Над Берлином шел снег

      «Магдалина Фидлер выходит замуж! — гласила газетная статья. — Девушка принимает важный шаг с глубоким чувством ответственности. Ее будущий избранник вправе с гордостью называть себя самым счастливым мужчиной на свете». Если Хельмут и мог назвать себя самым счастливым на свете мужчиной, то Магда была самой несчастной на свете женщиной. В пять утра, поняв, что не сможет уснуть, она выскользнула из объятий спящего жениха и устроилась на кухне, уставившись пустым взглядом на накаленно-пурпурное зимнее небо.       Все, что могло пойти наперекосяк, наперекосяк и пошло. Она была в ужасе от надвигающейся перспективы стать женой, потом матерью, ее колотило мелкой дрожью, слезы невольно подкатывали к горлу. Так жалко саму себя ей еще никогда не было. Гнетущее чувство одиночества придавило к стене ледяной каменной грудой.       На улице начали появляться первые прохожие, и Магда выскочила на мостовую купить газету. Конечно, новость была на передовицах, что еще можно было ожидать! Мальчишка-газетчик смотрел на нее, широко открыв рот, и Магда невесело усмехнулась. Несомненно, узнал ее.       Она очень переживала за фото. В ресторане она сидела с таким отрешенным видом, а потом растерялась! Не хотелось бы неудачного кадра, на котором она сидит истуканом и нервозно сжимает юбку, оцепенев от неловкости. Удивительно, как Хельмут не заметил ее ужаса! К облегчению, фото было подобрано вполне недурное: она, конечно, казалась ошарашенной, но не расстроенной. Ничто не выдавало истинные мысли. Изумленно выглядят все девушки, когда у них просят руки и сердца. «Хороший фотограф на вес золота, — подумала Магда, а потом от души пожелала: — Чтоб у вас камера сломалась!».        Итак, вчера ей сделали предложение, а сегодня она сидит над газетой… Интересно, кто убьет ее первым: мать, Хельга или Геббельс? Хотя последний, конечно, скорее убьет Хельмута.       Первой оказалась Хельга. Она влетела в квартиру, не утруждаясь звонком в дверь, и набросилась на Магду:        — Что я вижу? Я пришла поздравлять с радостным событием, а она льет слезы! Чего глаза красные?        — Я не лью слезы, я не спала ночью, — Магда едва удержалась от урчания, как сердитая кошка. — Не смогла уснуть…  Как ты попала сюда?       — Ты не забрала ключи, — Хельга весомо потрясла связкой в воздухе. — И смотрю, не зря.       — Хельга, не шуми, Хельмут еще спит, — взмолилась Магда. — Я хотела бы покоя. Иначе я застрелюсь.       — Тогда не реви! Думаешь, я не вижу, как у тебя губы трясутся?       — Хельга, ну почему вечно все происходит со мной, — Магда тоскливо сбросила газету со стола. — Столько приготовлений, меня тошнит от мысли, что надо покупать платье, организовывать, сообщать…       Она поежилась от холода и накинула на голову тонкую шерстяную шаль, мгновенно став седенькой хрупкой старушкой. Хельгу перекосило. Она подскочила к Магде и сорвала с нее шаль, как срывают покрывало с новой статуи.       — Сними, сними немедленно! Тебе что, восемьдесят?! Магда, Рифеншталь душу бы продала, чтобы заполучить тебя в свою кинокартину, а ты собираешься покрыться плесенью?! Наряд и букет я беру на себя, тебе такое доверять нельзя. Обязательно все напутаешь. Организацию… Пусть организует Хельмут, а я буду бдеть. Прекрати, не смотри на меня Мадонной, я не погуляла на своей свадьбе, дай хоть на твоей оторвусь. Знаешь, как хотелось бы пережить эти хлопоты?       Магда печально обняла ее. Бедная Хельга! Она мечтала о королевской свадьбе! Чтобы был лимузин, белоснежное пышное платье, богатая беззаботная жизнь… Но она полюбила Отто и самоотверженно отказалась от мечты во имя Любви. Вместо праздника на весь мир — тайное венчание. Вместо счастливой богатой жизни — разлука и подпольная деятельность. Смогла бы она, Магда, так? Может быть, смогла, если бы…если бы не выходила замуж за Хельмута. Магда явственно поняла, что ради Хельмута отказываться от стремлений не готова. Она не может! Что же это за любовь?        — А сообщать… — продолжала болтать Хельга. — Смотри, газета все за тебя сделала. Сейчас все поедут на работу и прочтут. О, как ты думаешь, а в курсе ли Геббельс?       — Я боюсь, текст ушел в печать без его ведома, — Магда пнула газету. — Иначе бы он уже…       Зазвонил телефон. Магда испуганно оборвала речь и сглотнула. Она положила руку на холодную телефонную трубку, но не смела ее поднять.       — Кто там жаловался, что я шумлю и разбужу ее благоверного? Отвечай же, трели слышно и в нашей квартире, — Хельга встряхнула ее за плечи. — Отвечай, иначе я сама за тебя отвечу.        Магда шумно выдохнула и поднесла трубку к уху.       — Что я сейчас прочел в утренней сводке? — Отец! Магда заметно расслабилась и повеселела. — Что же, ты в самом деле выходишь замуж?       — Да, я просто не успела сообщить… Думала позвонить, как проснетесь, но нас узнали в ресторане…       — Клара, слышишь? А я говорил тебе, что «Народному обозревателю» можно верить! Ты представляешь, мать разволновалась, пришила себя за рукав халата к юбке нового платья, ха-ха! Ну же, иди сюда, дочь хочет тебя слышать!        Магда невпопад отвечала на расспросы матери, и от сердца немного отлегло. Утром она, угнетенная тревожными мыслями, хотела утопиться. Сейчас, слушая наставления матери на фоне треска отпарываемой ткани, ей стало спокойнее. В конце концов, можно подумать, она ждала чего-то другого. Все шло к свадьбе. Другого пути у нее всяко не было после глобальной лжи фюреру.       Вот что было страшно, так это Геббельс. Магда дергалась на каждый звонок, а телефон начал звенеть не прекращая. Звонили родственники, знакомые, друзья Хельмута — ни на секунду не умолкала вереница поздравлений и пожеланий. Сонный Хельмут вызвался посидеть секретарем и отвечать, что нервировало еще больше. Хельга усадила ее у окна, всунула в руки чашку с горячим кофе и начала колдовать над яичницей, предупредив:        — Ты невероятная копуша. Сожжешь дом, если будешь готовить в настроении сюсюкалки. Конечно, квартира — недурной свадебный подарок, но можно и не избавляться от старой, не находишь?        Магда отстукивала ногой дробь и кивала. «Сейчас все поедут на работу и прочтут, — думала она, цедя кофе. — И вот тогда… Он сказал, фиктивными браками спаслась половина партии?.. Что-то в таком духе. Почему я боюсь его, черт побери?! Мне должно быть все равно! Я выросла, он простой человек».       Раздался очередной звонок, но в дверь. Магда подлетела как ошпаренная, выскочила в коридор и выглянула в подъезд с замиранием сердца. Не придет же он лично? Не сошел же с ума… К ее счастью, это был просто Ханс. Магда распахнула дверь пошире и пригласила секретаря в коридор. Он с любопытством взглянул на нее и на Хельмута, видимо, оценивая их как пару, и остался не слишком доволен. Он повел бровью, как обычно делал, когда ему не нравилось.       — Я с цветами от министерства, — улыбнулся он, однако, весьма лучезарно. — Мы, младший персонал, сердечно поздравляем вас, фройляйн Фидлер, очень радостно видеть, когда юная леди выходит замуж за столь подходящего человека! Доктор Геббельс тоже поздравляет вас, фройляйн, он предложил вам отгул на сегодняшний день, ведь вы, конечно, хотите отпраздновать. И букет от нас: меня, Катарины, фрау Шмидт, фрау Ройс, герра Фридриха…        Он все перечислял и перечислял, а Магда смотрела на букет, и у нее подкашивались ноги. Ни за что на свете не поверила бы она, что эти цветы от младшего персонала! Ханс не дурак, не просто с нажимом сказал «нас». А нарциссы, белые с желтым нарциссы! Нежные и печальные цветы. Хельмут, не отличавшийся тонкостью, да и Хельга, по ее признанию не обладавшая образованием, не видели того, что видела она. Она, закончившая филологический.       «При кайзере Вильгельме — с длинными бакенбардами, а не с усиками — не принято было открыто выражать свои чувства, — певуче-скрипучим голосом рассказывал пожилой профессор, расхаживая между рядами поточной аудитории. — В наши времена молодежь была на порядок скромнее вас. Мы не встречались открыто, и уж если мужчина гулял с женщиной, то, непременно, они помолвлены. Но, конечно, выразить чувства хотелось и до помолвки. Молодая кровь кипела, искала тайных свиданий и нежности. Общепринятым способом стала флориография, от латинского слова цветок. Да-да, в мое время из цветов составляли целые письма: гневные, страстные, молящие… Мы бранились, слали любезные записки и обменивались новостями безмолвно, не было цветка без значения. Не удивляйтесь, столкнувшись в прозе с девушкой, рыдающей над анемонами, или дуэли из-за букета. То, что несведущему человеку кажется глупостью, для сведущего имеет глубокий смысл. Почитайте к следующей лекции любой старый цветочный справочник, и мы составим с вами послание».       Магду тогда захватила мысль с наивным тайным языком. Она читала запоем, но пришлось бросить на середине: от нее ожидали совсем другой деятельности. Она думала, что забыла абсолютно все, что изучала, и вот книга с зеленой обложкой и золотыми буквами «Роберт Тайас – язык Флоры» словно выпала на голову с библиотечной полки.         «Что он хотел сказать, — Магда нахмурилась. — Безответная любовь? Восхищение? Уважение? А, черт, понятия не имею, надо купить новое издание. Ну конечно, вот почему его раздражали белые цветы! Он сам филолог, для него цветы тоже говорят! Только белая роза — символ любви, а не опасности. Это ревность!..  А тот алый букет! И с Хельмутом я поцеловалась под плакучей ивой, символом неудачной любви и несчастного брака, боже мой, боже мой, как так вышло?».       — Ты увидела призрак?        — Да, Хельга... Я становлюсь суеверной…       — Ну подумаешь, цветы, — Хельга заглянула в букет. — Не глупи. О, там коробочка.        Магда простонала и вытащила ее.       — Открой, давай-давай. С министерства станется. Вдруг там кольцо, которое напомнит тебе, что ты замужем за государством, а? — выпустила парфянскую стрелу Хельга.       Магда бросила на нее испуганный взгляд, но она только пожала плечами. Не очень-то она заботилась о чувствах брата. По счастью, он говорил по телефону и не слышал. В коробочке лежала брошь в виде подаренного букета, на первый взгляд простенькая и ничем не примечательная. Цветы были усыпаны блестящими камушками, как росой. От броши веяло ночным холодом.       — Очень дорогая, — шепнула Хельга на ухо Магде. — Точно ручная работа, очень тонкая, серебро, кажется, бриллианты… Интересно, почему не золото? Хотя золото на тебе не смотрится. Большие камни тоже не для тебя. Ты другой типаж. Луна, ни дать ни взять.        Магда закрыла коробочку и покачала головой. Она знать не хотела, почему серебро, причем тут луна и прочие вещи.        — Что у вас там? — Хельмут закончил разговаривать с отцом по телефону.       — Ничего, обсуждаем подарок от младшего персонала, — Хельга одарила его милой улыбкой.        — Да, ребята постарались, но Магду невозможно не любить. Она сама как цветок, — Хельмут не почувствовал двойного дна. — Отец предлагает встретиться у них вечером. Всем. Семьями. Хельга, я думаю…       — Не переживай, — скривилась она. — Мой муж, по счастью, не будет участвовать в шапито, он в Женеве.       — Думаю, нам надо поспешить к ним сейчас, помочь с приготовлениями.       Магда очень боялась встречи с Геббельсом, но знакомство родителей временно затмило ее ужас. Она как-то никогда не представляла, как неловко будет знакомить семьи. Весь день она успешно пряталась от фрау Агны на кухне. То, что поладят отцы, она не сомневалась. Что-то схожее в них было. А вот что касается матерей… Магда поняла, что ошиблась тогда за ужином:  они совершенно не похожи. Настолько, что такие люди обычно не переваривают друг друга.        Фрау Агна была из тех, кто никогда не работала. Ее убеждение было просто: женское место — на кухне, а семью должен кормить мужчина. У нее были пухлые розовые ручки, наивные огромные глаза и вера в старый уклад. Мать же работала с четырнадцати лет, а в трудные времена не отец, а именно она вывозила на своем горбу тяготы заботы о семейном очаге и финансах. И квартира до сих пор принадлежала ей. Она отказывалась передать ее, несмотря на уговоры. Она была сдержанной, вытянутой и худой, как гвоздь, на который веками вешались тяжелые заботы.       Магда исподтишка наблюдала, как женщины настороженно здороваются, приглядываясь друг к другу, как две собачки, встретившиеся на прогулке.        — Значит, вы шьете? — протянула фрау Агна.        — Шью, — просто согласилась мать. — Как раз закончила сегодня вечернее платье для фрау Геринг, ведь у ее мужа день рождения на носу, будет грандиозный прием.        — Ах, для фрау Геринг! — фрау Агна оттаяла. Мать угодила в цель.        — Да, она не очень требовательная клиентка, но оттого и хочется сделать для нее все самое лучшее.        — Она бывает очаровательна, особенно когда поддерживает начинания благотворительных обществ.       — Несомненно, — мать закивала. — Когда-то, когда сил и времени у меня было побольше, я шила и на благотворительность для детских домов… Сейчас, конечно, годы берут свое. Трудно шить, когда не видишь направляющие нити.         — Ах, как мило! — восхитилась фрау Агна. — Я считаю, что мода на благотворительность совсем зря поменялась. Вы же согласны, что в благотворительности тоже есть мода? Нынче в моде давать образование, а раньше — подавать сиротам и приютам. Как же я рада, что мы повернули колесо истории вспять, и нынче все снова вернулось на круги своя.       Магда вспомнила внезапно, что в университет она поступила совсем не по своему желанию, а, если так можно выразиться, по благотворительному жесту Геббельса, уткнулась в тарелку и промолчала, утопив неудовольствие в кремовом торте. Мать отрешенно кивала в такт разговору. Она, может, и была согласна с мыслью, что девушке не нужно лезть в науку, но речь касалась дочери, и она мгновенно уронила забрало, уйдя в глухое отрицание ранее принимаемых ею норм.       — Что такое преуспеть в карьере нынче для девушки! — продолжала фрау Агна, воодушевившись поддержкой. — То ли дело знать, как хранить домашний очаг да налить мужу стакан бренди, когда он вернется со службы. Вот что ценно. Правда, Гюнтер?        Герр Гюнтер, который вел диалог с отцом, угукнул, чтобы его не привлекли в еще одну беседу. Магда почему-то почувствовала к нему большую симпатию. «Вот с ним мы одного теста, — подумала она. — Он тоже хочет сбежать с праздника жизни куда-нибудь в тихий домик в Альпах, растить овец и никогда больше не общаться с человечеством».       — Нынче в остальной Европе матери не следят за дочерьми, они совершенно не пытаются защитить девочек от глупых любовных историй и скоротечных браков, — фрау Агна явно обсуждала кого-то из знакомых. — Они разводятся, будто не давали клятву Богу. Особенно во Франции!        Магда не удержалась от кривой усмешки. Нет, все-таки, хоть они и общаются сейчас мило, матери фрау Агна не понравилась. Уж Магда-то знала, как считать раздражение с ее вытянутого лица.        — Мэдди, что ты? — Хельмут тронул ее за колено под скатертью.        — Зуб прихватило, — мгновенно солгала Магда. — Уже прошло.       «Как легко я стала врать, — она сердито повела плечами. — Не задумываясь ни на секунду. Что ж, у меня неплохой учитель».        — Давайте потанцуем, — разрядила обстановку Хельга. — Принесла с работы новую пластинку. Тебе понравится, Хельмут. Магда, поставишь? Я налью нам вина.       Магда благодарно приняла из ее рук пластинку. Ей изменил навык держать лицо в любой ситуации? Она позволила себе выразить неудовольствие? Раньше не случалось такого. Может, потому что посягали на святое для нее — на устройство ее семьи?        — Как тебе будущая свекровь? — спросил отец, когда они распрощались и вышли на улицу.        — Она очаровательна, — героически выдавила Магда.       — Старая вешалка, — пробормотала под нос мать так, чтобы услышала только дочь. — Уродище в викторианском стиле. С ней и врагов не надо будет.