Господин Безумие

Я шёл вдоль оживлённого шоссе, по которому с завываниями носились автомобили, а над моей головой непроизвольно и монотонно нервным тиком мигали огни фонарей. Около входа в паб, который находился на возвышенности, столпились курящие пьянчуги, непринуждённо затягивающиеся табачным дымом. Я последовал их примеру, достал из пачки сигарету и поджёг её. Дым развеялся в воздухе и растворился в лучах фар ажитированных машин. Поднявшись по лестнице, я вышел ко входу и скрылся за углом у потрескавшейся стены, потому что там было меньше людей и не так ощутим запах проспиртованной щетины. И тут из-за входной двери вырвался растрёпанный мужик с покрасневшими глазами и начал неистово орать. Он носился из стороны в сторону и хаотично размахивал руками. — Гоша! Гоша, ты где, мать твою?! — кричал он, приправляя возгласы пикантными трёхэтажными матюками. Я попытался понять, алкогольный ли это психоз или, может, делирий. Но анамнестических данных было не достаточно. Сколько дней пил этот мужчина? Вызвано ли его поведение интоксикацией или напротив — отказом от спиртного после длительного запоя? Однако, увидев, что этот разъярённый бык направляется ко мне, я прекратил размышления и испуганно попятился назад. — Эй, чел! Ты Гошу не видел? — он схватил меня за плечи, и я почувствовал, что концентрация алкоголя там явно превышает все допустимые пределы. От него пасло так, что это было невозможно выносить. — Вы хотите поговорить об этом? — растерянно сказал я, не придумав ничего лучше, чем попытаться успокоить его состояние демонстративным собственным равнодушием. Мужчина завис и выдал ошибку сервера на лице. — Слышь, я тут по ходу друга просрал… — вбросил он, а потом прислушался к шуму машин. И тут мужчина резко повернул голову, подошва его кроссовок шаркнула об асфальт, и он рванул к лестнице. — Твою мать, Гоша! — эхо разнесло по улице его множественные ругательства и диковинные бранные слова. Навстречу ему вышел второй потрёпанный мужчина с лишним весом и разбитой бровью. — Я тебя щас убью! — громко рявкнул первый и прыгнул сзади на Гошу, колотя его кулаками. Я потушил сигарету и попытался слинять, как тут эти двое, а точнее, трансформер из пьяного мужика, сидящего на плечах второго пьяного мужика, зашагал за мной. — Эй, мы нормальные, если что, — сказал герой-наездник. — Меня Миша зовут, — Он подал мне руку и широко улыбнулся ртом, в котором не доставало одного левого премоляра. — Рад знакомству, — я поморщил лицо, стараясь скрыть отвращение. — Ты какую музыку слушаешь? — спросил меня Гоша, спихивая с плеч своего напарника, чтобы тот рухнул в грязный сугроб. Я оглядел футболку покачивающегося халка, на которой большими буквами было написано «System Of A Down». — Ту же, что и Вы, — ответил я. — О, рокер что ли? — ещё сильнее повеселел Гоша. — А Манапарт слушал? Это питерские армяне, поют лучше системы даже! Голос точь-в-точь, как у Танкяна! — речь его была подозрительно грамотной и связной, несмотря на опьянение. — Вон он, — крикнула Лена Ирине Степановне и кивнула в мою сторону, подходя поближе. Я посмотрел на наручные часы. Лена с Ирой опоздали на три минуты. — Милые дамы, — Миша встал из сугроба и нагло полез целовать руку Лены. — Так, ребята. Это всё славно, конечно, но мы вынуждены вас оставить, — я остановил Мишу и прикрыл за собой смущённых девушек. — Могу порекомендовать знакомого нарколога. Вредно столько пить. Придерживая входную дверь, я проследил за тем, чтобы коллеги остались в безопасности и зашли внутрь целыми. По ушам ударил звук оглушающей музыки, рвущейся из колонок. Яркие огни от прожекторов мерцали на потолке и переливались разными цветами в такт песне Порнофильмов. Лена сняла куртку и тихонько, но эмоционально, начала подпевать: «Дайте мне белые крылья!». Я подхватил её куртку и повесил на крючок в гардеробе, а после помог раздеться Ирине Степановне. — Пойдёмте выберем место? — предложила Ира, уже начавшая протискиваться сквозь толпу танцующих. Я тут же вспомнил нашу преподавательницу по физиологии, которая рассказывала про диапедез форменных элементов крови через стенки сосудов. Ирина в этом красном платье очень сильно напоминала мне эритроцит. Мы нашли столик у стены и скинули сумки на диван. — Прикиньте чё Николай Иванович вытворил, — резко начала Ира. — Я поливала, значит, цветок на подоконнике два месяца, а вчера смотрю — нет цветка. Спёр, хрыч старый. — А почему ты решила, что это Николай Иваныч? — хихикнула Лена и уселась за стол. — Да потому что он уже у меня монитор один раз стащил новый из ординаторской. Я себе заказала, потому что мой зависал. Так я из отпуска вышла, а на моём месте старый комп стоит. Мне потом Нина Геннадьевна сказала, что видела, как Иваныч его выносит в свой кабинет. Беспредел! Я открыл меню, чтобы не участвовать в дамских сплетнях, и сделал вид, что не обратил внимание на историю с несчастными цветком и монитором. — Вы слышали, кстати, что заведующего сменить хотят? — сказала Лена. — Нет, а что случилось такое? — я выглянул из-за приоткрытого меню. — Не знаю, распоряжение начальства вроде. Но ещё точно не известно, сменят или нет. — Ясно, — я снова сделал вид, что уткнулся в барную карту, хотя всё же изредка поглядывал исподлобья на окружающую обстановку. Вокруг творился хаос. Беззаботные посетители неумело танцевали и сбивались в круги, официанты носились около столов с поясами, напичканными металлическими рюмками, а напротив нас, на диванах, один из гостей распластался в полном ауте от выпитого алкоголя. Услышав какую-то очередную знакомую песню, девушки протиснулись в гущу толпы, и я потерял их из виду. Я снова вспомнил пары по физиологии. Изо всех щелей по моим мозгам била такая огромная туча сильнейших раздражителей, что частота генерации нервных импульсов окончательно превысила порог. По цепи нейронов возбуждение начало проходить весьма затруднительно, сработал механизм запредельного торможения, и я погрузился в состояние дереализации, не понимая, что здесь вообще происходит. — Уже выбрали что-нибудь? — спросила меня официантка. И чёрт… Я не простил бы себе, если бы даже в дереализации не заметил её утончённую истинную красоту. Это была девушка с короткой стрижкой и красными волосами, два рукава её были полностью забиты татуировками. На поясе висели рюмки, как и у всех официанток, однако ей этот пояс шёл гораздо больше, чем всем им вместе взятым. Яркий вечерний макияж сверкал при свете огней, улыбка завораживала, а стройная талия сводила с ума. — Да, наверное… — я всё ещё пытался вытащить себя из ощущения потери реальности. Но мои старания оказались тщетны, весь мир будто отдалился от меня и то ли стиснулся в микроскопическую крупинку, то ли расширился, подобно вселенной. — Виски с колой, — промямлил я, надеясь, что у них есть этот напиток. Потому что отрешённость, вызванная пресловутым запредельным торможением, не дала мне ничего выбрать, погрузив с головой в созерцание происходящего со стороны наблюдателя. — Да, конечно, сейчас принесу. Приятного вечера, — девушка подмигнула мне и растворилась, как это пару минут назад сделали Ира и Лена. И всё снова смешалось в искусственную иллюзию, всё снова стало напоминать лишь жалкие декорации, призванные быть похожими на действительность. Мир фрагментировался, потускнел, стал чужим. Мне казалось, что я дезориентирован, что предметы потеряли объём, что движения людей превратились в неправдоподобные, призрачные и застывшие во времени искажения пространства. Музыка, шаги и разговоры стали притуплёнными, как перкуторный звук при экссудативном плеврите, и весь этот тревожный симптоматический набор ощущался мной, как просмотр фильма на экране сквозь двояковогнутые линзы, не подходящие человеку без выраженной миопии. Я вновь почувствовал, будто нахожусь в больнице. Как тогда, девять лет назад. В качестве пациента. Я вспомнил Эмиля и двигательный праксис, я вспомнил тот ветер, дующий из-за приоткрытого окна, Арину, которую с тех пор я так и не встретил после её увольнения. Я вспомнил всё: и стул, раздробленный в щепки тётей Женей, и запах первого отделения, и спортивный зал… А ещё до боли знакомые слова: «Ты такими шуточками меня скоро в могилу сведёшь. Ку-ку, ты двадцать минут сидел и удивлённо смотрел на свои руки»… И вот сейчас всё повторилось. Опять. Это конец? Или это только начало конца?..

***

Официантка мелькнула перед моими глазами и остановилась у столика с напитком на подносе. Я уже успел прийти в себя к тому моменту, как взгляд мой вцепился в её зачернённые красками руки, скрывающими белые рубцы. — Виски с колой, — улыбнулась она. — У Вас не найдётся пары минут на перекур? — спросил я, готовясь к отказу. Она настороженно мотнула головой. Но затем, поменявшись в лице, быстро достала из кармана пачку вишнёвого сенатора. — Вы как раз вовремя. Сама собиралась выйти не так давно. Я повесил сумку на плечо и зашагал к выходу, вместе с девушкой. У потрескавшейся стены я поджёг сигарету и поделился зажигалкой со своей спутницей. — Инесса, — кратко представилась девушка и прикрыла от ветра зажигалку ладонью. — Необычное имя, — я ухмыльнулся. — Меня зовут Константин. — Довольно странно, что Вы проявили внимание именно ко мне. В зале так много других красивых девушек… — Инесса задумчиво затянулась приторно-сладким дымом тонкого дамского сенатора. — Мне было интересно, состоите ли Вы в отношениях. И насколько стабильны эти отношения, — не скрывая правды, сказал я. — Вы действительно считаете, что могли бы посостязаться с моим парнем? Вопрос звучит так, будто бы Вы собираетесь именно это и сделать. — Вовсе нет, это спортивный интерес. — Вы бабник? — Инесса стряхнула пепел одним движением указательного пальца. — Похоже, что Вы меня неверно поняли. Я хотел проверить, ошибочны ли мои догадки. — Что ж. Отношения с парнем у меня и правда не так стабильны, как хотелось бы. Я не могу сдержать вспышки гнева, поэтому Вам вряд ли будут по душе оленьи бои за такую, как я. Не обратив внимание на последнюю фразу, я продолжил беседу. — А Вы часто испытываете чувство пустоты и одиночества? Инесса застыла и больше уже пепел не стряхивала. Она вся побелела, а игривая улыбка молниеносно сошла с лица. — Как Вы узнали? — занервничала Инесса. — А ещё у Вас постоянно меняется настроение, Вы импульсивно себя ведёте и боитесь, что Вас бросят или оставят одну? — Хватит! — девушка повысила голос. — Кто Вы такой? — Я прошу прощения. Мне не стоило говорить Вам этого, — я потушил окурок о мусорный бак. — Извините ещё раз. — И что? Вы просто так оставите меня с этими мыслями? Скажите, что происходит! — я увидел, как она сжимает зажжённую сигарету двумя пальцами, чтобы потушить её о свою кожу. — Вам не понравится то, что я скажу. — Но Вы знаете, что происходит со мной! — Инесса обхватила пальцами руку. Как бы невзначай, просто так. Но я видел этот жест очень много раз. В детской больнице. — Я не врач, — сказал я, чтобы отмести все подозрения. — Но мне кажется, что ваше аутодеструктивное поведение и остальные симптомы указывают на пограничное расстройство личности. Вам нужен хороший психолог, работающий в рамках диалектико-поведенческой терапии. Это должно помочь… Инесса шмыгнула носом. — Ладно, пойдёмте в зал. Вас ждёт напиток, — сказала она. — Жаль, что Ваш интерес ко мне заключался в том, что я, по-вашему, сумасшедшая. — Вовсе нет! — я не успел договорить, как тут один из гостей, тот, что валялся на диване и пускал слюни напротив меня, вышел к нам, а потом упал навзничь, спустившись со ступенек. Инесса ахнула и подбежала к нему с возгласами: «Врача! Вызовите скорую!». Но, на удивление, никого вокруг не оказалось. Все разбрелись по домам, либо же танцевали в пьяном угаре внутри паба. — Твою мать, — вырвалось из меня. В голове прокрутилась стандартная мысль: «Пациент в безопасности, я в безопасности», после того, как я оценил место падения. — Мужчина, Вам нужна помощь? — спросил я, тряхнув его за плечи. — Что за глупые вопросы? Он же Вам не ответит! — взвизгнула официантка чуть ли не в истерике. Я положил руку ему на лоб, а второй потянул за подбородок, открывая дыхательные пути. Прислонив ухо к его рту, я оглядел грудную клетку, пытаясь ощутить щекой дыхание. Однако грудная клетка не двигалась. — Вызывайте бригаду, дыхания нет, — сказал я, отсчитав десять секунд с момента выполнения алгоритма. Инесса судорожно достала телефон, дрожащими руками набрала номер и поставила его на громкую связь. — Вы позвонили в службу сто двенадцать. Разговор записывается, — сказал женский голос на том конце трубки. — Здрав-ствуйте, при-пришлите бригаду на ярц-цевскую двадцать два, — начала заикаться Инесса. — Мужчина средних лет, без сознания, не дышит. Ярцевская двадцать два, приступаю к сердечно-лёгочной реанимации, — крикнул я, чтобы диспетчер скорой точно расслышал адрес и данные. Дальше я уже не слушал их разговор. Удостоверившись в том, что я сказал нужную информацию, я продолжил алгоритм, заученный вдоль и поперёк. Я расстегнул на мужчине куртку, мысленно поделил грудину на три части, сжал руки в замок и… В голове заиграла песня «Staying alive», потому что её ритм как нельзя кстати подходит под оказание первой помощи при остановке сердца. Вероятно, мужчина изрядно перепил, и из-за повышения уровня катехоламинов в крови и активации симпатоадреналовой системы, у него случилась фибрилляция желудочков. — Салфетка есть? — крикнул я, отсчитав двадцать компрессий и продолжая доделывать последний десяток. Инесса достала пачку влажных салфеток из сумки и передала мне одну. Руки её всё ещё дрожали, а по губам текли струи солёных слёз. Я вновь открыл мужчине дыхательные пути поднятием подбородка, положил салфетку на губы и сделал два вдоха, закрыв ему пальцами нос. Однако в мой нос тут же ударил запах алкоголя, и меня всего скрутило, как от электрического разряда. Но, несмотря на это, я снова принялся качать его сердце. Мои руки, не приспособленные к компрессиям, уже начинали уставать, но я продолжал спасать мужчину, которого вижу впервые в жизни. Мне казалось, что я слышу сирену скорой помощи вдали, но, вероятно, это была всего лишь попытка себя успокоить. Я весь обливался потом и задыхался, кислорода катастрофически не хватало... Но после очередных тридцати компрессий я всё равно вдохнул два раза через салфетку воздух в его грудь, следя за тем, чтобы воздух прошёл, и она поднялась. И вот, когда я уже почти окончательно выдохся, я увидел, как по лестнице поднимается бригада. — Я не врач! — крикнул я Инессе, оставил мужчину на коллег и дал дёру в совершенно противоположную сторону от реанимационного персонала. Первое правило врача: никогда не говори, что ты врач — засудят.

***

Пока я бежал к метро сломя голову, в моей сумке зазвонил телефон. Я остановился у кустарника и взял трубку, пытаясь отдышаться. А такой одышки, как у меня, никому не пожелаешь. — Константин! Что ты сделал с официанткой?! Она залпом выпила твой виски с колой и сказала, что мужчина, который с нами пришёл, является Дьяволом во плоти. Потом она сказала, что ты прочитал её мысли и воскресил умершего гостя. Что это, чёрт возьми, было? — наигранно строго сказала Лена, пытаясь сдержать смех. — Вот и бери тебя после этого в бар… Ты с ума персонал сводишь. — В каком-то смысле она права. Не Дьявол. Сын Дьявола, — сказал я, глотая недостающий воздух. После моих слов повисла пауза. — А ты где вообще? — спросила Лена. — К метро подхожу. — Ну нормально… А пальто ты как забирать собираешься? — Без понятия. Я сбежал оттуда, чтобы если в итоге выяснится, что я не откачал мужика, меня не поймали и не засудили. Не говорите официантке, что мы врачи, поняли? — Треш, — многозначительно сказала Лена. — С тебя пузырь короче! Мы даже не знаем с Ириной, как теперь здесь останемся после нашествия сына Дьявола на злосчастный паб. Не умеешь ты отдыхать. Не умеешь. — Хорошо, я понял. С меня пузырь, — сказал я, но горло тут же сдавил кашель. — Всё решено. Мы зайдём к тебе, вместе с твоим пальто. Ещё даже одиннадцати нет, успеем всё купить. А то как-то негоже такой день в пустую потратить, — Лена передала трубку Ирине Степановне. — С нас сыр, с тебя — винище. Адрес в смс-ке скинь. Давай, пока. Пха-ха, Дьявол, — и Ирина сбросила трубку. После того, как за меня определили, как будет продолжаться наш вечер, я зашёл в метро и надел наушники. Мне хотелось отвлечься от всего того, что произошло. Забыть, забыть, забыть, чёрт возьми! У наушниках заиграл Avenged sevenfold «Save me», и я просто отдал себя музыке. Тревожной музыке, заставляющей сердце биться без какой-либо сердечно-лёгочной реанимации. Хотя она бы мне всё-таки не помешала, честно говоря. Только рёбра слегка жаль будет. После медицинского университета в роке я всегда, вместо ударных, слышал ритм перепела или галопа, а наушники заменяли мне фонендоскоп. И я не мог перестать думать о работе и медицине даже тогда, когда пытался отдохнуть. Я вспомнил о Кристине, которой мне так хотелось помочь, и которая, кажется, снова оказалась права. Я вижу в людях только симптомы. Да что уж в людях, я слышу патологию даже в музыке…

***

В преддверии квартиры я сполз по стене вниз. — Охрененный вечерочек, — сказал я вслух и принялся развязывать шнурки берцев, всё ещё не вставая с пола. Ещё в метро я скинул адрес дома коллегам, но что-то заставляло меня перепроверять каждую букву и цифру, чтобы я ненароком что-нибудь не перепутал. Тревога нарастала и пожирала меня с ног до головы. Я ещё никого к себе не приглашал. Хотя они сами напросились. Видит Дьявол, я этого не хотел! Задребезжал дверной звонок, я встал и открыл дверь, а на пороге показались девушки с двумя бутылками красного полусладкого и упаковкой сыра. — Приветики, — сказала Лена. — На, держи, — она вручила мне в руки вино, словно военный трофей. — Проходите, — я пригласил девушек в квартиру и снова помог им снять верхнюю одежду. — А мы и не знали, что ты такой чистоплюй, Константин Викторович, — сказала Ирина Степановна. — Халат всегда должен быть чистым, а вот выдраенная холостяцкая квартира — лишь приятное дополнение, — хихикнула она. — Я просто не люблю грязь. Располагайтесь поудобнее. Кухня вон там, — я указал рукой вперёд. И тут откуда-то из ванной вылез Феназепам, шерсть его вздыбилась, а хвост распушился. Феня начал медленно и настороженно подбираться к гостям, а потом в его кошачьем мозге что-то щёлкнуло, и он стремглав прыгнул сначала на комод, а потом на шкаф, наворачивая в воздухе вычурные зигзаги. — Ой! Котичек-пупсичек! — ахнула Лена. — А чего это он у тебя такой психомоторно расторможенный? — Он не привык к гостям, — посмеялся я. Ирина Степановна присела на диван и положила ногу на ногу, передавая мне сыр, мол давай, нарезай. Я достал доску, нарезал сыр, а остатки положил в холодильник. — Константин, а ты нормально питаешься? У тебя нет совсем ничего из еды, — обеспокоенно сказала Лена. — Я пью чай. Он спасает меня от кашля. — Это не дело. Одним чаем сыт не будешь, — вмешалась Ира, открывая вино. — Предлагаю посмотреть доктора Хауса, — сказал я, переводя тему беседы с не очень удобной на более повседневную. — Я за! — провозгласила Лена. Ирина Степановна согласилась довольным кивком. И тогда мы вереницей проследовали в комнату, вместе с вином и тарелкой закусок. У порога комнаты Лена оглядела письменный стол и комод. — Солнце… — обратилась она ко мне. — Зачем ты хранишь его? И всё это… — Лена прошла мимо полок с памятными вещами. — Кого храню? — переспросил я. — Зайчика Серафимы, — грустно вздохнула Лена. Я потупил взгляд в пол и отвернулся, не давая себе показать им прослезившиеся глаза. — Он напоминает мне, что нужно быть более внимательным, — наконец выдавил я. — Мне жаль. Я виноват перед ней. — Вовсе нет, — сказала Ира. — Она была больна, ты сделал всё, что мог. — Но этого было не достаточно… — я закрыл руками лицо и присел на край кровати. Плечи задрожали. Я не должен был себе позволять этого, но слёзы сами текли из глаз. И, как назло, снова лёгкие сжал удушливый кашель. Лена обняла меня сзади и прижала к себе. Как тогда, девять лет назад. — Нельзя постоянно жить прошлым. Его не вернуть, Константин. — Я знаю, — сказал я сквозь приступ бронхиального спазма. — Я хотел бы вернуть её. И сделать больше, чем сделал тогда. Я встал и вышел на балкон, закрыв за собой дверь. Мне было стыдно, что я оставил их одних, но, кажется, они должны были понять… Я достал сигарету из пачки, которая лежала на подоконнике, подкурил и затянулся дымом под хруст бумаги и шум дороги из-за приоткрытого окна. Слёзы катились по щекам, а ком внутри меня перекрывал доступ к кислороду. Как же, чёрт возьми, мерзко…