Над Берлином шел снег

      Девятого числа в Мюнхене отмечалась годовщина подавления Пивного путча. Раньше Магду не приглашали на подобные праздники, однако в этот раз на ее присутствии настоял сам фюрер. В здание Старой ратуши Магда явилась на ватных ногах. Кроме нее женщин не было. Хельмута не пригласили, и он узнал о ее отсутствии из телеграммы, которую Магда спешно отправила уже по приезде. Почему-то она забыла попросить Хельгу в письме, а Хельга то ли нарочно, то ли случайно не догадалась.       «Хоть бы поняли, что надо быть осторожными, — Магда теребила белый шейный платок. Она помнила, что сказала Хельга: белый — цвет опасности. — Должны, должны догадаться! Грядет что-то очень нехорошее».       Из знакомых лиц здесь были, пожалуй, только Геббельс и Геринг, исключая, конечно, Гитлера. Остальных она не знала и старалась не отставать от министра пропаганды, чтобы не потеряться. В Большом зале царила напряженная атмосфера. Офицеры переговаривались шепотом, и она не могла разобрать, о чем они говорят.       — Не отставайте, но особо не светитесь, — Геббельс тронул ее за локоть. — Фюрер выступит и уедет, у него плотный график, присяга рекрутов СС перед «Галереей полководцев» состоится в полночь, ему надо успеть. Держитесь подальше от Эберштайна, скользкий тип. И никуда, никуда, — слышите меня? — не смейте уходить без меня. Вообще никуда.       Магда кивнула, сдерживая непроизвольную дрожь. Ей было холодно. Она понятия не имела, кто такой Эберштайн, как он выглядит и почему стоит держаться подальше, но спрашивать не стала.       Гитлер, к ее удивлению, действительно говорил кратко и по делу. Он вспомнил шестнадцать штурмовиков, убитых во время «Пивного путча», отметил заслуги Геринга и других руководителей, совсем вскользь упомянул Версальский мир и на этом завершил свою речь. О покушении на фом Рата фюрер не сказал ни слова. Он поспешно собрался и уехал. Гнетущая атмосфера недосказанности усиливалась. Магда осматривала светлый зал и думала, что она, пожалуй, белее своего платка.       — Магда Фидлер? — к ней подскочил журналист.       «Черт, — она оглянулась. Геббельс куда-то внезапно пропал, и от этого стало еще более неуютно. — Сам же сказал не отходить от него, куда он подевался?!».       — Да? — она попыталась улыбнуться.       — Вы сегодня очаровательны, такой платочек к такому платью... Позвольте пару вопросов?       — Пиво, конечно, не коньяк, но мюнхенское всегда было неплохим, — министр пропаганды появился так же внезапно, как и исчез. — Держите, нам есть что праздновать.       Он смерил журналиста выразительным взглядом, и тот мгновенно исчез в толпе. — Досаждают вам? Они бывают назойливыми мухами. Пейте, — он вздохнул. — Для румянца, не то вы здесь хлопнетесь.       — Очень душно, — ответила она.       — Поэтому я и принес вам холодного.       Магда хотела возразить, что лучше ей не пить алкоголь, но других напитков не предвиделось, и она сделала глоток. Некоторое облегчение от душного воздуха в зале бокал ей принес. Она благосклонно улыбнулась куда-то в пространство, не предназначая улыбку никому. Главное не позволять себе отключать разум, потом вернуться слишком тяжело, а она ничего не запомнит… Кажется, журналист что-то понял, из своих. Сообщит.        К Геббельсу подошел офицер СС и что-то тихо сообщил. Министр пропаганды нахмурился.       — Магда, встаньте-ка тут у колонны и не отходите, — он серьезно указал на незаметное место.       — Что-то случилось?       Он не ответил. Пришлось повиноваться.       — Минуточку внимания, — Геббельс, невысокий и худой, на фоне остальных терялся, и ему пришлось хорошенько постараться, чтобы образовалась тишина и какое-то пространство, — только что поступили неприятные новости. Фом Рат скончался в парижской больнице, несмотря на попытки спасти его жизнь.       По залу пронесся возмущенный гул. Напуганная новостью, Магда поставила бокал на столик. «Ох, не к добру, — она нахмурилась. — Ладно хоть Гитлер уехал!».       — Национал-социалистическая партия не унизится до какого-либо ответа, — Геббельс поднял ладонь, призывая к тишине. Гул усилился, и ему пришлось перейти на крик: — Мы не станем марать руки. Но если на врагов Рейха обрушится волна народного негодования, то ни полиция, ни армия не смогут помешать праведному гневу.       «Надо предупредить Отто, — Магда вжалась в стену. — На журналиста надежды нет, вдруг я ошибаюсь. Позвонить! Где тут может быть телефон?». Она выглянула из тени колонны и беспомощно огляделась. Геббельса она снова упустила из виду, впрочем, может это и хорошо сейчас. Телефон, конечно, есть в приемной. Она крадучись стала пробираться к выходу. Но если она потеряла из виду Геббельса, это вовсе не значило, что он потерял ее.       — Куда вы? — он пробрался к дверям раньше нее. — Магда, я же вас просил.       — Один звонок, — прошептала она, вцепившись ледяными пальцами в его руку. — Умоляю вас. Я совсем забыла, у матери Хельмута день рождения на носу, мне нужно попросить Хельгу передать подарок. Только что увидела календарь.       — Ссориться с будущей свекровью нельзя, — помедлив, согласился Геббельс. — Я вас провожу.       Магда молилась, чтобы к телефону подошли сразу и именно Хельга. Хельга, однако, подняла трубку после мучительных пяти минут ожидания.       — Магда? — она встрепенулась. — Рада слышать тебя!       — Как хорошо, что я дозвонилась, — затараторила Магда, не позволяя Хельге вставить хоть слово: через трубку было неплохо слышно окружающим. — У меня не голова, а решето, у вашей матушки ведь именины на носу. У тебя же есть ключ от моей квартиры? Возьми деньги с верхней полки в коридоре и купи от меня большой-пребольшой букет ромашек, пожалуйста!       — Букет чего? Ромашек? Ты в своем уме, я где их найду? Ноябрь на дворе! Да и…       — Самых белых и больших, какие найдешь, я помню, она их любит, — Магда продолжала бомбардировать ее словами. — Я приеду, мы сможем покататься по Шпрее на лодке. Хельмут же нас прокатит? В качестве подарка я оплачу аренду!       — Прокатит, — пробормотала Хельга.       «Догадалась!» — Магда облегченно выдохнула и звонко воскликнула:       — Вот и славно! Ну, ладно, я глупостями занимаю телефон, а все-таки он не мой личный, тут еще толпа желающих. Спокойной ночи! Передай Хельмуту привет!       Она повесила трубку и отпрыгнула от телефона, как от змеи. Дальше они сами все сделают. Ей бы теперь разобраться с собой, успокоиться, вести себя естественно...       — У вас странная любовь к белым цветам, — заметил ей Геббельс в машине. — Почему белые? Не красные, не желтые…       — Белый красивый цвет, — Магда сосредоточенно смотрела на улицу. — Я вообще люблю белое. Мы в этом похожи с матушкой Хельмута.       — Магда, Магда…       «Не поверил, что ли? — Магда скосилась на него. — И что вам сдались эти белые ромашки, какая разница? Чего прицепились-то? Ни за что не поверю, что вы в курсе символов, придуманных Хельгой». Подстегиваемая желанием отвлечь его чем угодно, она положила голову ему на плечо и замерла, позволив притянуть себя ближе и поцеловать в щеку. «Будь что будет, — устало подумала она. — Я хотя бы предупредила…».       — У вас были планы на ночь? — шепотом спросил Геббельс, задернув шторку между ними и водителем.       — Если и были, видимо, их надо отменять? — вышло чересчур кокетливо. «Мне конец, — Магда облизнула губы. — Язык отрезать мало, я и без языка смогу нагородить глупостей».       — Очень советую, — он уткнулся носом ей в шею. — Советую лечь спать и никуда не уходить из номера… Никуда и ни при каких обстоятельствах. Вы замерзли?       — Очень, — честно призналась Магда, не смея шевелиться.       — Одевайтесь теплее, что же вы? Я провожу вас. Для собственного спокойствия.       «Черта с два для спокойствия, — мрачно подумала Магда, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. — Хельга, ты бы тут пригодилась с тортом, вот сейчас, прямо на месте водителя!».       Геббельс провел ее до самого номера. Магда с облегчением заметила, что тот явно рассчитан на одного человека. Она проворно сбросила туфли и обернулась.       — Я принесу чай, — обрубил надежду Геббельс. — А вы ложитесь, время позднее, а завтрашний день будет тяжелым.       «Закрыться бы на замок и потом сказать, что заклинило, — тоскливо подумала она, проводив его взглядом. — Не поверит же». В комнате царила глубокая тишина, и только слабое освещение от маленькой настольной лампы наполняло помещение приглушенным светом. Магда поспешно разобрала вещи, поставила на прикроватный столик куклу, подаренную Хельмутом, переоделась и завернулась в одеяло, пытаясь унять дрожь. Она взяла ее специально, чтобы как можно доходчивее донести мысль: «Я занята, занята!». Глупо, конечно, но так будет спокойнее. Вопреки ее ожиданиям, тревога и беспокойство накатили с новой силой. Никуда и ни при каких обстоятельствах. Почему?..       Она задумчиво посмотрела в окно, и вдруг уловила едва слышные голоса. Встревоженная чужим разговором за стеной, она скинула одеяло и, косясь на дверь, подкралась к розетке. Через нее лучше слышно.       — Не многовато ли? И уверен ли? — этот голос она знала, но не могла вспомнить, кому он принадлежит.       — Абсолютно, — а вот это точно был Геббельс. Магда задержала дыхание, вслушиваясь. — Боюсь, как бы с ней еще что-нибудь не случилось, хочу, чтобы она точно осталась здесь. Сам видишь, как завертелись дела. Мне нужна спокойная ночь, а не дергаться на каждый звонок.       — Спокойной она всяко не будет… Скорее уж жаркой. Может, зря? Не забывай, она не котенок, а убийца. Вдруг ее предназначение…       — О, перестань, — Магда даже по интонации поняла, что Геббельс закатил глаза, — это несерьезно. Просто дай мне еще и кипяток, у тебя полный чайник. Надо же куда-то…       — В таких случаях пьют шампанское, а не чай, мне ли тебя учить?       — В ее случае надо согреться и спать, — огрызнулся министр.       — Тогда коньяк. Но коньяка маловато в рюмке, лучше не мешать.       — Ты тянешь время, которого у меня нет! Не будь болваном. Гитлер с меня голову снимет.       — Ну, не кипятись, — второй человек, довольный своим каламбуром, расхохотался. — Держи. Мог бы и озаботиться покупкой новинки. Электрический чайник нашего производства упрощает…       Магда прыжком вернулась на кровать. Ничего полезного там не подслушать. К возвращению Геббельса она успела снова завернуться в кокон из одеяла. Он занес две чашки с чаем и протянул ей одну.       — Пейте, — он расположился в кресле напротив. — Лучше пока горячий, хорошего чая, в отличие от хорошего пива, в Мюнхене не водится.       Магда кивнула, грея замерзшие пальцы. «Ну, пока все неплохо, вот там и сидите», — подумала она, сделав глоток. Чай и вправду был так себе, мутноватый, с пенкой, такой она в последний раз видела только в поезде в детстве. Геббельс развлекал ее беседой, совершенно отвлеченной. Как будто не он только что целовал ее в машине. Магда расслабилась и вдруг поняла, что его фигура расплывается в глазах.       «Как странно, — с большим трудом подумала она. — Толком ни говорить, ни шевелиться не могу. Что это со мной опять, не хватало снова потерять сознание! Надо прекратить нервничать, ничего страшного не происходит».       По счастью, не тошнило, как тогда. Стараясь не выдать себя, Магда покрепче ухватила чашку и залпом допила чай. Она надеялась, от горячего полегчает. Лучше не стало, глаза как будто заволок туман. Она силилась сидеть ровно и даже некоторое время поддерживала беседу, то выныривая из липкого забвения, то проваливаясь. Наконец, она с ужасом поняла: она полностью перестала улавливать, что ей отвечают. Двигаться тоже было тяжело. Чашка выскользнула из ослабших пальцев, но Магда не услышала, как она упала. «Господи, да что же это такое…» — она шумно вдохнула. С каждой минутой она все больше теряла контроль над своим телом. Ей показалось, будто бы ее уложили на спину.       — Вот так, — Магда вздрогнула, голос звучал как будто изнутри головы, а не рядом. Пересохших губ коснулись чужие, а она не могла ни ответить, ни отвернуться. — Ничего не бойтесь, моя дорогая…       Свет в комнате погас, и она тоже провалилась во тьму.