зеркальный лабиринт.

      Все утро Чонсу носился по дому, тут и там в бардаке отыскивая нужные ему вещи. Хоть Гониль и был ворчливым и дотошным в плане порядка, Чонсу никогда не мог ему следовать. Стоило ему оставить вещь где-то — и он тут же о ней напрочь забывал.       Его, стеснительного и робкого, тихого Ким Чонсу, нечасто, в общем-то, звали на свидания, поэтому он волновался. А из-за того, что тем, кто позвал его на свидание, была его первая любовь, он волновался еще сильнее, до дрожи в коленках и невозможности усидеть на месте дольше пары секунд. Оттого-то он и носился туда-сюда, как заведенный. Складывал разные мелочи в сумку, несколько раз собирал подходящий образ и потом менял его, переглаживая утюгом вещи по нескольку раз, суетливо наводил порядки там, где все разворотил, пока что-то искал. По правде сказать, такой реакции Чонсу от себя совершенно не ожидал. Он не видел Джуена давно, пару лет уже, и даже списывался с ним крайне редко, по большей части только присылая дежурные открытки в мессенджерах по праздникам. Однако, как оказалось, пусть мозг и забыл уже, как звучал теплый голос Джуена, но сердце не забыло ничего.       Суетливо перемещаясь по дому, Чонсу то и дело украдкой поглядывал на еще дремавшего Гониля и чувствовал себя странно. Зачем он ему соврал? Почему Чонсу казалось, что если Гониль узнает правду, то страшно расстроится?       И самое главное: почему Чонсу так сильно не хотел, чтобы Гониль узнал, куда именно и с кем именно он собрался?       Их дружба была совсем дурацкой. Той самой, что и друзьями уже вроде как не назовешь, и партнерами назвать язык не повернется. Когда они решили съехаться полтора года назад, чтобы дешевле было снимать жилье, все сразу решили, что это потому, что они не могут жить друг без друга. Отчасти это, наверное, и в самом деле было так, по крайней мере, для Чонсу. Чонсу обожал Гониля хотя бы потому, что не любить его было невозможно. Никто никогда не заботился о нем так, как заботился Гониль, и никто никогда не позволял заботиться о себе в таком количестве, какое Гониль считал абсолютно приемлемым. Таскать друг другу завтраки в постель, засиживаться допоздна за фильмами в обнимку, дарить друг другу подарки из ряда «я шел мимо и это напомнило мне о тебе» и все такое. Постепенно, общаясь с Гонилем в таком ключе, Чонсу совершенно в себе запутался.       Он не мог сказать четко и уверенно, нравился ли ему Гониль, но мог четко и уверенно заявить, что категорически не хотел бы, чтобы Гониль узнал, что завтра Ким Чонсу идет с кем-то на свидание.       От слова «свидание» Чонсу пробило дрожью, которую можно было бы назвать приятным волнением, если бы не Гониль.       Что будет, когда он узнает о его вранье?       Сделав пару глубоких вдохов, Чонсу слегка собрал себя в кучу. Во-первых, он излишне драматизировал. Поскольку ничего другого обговорено не было, Гониль все еще оставался для него только другом, и, соответственно, куда и с кем ходит Чонсу, его не касалось. Во-вторых, на часах было всего семь утра, а Чонсу уже в полной боевой готовности, — только оденься и выйди, — довольный собой, сидел в гостиной. Встреча была запланирована на четыре часа дня, так что тут-то Чонсу и поймал себя на том, что паникует слишком рано и почем зря.       Поразмыслив недолго, Чонсу осторожным и совсем беззвучным шагом вернулся в спальню, где сладким сном, наполовину выбравшись из-под одеяла, спал Гониль. Глупо было, на самом деле, полагать, если после того грохота, что учинил Чонсу, собираясь в панике, Гониль все еще беспробудно спал, то звук чьих-то босых ног, негромко ступающих по ковру, способен его разбудить.       Утро было холодным. Март в этом году начался с заморозков и метелей, но Чонсу все же приоткрыл окно спальни, впустив в комнату поток свежего морозного воздуха. Спящий Гониль, поежившись, забрался обратно под одеяло.       Чонсу все-таки очень любил его. Любил его присутствие, занятный смех и невероятно звучное имя. Он был удивительным, и именно поэтому Чонсу так несоизмеримо сильно им дорожил. Гониль был, несомненно, самым лучшим из всех, кого Чонсу когда-либо знал. Самым ярким и самым притягательным. Музыкантом, искренне и упорно стремящимся к своей мечте обрести имя. Верным другом, который заплачет и засмеется вместе с Чонсу, если у того возникнет потребность. Таким себе старшим братом, мудрым и внимательным, с которым всегда можно почувствовать себя под защитой. Замечательным человеком, полным заботы и внимания даже к тем, кто этого никогда не заслуживал.       Призадумавшись об этом хорошенько, Чонсу предположил, что умудрился нехило его идеализировать.       Неправда. Гониль категорически не мог быть идеальным со всех сторон.       Чонсу влез на свою половину кровати, оперся на локоток и стал, точно ученый, разглядывать Гониля, как научный экспонат.       Однако, если присмотреться, никаких недостатков у Гониля не было и в помине. Чонсу долго-долго разглядывал его взъерошенные волосы, высокий лоб, аккуратный профиль и приоткрытые губы, через которые он тихонько дышал во сне. Он задержался на губах Гониля очень надолго, замечая, как они едва заметно шевелились на выдохе. Затем его взгляд скользнул ниже, четко обведя линию подбородка и спустившись на шею. Чонсу очень жадно осмотрел его ключицы, подметив, что уже давно забывает сделать вдох. А после его внимание привлекли руки. Правая рука, та самая, на которой был наложен гипс, лежала у Гониля на животе совсем не шевелясь, и тихонько восстанавливала сломанную кость, а левая, что лежала на подушке прямо перед лицом Чонсу, была намного интереснее. Рукав футболки Гониля задрался на ней до самого плеча, обнажив весьма заметный рельеф крепких мышц, которые то и дело легонько подрагивали, пока ему что-то снилось. Руки у Гониля, как у порядочного барабанщика, всегда были такими крепкими, но обычно Чонсу не обращал на это никакого внимания. Сейчас же, основательно приглядевшись, он вдруг поймал себя на мысли о том, что если бы хоть прямо сейчас эта крепкая рука за что-нибудь его ухватила, он ни за что на свете, ни за какие коврижки не стал бы возражать.       Опомнившись, Чонсу обнаружил себя совершенно бесстыдно разглядывающим своего лучшего друга и абсолютно бессовестно улыбающимся от удовольствия от этого процесса.       В конце концов, он не был виноват в том, что Гониль был так беспощадно красив.       План по выявлению недостатков у Ку Гониля провалился с треском, с грохотом свалившись в пропасть невообразимой неловкости, куда еще секунда — и провалится и сам Чонсу, проломив пол и еще четыре этажа снизу, поэтому в попытке сбежать от самого себя Ким Чонсу, который только что сам себя поймал с поличным и еще больше в себе запутался, ушел готовить завтрак.       На двоих, конечно.

***

      Передумав еще три раза по поводу одежды для встречи с Джуеном, Чонсу почти в последний момент наконец определился и долго-долго красовался у зеркала, то тут, то там поправляя и одергивая. Чем ближе была встреча, тем более обеспокоенным Чонсу себя ощущал, и спрятать это у него не выходило.       Гониль сидел на диване в гостиной, поджав под себя ноги, и, задумчиво склонив голову набок, молчаливо наблюдал за Чонсу со стороны. Чонсу же, ощущая на себе пристальный взгляд, подумал, что по его поведению все настолько очевидно, что только совсем пустоголовый болван не сообразил бы, куда он собирается. Гониль пустоголовым болваном уж точно не был, поэтому его взгляд на затылке ощущался совсем уж тяжело.       Однако Гониль ничего не говорил. Просто молча наблюдал, как усердно Чонсу прихорашивался уже больше сорока минут. — Ты сегодня очень красивый, — вдруг выдал Гониль. Чонсу обернулся, чтобы взглянуть на него, сверлящего его затылок. Тот не шелохнулся, поэтому Чонсу столкнулся с этим сверлящим взглядом глаза в глаза. — Только сегодня? — Чонсу срочно попытался отшутиться. — Ты должен был сказать, что я красивый каждый день. — Ну уж нет, — Гониль усмехнулся и наконец отвел глаза в потолок, умостившись на диване лежа, — быть красивым каждый день — это моя работа.       «И не поспоришь ведь», — про себя сказал Чонсу, вспоминая, как утром не сдержался и, завороженный этой красотой, бессовестно пялился на него неопределенное количество времени, по ощущениям казавшееся вечностью.       Чонсу взглянул на часы. Время еще было, но на улице гудела метель, и он очень не хотел опоздать из-за проблем с транспортом, поэтому планировал выйти пораньше. — Ты уверен, что все в порядке? — он еще раз переспросил Гониля. — Ничего не болит? Ты хорошо себя чувствуешь? Если что-то не так, я могу никуда не идти. Школьный друг никуда не денется.       Чонсу заметил, как Гониль слегка замялся, но сразу решил, что ему показалось. — Знаешь, сколько раз за сегодня ты у меня это спросил? Уже одиннадцать, — подметил Гониль. — Ответ все тот же. Иди, а то опоздаешь еще.       Взглянув на часы еще раз, Чонсу сдался. — Обнимешь меня? — спросил он.       Гониль безо всяких возражений укрыл его в объятьях, ободряюще похлопав по плечу. — Чуть что — сразу же звони! — уже застегивая куртку, добавил Чонсу и, получив в ответ утвердительный кивок головы, скрылся за дверью.

***

      Чонсу его обманул.       Гониль ощутил это вдруг так явно, как будто кто-то шепнул ему эту несладкую правду на ушко.       Возможно, ему просто казалось, но для него лично их дружба с Чонсу уже давно была чем-то большим, пусть никто этого вслух и не признавал. Однако Гониль с самого утра, как проснулся, не сводил с Чонсу глаз, и готов был поставить все свои деньги на то, что ни для одной встречи с ним Чонсу ни разу так старательно не выряжался.       Так Гониль и остался сидеть и сверлить его взглядом, печально осознавая, что этот невероятно красивый человек сейчас перед ним, но вовсе не для него. — Ты сегодня очень красивый, — не выдержал Гониль. Чонсу обернулся, чтобы взглянуть на него, и их взгляды столкнулись в упор. — Только сегодня? — он удивленно приподнял брови. — Ты должен был сказать, что я красивый каждый день.       «Тебе что, нужно озвучивать такие очевидные вещи?» — съязвил про себя Гониль, ощутив, впрочем, экстренную необходимость защититься от потребности согласиться с его словами вслух. — Ну уж нет, — он срочно попытался отшутиться, — быть красивым каждый день — это моя работа.       Гониль улегся на диване, силой заставляя себя отвести глаза в потолок и прекратить пялиться на Чонсу, что с каждой исправленной деталью выглядел все лучше и лучше. — Ты уверен, что все в порядке? — поинтересовался вдруг тот. — Ничего не болит? Ты хорошо себя чувствуешь? Если что-то не так, я могу никуда не идти. Школьный друг никуда не денется.       Сбитый с толку таким предложением, Гониль слегка замялся. В его руках вдруг оказался удивительный шанс. Одно его слово — и Чонсу останется дома. Никакого свидания со школьным другом! Гониль хорошо знал Чонсу и был уверен: в самом деле, одно его слово — и Чонсу никуда не пойдет и останется рядом.       Подарит ему свою теплую компанию на вечер и будет близко-близко сидеть, как обычно, то и дело задевая его локотком.       Но Чонсу так старался, буквально из кожи вон лез, готовясь к этой встрече! Как же он переживал, хорошо ли он выглядит! Он наверняка расстроился бы, если бы все его старания ушли впустую.       К тому же, если Чонсу так старался, значит, тот человек и впрямь что-то для него значил, а значит, и встречи этой Чонсу определенно ждал.       Более того, Гониль вообще усомнился в том, имеет ли он право пользоваться такой властью в своих руках и распоряжаться жизнью Чонсу как ему заблагорассудится только потому, что он жаден до его внимания и не хотел бы делить его с кем-то еще, а уж тем более с кем-то, ради кого Ким Чонсу, будь он неладен, так старательно выряжался. — Знаешь, сколько раз за сегодня ты у меня это спросил? Уже одиннадцать, — нехотя ответил Гониль. — Ответ все тот же. Иди, а то опоздаешь еще.       Чонсу еще раз взглянул на часы и вздохнул. — Обнимешь меня? — спросил он.       Гониль привстал с дивана и безо всяких возражений укрыл Чонсу в объятьях, ободряюще похлопав по плечу, ощутив себя при этом крайне пусто и вообще как-то по-дурацки. — Чуть что — сразу же звони! — уже застегивая куртку, добавил Чонсу и, получив в ответ утвердительный кивок головы, скрылся за дверью.       Опечаленно поджав губы, Гониль швырнул в закрытую дверь подушкой и сердито плюхнулся обратно на диван.       Правда, секунды через три он все-таки встал и поднял подушку с пола, вернув ее на место, потому что ненавидел беспорядок в доме.

***

      Место встречи выбирал Чонсу. Он не шибко часто куда-то выбирался, поскольку предпочитал тихие ужины с Гонилем дома, а потому они с Джуеном договорились встретиться в единственном месте, в котором Чонсу был уверен на сто десять процентов. Это было кафе недалеко от их с Гонилем уютной квартирки, и здесь пекли вкусные булочки и делали просто отличный кофе. Таким образом, Чонсу не только точно знал, что в знакомом месте ему будет комфортнее, но и был почти уверен в том, что и Джуену это место придется по душе.       Джуен. О чем с ним говорить? Не болтать же о нелетной погоде, верно? Наверное, он сейчас уже совсем другой человек, не такой, каким был в школе. А в школе он был балагуром, громко смеялся, очень смешно шутил и мило улыбался.       Какой он сейчас? Быть может, совсем другой. Может быть, в нем больше нет ничего из того, что так нравилось Чонсу.       Возможно, он теперь серьезный и больше не шутит невпопад. Возможно, он больше не смеется так звонко и заливисто. Может, и улыбка его, невероятная, теплая, искренняя улыбка уже совсем не такая, какой была. Может, его жизнь теперь до того тяжела, что он больше не находит сил улыбаться.       Чонсу думал и думал, сидя за столиком в углу кафе, то и дело поглядывая на входную дверь, и среди незнакомых лиц людей, входивших погреться за чашкой кофе, вдруг разглядел очень-очень знакомые черты.       Бам! Сердце пропустило выстрел.       Джуен был все тем же. Высокий и очень красивый, с уверенным взглядом и гордым профилем. Вот только он больше не стригся, как в школе, и длинные волосы его, на которых еще медленно таял снег, четко обрамляли его и без того прекрасное лицо, делая его образ необычайно неповторимым.       Бам! Еще один выстрел.       Джуен искал глазами Чонсу в людях за столиками, но тот, забывшись, застыл, открыв рот, глядя на него, и даже не потрудился махнуть рукой, чтобы привлечь его внимание. Но Джуен заметил его сам, и, едва столкнувшись с ним взглядом, оживился и улыбнулся. Улыбнулся той самой своей улыбкой, невероятной, теплой и искренней, и сердце Чонсу пропустило целый магазин.       Завидев Чонсу в уголке, Джуен живо, в пару широких шагов оказался рядом. Он был необычайно весел и до того красив, что Чонсу и сам не заметил, как по мере его приближения вскочил с места, так и оставшись стоять, хлопая глазами, завороженный и очарованный. — Ким Чонсу! — звонкий голос заставил его губы растянуться в улыбке. — Обнимешь старого приятеля?       И Чонсу обнял его, пожалуй, чуть дольше, чем полагалось старым приятелям, однако Джуен, кажется, совсем не возражал.       Оба уселись за столик и заказали по чашечке кофе. — Невероятно, Чонсу, — сказал вдруг Джуен, прищурившись в улыбке, — ты совсем не изменился. — А вот ты стал таким красивым, что и глаз не оторвать, — вырвалось у Чонсу прежде, чем он успел это осмыслить. — Надо же, да ты теперь еще и романтик, — рассмеялся Джуен, очень изящно поправив волосы.       Чонсу уже и со счета сбился, сколько выстрелов пропустило сердце. Казалось, оно вообще уже не билось. — Как поживаешь, Джуен? Мы не виделись с… — С выпускного, да, — перебил Джуен. — У меня все отлично! Я живу хорошо. В прошлом году бросил тошнотный универ и так и остался. Не работаю пока нигде, но очень увлекся программированием. Кто знает, может, выйдет связать с этим жизнь? — Сколько я тебя помню, тебя никогда не заботило будущее, оно и понятно, — ответил Чонсу. — Еще когда мы учились в школе, твой отец был чрезвычайно влиятельным человеком. Сейчас он вообще, наверное… — Да, у папы все… все хорошо, — Джуен снова перебил и звучал так, будто весьма ощутимо нервничал. — Держит компанию, они имеют пару дочерних. Говорят, там крутятся большие деньги, но я, если честно, не особо разбираюсь, да и вообще отца вижу крайне редко. — Ты с ним не живешь? — Нет, я давно съехал. Мы с друзьями… мы… — Живешь с друзьями? — поддержал Чонсу, заметив, что Джуен не может подобрать слов. — Наверное, вам очень весело вместе? — Да! Нас четверо, дома вечный бардак и шумиха. Мы отлично ладим, хоть и совсем разные. Но хватит обо мне! Ты-то как поживаешь, Чонсу?       Чонсу не любил говорить о себе, а потому замялся, размышляя, что бы такого рассказать. — У меня все в порядке, — робко начал он. — Я учусь в университете искусств. — Да ладно! У тебя получилось, ты поступил! — Джуен вдруг искренне засверкал радостью. — Поступить было нетрудно, гораздо труднее там удержаться, — Чонсу тяжело вздохнул. — Мы много учимся и долго-долго репетируем. Бывает, возвращаемся домой очень поздно, уже когда темно и транспорт не ходит. Это выматывает. — Живешь один? — поинтересовался вдруг Джуен. — Нет, не один, — робко признался Чонсу. — Девушка? — Нет, что ты.       Джуен пытливо нахмурился. — Парень? — осторожно спросил он.       Чонсу снова замялся. — Нет! Нет, он… просто друг, мы снимаем вместе квартиру. — Скукотища какая, — хмыкнул Джуен, улыбнувшись. — Если это прозвучит веселее, то спим мы с ним все-таки вместе, — Чонсу отпил из чашечки, возникшей на их столике совершенно незаметно, затерявшись в оживленном разговоре.       Джуен так и прыснул. — Что-что? — смеясь, переспросил он. — Не подумай ничего, — Чонсу тоже рассмеялся. — Мы просто когда въезжали в квартиру, были очень ограничены в бюджете. Тогда оказалось, что купить одну двуспальную кровать выйдет намного дешевле, чем две отдельные, и никто из нас не возражал, так что мы просто взяли одну. Но ты не подумай ничего! — Ладно-ладно, — Джуен тоже отпил из своей чашечки, снова поправив волосы. — Так, значит, друг, да? А что за друг?       При мысли о Гониле сердце почему-то снова пропустило выстрел, но совсем другой, будто бы пушечный. — Его зовут Гониль, он очень хороший, — коротко ответил Чонсу, скрывая улыбку. — Учитесь вместе? — предположил Джуен. — Да, он учится в моем университете, играет на барабанах.       Почему-то улыбка с лица Джуена медленно исчезла, и он вдруг стал выглядеть ощутимо серьезнее. — Барабанщик, выходит? — Да! Очень, очень хороший барабанщик. — Выходит, у вас дома есть установка? — Нет, дома только мой синтезатор. Гониль подарил мне его на день рождения, чтобы я мог тренироваться и дома тоже, не мешая при этом соседям. Сам он занимается только в универе. У нас нет столько места, чтобы уместить дома ударную установку, да и денег на нее тоже нет. — Вот как… Звучит интересно! — выслушав, Джуен снова оживился. — Познакомишь нас? — Конечно! Если хочешь, приходи завтра к нам на ужин. По вечерам мы обычно смотрим фильмы, твоя компания будет как раз кстати. — Уверен? — Уверен. Да и, к тому же, Гониль ближайшее время все равно будет дома, и я вместе с ним, так что… — Дома? Почему? — Несчастный случай, — пояснил Чонсу. — Он упал с лестницы и сломал руку. — Жуть… Это же большое несчастье для музыканта — перелом руки, — подметил Джуен. — Верно. Врач сказал, что ему понадобится присмотр, потому что помимо руки он еще и неслабо приложился головой. Доктор думает, ему может стать хуже, так что я должен за ним приглядывать. Он и без того бредит. — Бредит? — Говорит, что глаза его становятся будто чужими, и что видит он разное, всякие вещи… Какую-то комнату, каких-то людей, еще что-то… — Говоришь, глаза становятся будто чужими?       Джуен вдруг обрел абсолютно серьезный тон, до того отрезвляющий, что Чонсу, увлеченный разговором, наконец опомнился. — Прости, мне не следовало говорить об этом, — смутился он. — Я ляпнул, не подумав. — Все в порядке, не переживай, я понимаю, — успокоил Джуен. — Ты не подумай, он отличный парень, но он правда очень страшно свалился с этой лестницы. Неудивительно, что ему мерещится всякое. Ему станет лучше со временем, я уверен. — Разумеется, станет, — кивнув, ответил Джуен.       Весь остаток вечера он очень увлеченно думал о чем-то своем, поддерживая разговор совсем машинально.

***

      Чонсу так и не смог уговорить Джуена не провожать его до дома. На улице было уже темно, метель подутихла, но колючий морозный ветер все равно щипал щеки, заставляя обоих щуриться и хмурить брови.       Почему-то всю дорогу они оба почти не говорили, а если и пытались завести разговор, то он сразу же будто таял, как снежинка, упавшая на нос. Чонсу почему-то подумалось, что свидания должны проходить совсем не так. Как было бы, если бы вместо Джуена здесь был Гониль? О, он бы уже точно нашел, чем заполнить неловкую тишину. Болтал бы без умолку до самого подъезда и взял бы Чонсу за руку сразу же, как только они вышли бы на безлюдную улицу. Всю дорогу согревал бы его тонкие пальцы, а потом, заведя куда-нибудь за угол, взял бы его лицо холодными ладонями, дождался бы, пока Чонсу закроет глаза и…       Хотя, может, ничего из этого Гониль бы и не сделал, но за фантазии денег не берут. К тому же, всю дорогу Чонсу все равно нечем было заняться, а эти удивительные мысли отлично убили время до самого прибытия к подъездной двери. — Мы пришли, — Чонсу неловко указал рукой на дверь. — Я же говорил, что здесь недалеко. Не стоило меня провожать, ты только замерз. — Зато теперь я знаю, куда завтра приходить, — Джуен пожал плечами, улыбнувшись. — Все ведь еще в силе? — Конечно! — Тогда я прийду вечером.       Разговор снова зашел в тупик, и оба смущенно замолчали. Чонсу уже было хотел сказать, что ему пора, но Джуен перебил его робким поцелуем в щеку. — Ну, мне пора! — сразу стушевался он.       Однако Чонсу не позволил ему сбежать, легонько ухватив его за рукав, и зачем-то в ответ осторожно и продолжительно поцеловал его в губы.       Чонсу ждал еще один выстрел в сердце, но его почему-то не последовало. — Ты нечто, Ким Чонсу, — улыбнувшись, выдал Джуен, как только Чонсу отстранился. — До встречи.       Ошарашенный своим поступком, Чонсу лишь молча помахал ему на прощание и скрылся за подъездной дверью. Он и сам не заметил, как оказался на своем этаже.       Он не стал открывать дверь своим ключом и негромко постучал в надежде, что Гониль еще не спал. И он правда не спал. Он возник в дверном проеме с совершенно растерянным выражением лица. Чонсу готов был поспорить, что он и сам сейчас выглядел так же. — Чонсу, я поговорить хочу, — выдал вдруг Гониль. — Конечно, секунду, я только разуюсь, — ответил Чонсу, стягивая с себя ботинки и куртку заодно. Затем он отвел Гониля в гостиную, бросил на диван свою сумку и поинтересовался, в чем дело. — Вы были в нашем кафе, верно? В том, где тебе нравится столик в углу, да? — в лоб спросил Гониль. — Да, а откуда ты знаешь? Ты там был? Ты нас видел? — Я был дома, — Гониль растерянно замотал головой. — Никуда не выходил. У меня снова было это… видение. Теперь я точно знаю, что это не галлюцинации. Вы были там и пили кофе. Ты и он. Я будто смотрел на тебя его глазами. — Гониль, ты… — Ты считаешь, я спятил, да? — Гониль нахмурился, но все еще был жутко растерян. — Брось, Гониль, наверное, ты просто задремал и вспомнил наше место. — Я не спал! — вспыхнул он. — Я видел тебя так же четко, как сейчас. И не только там.       А где же еще?..       У Чонсу будто земля под ногами рассыпалась на атомы. — Не только… там? — робко поинтересовался Чонсу. — Ты поцеловал его здесь, под подъездом.       На мгновение Чонсу показалось, что у него сердце биться перестало, но уже через секунду оно с таким гулом дало кровью по ушам, что он аж прищурился. — Ты видел нас в окно, да? — Я видел вас вот этими глазами, — Гониль так отчаянно пытался защитить свою позицию, что едва себе глаз не выбил. — Вот этими глазами, Чонсу, понимаешь? Я видел это так, будто ты… будто ты целовал меня, понимаешь?       Но Чонсу в смеси всепоглощающего стыда и кромешной растерянности уже ничего не понимал. — С кем ты был? Кто это был? Мне нужно… нужно узнать, кто это был, — Гониль легонько сжал плечо Чонсу.       Чонсу только непонимающе смотрел на него, слабо осознавая, что Гониль, скорее всего, и впрямь говорил правду. — Он… он прийдет завтра к нам на ужин, — тихонько ответил он.       И только тогда, кажется, Гониль заметил, до чего сильно сбил Чонсу с толку. Выражение его лица сразу изменилось и во взгляде появилась привычная искорка обеспокоенности. — Чонсу, как… как прошло свидание? Прости меня, я так набросился… — Свидание? Не очень, — робко признался Чонсу. Он был до того растерян, что и забыл совсем, что не хотел признаваться Гонилю в том, как именно называлась эта встреча.       Все это время Гониль держал его за плечо, и он чувствовал, как тепло ладони Гониля пропитывает остывший на морозе даже под курткой свитер и касается кожи. — Не очень? — Гониль удивленно склонил голову. — Тогда почему ты… почему ты поцеловал его? — Чтобы проверить… — Проверить что?       «Проверить, выстрелит или нет», — пронеслось в мыслях у Чонсу, но вслух он этого не сказал.       С Гонилем бы точно выстрелило. Несомненно выстрелило бы, да еще так, что он на всю жизнь бы запомнил. Чонсу несмело скользнул взглядом к его губам. — Гониль…       Он вспомнил, как бессовестно пялился утром на эти губы. Вспомнил и сто тысяч раз назвал себя дураком за то, что в самом деле не понимал, что значит для него это чувство к Гонилю.       Вспомнил и сто тысяч раз вообще пожалел, что поцеловал Джуена у подъезда.       Чонсу так и стоял, глядя на его губы и чувствуя тепло его ладони на своем плече. Почему поцеловать Джуена было так легко? Почему тогда собраться и поцеловать Гониля так сложно?       Потому что поцеловать Гониля — значит, признаться.       А как и в чем тут признаться, если ты только что целовал другого человека практически у Гониля на глазах?       Чонсу был готов под землю провалиться. — Гониль… — он уткнулся лбом в его плечо, угодив вдруг в теплые заботливые объятья. — Кажется, у тебя был непростой вечер, дружище, — негромко и очень понимающе произнес Гониль совсем ему на ушко.       Вечер и правда был не очень.       В ту ночь они заснули на разных концах кровати спиной друг ко другу и даже ни о чем не говорили.       Чонсу еще долго совсем беззвучно смачивал подушку слезами невыносимого стыда и горечи упущенного шанса, слушая тихое сонное сопение Гониля рядом и гул метели за окном.