Над Берлином шел снег

      Магда надеялась, что странная слабость и опьянение спадут по приезде в Берлин. Но так продолжалось шесть дней. Она не понимала, как вообще добралась до столицы и не умерла в пути, усталость подкашивала от малейшего движения. Ни работать, ни спать, ни просто существовать в привычном ритме она не могла. Помыть посуду стало подвигом. Каждый шаг давался с одышкой, и Магда спотыкалась и налетала на все углы в квартире. Особенно страшным и опасным стало спускаться или подниматься по лестнице – ступени ходили волнами, словно это был канатный мост над бездной.        Больше всего она переживала, что воспоминания не вяжутся в единую картину. Что случилось ночью? Помимо погрома, конечно. Почему она ничего не помнит, почему ей так плохо, и главное, о чем говорил Геринг? О, как она хотела ошибаться в своих догадках! Если до недавнего времени Магде и в голову не приходило, что Геббельс может быть увлечен ей не только платонически, то после ночи с документами она внезапно осознала: дело дрянь во всех смыслах и не только из-за компромата. Рано или поздно, если не уже, министр пропаганды затащит ее в постель. Что теперь делать с Хельмутом? Получалось, что она ему изменяет, изменяет против собственной воли, но ничего не может поделать. Хоть расставайся. Чувствовала она себя крайне паршиво.        И обсудить-то не с кем. Она же ни черта не помнит. Не спрашивать же в лоб. А вдруг нет? Лишние надежды подавать точно не стоит.        На выходных к ней влетела перепуганная Хельга. Она схватила Магду за руку и утащила в комнату, усадила на кровать и крепко-крепко обняла.        — Ты не представляешь, как я тебе благодарна, — прошептала она, — и прости, пожалуйста. Отто пару дней жил здесь, у тебя. Надо было хорошенько его спрятать, ничего лучше не придумалось. Я навела порядок.        — Глупости, — Магда тряхнула кудрями, чтобы прогнать звон в ушах. — Я рада, что с ним все хорошо. Ведь хорошо?        — Хорошо, насколько может быть, — Хельга грустно усмехнулась. — Вряд ли он сейчас сможет легко выехать в Париж. Придется, видимо, через Швейцарию.        — Я бы выждала.        — О, конечно! Просто я места себе найти не могу. Такой кошмар! Хорошо, что ты была не в городе!        — Мы что-нибудь придумаем, — пообещала Магда и поморщилась.        — Ты заболела?        — О… Нет, — она махнула рукой. — А может и да, я не знаю, Хельга.        — Нет, вроде не горячая, — Хельга потрогала тыльной стороной руки ее лоб. — Как ты решилась звонить?        — Потому что люблю вас, — Магда улыбнулась слабо. — Что бы я делала без тебя и Отто?        — Ты не потеряешь сознание, если я отойду за кофе?        — Видимо, надо привыкать к такому. От любой нервной ситуации я теперь падаю в обморок.        Пару минут сидели молча. Хельга наглаживала ее по плечам, все никак не могла нарадоваться. «Хорошо, что хоть у вас все нормально, — подумала Магда. — Два человека, конечно, не весь Рейх, но кого-то я в силах спасти». Вдруг ее осенило. Ведь можно спросить Хельгу! Не в лоб, а кругами, косвенными вопросами, может, так она сможет что-то восстановить в событиях ночи.        — Ой, Хельга… — протянула она, прижав руку к груди.        — Что? — встрепенулась та. — Тебе совсем дурно?        — Пообещай, что не будешь смеяться. И что спишешь мои странные вопросы на болезнь, если они совсем глупые?        Хельга пожала плечами.        — Я постараюсь, но ты меня знаешь.        — Скажи мне… В первый раз обязательно будет больно и кровь?..        — Ты все переживаешь? — Хельга улыбнулась. — Бывает. Расслабься и…        — А память?.. Не теряешь ее?.. — перебила ее Магда.        — Магда, ты дурная? — Хельга посмотрела на нее с сомнением. — Мы сейчас об одном и том же?        Магда неловко рассмеялась и отмахнулась.        — Все, забудь. О разном.        Легче не стало. Понятнее тоже. Хельга встала, прищурилась, разглядывая ее, и молча ушла на кухню, не став донимать расспросами.        Расспросами ее донимал Хельмут. Магда оттягивала встречу, как могла, говорила, что болеет, и все-таки глупо было прятаться, поэтому, когда он постучался к ней утром, она впустила его, кутаясь в шерстяной платок. Ее морозило, в горле застряло неприятное чувство сухости и раздражения. Не хотелось вспоминать ничего про Мюнхен, а Хельмут, как назло, только про него и спрашивал. Магда отвечала односложно, причесываясь.        — Ты что-то очень мрачная, — Хельмут закинул ногу на ногу.        — Думаю о том, что надо сказать в речи, — отозвалась она. — Геббельс настаивал, чтобы я что-то упомянула про беспорядки…        — Ты на работу?        — Куда от нее деваться, — она рассмеялась, получилось сухо и неестественно.        — Вечно тебя крадут в министерство, — недовольно бросил Хельмут.        — Что поделать, — Магда вздохнула. — Сам понимаешь, что сейчас делается. С убийством…        — Да к черту убийство! У тебя и мысли всегда где-то там. Уж не Геббельс виной? Ты постоянно рядом с ним, вы слишком часто видитесь.        У Магды все похолодело в груди. «О нет, — она обернулась на него, — только не надо мне говорить, что ты все знаешь…». Собрав все терпение и силы, она постаралась спокойно возразить:        — Он мой начальник. И наставник.        — О, ну конечно, — ревниво заметил Хельмут. — поэтому тебя в Мюнхен приглашают, а меня нет?        — Я и сама с радостью никуда не ездила бы, — буркнула Магда. Ей всегда сложно было оправдываться, а уж когда она действительно виновата — тем более.        — Но поехала.        — Как ты себе представляешь отказ? Ну прекрати, пожалуйста.        — Я до тебя не дозвонился, — продолжал Хельмут.        — Мне стало плохо, — тут Магда не соврала. — И все еще не слишком хорошо, я же говорила, что заболела.        — До Хельги ты, однако, дозвонилась.        Магда рухнула на стул. «Вот бы вам всем провалиться, — тоскливо подумала она. — Уйду в монастырь, чтобы никогда с вами, мужчинами, дел не иметь».        — Она взяла трубку, — терпеливо выдавила она. — Ты ее тоже мог взять. Я думала, ты уже дома.        — И все-таки…        — Мы общаемся по работе, не более.        — Общаетесь, — Хельмут поднялся и принялся расхаживать по кухне. — А мне кажется, между вами что-то большее, чем общение.        — Я с таким же успехом могу ревновать тебя к Гиммлеру, ты тоже вечно на работе, — буркнула Магда.       И похолодела. Гиммлер! Он же собрал ту папку. А Хельмут в его подчинении. Кошмар какой, она и забыла совсем! Вдруг Хельмут и в самом деле в курсе? Сердце бешено заколотилось, больно ударяясь о грудь. «Нет, нет, нет, тогда дело совсем плохо, — она незаметно сжала краешек стула. — Вот уж не подумала бы, но тогда мне придется выбирать Геббельса, потому что жить-то мне все-таки хочется».        — Он мужчина! — Хельмут не заметил ее замешательства.        — Геббельс тоже.        — В том-то и дело! — он скрестил руки на груди. — В том-то и дело! Магда! Ну что ты такая замороженная!        — Хватит. Я все еще болею, у меня сил нет спорить.        — Но на работу являешься.        — Хорошо. Что ты хочешь от меня услышать?.. — она устало посмотрела на него.        —  Да хоть что-нибудь, — он сел напротив. — Магда, я начинаю сомневаться, что ты любишь меня… Тебя обнимешь, а ты только улыбнешься, как кантовская вещь в себе, сама себе на уме…        — Я не умею быть другой.        — Ты была другой!        — Ну оставь меня тогда, бога ради!        — Оставить? Почему? — опешил он.        — Потому что я не буду другой. Я всегда была такой.        Магда положила голову на скрещенные руки. Она не понимала, откуда в ней столько твердости. Ей самой было странно, что вместо попыток договориться, она заводится все больше, а вместо попыток измениться — консервируется. Так было из обиды. Было до горечи обидно, хоть Хельмут и сделал справедливое замечание и ревновать имел полное право. Она ведь предупреждала, что не умеет любить, что странная. Уж кого-кого, а его предупреждала. Он согласился на такой вариант сам. Она его не неволила. Почему же все пытаются ее переделать и не видят в ней ее саму?! Почему не любят ее саму?! Такую какая она есть? И что делать, как не улыбаться, когда тебя обнимают?        Воздух стал густым, наполненным неприятной гнетущей тишиной. Магда не знала, как передать свои чувства и мысли, если она сама их не понимала. И снова ее накрыла волна страха — страха потерять Хельмута, страха продолжать эти отношения, страха за Хельгу, страха перед будущим, которое все чернее и чернее. Одно тянуло за собой другое.        Хельмут тоже молчал, обиженно глядя в окно. Он надеялся, Магда как-то откликнется на его слова. А она замкнулась и превратилась в гранит. Тревожной трелью пискнул телефон. Он поднял трубку. Магда не шевельнулась, пока он говорил. Не шевельнулась и когда он, сердито хмыкнув, буркнул:        — Тебя просят побыстрее в министерство.        В такие моменты ей хотелось раствориться, лопнуть, как мыльный пузырь и прекратить существовать.        — Поедешь?        — Пойду, — она нехотя встала.        — Тебя подкинуть? — Хельмут проследил за ней взглядом. — Через полчаса мне в ту же сторону, будет машина.        Магда посмотрела на него с сомнением и, неопределённо пожав плечами, скрылась в ванной. В конце концов, не он ли только что ругался, что она вечно о работе и в работе! Она искренне надеялась услышать, как захлопывается входная дверь, но вместо этого услышала, как щелкнул газ. «Чайник поставил», — подумала она, прижав пальцы к вискам, чувствуя, как под подушечками бешено пульсируют венки.        Надо заканчивать балаган. Сейчас она влезет под душ, придет в себя, соберется с мыслями… Слово, в конце концов, и ее оружие. Выйдет и скажет, что им надо расходиться, раз он сам не смог, когда мяч был на его стороне. Так будет честно и правильно. Она не будет мучить ни себя, ни его. Хельмут, конечно, ей очень нравится, но он хочет спокойную семью, чтобы жена занималась домом и детьми. Из нее такая не выйдет. Решительно, надо просто отрубить выше абсцесса, как говорил отец, чтобы не гноилось.        Внезапно снова закружилась голова. Магда хотела прислониться к стене, но проскользнула по гладкой эмали, с грохотом рухнув в ванну и сбив ногой смеситель. Вода посыпалась крупными каплями на лицо.        — Магда? Ты живая там? — Хельмут постучал в дверь.        «А, черт… Утонуть в собственной ванне…» — говорить не получалось, челюсть онемела. Магда лежала и смотрела на бьющий в потолок фонтан.        — Магда?! Я ломаю замок!        Ответа не последовало, и Хельмут, забыв все обиды, с силой навалился на дверь, высадив ее вовнутрь. Он торопливо выключил воду и склонился над ней.        — Ох Магда…        Она попыталась как-то улыбнуться, но вышла гримаса. Хельмут укутал её в полотенце и бережно вытащил, встревоженно оглядывая, не сломала ли она руку или ногу. Магда подрагивала от холода. Металлический привкус во рту заставлял сглатывать слюну, не получалось сосредоточиться.        Хельмут отнес ее в комнату и сел на кровать, не выпуская ее из рук, бережно промокая разбитый висок уголком полотенца. С волос на пол капала алая вода.        — Милая моя… — он испуганно прижался губами к ледяному мокрому лбу. — Что случилось? Как ты упала? Да тебе в самом деле совсем плохо!        Магда молчала, положив голову ему на плечо. Ей очень хотелось сказать хоть что-то, но не получалось выдавить ни звука.        — Я… Господи, да лучше б ты плакала и закатывала мне истерики, чем так… Скажи же хоть что-нибудь! Я вызову врача.        — Не надо, — наконец прошептала Магда. — Всё нормально…        — Нормально падать в ванной? — он сердито оборвал ее на полуфразе. — Магда, это ненормально. Что с твоей рукой? Где ты так порезалась?        Магда закрыла глаза, позволив ему одеть на нее тёплый халат и уложить в постель, как ребенка, и так же тихо терпела, пока Хельмут обрабатывал ссадину. От его прикосновений было больнее, чем от спирта. Так больно было в последний раз в ту страшную ночь, когда ее обнимала Хельга.        — Будешь чай?        Магду передернуло. Почему-то от чая после Мюнхена ее воротило.        — Нет, — она поежилась. Подушка намокла от волос. Хельмут, конечно, не догадался их вытереть. Ему с короткой стрижкой хорошо, не надо думать. Очухается, запишется к парикмахеру и тоже отстрижет волосы, а то она возвращается к школьной прическе.        — Я тебя никуда не пущу, — он присел на край кровати. — Куда тебе в таком состоянии… Я и подумать не мог… Магда…        — Не трещи, — выдавила она. — Ты как Хельга.        — Ты останешься дома, — повторил Хельмут. — Я напишу записку.        — Лучше позвони, — Магда отсчитывала минуты до приезда машины. Всего каких-то полчаса-час, а она так устала от него, будто разгружала вагоны с углем. Скорее бы он убрался прочь. — На тумбе телефонная книжка. Попроси соединить с Хансом, он секретарь и передаст любое сообщение быстрее, чем записка с проходной.        — И как тебя угораздило … — Хельмут поправил на ней одеяло. — Прислать к тебе Хельгу? Она дома.        — Ты смерти моей хочешь, — Магда содрогнулась. — Ничего. Посплю, все пройдет.        Она выдохнула с облегчением, когда Хельмут, наконец, ушел. Не только потому, что тянуло подремать. Страстно хотелось побыть в одиночестве и тишине. От удара о ванну из разума выбились все мысли, и это было пьяняще приятное чувство.