Господин Безумие

В величественном замке повеяло мраком. Нечто Дьявольское плутало по коридорам, вместе со мной, пытаясь отыскать Клементину среди факелов и гобеленов. От каждого камня теперь как будто пахло сыростью, а воздух внутри стен превратился в затхлую и удушливую газовую смесь. И наконец я увидел волчицу, сидящую на холодном, словно глыба сурового льда, полу. Я подошёл к ней поближе, не решаясь окликнуть. Тревожное предчувствие зажимало мне губы своей громадной задубелой ладонью. И тут волчица подняла на меня отяжелевший взгляд. Я видел, как в её глазах зарождается сначала страх, который по цепочке превратился в боль, а затем уже и в ярость. — Ты… — грозно зарычала на меня Клементина. — Ты обещал! — она стиснула зубы и бросилась в мою сторону, будто обезумевший зверь, загнанный браконьерами в угол. — Клементина, в чём дело? — вопреки чувству самосохранения, я зашагал навстречу, но волчица лишь вцепилась в мой воротник мёртвой хваткой. Она трясла меня, словно гремучая змея трясёт при виде врага кончиком хвоста. — Ты обещал, что спасёшь! Где ты был?! Как мог оставить нас?! Я не прощу! Не прощу никогда! — Клементина бессильно сползла вниз и горько заплакала, сжав голову в хрупкие плечи. — Я доверяла… Всегда тебе доверяла… Сделав глубокий вдох, я сел рядом с ней, опираясь на одно колено. — Милая, ты можешь сказать, что случилось? Я искренне не понимаю, почему ты так отчаянно плачешь, — я отодвинул от её лица спадающую пепельную прядь, заглядывая в покрасневшие янтарные глаза, а затем, удостоверившись в том, что она не задушит меня в аффекте, аккуратно вытер большим пальцем залитые слезами щёки. — Великий маг… — Клементина сморщила брови и жалостливо всхлипнула. — Умер сегодня утром. Я отшатнулся. — Как умер?.. — переспросил я, отрицая горькую весть. — Ты точно уверена в этом? Адальберт! Он же… Да быть такого не может! Но волчица лишь устало уткнулась лицом в мою грудь, обнимая дрожащими руками спину. Когда Клементина пришла в себя, она молча повела меня в покои мага. С порога запахло мокрой почвой. И я сразу узнал в этом запахе путресцин с кадаверином. Мёртвое тело в зачаточном процессе разложения выделяет множество трупных ядов, которые сперва пахнут чем-то вроде скошенной травы или земли… Будто покойник предчувствует, куда отправится в своё последнее путешествие… На кровати лежал Адальберт, накрытый простынёй. Голова закружилась. Стало дурно. Я присел на кресло, пододвинутое к изголовью кровати. — Константин, тебе нехорошо? — взволновалась волчица. — Ты побледнел. — Учитель… — только и смог прошептать я, провожая застывшим взглядом Великого мага. — Простите… — Его Величество звал тебя, — мрачно сказала Клементина. Повисло долгое молчание. Из-за приоткрытого окна послышался шелест гудящих крон, залитых лунным светом, застрекотали ночные сверчки. — Неужто ли такой бесславный ему отведён конец? — взмолился я к волчице. Но она лишь тихонько подошла к окну, вдыхая полночную прохладу в лёгкие. — Нет, — твёрдо сказала Клементина. — Пока помню я… Пока мы помним, Константин! Его Величество будет напутствовать нас! И имя его ещё ни раз прозвучит в эльфийских балладах! — Клементина устремила взгляд в мерцающие небеса. — Пока живы мы, — заключила волчица. — Диаваль знает? — тоскливо спросил я.

***

Мы спустились вниз по лестнице и преступили порог тронного зала. Диаваль и Мун умиротворённо пили чай, вместе с многоруким Гилмором. Гундуф, пушистый зловонный тролль, подъедал крошки печенья на полу. Завидев нас, герои Великой Битвы привстали в тревожном ожидании. — Дорогая Клементина! Константин! — Диаваль подошёл к волчице и поцеловал её тонкие пальцы. Затем в знак приветствия крепко пожал мою правую руку. — Как самочувствие Его Величества? Клементина заревела в его объятиях, не сдержав порыв горевания. — Чернокнижника больше нет, — виновато сказал я, перенося всю ответственность за признание на себя. — Я не сдержал обещание… Печенье упало из рук Гилмора, а Мун едва не захлебнулся чаем. — К-как?.. — ноги Гилмора подкосились и не удержали придворного повара. Он едва не опрокинул стул, пытаясь не упасть на каменные плиты. — А как же куриный суп с укропом и… Помилуйте, это ведь шутка? — А я… — Мун обречённо разжал кулаки. — Принёс Его Величеству букет лунных лилий… Гундуф отбросил крошки и с разбега пнул меня лапой в ступню, гневливо посыпая визгами и бранным кряхтением мою траурно чёрную обувь. Я стыдливо потупил взгляд. Так мне и надо! Гундуф в праве даже заплевать мне берцы своей липкой слюной за эту роковую ошибку! Я заслужил. Диаваль сильнее обнял несчастную Клементину, поглаживая пепельную макушку и утешая её скорбный вой. — Ты не виновен, брат, — наконец сказал Диаваль, и ветер, гуляющий в зале, невольно поднял вверх его тёмно-алую прядь волос. — Да будет благословлён светлый путь Его Величества… — Так что же это… — робко прошептал Мун, глядя на волчицу и Диаваля. — Аасте нужен другой Король?.. Но Клементина лишь громче заплакала, услышав его неуместный вопрос. Я бросил уничтожающий взгляд в сторону Муна, и густой туман глубокого сна переместил меня обратно в постель, в объятия когтистых лап Феназепама. Оказалось, что проснулся я от дикого кашля, который просто разрывал меня на куски и драл горло с особой жестокостью. Мне пришлось разбудить и кота, когда я стремглав побежал к раковине, сплёвывая кровь. Было два варианта: либо это в действительности обострение ХОБЛ, либо онкология. И ни тот, ни другой вариант меня не устраивал. Я сразу представил себе, как метастазы проникают в близлежащие органы, а потом и в мозг. В то, что я больше всего ценил в других людях… Сразу вспомнилась практика в неврологии. Органический психоз в женской части отделения. Как же я тогда ликовал при мысли о том, что могу на третьем курсе наблюдать то, что не показывали на психиатрическом кружке при моём университете. Там обычно лежали люди, которые готовились попасть в психоневрологический интернат, хотя от части «неврологический» было одно лишь громкое название. Все психозы, которые мы наблюдали, были либо шизофреническими, либо шизоаффективными. Руководитель кружка считал, что всё остальное не так интересно для нас. Но тогда… На практике… Я впервые смог подробно расспросить врача про опухоль пациентки в её левом полушарии, которая давала аффект тревоги и ярости. Ночью, когда все спали, она пыталась задушить свою соседку по палате, а наутро ей вызвали психиатров-скоропомощников. Её врач сказала, что пациентка дезориентирована: «То она в бассейне, то в аду, то в саду райском, то на Камчатке». Потом она добавила про тот ночной случай с удушением, психомоторное возбуждение и то, что они вкололи ей хлорпротиксен. Мне даже удалось посмотреть на расспрос пациентки, а потом самолично отвезти её в реанимацию, потому что туда отсылали всех больных в психотическом состоянии. Обычно им вкалывали наркоз в виде пропофола, чтобы они не доставляли хлопот. Затем эту женщину вернули обратно, чтобы сделать пункцию и заставить подписать согласие на МРТ головного мозга, от которой она настойчиво отказывалась всё это время. Пункцию ей пытались сделать врачей шесть, как минимум. Пациентка кричала, вырывалась и даже укусила меня, когда я помогал её держать. Она говорила, что сейчас опорожнится в памперс, и все присутствующие в отвращении оставят её в покое. Но после четырёх не справившихся врачей вызвали реаниматолога, а затем и заведующего. После этого студентов выгнали и пытались сделать ей чёртову пункцию ещё около двух часов. Безуспешно. Ликвор пациентка «не отдала». А потом она скоропостижно скончалась, как умру и я, если не брошу курить. Думая об этом, я не заметил, как снова сижу с сигаретой в руке, отрешённо стряхивая пепел в открытое окно. Как же хотелось в него выйти… Но мысли о Фене не давали мне этого сделать.

***

Всю неделю я мечтал об этом выходном дне, который в итоге полностью провёл в кровати. Тревога росла с каждым новым часом, с каждой минутой. Я не мог отказаться от чёртова табака, не мог! Как не могут контролировать психозы мои пациенты, как не могут больные с анорексией перестать худеть, как Кристина в меланхолическом раптусе не могла не раздирать кожу и не биться головой о прутья кровати. Мне нужен врач. Три врача. Нарколог, психиатр, пульмонолог… Да почему я не могу просто перестать курить?! Я слабый, я безвольный, я больной? Кто я?.. Я безучастно разблокировал телефон, чтобы включить себе что-то на фон, но тут на экране показалось окошко вызова под неизвестным номером. Я скинул трубку, но вызовы продолжились, и это меня испугало гораздо больше, чем первый увиденный труп. Я старался игнорировать их, чтобы собеседник на том конце провода понял, что я не желаю вести беседу. Но после двадцати пропущенных я не выдержал и поднял трубку. — Слушаю, — твёрдо и раздражённо процедил я. — Константин, — послышался женский голос из динамика. — Ты можешь выслать мне… — голос стал более робким. — Немного денег? — Представьтесь, пожалуйста, — я уже приготовился снова сбросить вызов, как тут… — Ты даже не узнал голос родной матери? — помехи через трубку зашипели теперь особенно обречённо. — И зачем тебе деньги? Попроси у отца. — Если бы ты не отверг связь с нами, то ты бы узнал, что он уже год как мёртв, — сказала она без особой печали или тоски. Я только лишь заметил, что она странно проглатывала слова. Ощущалось это как опьянение в степени «такой же хлам, как у меня в шкафу». — Я не буду тебе ничего высылать. Ты же жила без меня так долго, а теперь я тебе вдруг понадобился. Скажи честно, ты пьяна? — фыркнул я, намеренно скупясь на эмоции. Отца мне не было жаль, как, в принципе, и спившуюся нарциссичную мать. — Нет, сын. Я же люблю тебя, я всегда тебя любила! — запричитала она. — Я не заметил, — съязвил я и завершил звонок. Мать испортила мне и без того отвратительное настроение. А Феня, как назло, начал мяукать и просить ласки, которой я не мог дать ему в такой ярости и в таком отчаянии. И я, злобно шлёпая тапками по паркету, направился на кухню, чтобы нервно закурить. Опять. Какой же я придурок…

***

Сна не было, как и не было желания продолжать эту пытку над собой, пытаясь переключиться с дурных мыслей на более позитивные. Как там психологи советуют? Подышать маткой по квадрату? А что делать, если природа обделила тебя таким жизненно важным органом дыхания? Да и, если честно, у меня и других-то органов дыхания — Феназепам наплакал. Снова стало тревожно, как будто перед коллоквиумом. Я неожиданно поймал себя на очередном вьетнамском флешбэке, когда приходилось спать по два часа в сутки несколько дней подряд, сдавая зачёты и коллки. Меня всего передёрнуло, мурашки пробежали по спине, а дыхание сбилось. Сердце подозрительно стукнуло по рёбрам, а нервы, словно натянутая струна, связали мне на шее крепкую удавку. Ладони непривычно быстро стали влажными от необъяснимого страха, и я подумал, что в моём измученном организме определённо что-то пошло не так, что-то поломалось окончательно. Я так и умру здесь? Один в этой мрачной квартире? Я начал качаться из стороны в сторону в безуспешных попытках снизить тревогу и ужас, который опрокинул меня головой вниз, словно в боях без правил противник стремглав укладывает поражённого в нокаут. Сердце всё ещё качало кровь с неимоверной быстротой, и я почувствовал, как горят мои щёки изнутри, как руки трясутся и хватают меня за давно не стриженную голову. Я устал, я так устал от всего этого дерьма! Я выдыхал воздух, но был не в силах вдохнуть, и жалкие хриплые стоны, вперемешку с осточертевшим кашлем вырывались из гортани. Нет, я точно сошёл с ума, я обезумел, я потерял над собой контроль! Я не могу, не могу, больше так не могу! Я терпел, пытался дышать, но ничего не получалось. Ничего не выходило правильно, как должно было быть. Это точно последний мой день, точно последние секунды перед смертью, о которой я так мечтал, и которой так сильно боялся. Мыслей то ли не было, то ли они проскакивали мимо моего сознания настолько быстро, что мне не удавалось сложить их в удобоваримую субстанцию. Время остановилось, застыло в этом ужасном полусне и полуреальности. Конец, конец, конец! Нестерпимо, невозможно, невыносимо больно и страшно! Страшно, как никогда в моей никчёмной жизни. Предметы снова потеряли объём, формы их расплылись, как будто я снял или надел очки, которые мне не подходили. Диоптрии менялись с такой быстротой, что я не успевал фокусироваться, понимать, кто я, где я, и сможет ли хоть что-то мне помочь. Казалось, что я теряю сознание, что я выхожу из собственного тела, что я ничего не могу, кроме того, что продолжать сильнее шататься из стороны в сторону, всё сильнее вдавливать голову в костлявые плечи. Я надеялся, что это просто паническая атака, а не сердечный приступ. В тот момент, когда я намеренно задержал дыхание, гипервентиляция лёгких снизилась, и голова практически перестала кружиться и раскалываться от странной, почти несуществующей, боли. Я хотел вызвать скорую помощь, но руки тряслись, и телефон не выдерживал такой тряски, то и дело отбрасывая меня из одной вкладки в другую. Кое-как я набрал общий номер экстренной службы спасения, потому что ничего больше не приходило на ум. Мне нужно было услышать хоть что-то, хоть какие-то слова живого человека! Вызов приняли быстро, я не успел понять, что сказал диспетчер, но, очевидно, меня переключили на другую службу. Стало в сто крат страшнее, и дыхание снова сбилось. — Вы попали в службу неотложной психологической помощи, слушаю Вас, — только и смог расслышать я в динамике, но в ответ лишь взвыл и зарыдал, как маленький ребёнок. — Где Вы сейчас находитесь, кто-то из близких может помочь Вам? — голос девушки звучал спокойно и чётко. — Я… Я не знаю… Я не понимаю! — вырвалось из меня, хотя в глубине души я догадывался, что это сильнейшая паническая атака, а не последние минуты перед полным сумасшествием или смертью. — Что произошло с Вами? — Не знаю! — снова выпалил я, раздирая руки ногтями, чтобы хоть немного успокоиться. — Как я могу помочь Вам, молодой человек? — Кажется, это паническая атака, — я чуть не сорвался на отчаянный крик, но остановил себя. — Сколько Вам лет? Вы знаете, что могло вызвать такую реакцию? — Тревога. Нарастающая всё это время тревога! — Прилягте, пожалуйста, на кровать и попробуйте подышать медленно. Вдох… Выдох… Я слушал её спокойный голос, и ужас постепенно начал затихать. Я смог выдавить из себя что-то более осмысленное, чем всхлипы и крики. — Попробуйте сосредоточиться на окружающих Вас предметах, не забывайте делать глубокие вдохи и выдохи. — Мне кажется, что я могу умереть, хотя понимаю, что это вряд ли произойдёт, — чуть более тихо сказал я, слушая её рекомендации. — Я не могу, я так больше не могу… — Слушайте меня внимательно: вдох три секунды, задержка в одну секунду и выдох шесть секунд. Сосредоточьтесь на выдохе. Паничка отпустила настолько же резко, насколько появилась. После нескольких циклов дыхания. — Прошу прощения за беспокойство, — сказал я, уже обессилев, и попытался подняться из положения лёжа в положения сидя. — Кем Вы работаете, сколько Вам лет? — Двадцать шесть, — сказал я, проигнорировав первый вопрос. Это так бестолково и глупо со стороны чёртова психиатра, который не может сам себе помочь. — Я работаю врачом в детской больнице. — Врачом какой специализации? — продолжала она давить на больное место, учитывая мою некомпетентность. — Терапевтом, — соврал я. — У Вас раньше бывали панические атаки? Вы обращались за помощью к психиатру? — спросила она, и я поморщился, не желая думать о том, что мне всё же придётся записаться на приём. Какой позор… Какой позор! — Один раз в жизни только была. После самоубийства лучшего друга. За помощью обращался только в подростковом возрасте с диагнозом тяжёлого депрессивного эпизода. — Настоятельно рекомендую Вам обратиться ещё раз. Это уже вне рамок моего профиля работы, к сожалению. Я кивнул, соглашаясь со словами психолога, хотя знал, что она не увидит этого. А затем мне стало ужасно стыдно, и я, как самый настоящий дурак, сбросил трубку, горько вздыхая в полной тишине пустой тёмной квартиры.

***

Открыв ноутбук, я попытался найти психиатра в каком-нибудь частном центре и наткнулся на пожилого мужчину, внушающего доверие. Но запись к нему, в подходящее для меня время, была только через несколько дней. Во вторник. Мне было страшно представить, что я вновь услышу обвиняющие голоса или словлю третью в своей жизни паничку. Я записался на приём и попытался уснуть, попутно уже засовывая в рот нейролептик. Как же дерьмово... Это просто какой-то трендец. Самый настоящий кошмар, который обрушился на меня так внезапно и с такой омерзительной быстротой. Что это? Реккурентное депрессивное расстройство с психотическими симптомами? Но ведь если депрессия психотическая, то думать надо о других диагнозах. Более страшных, более не подходящих для человека, работающего врачом-психиатром. И я корил себя все эти тридцать минут, пока аминазин втягивал меня в долгий сон. Я всегда чувствовал себя после него, словно мне ударили дубиной по голове и вырубили на четырнадцать гадких часов беспробудного сна. Я слишком пристрастился к нему за последнее время. Кажется, он был выписан мне Ленкой, и уже был слегка просрочен, но меня это не пугало. Я давно наплевал на свой организм, хотя сегодняшняя паничка доказала обратное. Похоже, на самом деле я не хотел умирать. Но я больше не хотел жить именно так, как живу сейчас. Гадко, мерзко и ужасно противно от самого же себя. Наверное, теперь я понимаю, кто я: костлявый до нельзя некомпетентный больной врач, который не может сделать ничего нормально. И от слова «врач» в этой веренице самокритики становилось больнее всего, потому что оно не сочеталось с ругательствами, посылаемыми мной самому же себе каждый день. Непечатные слова, которыми я крою себя, беспощадно и самоотверженно, иногда доходят до абсурда, в который я в этот момент беспрекословно верю. Значит, это не бред, раз я понимаю, что это не в полной мере нормально? Не всё так плохо или же, наоборот, ужасно и омерзительно от такой бесполезной рефлексии? Бесполезной, потому что я не могу ничего изменить. Я слабый и умалишённый… Я полный ублюдок, гад, паразит, который занимает место в больнице для достойного врача-психиатра. По-моему, я где-то уже это слышал…