Над Берлином шел снег

      Баден-Баден встретил их спокойствием курортного города. Он разительно отличался от Берлина, толпа отдыхающих рассеивалась по многочисленным улочкам, и казалось, что людей здесь мало. Несмотря на осеннюю погоду, дни стояли теплые и сухие. Магде нравилось часами ходить по аллее Лихтенталер от площади Гете до Клостерплац, бродить вдоль реки Оос среди старого парка, подставляя уставшее бледное лицо солнечным лучам. Она присаживалась на скамью у фонтана, смотрела на парящих в неподвижном воздухе птиц и думала обо всем и ни о чем одновременно. Мысли текли незаметно. Здесь, у фонтана, не было видно города, показывался лишь краешек неба и медно-золотые кроны деревьев.       Порой у Магды возникало чувство, что за ней следят, она быстро оборачивалась, но не видела ничего, кроме играющих на ветру ветвей. Тогда она переставала беспокоиться и наслаждалась тишиной. Она подолгу расхаживала между деревьев, пиная лаковыми ботинками опавшие листья и слушая, как они шуршат под каблуками. В одиночестве было хорошо, однако чаще с ней прогуливались Хельга и Хельмут.       Хельга следила за ней, как наседка. Она окружила Магду заботой с самого первого дня: всюду ходила с ней, поддерживала режим, заставляла надевать кофту и пальто прохладными вечерами, когда они втроем выходили прогуляться, пыталась заплетать ее кудри в незамысловатые прически. Магда вяло сопротивлялась поначалу, потом махнула рукой. Если уж и восстанавливать душевное спокойствие, то стоит свалить всю рутину на дружеские плечи. Хельга, шумная и громкая, заглушала страхи.       Кроме того, она упорно не позволяла Магде остаться наедине с Хельмутом. Стоило ему открыть рот и предложить прогуляться, Хельга выскакивала, как черт из табакерки, и Хельмуту оставалось только ретироваться. А он не отставал от сестры в заботе, регулярно предлагал Магде то отправиться в термальные ванны, то прокатиться на фуникулере, то пойти посмотреть на римские бани, и все время как будто старался подловить момент так, чтобы отправиться без Хельги. Магде, в общем-то, было все равно. Это Хельга не хотела отпускать ее одну и носилась с ней, как кошка с пузырем.       Наконец, он выловил ее, подкараулив у дверей номера. Она вставала раньше Хельги, обычно спускалась завтракать и ждала их за столиком, потягивая крепкий кофе. Стоило Магде сонно выйти, Хельмут ухватил ее за плечи, и она испуганно ахнула.       — Тише, — взмолился он. — Хельга спит?       — Да, наверное. Пока еще спит. Я не слышала будильника.       — Слава богу, — он выдохнул. — Не буди ее.       — Что за таинственность?       — Она постоянно тебя крадет, сегодня не выйдет, — просиял Хельмут. — А я уже третий день пытаюсь позвать тебя кататься на лодках. Лодка там двухместная, и, если Хельга узнает, она обязательно станет второй. Собирайся скорее, мы должны улизнуть от вечно бдящего Гарма!       Магда улыбнулась. На Гарма Хельга не похожа, скорее на болонку, которую разбаловала хозяйка. Она привыкла к хорошей жизни. Удивительно, как только сошлась с Отто, у которого ни гроша за душой!       — Хорошо, — Магда тряхнула кудрями, гоня мысли прочь. — Дай мне десять минут. Не могу же я пойти в таком виде.       — Буду ждать тебя в холле, — Хельмут сверкнул зубами. — Если замечу нашего надзирателя, возьму кофе.       Магда собралась быстро, привычно подчеркнула губы красной помадой и сменила туфли на более удобные. Хельмут ждал ее у колонны, одетый в коричневый пиджак и светлые штаны, когда только успел сменить костюм! С собой у него была небольшая сумка.       — Тут чай и бутерброды, объяснил он. — Позавтракаем там. Или на ходу, если ты голодная. Я отвезу нас на машине, взял в аренду. Тут недалеко, всего-то двадцать восемь километров. Ну... Почти близко.       Магда рассмеялась. Погода стояла дивная, как раз для пикника: теплое, но не палящее солнце лениво выглядывало из-за облаков, пересвистывались птицы. Хельмут веселил ее всю дорогу, и Магда почувствовала, как силы возвращаются к ней. Когда не надо думать о том, как ты должна ответить, что делать, когда не трясешься каждый божий день, жизнь, пожалуй, даже хороша! Теплый чай в железной кружке и незамысловатый бутерброд с криво-порезанным сыром — и оттого трогательным, конечно, Хельмут делал его сам! — показались ей вкуснее всего на свете.       Путь их лежал по вьющейся вверх живописной дороге через хвойный лес, перемежавшийся тут и там пятнами красных и желтых деревьев. Озеро лежало среди бора лоскутком неба, оторванным и приклеенным к земле. Дышалось легко. Машину они бросили у отеля, стоявшего неподалеку: Хельмут боялся испортить шины, дорога была не лучшей. У самого озера их ждала лодка. Магда с интересом наблюдала, как Хельмут сворачивал пиджак и убирал его в освободившуюся сумку, а потом прятал ее в корнях плакучей ивы.       Лодка оказалась небольшой, с крохотным парусом. Вода озера, практически синяя, играющая изумрудными всплесками, облизывала обшарпанные борта. Она была чистой и прозрачной, и какие-то мелкие рыбешки изредка выныривали на ее поверхность. В лицо пахнуло горной свежестью.       — Не в тему, но… Расскажи мне, что там Хельга? — Хельмут оттолкнул лодку и проворно запрыгнул в нее, пока она не отплыла далеко от берега.       — А что с ней?       — Она же сказала тебе про Отто? —Хельмут нахмурился. — Он выехал в Париж. Хельга убеждала меня, что у него алейкемия, ему выбили выезд к врачу… Но я сомневаюсь, что он вернется.       — Какой кошмар, — охнула Магда. — Нет, она не говорила мне.       — А мне думается, что это лишь предлог, — Хельмут, кажется, не слушал ее. — Она его любит до безумия и закрывает глаза на очевидные вещи, хочет обманываться, чтобы не чувствовать себя брошенной. Конечно, он стремится уехать, в армии у него крайне подвешенное состояние, ведь он еврей.       — Я не думаю… — Магда нахмурилась. И вот снова работа ее нашла! — Даже если и предлог…       — То лишь подтверждает, что политика в отношении евреев правильная, — Хельмут с плеском опустил весла в воду. — О, нет, Магда, не смотри на меня вот так! Я переживаю за Хельгу!       — Мне просто жалко Отто... — Магда подперла подбородок кулаком. — Правда. Я не понимаю, почему все на них, евреев, ополчились.       В голове в который раз вспыхнул образ Эдварды. Первый раз за долгое время он не вызвал жгучей боли и странного комка в животе, наоборот Магде сделалось грустно и тепло. Наверное, Эдварде тяжело приходится, если она жива. И понять ее можно, на самом-то деле. Она оттолкнула Магду, потому что боялась. Грубость — вторая сторона страха. Если бы Магда не привыкла бояться, наверное, влепила бы пощечину Геббельсу там в кабинете. Хотелось бы забыть про Эдварду, не думать, но не выходило. «Наверное, она и держит мое равновесие, — Магда расправила плечи. — Каждый раз, когда я готова рухнуть, она возникает отзвуком, отблеском, отголоском, и я уже не могу, права не имею оступиться…».       — Зачем жалеть, душа моя? — Хельмут положил вёсла и взял ее за руку. — Таково их предназначение. Что поделать? Я слушал выступление Геббельса. Он выдал замечательную вещь: есть люди высшего предназначения, а есть бракованные. Нужно выправить человека, как выводят новую породу собак, вычистить все низшее и грязное...       Магда не ответила. Это не Геббельс, а она произносила речь и, воспользовавшись услужливой памятью, вписала в нее слова отца, сказанные еще в тридцать третьем. Замечательные вещи казались ей ужасной несправедливостью, все теории — большой нелепицей, а приравнивание людей к собакам — несусветной глупостью, но... Хельмут ей слишком нравился, чтобы продолжать с ним спор. Нет смысла в открытой конфронтации с тем, кто дорог.       — Баден-Баден чудесен, — сменила она тему и опустила руку с лодки. Не хотелось портить день и обсуждать политику в таком прекрасном месте. — Я устала от Берлина. Меня преследовали призраки прошлого на каждом шагу.       — Ты много трудишься, — Хельмут задумчиво посмотрел на нее из-под бровей. — Сгорела на работе и вот воскресла из пепла, как феникс.       — Тебе надо писать стихи, — Магда плеснула в его сторону. Как феникс... Как Германия...       — Смотри, утащат русалки, — Хельмут шутливо указал в глубь озера. — Знаешь, что они живут в озере? Да-да, и король Муммельзее! Они его дочери и с удовольствием притащат такую красавицу в его гарем.       — Глупости! — Магда расхохоталась.       — Правду говорю!       Вдруг подул сильный ветер. Озеро покрылось рябью, сделалось шерстяным и серым. С вершин гор стремительно полетели тучи. Громыхнуло, и, прежде чем Хельмут успел развернуть лодку, дождь полил стеной. Тяжелые капли колотили по водной глади, песку, впалым щекам Магды, и с ними на землю спустился запах облаков. Когда они добрались до мелководья, оба успели промокнуть до нитки.       — Быстрее, — Хельмут перемахнул через борт и, по колено в воде, потащил лодку ближе к берегу. — Давай руку!       Магда выпрыгнула из лодки, глухо приземлившись на деревянный мостик. Несмотря на то что Хельмут кинул ей ключи от машины, она дождалась, пока он привяжет лодку к столбику. Схватившись за руки, они побежали к иве, хохоча и поскальзываясь на траве. Белки глаз отливали синевой в сумраке налетевшего ливня. Под серебряною ивой они и поцеловались просто так, ни с того ни с сего: мокрые насквозь и будто зависшие в звездной сверкающей бездне. Хельмут сгреб ее в охапку, а Магда, сгоравшая от смущения, уткнулась ему в шею. На нее нахлынула беспомощность, как тогда, в кабинете, и она обвила его руками, чтобы не соскользнуть на землю. Словно хмельная, она слабо улыбалась, как в тумане прижавшись носом к плечу Хельмута. Во всяком случае, с Хельмутом целоваться было всяко приятнее, чем с Геббельсом.       Дождь становился меньше. Темнело. Освещенные окна отеля на другом берегу вспыхнули теплым желтым светом, выступив из сумрака. Как удачно сумку припрятали под деревом! Горный вечерний воздух пробирал до костей. Хельмут укутал Магду в свой пиджак.       — Что же ты теперь будешь делать? — он заправил ее мокрые волосы за уши.       — Планов на ветхую старость у меня нет, — отозвалась она тихо.       — У меня тоже, — Хельмут пожал плечами, безуспешно пытаясь раскурить влажную сигарету. — И замечательно, значит, мы будем вечно молодыми, даже в семьдесят лет.       Магда кивнула в ответ. Первый восторг отхлынул, и она задумчиво рассматривала шапки гор. Понять, что именно она ощущает, не получалось. Казалось бы, стоит радоваться, Хельмут, милый Хельмут любит ее и, вроде как, признался ей, пусть таким грубоватым образом — он всегда был слегка беспардонным. И, все-таки, тревога вползла в душу. А что она, в самом деле, будет теперь делать? Строить семью? О нет, она не представляет себя в роли матери. Быть женой? А какая из нее жена, если ее вечно нет дома? И Геббельс… С ним что теперь делать? Она незаметно сжала пальцы в кулак, впиваясь ногтями в ладонь.       — Магда? — Хельмут коснулся ее плеча. — Что ты?       — Ничего, — живо отозвалась она. — Просто все так неожиданно… Я не думала, что нравлюсь тебе.       — Шутишь?!       — Нет, — Магда действительно не думала, что она дорога ему не как хорошая подруга, — мне и в голову не приходило, если честно, до недавнего момента.       — Магда, ну что же ты за деревяшка, — Хельмут обнял ее покрепче. — Я ж и цветы тебе носил, и встречал… Ухаживал как мог!       — Ну, я не очень умная, — она хохотнула.       — Да уж, дурочка, — он поцеловал ее в висок.       Действительно, дурочка. Ни с Геббельсом не поняла, ни с Хельмутом, как можно было проворонить! Оба прямым текстом говорили, а пока не поцеловали — не щелкнуло в голове. Хельга постоянно зудила, что оба неровно к ней дышат, и почему все всё равно неожиданность для нее?! И Хельмут, все-таки, сильно настроен на партийную линию. Может, он более гибкий, чем кажется. Геббельс, вон, из любви пошел навстречу, не стал выдавать ее… К черту Геббельса, сколько можно думать про него! Почему он постоянно занимает мысли, особенно сейчас, вдали от столицы?! Магда решила, что взвешивать и решать будет потом. Так или иначе, а любовь Хельмута отчасти на руку, как бы плохо ни звучало: он спасет ее от внимания со стороны министра пропаганды. Если же удастся переубедить Хельмута, перетащить его на свою сторону, будет замечательно. Принял же он Отто, хоть сейчас и ворчит на него. Слушает же он джаз! Она использует свое самое страшное оружие: свой голос!       Дорога назад пролетела быстрее. Магда дремала, прислонив голову к окну, негромко мурчало радио и шуршали колеса по дороге. Хельмут не будил ее, и только на подъезде к Баден-Бадену осторожно тронул за плечо:       — Почти приехали, Мэдди. Машину надо вернуть.       Она заспанно улыбнулась. «Мэдди — это мило», — она потянулась. На багровом горизонте показались расплывчатые силуэты телевизионных антенн, потом стали видны яркие пятнышки — фонари, которые висели на столбах и дорогах.       До гостиницы они шли под руку. Хельмут рассказывал что-то, Магда вспоминала, как когда-то давно он провожал ее домой, и они точно так же шли по улице, громко хохоча и танцуя. Тогда у нее тоже горели щеки, и сердце колотилось быстро-быстро. Ах, ну отчего еще тогда они не поцеловались?! Может, и не было бы всего этого кошмара, она бы сразу была счастлива, не стала бы правой рукой министра пропаганды и его почти любовницей…       И как давно она не танцевала от души, не думая ни о чем на свете! Надо возвращать ту веселую шестнадцатилетнюю Магду Фидлер! Она слишком много плачет, слишком много переживает, топит в себе, как в бездонном колодце, а ведь Хельга права, что такая ноша не по ее плечам. Еще фрау Зиссе сказала ей, что она не создана для подковерных интриг. Нужно снова учиться радоваться. «Мне потребовалось три-четыре похода, чтобы научиться свингу, так и здесь, — она прищурилась от света фонарей. — Я должна оттолкнуться от дна, на которое ушла, чтобы всплыть на поверхность».       В самом отеле Магда осторожно отпустила локоть Хельмута и вовремя: в коридоре они столкнулись с Хельгой. Она выходила из комнаты Хельмута и чуть не налетела на них, уйдя в свои мысли.       — Смотрю, вы не то купались, не то под дождь попали, — она мгновенно красноречиво оскалилась. — Зная моего братца, скорее второе, а то пришлось бы оплакивать вас обоих. Хоть бы оставили мне записку, я с ног сбилась.       — Ты невыносимая, — Хельмут закатил глаза.       — Мне скучно, — Хельга зевнула. — Тут нечем заняться. Единственное доступное развлечение — раздражать тебя, и вдруг ты смылся.       — Нам обязательно надо сходить на танцы, — попыталась спасти ситуацию Магда. — Я невероятно скучаю по тем временам в парке.       — Несомненно, — Хельмут кивнул, обернувшись на нее. — И мы обязательно сходим, Мэдди.       — О боже! — Хельга вдруг всплеснула руками и облокотилась на дверной косяк. — Есть что праздновать? И есть куда пойти?       — Есть наверняка, — Хельмут проигнорировал ее первый вопрос. — Я уточню утром. А пока, если не возражаешь, нам не помешает переодеться к ужину.       — И умыться, — Хельга подмигнула Магде.       Магда скользнула в коридор, бросив быстрый смущенный взгляд на Хельгу, улизнувшую за братом в номер. Хельмут сел на кровать, немного подумал и вдруг засмеялся, хлопнув себя по коленям:       — Я становлюсь идиотом, Хельга!       — Нельзя стать тем, кем являешься. Я всегда тебе говорила, — флегматично заметила она, раскрыв чемодан и вытащив сухую рубашку. — И ты точно идиот, раз осознал только сейчас.       — Как ты удивишься, зануда!       — Чему? — она саркастично оглядела его с ног до головы. — У вас обоих на лбу написано большими буквами, как в «Народном обозревателе», что свидание прошло замечательно. Только попробуй обращаться с этим ангелом так же легкомысленно, как с другими девушками. Я клянусь, я буду первая, кто раздерет тебе горло. А следующим будет Геббельс. Придется ему постоять в очереди, потерпит. Видит бог, я пыталась уберечь ее от тебя!       — Откуда ты знаешь про свидание?!       — Птица на хвосте принесла, — Хельга отвесила ему подзатыльник и вышла, оставив Хельмута сидеть в недоумении. В отличии от Магды и Хельги он еще не заметил следа помады на воротничке.