У меня проблемы с пунктуацией

— Ты снова забыл своё бенто, братик! — А… А! — Из светлого коридора доносится звонкий юношеский голос. — Спасибо, Саки! Удачи в школе!       Дверь громко хлопает — и парень, оказавшийся на ещё дремлющей улице, прикрывает глаза и с улыбкой вдыхает воздух полной грудью. Солнце прячется за спинами высоких домов и не дотягивается до его фигуры, но ему по силам светиться самостоятельно, ведь он — Тенма Цукаса! И сегодня у Тенмы Цукасы превосходнейшее настроение, не сравнимое ни с каким солнцем. Искрящееся где-то в груди и в то же время мягкое, как желе в одном из его любимых лимонадов DyDo, сейчас оно толкало его вперёд по дороге, и каждый шаг казался лёгким и невесомым — будто подхваченным тёплым ветром. Мог ли этот день начаться ещё лучше?       Мог — если бы он не был понедельником, когда всем учащимся нужно обязательно присутствовать на уроках. Если бы он был выходным днём — и все чудесные участники чудесной труппы собрались на Сцене Чудес…       Мечтательный вздох сорвался с губ Цукасы, когда ноги против его воли свернули с дороги в Страну чудес Феникса и направили его в сторону школы. Вчера, только вчера он был храбрым принцем, спасавшим королевства от напасти вместе со своими верными соратниками — был принцем и актёром, заслужившим гром аплодисментов ликующей аудитории… Возвращаться к обычной жизни после яркого всплеска эмоций, кружащих голову, было так неохотно.       Однако солнце наконец выползло из-за деревьев небольшого городского парка и согрело затылок бодро вышагивающего Цукасы — и улыбка на его губах стала ещё шире, ещё ослепительней. Экстаз от вчерашнего успеха тянулся за ним звёздным шлейфом, и никакие утомительные занятия не могли его затмить.       И даже приближающиеся промежуточные. Враги похуже тех, с которыми он сталкивался в роли протагониста, но на то он и звезда и главный герой одновременно, чтобы безболезненно преодолевать все трудности на своём пути к вершине!       Цукаса победно вскидывает подбородок, гордясь собственной поддержкой… но что-то на секунду ёкает в его горле, перебивая улыбку. Лишь на секунду. Он ведь пообещал себе не задумываться об этом, верно?       Ан у школьных ворот провожает его пытливым взглядом, но Цукаса подмигивает ей и отдаёт честь, прежде чем шмыгнуть во двор. Учебники, пенал, смартфон и ланч в большом бенто цвета мака, приносящего успех, задорно прыгают в его портфеле, пока он поднимается по ступеням на второй этаж.       Когда твоя жизнь шумным широким потоком стремится вперёд, можно позволить себе игнорировать всего один камень, который даже не препятствует течению.

***

— …Эму потрясающе выступила в роли волшебницы! — Голуби, наслаждающиеся тишиной на ограждении, испуганно заурчали с открытием двери и слетели с тонкой перекладины. Одна голова, затем другая — два парня вскочили на последнюю ступень и вышли на крышу, держа в руках ланч-боксы и жестяные баночки с напитками. — Иногда мне кажется, что… в ней самой есть какой-то источник магии, из которого она берёт все эти гира-гира! бум-бабум! и вжух-пушух!.. На сцене это выглядит так естественно, что ничего другого я не могу предположить…       Цукаса хватается свободной рукой за перила металлической лестницы и, закинув еду на верх небольшого блока, бодро взбирается следом. Другой — Руи — задрав голову, щурится, словно солнце светит ему прямо в глаза, хотя оно находится на противоположной стороне. Ждёт. — Ху-ху, меньшего и нельзя было ожидать от неё. Как и от всех вас. Вы отлично постарались. — Вы? — Цукаса смотрит на него сверху вниз и возмущённо хмурит брови. Но похлопывает по месту рядом с собой — и Руи в свой черёд лезет вверх по лестнице. — Мы! Мы ведь все вчера выступали, а если вспомнить, что Робо-Нене и роботы-антагонисты — твои творения, то ты явно преуменьшаешь свою роль в этом шоу! — О, вы мне льстите, принц, — улыбается Руи, присаживаясь на свободный уголок крыши. — У музыканта было не так много сценического времени в этой истории. — И что! Зато его роль чуть ли не важнее всех! Да и не только для сюжета. — Цукаса легонько толкает парня в плечо и смешно морщится. Весёлые морщинки в уголках глаз Камиширо служат ему немым ответом. — Когда человек, дарящий всем надежду, сам её теряет, его друзья помогают ему вновь обрести её. Разве не похоже на то, что часто происходит в реальной жизни? Это ведь задача актёра — не просто блестяще сыграть роль, но и донести до зрителя мысль, идею! Кому как не тебе знать это, ха!       Руи улыбается — неожиданно скромно — и поднимает голову к небу. Цукаса делает то же самое, но не видит там ничего интересного. Чего нельзя сказать о тишине, растянувшейся всего на несколько секунд — вероятно, Руи задумался над ответом, но Тенма не оставил ему и шанса, принявшись с громкими щелчками открывать своё бенто.       Эта тишина была слишком тёплой, и отнюдь не потому, что в конце сентября ещё не обещали похолоданий. — В общем! — почти воскликнул Тенма, стараясь фокусироваться только на открытии крышки. — Я уже хочу начать думать над следующим представлением! Нам нужен какой-нибудь… необычный захватывающий сюжет! Например… — Хэй, хэй, придержи коней, Цукаса-кун! — Цукаса и в самом деле остановился, подняв взгляд на друга. Руи в шутку пригрозил ему пальцем и покачал головой. — Помнишь наше правило?       Цукаса издал тихий стон и поник. — Да-а, да… Мозговой штурм на третий день после выступления, чтобы мы все могли отдохнуть и переварить прошлое выступление. Но Руи! — Он с мольбой в глазах посмотрел на Камиширо. — Мой мозг заржавеет, если я не буду постоянно разрабатывать какие-то идеи! Ты ведь вечно что-то придумываешь… — Можешь остановиться на идеях о том, как подготовиться к промежуточным экзаменам через две недели, — великодушно подсказал ему Руи. — Это жестоко!       Лукавая улыбочка — самый обезоруживающий приём со стороны того, кто никогда не знал недостатка в вдохновении.       Цукаса вздыхает и давит в себе подбирающийся к рёбрам зуд. Он же пообещал.       Его пальцы лежат на так и не поднятой крышке бенто, а ветер гладит его солнцем целованные волосы, потрёпывая рыжеватые кончики и щекоча уши. Интересно, чувствует ли эту щекотку Руи, когда потоки воздуха играют с его длинной прядью? Да и боится ли он щекотки вообще? Коситься на бока Камиширо Цукаса себе запрещает.       Зато краем взгляда он замечает, как длинные пальцы подцепляют серую крышку — и та открывает спрятанные под ней сокровища в виде аккуратных онигири, маленьких тефтелей, грибочков, нори и… маринованного дайкона и стручковой фасоли.       О, Цукаса уже знает, чем это кончится. — Даже не думай! — Он наводит палец на Руи и будто бы держит его на прицеле. — Даже. Не. Думай. — О чём не думать? — невинно хлопает ресницами тот. Даже не улыбается, так старательно притворяется. — Я ведь даже ничего не сделал! — Это пока. Почти каждый ланч заканчивается тем, что ты скармливаешь мне свои овощи и взамен берёшь у меня из бенто самый вкусный кусок лосося.       Руи строит ему глазки — ну кто бы сомневался! — и с любопытством склоняется к его плечу. — А что у тебя сегодня с собой? — …Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать, — нарочито серьёзно отвечает Цукаса, поднимая крышку бенто. Нарочито — и с трудом сохраняя хладнокровие.       Которое сменяется неподдельным интересом, когда на приготовленной Саки еде он видит сложенную вдвое бумажку. — Ха-а? — выдыхает Цукаса, откладывая крышку и подбирая записку. — Саки не говорила мне! Решила сделать сюрприз? О, моя сестра самая лучшая!       Он слегка тыкает Руи в бок, вынуждая его подвинуться и дать больше места братско-сестринской переписке, и тот послушно повинуется, но всё же вытягивает и без того длинную шею. В бумажку не смотрит, нет. Его интересует другое. — Что там? — склоняя голову вбок, спрашивает он, когда Цукаса уже во второй раз бежит глазами по тексту. Хмурится, поджимает губы, сжимает записку большими и указательными пальцами, возвращается к началу и снова бежит к концу… — Что-то случилось? — Э… Это не Саки, — настороженно бормочет Тенма. — Я не знаю, как это оказалось в моём бенто. — М? — Руи заглядывает Цукасе через плечо, и теперь ничто не мешает ему рассмотреть аккуратным, немного косым почерком написанные предложения. 1 задержи дыхание и почувствуй как бьётся твоё сердце не правда ли оно прекрасно оно наполнено яркими амбициями оно толкает тебя к твоей цели с каждым сокращением оно двигатель благодаря которому ты летишь вперёд не оглядываясь назад вслушайся. не останавливайся.       Руи поднимает на Цукасу вопросительный взгляд — но тот смотрит прямо перед собой, даже не на лист бумаги, и, кажется, не дышит. И в самом деле не дышит, прислушивается к себе. Прекрасное сердцебиение? Яркие амбиции? Это всё — в нём? Да, конечно, ведь он — самая настоящая будущая звезда! Но почему сейчас он не чувствует этого? А кто чувствует? Кто это написал? Почему это — в его бенто?       Растерянность заставляет Цукасу покраснеть и смять бумажку в вспотевших ладонях. — Э… Эм, — неловко кашляет он, всё ещё глядя на скомканную записку. — Я не знаю, что это. — Всё в порядке?       Руи осторожно касается его плеча. Цукаса не смотрит, но чувствует, как понижается тон его голоса, а вместе с тем, значит, опускаются его брови. — Ну… я не знаю? — Тенма смущённо стискивает пальцы, зажимая в них записку, словно она исчезнет, как только он разожмёт кулак. Почувствуй, как бьётся твоё сердце… О да, в эту минуту Цукаса отчётливо чувствовал, как оно мечется в груди, резко забыв, в каком темпе ему нужно биться. — Это просто что-то странное. Вроде как… похвала? Или что это… Но я не понимаю, что мне нужно… чувствовать. Тут даже знаков препинания нет никаких! Жутковато выглядит… — Блуждающий взгляд Цукасы упал на рисовые шарики. — И почему оно лежало в моём бенто? Мне же Саки его собирала! — Можно?       Цукаса повёл плечом и, поколебавшись минуту, протянул Руи то, что осталось от записки. И принялся быстро орудовать палочками, пытаясь хоть как-то отвлечься от содержания записки. оно двигатель благодаря которому ты летишь вперёд не оглядываясь назад       О господи.       Нет, конечно, это правда! Цукаса никогда не сомневался в своей целеустремлённости и не раз говорил сам себе перед зеркалом, какой он сильный и как хочет добраться до своей мечты. Сердце его тоже билось в самом уверенном ритме из всех возможных, и да, чёрт возьми, его сердцебиение было прекрасным! Но почему сейчас, когда кто-то сказал ему это со стороны, он чувствует себя таким… уязвимым? — Похоже, кто-то тобой восхищается, — негромко проговорил Руи, разглаживая мятую бумагу. Цукаса едва не подавился куском пряной свинины. — Высоко оценивает твой потенциал… Наверное, тот, кто писал эту записку, знает, чем ты занимаешься, и таким образом желает тебе продолжать двигаться вперёд? — Ну… это я понимаю! — пробормотал Цукаса, дожёвывая мясо. — Но… такой странный способ… почему нельзя было сказать мне это в лицо? Мне так привычнее. Ну, ты знаешь! — Руи медленно кивнул, не сводя глаз с записки. — Я же обычно улыбаюсь и всё такое. Мне нравится, когда меня хвалят! Но это… оно такое… странное… — Может, этот кто-то стесняется? — Но этот кто-то каким-то образом залез ко мне в бенто! — Очень стесняется? — Угх, Руи!       Цукаса трёт лоб тыльной стороной кисти. А может, думает он краем мысли, это всё-таки Саки? Хотела поддержать его, спешила — и получилось то, что получилось?       Нет. Писать такими словами не в её стиле. Она написала бы размашистым круглым почерком что-то вроде «Братик, ты лучший, я верю в тебя, продолжай в том же духе!!!» Но кто тогда? Кто-то, кто «очень стесняется» подойти к нему и поддержать лично? Кто-то, кто пишет необычными оборотами, из-за чего содержание становится… сентиментальным?       Уши Тенмы начинают гореть.       Чужая рука ложится ему на запястье — и он едва не роняет палочки. — Если ты переживаешь, я побуду пока с тобой, — предлагает Руи, вглядываясь в озадаченное лицо Цукасы. — И если кто-то захочет к тебе подойти, тебя не застигнут врасплох. Идёт? — У… Угу. — Цукаса выдыхает горячий воздух и качает головой. Теперь мысль о том, что кто-то может лично заговорить с ним об этом, не кажется ему такой привлекательной. — Спасибо… Да не, всё о’кей! — Вдруг бойко улыбается он, надеясь, что внимание Руи не зацепится за это. — Подумаешь, записка какая-то. Давай есть и дальше думать о шоу! Перерыв ведь не бесконечный. А я столько всего хотел бы с тобой обсудить! Например…       Взгляд Цукасы забродил по пустой крыше и, так ни на чём и не остановившись, вернулся к бенто. Оттуда на него вырезанными глазками смотрели маленькие сосиски-осьминожки. — Например… почему бы нам не обменяться, как всегда? — выпалил он, подцепляя одного осьминожка палочками и демонстрируя его Руи. — Я же знаю, что ты планируешь сбагрить мне свои овощи, ха-ха! Будет ли это равноценным обменом, м?       Нервный. Цукаса и сам расслышал нервные нотки в своём смешке, и Руи, отчего-то напрягшийся, тоже не мог этого не заметить. «Просто подыграй мне», — мысленно взмолился блондин, протягивая палочки в его сторону. И Руи, выгнув бровь, сверкает жёлтыми глазами. — Будет, — коротко отвечает он, смыкая губы на палочках Цукасы.       Теперь Тенма чувствует, как жар перебирается на его щёки. Но это меньшее из двух зол, между которыми он выбирал.       Ему больше не хочется думать об этой записке и том, кто мог её написать.

***

— …Хэй-ой, Саки!       Девушка, вертящаяся на кухне, машет пышными хвостиками, оборачиваясь и стискивая брата в крепких объятиях. — С возвращением! — светло улыбается она, и Цукаса, пускай и не видит этой улыбки, не может не улыбнуться в ответ. Впервые за весь день по его спине пробегает приятное тепло облегчения. — Как прошёл день? — Ох-х… Вообще-то…       Парень мягко отстраняется от сестры и небрежно лезет в карман тёмных брюк — туда, куда он всё-таки сунул, а не выбросил, ту злосчастную записку, насчёт которой он успел передумать уже раз двадцать. — Вообще-то… Я нашёл это в бенто, которое ты мне дала, — неторопливо выговаривает он, опуская прошедшую через сто испытаний бумажку на ладони Саки. Её розовые глаза удивлённо распахиваются — а затем сужаются, пронзённые интересом. — Не правда ли, оно прекрасно? — зачитывает она, театрально поднимая взгляд к потолку. — Ого, братик! Тебе написали любовное письмо? — Ч-Что? — давится Цукаса и едва сдерживается, чтобы не выхватить записку из рук Саки. — Да ни капли же не похоже! — А мне кажется, что похоже! — мелодично растягивает Саки, возвращая листок брату. Тот неловко запихивает её обратно в карман. — Стиль такой… поэтичный! Просто так никто не стал бы писать такие слова! — Странные слова! — поправляет её Цукаса, ощущая уже знакомое покалывание в щеках. — И потом, там ни одного упоминания нет вообще ни о какой любви, так что… — И-хи-хи! — Кстати, этой записки же не было, когда ты давала мне бенто, да? — Ну-у…       Брови Цукасы поднимаются выше обычного. — Она была?!       Саки хихикает, прикладывая пальчик к губам и ловко оббегая брата бочком. Цукаса не успевает ухватить её за локоть — и тонкие ножки, обёрнутые в белые гольфы, задорно топают вверх по лестнице. — Саки! Кто это был?!       Но топот стихает на втором этаже — и Цукаса остаётся один в тишине кухни с запиской, прожигающей его ногу через карман. Дрожащей от непонимания рукой он всё же достаёт её снова и перечитывает написанное. В десятый раз.       Безумие.       Этой ночью он вряд ли сможет быстро заснуть.