выбрала удачное время, обойдемся без скандала. Ведь вы скажете мне да?       У Магды похолодело в груди. Она от души понадеялась, что фрау Геббельс выбрала самое неудачное время, какое только можно было выбрать.       Перспектива самой стать фрау Геббельс привела ее в странное замешательство. В глазах народа, конечно, подобный союз станет вполне логичным. Во всяком случае, куда логичнее, чем ее нынешняя помолвка. А вот ей-то что делать и как представить себе что-то серьезнее их игр в кошки-мышки?       Домой она пришла, понурив голову. Надо ехать к тете Габи. Магде срочно нужен был взгляд со стороны, а заодно стоило сообщить ей и Хельге про вполне конкретные планы начала войны.       Лишь зайдя, она снова увидела на крючке знакомое пальто. «О нет, — Магда простонала вслух. — Опять вы!». Хельмут тут же выскочил с кухни.       — Ты чего? — он встревоженно оглядел ее.       — Ногу натерла, — Магда бросила взгляд поверх его головы на выглянувшего Конрада. — Туфли новые.       — Бедная, — он поцеловал ее в щеку, забирая плащ.       — Сделайте соляную ванночку, — Конрад приторно улыбнулся. — Говорят, хорошо помогает.       «Вот вы моя соляная ванночка, — мысленно проворчала Магда. — Ни минуты покоя!».

***

      В деревню она поехала одна. Хельмут пожаловался, что теперь уже его завалили работой, и он вынужден на выходных разобрать горы странных противоречивых приказов. Для Магды, знающей теперь обстановку, приказы противоречивыми не были. Все сходилось: перевести новобранцев на границу с Францией и Бельгией укладывалось в подслушанный разговор Гиммлера.       Тетя Габи выслушала ее скомканный рассказ и шикнула на Хельгу, которая порывалась пошутить.       — Провокация — это плохо. От Гейдриха — вдвойне. Ужасный тип. Понятно, кого убьют, — она откинулась на спинку своего кресла-каталки, и оно жалобно скрипнуло. — У нас в стране один козел отпущения — бывшие люди. Евреи, цыгане… Плохо. Очень плохо. Сейчас события закрутятся с невероятной скоростью. Мне за ними не поспеть.       — Я могу поискать что-нибудь, — предложила Магда. — Документы, например.       — Не стоит, — тетя Габи покачала головой. — Пусть займется другой мой человек. Вы много сделали, передав информацию раньше, чем она просочилась в низшие круги… Вас потерять нельзя, будем осторожничать. Другие либо совсем на виду, либо мужчины, с ними сложнее: никто не будет откровенничать с другом так, как с женщиной. Как ни крути, а вы наш единственный информатор, у кого есть положение в обществе.       — Такое положение у меня недавно. Меня приглашают на неформальные совещания с января.       — Что на них происходит? — заинтересовалась тетя Габи.       — Ничего толкового, — честно ответила Магда. — Все готовы прирезать друг дружку в темной подворотне. Геббельс в коалиции с Герингом пытаются затормозить военную кампанию, Гиммлер и Гейдрих ее раскручивают, Борман просто наблюдает, и я не понимаю его… Гиммлер пытается обвинить Геринга и Геббельса в подготовке переворота, будто бы Геринг общался с СССР, а Геббельс знал и не сказал.       — Знал и не сказал?       — Они сами инициировали тайные переговоры, не сообщив никому. Фюрер чувствует, что кто-то врет — точнее, врут все, — меня пронесло от его гнева. Я ему как будто бы понравилась…       — А вы чертовски умная, — восхитилась тетя Габи. — Вы ведь без малейших усилий из главных сторонников Гитлера делаете его главных противников! Может, не на самом деле, но в его глазах. Будет смешно, если Геббельса сожрут за то, что его в газете кто-то назначит главным оппонентом Гитлера. Прекрасная работа, продолжаем использовать существующие механизмы против сторонников режима!        Слово «сожрут» напомнило Магде и о другой части разговора.       — Как вы думаете, почему он мне все рассказывает? — она заерзала. — Раньше он так не делал. Не приглашал меня… Про политику он говорил очень общими лозунгами, не отходящими от линии партии. Теперь что ни встреча — то лекция, с подробностями, именами, датами…       — Я тебе говорила, — Хельга закатила глаза. — Он влюблен в тебя.       — Да бред же, — возмутилась Магда в ответ. — Влюбленные не говорят про политику! Они обычно по углам зажимаются.       — А ты, я смотрю, выросла…       — Я боюсь, что он знает о моих связях с вами, — Магда неуютно поежилась. — Вдруг он решил вести свою игру и знает, что я все передам?       — Навряд ли, — тетя Габи задумчиво потерла кончик носа. — Если бы знал, я бы тоже знала. Людей у нас много, в том числе среди высшего командования, его там не числилось.       — Тогда почему?       — Вы сами сказали: все хотят друг друга уничтожить. Он хорошо чувствует, куда кренит корабль, ищет пути спасения. Не забывайте, он идеалист, ему тяжело отказаться от своих взглядов, даже если они неправильные. Когда воздушные замки падают идеалистам кирпичами на голову, хочется найти кого-то, кому можно излить душу. У вас располагающий характер, чтобы с вами откровенничать. Вы, немота, можете из людей вытаскивать своим молчанием откровения, какие не снились гестапо! Но не испытывайте иллюзий. Пока он мечется и боится, вы его говорящий попугай, когда он определится, вы не будете нужны. Учитесь злиться, без злости какая жизнь? А кроме того, вы, Магда, не обижайтесь, но он вам лапшу на уши вешает с одной лишь целью — чтоб вы согласились.       — В том и дело! Он сделал мне предложение, — прервала она аккуратно.       — Какое? — удивилась Хельга. Потом ойкнула, округлила глаза, посмотрела на недоумевающую тетю Габи и взвыла от смеха. — Магда-а-а, я хочу увидеть эту cцену в кино, пожалуйста! Как ты умудряешься попадать в идиотские ситуации?              — Как предложение? — сообразила тетя Габи. — Руки и сердца предложение?       — Сначала он просил развода, теперь — его жена. Он уточнил, соглашусь ли я, если развод состоится, а я позорно ретировалась, сказав, что все зависит от Гитлера, — Магда не выдержала и сама рассмеялась. — Надеюсь, фрау Геббельс получит от ворот поворот у фюрера, и они не разведутся. Я морально не готова сменить ее на посту.       — Н-да, — тетя Габи озадаченно проморгалась. — Вы умеете удивлять, Мэдди! Приворожили его, что ли? Поживем, увидим. Возможно, фрау Геббельс будет не так страшно жить, как фройляйн Фидлер.       — Может, фрау Геббельс будет не так страшно передавать сведения и не так сложно их добывать, — вздохнула Магда.       — Ради нас соглашаться не надо, даже если они и разведутся в итоге, — отрезала тетя Габи. — Вы не Иисус, чтобы добровольно восходить на Голгофу, а я не Исаак, чтобы агнца заменять живым человеком. Без жертв, пожалуйста.       Магда отмолчалась. Тетя Габи напомнила ей про Конрада, но рассказывать про него она снова не решилась. Если прижмет, тогда и признается.       Посидев немного, она улизнула в выделенную ей комнату. Сначала хотелось обдумать все услышанное, потом — просто уснуть. Не спалось. Можно было взять книгу, но для этого пришлось бы спуститься. Магде не хотелось ни карабкаться потом по лестнице, ни разговаривать: еще не спала Хельга, она слышала ее шаги в каминной. Она пошарила по подоконнику и нашла газету за конец марта. В ней обсуждали Мемель, ее речь — Магда пролистнула эти страницы, ей хватало собственных воспоминаний, — и вдруг она в ужасе замерла, словно увидела змею на серых листах. «Закончен процесс над Гершелем Зиссе, покушавшимся на жизнь Магдалы Фидлер. Еврей, коммунист и предатель, он был приговорен к высшей мере наказания и повешен утром тридцатого марта». Магда отбросила газету и рухнула на подушки. Она забыла…