Ублюдок

      — У меня нет столько чая, — Реборн даже не пытался скрыть раздражение, когда увидел стоявших перед его дверью Фонга с Вайпер, — а вы двое питаетесь только им, так что уходите.              Фонг качнулся с пятки на носок — его красное ципао зашуршало, словно в тон тому нервному суетливому напряжению, что доносилось сейчас от мастера боевых искусств, совершенно ему несвойственное. От Вайпер не слышалось ни звука, женщина в темно-синем, практически черном плаще, наоборот, стояла недвижимо словно статуя.              — Нам потребовалось обсудить с тобой некоторые материальные вопросы, — произнес наконец он, смотря даже не на него, на Вайпер грустными беспомощными глазами. Та только фыркнула.              — Часть твоих денег все еще у меня, — произнесла она, дернув плечами, плащ ее заколебался, как струи воды, стекающие вниз по склону горы, — и как бы мне ни хотелось их присвоить, я предпочитаю соблюдать договор.              Реборн пристально уставился на них обоих — если их слова были правдой, то не пускать их у него не было никакого резона, вот только, судя по визитам остальных, Аркобалено просто не могли удержаться от того, чтоб не читать ему нотации. Фонг под его взглядом начал улыбаться еще вежливее и благочестивее, Вайпер осталась абсолютно незаинтересованной — так что он все же сделал шаг назад, давая доступ в квартиру.              В этот раз они даже не сидели на кухне — Реборн и Вайпер сели на диван, устроившись рядом с журнальным столиком с поверхностью из темного стекла, а Фонг вежливо присел на краешек тахты, на которой Реборн и провел все последние ночи, и принял настолько невинный вид, что начал сливаться со стеной.              — Так что там с деньгами? — терпение Реборна бесконечным не было, и долго терпеть нежелательных элементов не просто в квартире, а в своей спальне ему совершенно не хотелось. Вайпер вздохнула, ткань ее капюшона колыхнулась от дыхания Тумана.              — У меня есть коды Арк… Твои коды от банковского счета, — она запнулась на слове, но Реборн вежливо сделал вид, что не заметил. Исключительно ради вежливости и признательности за то, что она не стала соотносить его с остальными, он даже не начал расспрашивать, каким образом у Тумана оказался код от его банковского счета.              Хотя было ли над чем гадать — другой Реборн был настолько рассеянным доверчивым идиотом, что он совершенно не был удивлен тем фактом, что этот придурок доверил свои деньги Туману. Иногда Реборну казалось, что если б его-другого попросили, он бы отдал жизнь за этих «Аркобалено» — и его этот факт раздражал до безумия. Так что не было ничего удивительного, что все средства для выживания были в цепких ручках Вайпер — радовало хотя бы то, что Туман оказался лучше, чем Реборн о нём думал, и удосужился эти деньги вернуть. Хотя то, может, было прописано в контракте? Был ли вообще контракт?              Вайпер тем временем написала на листке имя с фамилией, номер счета и фразу, протянула ее Реборну — тот внимательно взял, начал изучать, удивленно приподнял брови. Ренато Сальтаформаджо — его настоящие имя с фамилией — смотрели на него с листка, словно издеваясь, как будто Реборн и так недостаточно настрадался.              Насколько тот придурок вообще им доверял?              — Почему именно это имя? — спросил он самым спокойным тоном, надеясь, что Реборн просто таким образом решил подшутить над всем миром, используя истину в качестве подделки. Но его надежда тут же оказалась разрушена.              — Ты говорил, — произнес Фонг со своей тахты, заставив Реборна нахмуриться, осознавая, что он как-то успел про него позабыть, — что хотел бы отдать уважение Сестре-настоятельнице, что дала тебе имя. Я так понимаю, ностальгия?              Потрясающе. Они знали не просто имя, Аркобалено знали еще и про приют — конечно, почему бы не обнажить свою душу, не остаться абсолютно голым перед толпой опасных незнакомцев? Да чем думал тот Реборн?              Реборн откинулся на спинку дивана, на секунду прикрыл лицо шляпой, чтоб все присутствующие не видели его отвращения. Тот Реборн не думал — он, видимо, просто повелся на юношескую задницу в обтягивающем фиолетовом комбинезоне, и у него полностью отключились мозги.              Из разочарования и омерзения от самого себя его выдернул голос Вайпер. Туман, лениво продолжая крутить в руках ручку, вдруг спросила ни с того ни с сего.              — Ты не хотел бы изменить свое завещание? — и Реборну пришлось вновь вернуть федору на свое законное место, чтоб он мог иметь возможность удивленно взглянуть на нее.              — Завещание? — уточнил он несколько недоуменным тоном. — У меня есть завещание?              Вайпер просто кивнула.              — Мы составили их в какой-то момент, и так как я была той, кто отвечает за бухгалтерию, то… — она пожала плечами, — могу изменить, если хочешь.              Реборн некоторое время смотрел на нее, потом перевел взгляд на Фонга — тот кивнул, подтверждая слова Тумана. Он задумался, приложил большой палец к тонким губам — и тут же поморщился, встряхнул головой, отбрасывая все лишние мысли. Завещание, кому оно нужно, это завещание.              — Оставь как есть, — произнес он незаинтересованным тоном и тут же почувствовал на себе два удивленных взгляда. У Вайпер он чувствовался даже сквозь ее толстый плащ.              — Ты серьезно? — спросила она тихо. — Ты правда не хочешь его изменить? У тебя же там мы… — на последних словах она вдруг сдулась, съежилась, словно стараясь стать меньше, чем есть на самом деле, и вдруг вынула из кармана леденец лишь для того, чтоб начать грызть его с упоительно мрачным видом.              Реборн пожал плечами, задумчиво глядя на то, как солнечные лучи играют на гранях сиреневого цвета карамели.              — Я думаю, что после смерти меня не будет волновать, что же будут делать с вещами, принадлежавшими мне в жизни, — он поджал губы. Смерть всегда представлялась ему концом, после которого не будет никого и ничего, так что то, что ему сейчас приходилось размышлять, что же будет после конца, представлялось ему странным и несколько неестественным.              — Но как же семья? — спросила Вайпер медленно. — Разве ты не хочешь, чтоб о тех людях, которые тебе дороги, позаботились после твоей смерти?              Реборн поджал губы, глядя на Вайпер, ощущая, как в груди его булькает и пузырится недоверие, словно не самая свежая пища, что он съел по неосмотрительности.              — У меня нет семьи, — отрезал он мрачно, — это мафия, здесь само слово «семья» исказилось, превратилось в жалкую пародию на самого себя, и я совершенно не понимаю, почему ты задаешь такие странные вопросы, — он чуть было не произнес «глупые» вместо «странных», но, судя по недовольно поджатым губам Вайпер, по тому, как сморщилась кожа на ее подбородке, она услышала то слово, которое он сдержал. — Я совершенно не понимаю, почему тебя так волнует, что там будет с моими деньгами и моим завещанием. Или ты тоже вдруг поверила во всю ту слащавую чушь и тоже хочешь меня вернуть?              Фонг дернулся, издал было слабый звук протеста, но Вайпер не дела ему ничего сказать — она вдруг фыркнула совершенно высокомернейшим образом, скрестила руки на груди.              — Хочу. Так как это твоя вина, что я не могу работать, — произнесла она дерзко. — Ты ушел, и теперь все пребывают в хаосе и растерянности, Скалл буквально удрал в Каркассу и тоже не хочет никого видеть, и в такой драматичной страдальческой атмосфере ужасно сложно сосредоточиться. Так что не понимаю, почему ты удивляешься моим расспросам.              Реборн одобрительно хмыкнул, откинулся на мягкую спинку дивана. Вот в такие причины он мог поверить — не в эту чушь с семьей и волнением, нет, циничный, оскорбительный в своей прямоте прагматизм. Знали ли остальные, что Вайпер думала об их чувствах? Ну, судя по тому, каким обеспокоенным и удивленным выглядел Фонг, вряд ли. Мужчина смотрел на Туман широко раскрытыми глазами, словно не веря в то, что сейчас услышал, — вот только Вайпер не выглядела особенно обеспокоенной, вставая с дивана, явно собираясь уходить.              — И кстати, — произнесла она наконец, — мне что-то сказать Дино и Тсуне? Эти двое… Примерно в курсе твоей ситуации и сейчас переживают и треплют нервы мне и всем окружающим.              Реборн наклонил голову, задумался — в общих чертах он знал, кто такие эти самые «Дино» и «Тсуна», боже, что за странные имена, — как и знал, кем он им приходится. Знал, а потому никак не мог понять, чем же были обеспокоены эти двое. Неужели они успели привязаться к какому-то человеку, что просто учил их, как быть мафиози? Да если бы Реборн был на их месте, он бы постарался такого ублюдка поскорее бы пристрелить.              Или, быть может, их семьи не желали терять связь со столь известным убийцей? Он помнил и Кавалонне, и Вонголу, и эти семьи не смогли бы подняться так хорошо в иерархии мафии, не используй все связи и возможности, которые имели.              — Скажи, что пускай они не рассчитывают на скидку, — сказал он наконец, — мои услуги стоят дорого, и если они решат ими воспользоваться, пусть готовы будут отдать полную цену.              Вайпер замерла — капюшон ее смотрел прямо в его лицо, и Реборну казалось, что глаз у Тумана нет вовсе, только темнота, клубящаяся под плотной тканью, что на фоне всепоглощающей тьмы казалась пепельно-серой. Они еще некоторое время смотрели друг на друга — а затем Вайпер вдруг молча рассыпалась в пыль, словно статуя, разлетевшаяся от старости, только течение времени было ускорено настолько, что несколько тысячелетий превратились в несколько секунд. Мгновением позже исчезло и ощущение ее присутствия — Туман пропал из его квартиры так же быстро, как утренняя роса испарялась под первыми лучами летнего солнца.              Реборн тяжело вздохнул — и только сейчас понял, что Фонг, судя по тому, как он смиренно сидел на тахте, сложив руки на коленях как послушный ученик, вовсе не собирался никуда уходить.              — Ты что-то хотел? — спросил он недовольным тоном, и был вознагражден картиной, как Ураган извлекает из глубоких рукавов своего ципао плотный, расчерченный по клеткам лист и мешочек с фишками двух цветов.              — Ты не мог бы сыграть со мной в го? — он улыбнулся, наклонив голову к плечу. — Прошу, ты был единственным человеком, кто был моим партнером по играм.              Реборн нахмурился, поджал губы.              — Ты ведь знаешь, что я не умею играть в го? — спросил он мрачно. — Я не помню ничего, что было за эти тридцать лет.              Он не сожалел о потере памяти — но вот такие вот напоминания действительно раздражали.              Фонг не выглядел особенно смутившимся — он еще радостнее улыбнулся, в момент присаживаясь рядом с ним, расстилая поле для игры, словно своеобразную скатерть.              — Ничего страшного, — произнес он успокаивающим тоном, — я научу тебя, там нет ничего сложного. Смотри, есть черные и белые камни, черные ходят первыми…              Реборн, разумеется, выбрал черные — Фонг послушно уступил ему, и они провели около получаса, раскидывая по доске фишки. Он не знал, чего ожидал Ураган — Реборн играл в го в первый раз и вряд ли мог представлять серьезную угрозу. Так же не понимал Реборн, на что он надеялся — вряд ли он пытался вернуть игрой его обратно. Фонг даже ничего не говорил — он сосредоточенно смотрел на доску, подцепляя тонкими, но мозолистыми пальцамим фишки, выкладывая их на поле так четко, словно и правда сражаясь. Реборн не знал, с кем сражался Ураган, — он совершенно ничего не ощущал, просто следуя правилам игры, и чувствовал себя лишним, как будто то было какое-то таинство, на которое он не был приглашен.              Он победил.              — Ты всегда побеждал, — задумчиво произнес Фонг, когда они закончили считать очки, — честно сказать, мне никогда не хватало тактического мышления.              Реборн вздохнул. Все это шоу абсурда ему порядком надоело.              — Пойдем, я провожу тебя, — произнес он с очень явным намеком, наблюдая, как Ураган складывает камешки в мешок. Тот, если и понял, не подал виду.              — Не стоит утруждаться, — ответил он своим неизменно вежливым тоном, который начинал порядком так раздражать, — я смогу и сам уйти.              Да неужели. А вот Реборну казалось, что еще чуть промедления — и другие Аркобалено нагло поселятся в его квартире, продолжая проповедовать свои нереалистичные фантазии. Он нахмурился, встал с дивана, прошел к двери.              — Мне тоже нужно на улицу, — произнес он, скрипя зубами. Почему он должен оправдываться, почему должен объяснять, почему хочет уйти из собственной вдруг ставшей слишком тесной квартиры?              Они вышли наружу — Фонг распрощался с ним, но Реборн не ответил, слишком занятый изучением темно-синих небес, нависших сейчас над их головами. Люди спешили по своим делам, не обращая внимания ни на него, ни на Фонга, понявшего, что ответа от него не дождется и побредшего куда-то к остановке, оставляя его в одиночестве. То самое прекрасное одиночество, когда всем на него плевать, — взгляды прохожих скользили по нему, слепые и незаинтересованные, как если бы Реборн был частью покрашенной дешевой краской бетонной стены старой многоэтажки. Реборн знал, что его всегда считали умеющим сливаться с тенью, — но истиной было то, что просто он был неизвестен никому, и люди не обращали на него внимания, словно он был пустотой. Человечество подмечало его лишь на миг и тут же выбрасывало из своих голов, спеша в бессмысленном потоке суеты серых будней, и он растворялся в этой суете, терялся, и никто не мог его отыскать. Реборна не замечали — и в этом заключался залог его безопасности.              Он пошел до ближайшего магазинчика — в этой эпохе они были буквально на каждом углу, и он уже успел оценить их доступность и разнообразие товаров — и вернулся домой с пакетом овощей. Есть ему не хотелось.              Реборн прошел в спальню, собираясь помыться и пойти спать без всякого ужина, натощак, — как вдруг его привлекло черное пятно, спрятанное в тени ножки стола. Он наклонился, поднял его — это был один из тех камешков, которыми они с Фонгом играли в го и который Ураган, видимо, случайно обронил — и сжал в кулаке.              Честно сказать, Реборн совершенно не чувствовал себя победителем.