Сломанное сердце на льду.

Сегодня я чувствую себя ужасно. По всему телу разливается жар, и, кажется, температура поднимается. Я уже не знаю, сколько времени сижу на своей кровати, погруженная в свои мысли, и мне так хочется просто лечь и погрузиться в сон. Но мысли о тренировке не дают мне покоя. Несмотря на то что я готова свалиться с ног от усталости, я понимаю, что должна пойти на занятия. Мои глаза слипаются, а на лице не остается ни капли положительной эмоции. Я вся дрожу, словно в руках у меня огонь, и каждое движение дается с огромным трудом. Мне даже тяжело дышать, и я стараюсь делать это, но это ощущение становится настоящим испытанием. Собравшись с силами, я наконец встала с кровати, на которой просидела уже целую вечность, и направилась к шкафу, чтобы переодеться. Каждый шаг дается мне с трудом, и я едва дотащилась до ванной. Умывшись и почистив зубы, я не могу избавиться от ощущения, что вот-вот упаду. В этот момент я чувствую себя настоящим ходячим трупом. Внутри меня зреет тревога: мне кажется, я заболела, и это ощущение становится все более явным. Но я не могу позволить себе заболеть. У меня каждый день тренировки, а скоро у нас будет важная игра, и я не должна подводить команду, даже несмотря на то, что моё состояние говорит совершенно об обратном. Я понимаю, что должна найти в себе силы, чтобы продолжать, но тело протестует, и мне все труднее справляться с этой внутренней борьбой. Я еле-еле стою на ногах, опершись о дверцу своего шкафа, и без особого энтузиазма перебираю одежду, которую собираюсь надеть. В этот момент мне уже совершенно не важно, что именно выберу: будь то легкие лосины, под которыми я натяну тёмные джинсы, или уютная кофта вместо футболки. Все это кажется незначительным на фоне того, как я чувствую себя сейчас. Силы покидают меня, и я с трудом сдерживаю желание просто упасть на пол в своей комнате. Состояние мое начало ухудшаться ещё с вчерашнего дня. Я пыталась убедить себя, что это всего лишь усталость, что мне нужно немного отдохнуть и выспаться. Я последовала этому совету и погрузилась в сон, но на утро проснулась с ощущением, что все стало ещё хуже. Это знакомое чувство, которое приходит ко мне каждый раз, когда я заболею. Оно не изменилось с тех пор, как я была маленькой девочкой. Вспоминаю, как в детстве, собираясь в садик, я испытывала точно такие же симптомы. Я не могла стоять у шкафа, меня трясло, а глаза слипались от усталости. В тот момент мне не хватало сил даже на то, чтобы просто дышать спокойно. Я чувствовала, как жар разливается по всему телу, словно я вот-вот сгорю от внутреннего пламени. Эти ощущения преследуют меня с тех пор, как мне исполнилось четыре года, когда я впервые осознала, что значит болеть. Но сейчас, в этот момент, мне кажется, что я испытываю нечто большее, чем просто болезнь. Я чувствую, как в детстве, но с гораздо большей силой. Мое тело словно протестует, и я понимаю, что мне нужно остановиться, сделать паузу и дать себе время на восстановление. Сегодняшняя тренировка кажется мне настоящим испытанием, и я даже не представляю, как смогу справиться с ней. Шаги даются мне с трудом, и мысль о том, чтобы бегать по льду и разминаться, кажется совершенно несбыточной. Когда я взглянула на себя в зеркало, меня охватило тревожное чувство: я выглядела как ходячий труп. Безжизненная фигура, словно только что вышедшая из морга. Мои губы были бледными, как у человека, который пережил что-то ужасное, а лицо приобрело странный, двусмысленный оттенок — красное и одновременно мертвенно-белое. Вся я горела от жара, и ничто не могло скрыть это состояние: ни неуклюжая одежда, ни умывательные процедуры, ни даже косметика не смогли бы спасти меня от этого удручающего вида. Я заболела, и сейчас чувствую себя совершенно опустошенной. Нет ни сил, ни желания, ни капли энергии, чтобы двигаться дальше. Но в то же время я знаю, что сегодня должна пойти на тренировку. В глубине души я осознаю, что, заботясь о своем здоровье, мне стоит остаться дома, попытаться отлежаться и дать своему организму шанс на восстановление. Однако мысль о пропущенной тренировке терзает меня, заставляя сомневаться в правильности выбора. Я стою на распутье: с одной стороны, желание заботиться о себе, а с другой — стремление не упустить важный момент, не подвести команду. Этот внутренний конфликт лишь усиливает мою усталость и недомогание, и я понимаю, что сегодня мне предстоит непростой выбор. Но я не могу позволить себе остаться дома, ведь тренировка для меня — это нечто большее, чем просто занятие. Это важная часть моей жизни, даже несмотря на то, что сейчас я болею. Прислонившись к холодному зеркалу, я на мгновение ощутила облегчение — его прохлада словно сняла часть тяжести с моих плеч. В этот миг я даже слегка улыбнулась, почувствовав, как меня окутывает легкий прилив свежести, но, увы, это ощущение оказалось мимолетным. Внутри меня по-прежнему бушевала буря недомогания, и я продолжала чувствовать себя ужасно. Я ненавижу болеть, потому что это состояние превращает меня в ходячий труп, лишенный жизненной энергии и яркости. Мне бы хотелось переживать болезнь иначе, чтобы не выглядеть так безнадежно и безжизненно. Я мечтаю о том, чтобы в такие моменты чувствовать себя лучше, чтобы не испытывать этот удушающий дискомфорт, который нависает надо мной, как тень. Но, к сожалению, именно так складываются обстоятельства. Я надеюсь, что смогу преодолеть это состояние и найти в себе силы, чтобы не подвести ни себя, ни свою команду. Всё-таки мне удалось достать ту одежду, в которой я собираюсь отправиться на тренировку. Хотя, честно говоря, это будет скорее попытка, чем уверенный шаг. Мне не терпится представить, как я буду идти по заснеженной улице в тёмное утро, и, конечно, главное — не упасть. Я медленно надела свою тёплую черную кофту, аккуратно поправила воротник, время от времени бросая взгляд в зеркало. В руках у меня были джинсы, которые я собиралась надеть, но вдруг ощутила, как будто силы покинули меня. Нагнуться, чтобы надеть их, казалось непростой задачей. Я понимала, что это необходимо, но моё тело словно не слушалось и отказывалось подчиняться. Став у стены, я пыталась сосредоточиться на позитивных мыслях. Я делала глубокие вдохи, стараясь успокоить себя и убедить, что мне нужно одеться. Но, к сожалению, моё состояние было против меня, и оно не собиралось мне помогать. В этот момент дверь в комнату открылась и там стояла мама. Она увидела меня, стоящую у стены с закрытыми глазами, и, наверное, поняла, что мне нелегко. — Ой, я думала, ты уже успела уйти на тренировку, — произнесла мама, входя в мою комнату и аккуратно закрывая дверь шкафа, который я оставила открытым. Её голос звучал с легким удивлением, и в нём ощущалась забота, как будто она пыталась понять, что происходит. — Нет, я только собираюсь, — произнесла я, стараясь вложить в слова хоть каплю энергии, но мой голос всё равно вышел вялым и безжизненным. Я старалась изо всех сил выглядеть энергичной, как это было принято по утрам. Каждый день я пыталась встретить новый день с улыбкой и надеть свои любимые джинсы, чтобы хоть немного поднять себе настроение. Но, несмотря на все усилия, мне не удавалось скрыть ту подавленность, которая овладела мной. И, конечно же, мама, прищурив глаза, мгновенно заметила, что со мной что-то не так. — Что с тобой, Кира? — её голос прозвучал пронзительно, словно холодный ветер, проникающий до самых глубин души. Я знала, что она чувствует мою боль, и это осознание только усиливало моё волнение. Мама всегда была чуткой к моему состоянию, и я понимала, что сейчас она разгадает все мои тайны. Она никогда не одобряла того, что я, несмотря на недомогание, продолжаю ходить на тренировки. — Со мной всё в порядке, мам, не переживай, — попыталась я успокоить её, но мой голос, увы, звучал так же вяло и безжизненно, как и я сама. Эти слова, произнесённые с усилием, не могли дать ей уверенности в том, что я действительно чувствую себя хорошо и готова к новым свершениям. Я знала, что она видит сквозь мои слова, и это знание лишь усиливало мою внутреннюю борьбу. — Не ври мне, Кира, — его голос звучал серьёзно, и в этом тоне чувствовалась непривычная строгость. Обычно за ним скрывалось что-то, чего стоило опасаться. — Ты заболела? На твоём лице все признаки. — Нет, со мной всё в порядке, просто я не выспалась, — на автомате начала качать головой, стараясь убедить его в своей правоте. Я повторяла, что чувствую себя хорошо, что всё в норме, но в его взгляде читалось недоверие. Стоило лишь взглянуть на своё отражение в зеркале, чтобы понять, как же далеко от правды находятся мои слова. Я выглядела как труп, чей холодный облик обычно можно увидеть в морге. И вот я, пытаясь убедить маму в том, что со мной всё хорошо, выглядела в этом нелепо и смешно. С каждой попыткой объяснить свою усталость, я понимала, что мои слова не находят отклика. Она смотрела на меня с тревогой, а я, словно актриса, играла роль, в которую сама не верила. Я чувствовала, как нарастает внутри меня беспокойство: неужели мне действительно нужно было так стараться убедить её, когда всё вокруг кричало о том, что я не в своей тарелке? Мне хотелось погрузиться в роль маленькой девочки, прижаться к маме и с трепетом признаться, что мне очень плохо. Усталость сковывала каждую клеточку моего тела, и я ощущала, как она давит на меня, словно тяжёлое одеяло. Но я сдерживала себя, не желая показывать свою слабость. Внутри меня бушевали эмоции — я мечтала вернуться в те беззаботные времена, когда мама заботилась обо мне, как о хрупком цветке, когда её объятия были лекарством от всех бед. Мама подошла ближе и, прижав ладонь ко мне на лоб, почувствовала, как я горю от температуры. В её глазах я увидела широкую волну тревоги, и сразу поняла, что сейчас начнётся разбор полётов. — И это ты называешь в порядке? — начала она с легким упреком, но в её голосе звучали забота и беспокойство. — Кира, ты что, с ума сошла? Ты вся горячая и, к тому же, трясёшься! Ты в таком состоянии собралась на тренировку? Я лишь шмыгнула носом, не в силах произнести ни слова. Мой взгляд был прикован к полу, а в висках раздавался глухой стук головной боли. Каждое слово мамы, хотя и звучало строго, было наполнено нежностью и желанием защитить меня. — Нет, в таком состоянии ты на тренировку не пойдешь, — с непреклонной решимостью произнесла мама, подойдя к моей постели и аккуратно расправляя одеяло. Я почувствовала, как в груди закипает протест, будто она произнесла что-то невыносимо ужасное. Взгляд мой стал полон недоумения и отчаяния. — Мама, я не могу пропустить тренировку! У нас же игра, мам! — воскликнула я, чуть покачиваясь на ногах. Каждое слово давалось мне с трудом, но я старалась донести до нее всю важность предстоящего события. Для меня тренировка была не просто рутиной, а гораздо большим — это была моя страсть. Однако я знала, что для мамы на первом месте всегда стоит мое здоровье. И в глубине души я понимала, что, несмотря на все мои просьбы и умоляющий тон, она не отпустит меня на тренировку в таком состоянии. — Игра не сегодня, а тренировку ты можешь пропустить, — с уверенностью произнесла она, словно подводя черту. — Я не позволю тебе выйти на улицу с температурой и в таком виде. Быстро раздевайся и ложись в кровать! — Мама крепко взяла меня за руку и, несмотря на мое сопротивление, усадила на край кровати. Но даже сидя, я понимала, что пока не готова лечь. Внутри меня бушевали эмоции, и мне казалось, что я не могу просто так сдаться. — Кира, ты действительно собираешься позволить мне раздевать тебя, как маленькую девочку? — с легким упреком произнесла мама, стоя напротив меня с руками, скрещенными на груди. В её взгляде читалась решимость, и я понимала, что она ожидает, что я сама сниму кофту и лягу в постель, как послушная дочь. — Серёжа! — вдруг окликнула она, и в моем сердце закралось предчувствие беды. О нет, только не это! Неужели Сергей Петрович еще не ушел? Если он здесь, то мне точно не удастся избежать своей участи. Он, как и мама, будет настаивать на том, что в моем состоянии о тренировке не может быть и речи. Я чувствовала, как меня ловят в ловушку с двух сторон, и шансы на спасение стремительно тают. — Что случилось, Юль? — раздался голос Макеева, когда он вошел в мою комнату, застегивая куртку. Да, он явно собирался уходить, и я знала, что его решение будет таким же непреклонным, как и у мамы. Внутри меня нарастало чувство безысходности — я уже предвкушала его приговор, который оставит меня дома, не оставляя шансов на участие в тренировке. — Киру на тренировку не пускать. Она себя ужасно чувствует, у нее температура, поэтому если она даже попробует сбежать на тренировку, то на лед ее не выпускать, — с решимостью произнесла мама, её голос звучал так, словно это было окончательное решение. Она смотрела на меня с такой серьёзностью, что я сразу поняла: здесь не может быть места для шуток. Забота о моём здоровье всегда была для неё приоритетом, и в такие моменты это становилось особенно очевидным. Неважно, сколько мне лет или где я нахожусь — её беспокойство о моём благополучии было неизменным. Она мечтала о том, чтобы я росла здоровой девочкой, и сейчас, когда у меня была высокая температура, её тревога лишь усиливалась. — Сергей Петрович, — начала я, надеясь, что он сможет меня поддержать, но, как оказалось, Макеев не собирался слушать мои доводы. Он тоже заметил, в каком состоянии я нахожусь, и, судя по его выражению лица, оказался на стороне мамы. — Кира, ты остаёшься дома, — произнёс он с твёрдостью, которая не оставляла места для обсуждения. — Я не хочу, чтобы тебе стало плохо на льду. В этот момент я поняла, что против двух взрослых, полных заботы и настойчивости, мне не справиться. Они приняли решение, и хотя в глубине души я знала, что это правильно, чувство безысходности всё равно охватило меня. — Я предупрежу ребят, так что не переживай, — добавил Сергей Петрович, и, покачав головой, вышел из моей комнаты. Я лишь тихо цокнула языком и, вздохнув, сняла кофту, которую собиралась надеть. Теперь она не имела смысла, и я оставалась дома, в ожидании лучшего самочувствия, которое, надеюсь, придёт завтра. — Кира, это делается исключительно ради твоего здоровья, — произнесла мама с тихой заботой, укладывая меня на мягкую подушку и осторожно укрывая одеялом, словно создавая вокруг меня защитный кокон. — Я сейчас приготовлю тебе горячий чай и принесу градусник, а ты постарайся немного отдохнуть. — Хорошо, — ответила я, устало кивая головой и зарываясь в теплое одеяло, пытаясь найти в его мягкости утешение. В этот момент, когда я осталась дома одна, мне уже не хотелось сопротивляться. Я чувствовала, что бороться с недомоганием бесполезно — мне действительно плохо, и это состояние, увы, не изменить. Весь день мне придется провести в этих четырех стенах, и я искренне надеялась, что к вечеру почувствую себя лучше. Закрыв глаза, я позволила себе погрузиться в тепло одеяла, которое обнимало меня, словно мамина забота. В голове метались мысли о том, как я планировала провести этот день, полон ярких событий и встреч, но теперь все эти мечты казались далекими и недостижимыми. Я просто хотела, чтобы мама заботилась обо мне, чтобы она сделала все возможное, чтобы мне стало легче. *** Мне казалось, что я погрузилась в крепкий, безмятежный сон, словно новорожденный младенец, который лишь начал познавать этот мир. В этом состоянии мне являлись самые разные сны, однако, к сожалению, они не оставляли следа в моей памяти. Когда я болею, сны словно растворяются, и это становится для меня настоящей проблемой. Я могла бы на время убежать от реальности, но, увы, они не желают запоминаться, и это, безусловно, грустно. Я спала, наслаждаясь тишиной и покоем, пока вдруг не услышала шёпот, доносящийся из прихожей. Не потому что у меня выдающийся слух или длинные уши, а скорее из-за того, что моя комната расположена ближе к этому месту, и я могла уловить все разговоры, происходящие за пределами моего уединённого мира. Я различала шёпот мамы и ещё чей-то голос, который мне показался незнакомым. Вначале я была в недоумении, не понимая, кто мог находиться у нас в квартире, кроме членов нашей семьи. Антон, Макеев, Пашка — все они были далеко от мысли, что кто-то ещё может быть рядом. Спросонья я старалась сосредоточиться, прислушиваясь к шёпоту, который становился всё тише. Моя голова была окутана туманом сна, и я пыталась понять, о чём говорят. Я напряглась, стараясь уловить каждое слово, каждую интонацию, но шёпот ускользал от меня, как будто собеседники старались не нарушить покой ночи. Всё это время я оставалась в полусне, в состоянии между сном и явью, когда реальность и фантазия переплетаются, создавая странные образы и ощущения. Я чуть приподнялась на подушке, напрягая мышцы, и сдвинула брови на переносице, стараясь сосредоточиться на шёпоте, доносящемся из прихожей. Моя мама тихо разговаривала с кем-то, словно стараясь не потревожить мой сон. Это было трогательно, ведь даже в свои двадцать два года я могла почувствовать заботу и любовь, исходящие от неё. В такие моменты мне становилось особенно приятно осознавать, что, несмотря на мой возраст, она продолжает оберегать меня, как когда-то в детстве. Я прислушивалась, и мне удалось уловить некоторые слова, которые произносила мама. В её голосе звучала мягкость, но также и какая-то настороженность. Я стала ещё внимательнее, стараясь понять, с кем же она ведёт этот тихий разговор. Словно невидимая нить тянулась между мной и тем, что происходило за дверью. — Значит так, Егор, это просто замечательно, что ты пришёл! — воскликнула мама, спешно застёгивая молнию на своих сапогах. — Кира сейчас спит, и ты можешь немного побыть с ней. Лекарство на кухне, а я собираюсь к Пашке, а потом загляну в аптеку, чтобы купить ещё что-то необходимое. — Хорошо, Юлия Борисовна, не переживайте, я присмотрю за ней, — уверенно ответил Егор, его лицо озарила дружелюбная улыбка. Как я это поняла? Всё оказалось довольно просто. Я стояла у двери, еле поднявшись с кровати, но, тем не менее, мне удалось это сделать. Внутри меня закралась мысль: мама, похоже, действительно сильно волнуется за меня, если оставляет меня на попечение именно Щукину. Но в то же время в моей голове возник вопрос: сколько же времени я проспала, если тренировка уже закончилась? Я бросила взгляд в окно — улица была залита ярким солнечным светом, и, судя по всему, уже около двенадцати часов. Вот это я проспала! Мысли метались в голове, и я пыталась осознать, как так вышло. Воспоминания о сегодняшнем утре смутно всплывали в сознании, но я не могла точно вспомнить, когда именно уснула. Усталость всё ещё тянула меня обратно в объятия сна, но в то же время я понимала, что уже должна встать. Мне было интересно узнать, как прошла тренировка, ведь я пропустила её из-за своего ужасного состояния. Скорее всего, Щукин пришел ко мне в гости, чтобы узнать, как я себя чувствую и в каком состоянии нахожусь. Мама, вероятно, решила, что его визит пришелся как нельзя кстати, чтобы провести время со мной, словно с маленькой девочкой. По крайней мере, именно так это воспринималось в моем воображении. Но, несмотря на это, мне было приятно осознавать, что кто-то пришел проведать меня, чтобы убедиться, что я не страдаю от высокой температуры и не «гибну» в одиночестве. Температура… О, как я могла забыть её измерить? Вспомнив об этом, я быстро перескочила в свою кровать, которая издавала тихий скрип под моим весом. Словно в спешке, я засунула руку под подушку, ища свой градусник. К счастью, он нашелся довольно быстро, и я, не раздумывая, положила его под мышку. Я ощущала, как жар поднимается по всему моему телу, но уже не так интенсивно, как это было утром. Сейчас, по крайней мере, стало более терпимо. Градусник сработал быстро, и, вытащив его, я с нетерпением взглянула на показания. Тридцать семь и четыре… Это уже не такая высокая температура, но, тем не менее, она меня всё равно не радует. Внутри меня возникло легкое беспокойство: как же приятно было бы чувствовать себя совершенно здоровой! Я лишь тяжело вздохнула, устремив взгляд в потолок. Как же мне хотелось выздороветь к вечеру! Но, к сожалению, обычно температура держится около трех дней, и эта мысль угнетала меня. Неужели я действительно не смогу провести три дня в четырех стенах, безвылазно сидя дома? Меня ждёт тренировка, и это не просто формальность — это важная часть моей жизни. А что, если за это время я что-то забуду и не смогу выполнить на игре? Мысли о позоре и неудаче не давали мне покоя. Спорить с мамой бесполезно, это я знала точно. А вот спорить с Сергеем Петровичем — это было бы вдвойне глупо. Он не только мой тренер, но и мой отчим, и заботится обо мне не только как о спортсменке, но и как о дочери. Я готова повторять это снова и снова: ненавижу болеть. Кто вообще придумал эту чертову болезнь? Фу! Мне так хочется быть здоровой, а не лежать в кровати с температурой и еле-еле передвигаться по комнате. Я мечтала о том, чтобы снова чувствовать себя полной сил и энергии, чтобы вернуться к тренировкам, к своим друзьям и к жизни, которая ждёт меня за пределами этих стен. Каждая минута, проведенная в этом состоянии, казалась вечностью, и я не могла дождаться того момента, когда смогу снова быть активной, свободной и счастливой. Пока я погружалась в свои размышления, в тишине раздался звук закрывающейся входной двери — это означало, что мама покинула дом, оставив меня наедине со своими мыслями. Я с нетерпением ждала момента, когда в мою комнату войдёт Щукин. Откровенно говоря, мне хотелось, чтобы он пришёл без каких-либо подарков. В голове мелькали образы, как вскоре придет Кисляк, а, может быть, даже вся наша команда, чтобы провести время вместе. Однако я понимала, что у остальных, вероятно, есть свои дела. Возможно, они придут только к вечеру, если вообще решат заглянуть. Только я начала зевать, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошёл Егор. В этот момент я не рассчитала расстояние и слегка ударилась головой о спинку кровати. Егор, заметив это, не удержался и чуть усмехнулся, пытаясь скрыть смех. Я не могла не улыбнуться в ответ, ведь ситуация выглядела поистине забавно: зевающая девушка, которая вдруг стукнулась головой. Всё это произошло в одно мгновение, и мне стало весело от того, как легко можно оказаться в комичной ситуации, даже когда просто погружён в свои мысли. — Выспалась уже? — произнёс Егор, словно подводя итог своим мыслям. Он шагнул в мою комнату, не желая оставаться на пороге, и сел рядом со мной на кровать. Я, укутанная в белое одеяло, выглядела скорее как какое-то забавное животное, оставив на виду лишь голову, которая торчала из-под тёплого покрова. — Более-менее, — ответила я, но мой голос прозвучал так, словно в горле у меня застрял комок. Даже не могла понять, почему именно так говорю. — А чего ты одна? — спросила я, пытаясь сменить тему. — Потому что вечером я не смогу прийти, — ответил он, и его лицо осветила широкая улыбка. — Все остальные договорились прийти к тебе вечером, проведать, но у меня будут дела. После этих слов Егор положил руку мне на лоб, словно проверяя температуру. Я почувствовала его тепло и заботу, и это было приятно. — Как тебя угораздило заболеть? — спросил он с лёгкой ноткой удивления в голосе. — Хотя, чему я удивляюсь, зима всё-таки. — Зимой я всегда болею, и это уже стало для меня неким ритуалом, — с легкой усмешкой произношу я, продолжая вглядываться в Щукина. Его взгляд, наполненный нежностью и добротой, словно согревает душу. В этот момент я ощущаю, как таю под его проницательным взором, словно снег под весенним солнцем. — Забавный парадокс, — вставляет Егор, пытаясь немного разрядить атмосферу и поднять мне настроение. Его шутка звучит легко и непринужденно, как будто он хочет отвлечь меня от мыслей о болезни, подарить мне хотя бы минутку радости. Я шмыгаю носом, продолжая сосредоточенно смотреть на Егора. Постепенно я приспускаю одеяло, ощущая, что холод, который так долго меня мучил, наконец, отступает. Честно говоря, меня бы удивило, если бы в следующую минуту мне снова не стало жарко, и я не накрылась бы одеялом, как это происходит довольно часто. Эта постоянная игра температур, когда тепло сменяется холодом, стала для меня привычной. — Знаешь, а я всегда болею именно летом, — начинает рассказывать Егор, его голос звучит с легкой ноткой иронии. — Когда солнце светит ярко, когда жара наполняет воздух, когда все вокруг наслаждаются жизнью, а я сижу дома с температурой. Честно говоря, тоже не люблю болеть. Я не могу сдержать усмешку. Да, действительно, заболеть летом — это, пожалуй, самое ужасное, что может произойти. Заболеть осенью или зимой — это еще можно как-то пережить. В такие времена холодные вечера можно проводить в уютных пледах с чашкой горячего чая, предаваясь размышлениям или чтению книг. Но вот летом, когда мир вокруг оживает, когда каждый день зовет на улицу, чтобы погулять, позагорать или просто насладиться свежим воздухом, оставаться запертым в четырех стенах — это настоящее испытание. Смотришь в окно, завидуя тем, кто смеется и радуется жизни, кто гуляет по парку, наслаждаясь теплом солнца. А ты, укутанный в одеяло, пытаешься справиться с недомоганием, запивая лекарства теплым чаем. В такие моменты кажется, что весь мир идет навстречу радости, а ты остаешься в плену болезни, мечтая о том, чтобы снова выйти на улицу и почувствовать, как солнечные лучи касаются твоей кожи. У меня накопилось немало вопросов к Егору, и мне хотелось бы, чтобы он объяснил всё доступным и понятным языком. Я уверена, что получить адекватные и содержательные ответы от Егора будет гораздо более продуктивно, чем слушать шутки от Кисляка. Я знакома с ними обоими уже достаточно долго — не первый день, не первый месяц, а целый год. За это время я успела понять, как каждый из них реагирует на мои вопросы. Например, Андрей обычно начинает с шуток, и его ответы часто наполнены юмором, что порой отвлекает от сути. Он может сказать, что мне кажется, или подшутить над ситуацией, что, конечно, весело, но не всегда помогает разобраться в вопросе. В отличие от него, Егор отвечает более объективно и четко. Я ценю его способность донести информацию так, чтобы она была понятна и ясна. Поэтому в первую очередь я хотела бы обсудить свои вопросы с Егором, а уже потом послушать мнение Андрея. Но прежде всего я хочу начать с простого вопроса. Мне действительно интересно узнать, как прошла тренировка. Я ведь не была там, и мне любопытно, были ли какие-то нагрузки или всё прошло в привычном режиме. — Егор, расскажи, как у вас прошла тренировка? Макеев давал какие-то нагрузки, или всё прошло как обычно? — спрашиваю я, потирая нос в ожидании его ответа. — Всё как всегда, — отвечает Щукин с лёгкой усмешкой. — Тренировались в размеренном темпе, нагрузок, в принципе, не было. Но, честно говоря, без тебя было скучно, — добавляет он, продолжая смотреть на меня своим нежным взглядом. Теперь, когда я немного успокоилась и размялась, настало время задать самый важный для меня вопрос. — Егор, мне хотелось бы задать тебе ещё один вопрос, и, возможно, он будет немного личным, — начала я, стараясь придать своему голосу серьёзный тон. На моём лице не было ни намёка на улыбку, только искреннее любопытство, которое я пыталась скрыть. — Вы с Кисляком, случайно, не соперничаете за моё внимание? Или, может быть, у вас какая-то тайная игра на первенство в том, кто первым устроит со мной «мутки»? Просто мне действительно интересно. Как только я произнесла эти слова, я заметила, как Егор слегка побледнел. Его губы поджались, а улыбка, которая ещё недавно была на его лице, исчезла, словно растворилась в воздухе. Глаза его забегали, словно пытаясь найти ответ на мой вопрос, но вместо этого они лишь метались по моему лицу, отражая смятение и растерянность. В этот момент мне стало ясно, что мой вопрос заставил его задуматься о том, что, возможно, он не ожидал услышать.