Над Берлином шел снег

      Конца недели Магда всегда ждала с особым нетерпением. По субботам они собирались старой компанией, иногда танцевали, — теперь она чаще сидела и смотрела, — пели под гитару и страсть сколько говорили. Но утром, когда должна была состояться очередная встреча, Магда проснулась с чувством полной потери ориентации в окружающем мире. Она долго лежала и пыталась узнать комнату. Все было таким настоящим, но как будто и нет. Любые мысли казались чересчур сложными. Магда колебалась. Уж не лишилась она рассудка?       «Не понимаю, — подумала она с усилием, — я чувствую теплую простыню, подушку, почему же кажется, что это лишь продолжение сна? Почему я как будто не в своем теле, а позади него, и оно мне не принадлежит?». Комната казалась ей неестественной, неотчётливой, как будто застывшей, несмотря на колыхающуюся занавеску. «Прямо как на фотографии плоская», — Магда повернула голову и вздохнула. Она не могла различить, на какой цифре остановилась стрелка старых часов, помнящих кайзера Вильгельма Первого. Потом сморгнула, пытаясь рассеять пелену перед глазами и туман в голове. Ощущение оторванности от мира настигало ее и раньше. Магда часто замечала, будто что-то проспала, проглядела, как будто узнала — и узнает — с опозданием. Но так отчетливо не было ни разу. Она потрогала кончик своего носа и отметила: холодный.       Потом, спустя пару минут, Магда сердито подумала: «Какая разница — сон или нет?.. Я не должна лежать». Она встала рывком, спустила ноги на пол и с удивлением отметила, что он, оказывается, шершавый. Раньше она не обращала на это внимание, а здесь ноги почувствовали, какие доски обшарпанные. Кран в ванной был серебристым, и это она тоже раньше не замечала. Еще забавнее было трогать банки на кухне: они разные на ощупь.       Это был очень странный эпизод, из которого Магда сделала вывод: сны — часть ее реальности. Она просто этого не замечала, потому что так было удобнее.       Наваждение прошло на улице, когда ноги и руки обдало прохладным утренним воздухом и когда Магда с удивлением обратила внимание на ощущения при дыхании. «Как забавно, что у меня двигаются ноздри», — она вдохнула полной грудью, и жизнь вокруг вдруг включилась, как включается радио. Зашумели машины, заговорили люди, загавкали собаки. Город затянул ее в водоворот событий.       Так же необычайно остро она ощутила квартиру Хельмута и Хельги, поглотившую ее с первой минуты. Пахло пирогом с капустой и чёрным кофе, дорогими духами, вишневым табаком и молоком. Магда была поражена: уж запах молока она никогда не замечала и даже не знала, что оно пахнет.       Она пришла одной из первых. Кроме хозяев квартиры на кухне сидел Отто, он настраивал гитару и поприветствовал Магду кивком головы. И снова Магда удивилась: раньше она не видела у него веснушек и такого насыщенного цвета глаз. «Словно выдержанный виски, — она хлопнула глазами, как потревоженная сова. — Красиво-то как!». Хельга усадила ее на стул у окна и шумно выдохнула.       — Пока никто не пришел, мы с Отто хотим вам кое-что сказать, — произнесла она беспокойно.       Отто сосредоточенно кивнул, продолжая крутить колки и дергать струны. Хельмут поднял брови и оторвался от созерцания закипающего кофе на плите.       — Отто сделал мне предложение, — Хельга улыбнулась, но несчастно и нервно.       — Какое? — Магда отвлеклась от созерцания гитарных струн. Ее завлекло, что она различала их легкое колебание после удара пальцем.       — Ты серьезно? — Хельга закатила глаза. — Руки и сердца, дурашка.       До Магды не сразу дошел смысл слов. Отто и Хельга не вязались в голове в единое целое.       — Что ж, такое дело надо отпраздновать, — Хельмут ухмыльнулся. — А я давно знал, что между вами нечисто.       — Погоди праздновать, — Отто вздохнул и отставил гитару. — Есть проблема.       — Никакой проблемы не вижу. Вы любите друг друга. Денег нет на свадьбу? Так это не беда, право слово.       — Я еврей, Хельмут.       Хельмут застыл, забыв про кофе. Стало понятно, почему Хельга улыбалась так натянуто и безрадостно. Повисла звенящая тишина. Шипел горящий газ, на улице стучали трамваи. Немая сцена была прервана убежавшим кофе. Хельмут мотнул головой, отгоняя первое впечатление от его слов, и, наконец, прервал молчание:       — Да… Знаешь, с евреями и вправду что-то не так. Но ты не такой. Ты правильный парень. Я тебя давно знаю…       Отто с облегчением выдохнул. Боялся, что Хельмут вытолкает его взашей из квартиры. Право на то он всецело имел. Хельга тут же повеселела и принялась отмывать плиту, ворча на брата, что он не уследил за туркой.       — Но проблема остается… Мы не можем просить бракосочетанья, — Отто развел руками, и гитара опасно поехала по его коленям на пол. — Если бы я знал, я бы даже не заикнулся о свадьбе. Случайно выяснилось, когда начал собирать справки. Мой дед еврей. Раньше бы меня евреем не признали, а сейчас… По закону об охране германской крови и германской чести мы оскверним расу: брак и внебрачное сожительство между такими, как я, и немцами невозможно.       — Это можно обойти, — вдруг подала голос Магда. Когда на нее уставились три пары удивленных глаз, она смутилась и неуверенно добавила: — Я слышала о таком. Есть мишлинги.       — Кто? — Хельга подалась вперед.       — Мишлинги. Понятия не имею, кого причисляют к ним, — Магда виновато улыбнулась. — Я поищу информацию.       — Как?       — Да не знаю!..       — Тогда откуда ты знаешь про мишлингов? — продолжала допытываться Хельга.       — От отца слышала, — Магда затеребила скатерть. — Мильх , кажется, еврей. Так поговаривают, но он проявляет все качества арийца, и на него закрыли глаза.       — С кем ты поговоришь? — Хельга смотрела на нее умоляюще.       Магда призадумалась. С отцом опасно. Он может настучать на Отто. Тогда все пропало. Но с кем?.. Ответ пришел сам собой. Она подняла взгляд и твердо произнесла:       — С Геббельсом.       — Ты с ума сошла? — Хельга замотала головой.       — Я не буду называть имена, — Магда поднялась. — Просто опишу ситуацию, устрою представление. Он всяко лучше знает, как работает аппарат власти и почему кто-то ариец, а кто-то нет. Хельга, ты на него посмотри, он на еврея похож больше, чем Отто.       С этим никто спорить не решился, хотя фраза была, конечно, кощунственной.

***

      Приемная на Вильгельмплац удачно была пустой. Магда колебалась уже десять минут, хотя Ханс вышел и никто не мешал. План был обдуман за два дня и доведен до совершенства профессиональной актрисой и ей, привыкшей прятаться за масками. Она знала: надо взять и тыкнуть себе в глаз щеточкой от туши. Решиться не могла. Сидела, смотрела наотражение в зеркале и отстукивала каблуком дробь. Тушь на мыльной основе. Слёзы сами размоют макияж, будут литься ручьем. Это, всё-таки, неприятно. Собравшись с духом, Магда набрала побольше туши и, сжав зубы, сунула щеточку в уголок глаза. И тут же зажмурилась: защипало с жуткой силой. Кто вообще придумал делать тушь на мыле?!       — Вы что, плачете, Магда? — удача на ее стороне: Геббельс зашел вместе с Хансом, не придется прятаться от услужливого добродушного секретаря.       — Да... — она сжала тушь в кулаке покрепче, чтобы не дай бог не выпала и не раскрыла маскарад.       — Право слово, что случилось?       — Вы не представляете, — она сунула руки в карманы, пряча коробочку туши и пытаясь найти носовой платок. — Моя жизнь рухнула!       — Почему? — Геббельс был обескуражен ее рыданиями и беспомощно переглядывался с Хансом. Успокаивать плачущую Магду не входило в его планы на утро понедельника.       — Мой лучший друг, с которым я столько лет общаюсь, который спас мне жизнь однажды... в общем, не знаю, как вам сказать, — Магда подняла на него огромные серые глаза. Большого усилия ей стоило не рассмеяться, и она таращилась на него, кусая губы.       — Он в беде?..       — О, наверное, в большой. Знаете... Я могу вам довериться? Понимаю, это очень глупо, очень по-дурацки, но у меня совсем никого нет, кому я бы ещё так доверяла.       Ее слова произвели ошеломляющий эффект. Во-первых, Ханса как будто сдуло. Можно было бы сказать, что он просто быстро удалился, не дожидаясь просьбы, но он действительно улетел, как осенний лист, поднятый внезапным вихрем. Во-вторых, она явно завладела всем вниманием министра пропаганды.       — Что ж, пойдёмте ко мне в кабинет, и вы расскажете все по порядку, — он обернулся, обнаружил, что Ханса уже нет и без его приказа, и помог ей подняться.       — Понимаете, мы общаемся с ним так давно, он много раз доказывал, что он истинный ариец, спасал мою жизнь, носил мне на курсы еду... Он помог мне подготовиться к вступительным, подтянул философию бесплатно... — уже в кабинете жалобно всхлипывала Магда и театрально размазывала тушь по щекам. Как же щипало! Больше никогда не купит эту марку косметики!       — И что же с ним?       — Он... Боже, да я не знаю, как вам сказать! — Магда уронила голову на ладони и застыла, подглядывая из-под упавших на лоб волос.       Ее мягко приобняли за плечи. Министр пропаганды выглядел растерянно. Он не ожидал такой бури с утра пораньше и понятия не имел, что ему с ней делать. Магда ухмыльнулась. Решительно, Хельга права: мужчины все одинаковые. Хельмут когда-то давно сидел с таким же лицом. Часть дела сделана, пора играть ва-банк.       — Не плачьте, право слово... Слёзы вам совсем не к лицу... Что же с ним не так? Он болен?       — Хуже. Он еврей.       Рука Геббельса замерла на плече. Его лицо отразило целый калейдоскоп эмоций от удивления до отвращения и странного смущения.       — Еврей? — спросил он внезапно севшим голосом.       — По деду, — Магда всхлипнула.       Несколько минут сидели молча. Магда продолжала прятать лицо в ладонях и наблюдала сквозь пальцы за Геббельсом. Тот сидел по струнке, напряженный и молчаливый, необычайно серьезный. «Как же я вас огорошила, — она на всякий случай шмыгнула носом. — В последний раз вы так читали мою первую речь…».       — Вот что, Магда... Есть ли у вас его фото? — наконец спросил он вкрадчивым полушепотом. — Никогда не думал, что сам пойду на такое...       — Какое?       — Фото, Магда!       — При себе нет, конечно, я не ношу фото друзей...       Министр облегченно выдохнул.       — Принесите завтра. Нужно взглянуть на него. Знаете, редко бывает такое, но еврейские и немецкие фамилии иногда невероятно похожи. Нужно посмотреть на вашего друга. Может быть, все не так плохо. И, раз уж вы доверили мне свою тайну, позвольте и мне доверить тайну вам.       Магда напряглась. Не хотелось быть хранителем секретов министра пропаганды. А что, если он сейчас скажет, что он сам еврей? Она же не выдержит и истерически расхохочется. Какой-то дешевый водевиль.       — Если человек, можно так сказать, полукровка, он может получить определенный документ, признающий его немцем. Если ваш друг может ходатайствовать о получении исключительных разрешений, которые освобождали бы его от расовых ограничений и приравнивали к арийцу. Ему выдадут свидетельство о расе. Из еврея на четверть он станет чистым арийцем. После будет ясно, так ли это. Если он проявит себя хорошо, вы сами понимаете...       — И вы можете выписать...       — Не я. Вы же понимаете, Магда, чистота расы — дело государственной важности. Один я не могу ничего решить, этим занимается генеалогическое бюро при личном штабе рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Ваш отец, в частности, может помочь при экспертизе, если вы того захотите. Но даже прохождение комиссии не гарантирует ничего. Фюрер должен утвердить ходатайство. Он редко делает такие исключения, и я не посмею обнадежить вас... Я спрошу… Но я никогда не подходил к нему с такой просьбой, а здесь ещё и вы... Он уважает вас, Магда, поэтому может рассмотреть такой вариант...       Слова давались ему с трудом. Геббельс от всего сердца презирал этот документ и тех, кто просил за своих друзей. Но неужели Магда может ошибаться? Неужели он может отказать ей, заплаканной, бросившейся за помощью лично к нему? Пусть принесёт фото. Может, все не так плохо. Может, он действительно немец, и ошибка будет очень обидной.       Магда «успокоилась» и просто сидела, ожидая, когда ей позволят уйти. Хотелось умыться, побежать к Хельге и обрадовать ее новостью.       — Магда, — Геббельс словно все еще колебался. — Скажите… Этот ваш друг… Является вам кем-то большим?       Магда качнула головой.       — Для меня нет, но для подруги…       — Для вашей подруги?       — Да, — Магда тяжело вздохнула. «Да что же ты такой тугой? Отпусти меня!» — она взметнула брови домиком.       — Пусть ваша подруга будет осторожна и внимательна, — министр пропаганды прищурился. — Пожалуйста.