Рифы и мачты

      — Гэгэ что-то волнует?       Се Лянь медленно обернулся на голос. Он сидел на корме, свесив ноги к морю, и явно был чем-то обеспокоен — у него никогда раньше не было такого напряженного лица. Вместо ответа на вопрос он только вздохнул и отвернулся обратно, уставившись в закатное марево.       — Цинсюань давно не было.       — Хм?       — Уже больше седьмицы. А раньше она приплывала почти каждый день. Мне неспокойно, Саньлан.       Хуа Чен осторожно подошел ближе, укладывая руки русалу на плечи. Тот слабо вздрогнул, но скидывать не стал — расслабился, устраиваясь поудобнее и даже немного опираясь спиной на него.       — Я допытаюсь у Хэ Сюаня, — после паузы произнес капитан, подумав, — он знаком с ней лучше всех. Если с ней что-то случилось, мы узнаем. Гэгэ не о чем беспокоиться. Пойдем в каюту?       Се Лянь медленно покачал головой.       — Можно еще немного так посидеть?       — Все, что пожелает гэгэ.       — Я ей не нянька.       Хэ Сюань выглядел мрачнее тучи, скрестив руки на груди и глядя исподлобья. У Хуа Чена чесались кулаки подправить ему лицо, но Се Лянь бы этого не одобрил.       — Тогда давай, — выдохнул он, занимая зеркальную позицию, — расскажи, что ты с ней сделал.       Лицо старпома исказила гримаса злорадства, такая яркая на обычно безэмоциональном лице, что заставила Хуа Чена против воли вздрогнуть.       — Ничего, — медленно с удовольствием произнес он, — я — абсолютно ничего.       — А кто?       — А помнишь такого русала «царских кровей», так сказать, который жрет суда в пресных водах?       Хуа Чен со скрипом напряг память. Русалок «королевских кровей» он знал всех, пусть и не лично, но не держал постоянно в сознании. Пресные воды и наглый?       — Ши Уду?       — Ура, — фыркнул Хэ Сюань, — это ее брат. Запер в своем дворце. Ходят слухи, что это из-за того, что выдает ее замуж.       Хэ Сюань звучал очень скептически и злорадно, и совершенно очевидно не был честен, но Хуа Чен, стиснув зубы, понимал — эта рыбина уже сказала ответ на вопрос, и теперь будет только выскальзывать из формулировок, словно угорь, и добиться от него ничего не получится. А делать ничего ради Цинсюань тем более не будет. Или изобразит, а потом пожмет плечами.       Осталось сказать это гэгэ так, чтобы он не сиганул с борта сразу же.       Правда, корабль, скорее всего, придется разворачивать.       Се Лянь, к облегчению Хуа Чена, за борт прыгать не стал, только хмурился. Словно у него что-то болело. И каждый раз, засыпая снова к нему лицом, Хуа Чен понимал, что к этому моменту тритон еще не спит.       В итоге он не выдержал первым.       — Рыба, — Хуа Чен пинком вышиб дверь второй и последней каюты в противоположной части корабля, заставляя Хэ Сюаня свалиться с узкой койки от неожиданности, — иди наладь нам маршрут до земель этого Ши Уду.       Хэ Сюань только безразлично фыркнул, забираясь обратно.       — И что ты будешь с ним делать? — с каким-то почти злорадством спросил он, вяло закинув руки за голову; Хуа Чену стоило больших усилий не отвесить ему пинка в тощий бок. — Это их рыбьи разборки. И с чего ты думаешь, что Цинсюань вообще нуждается, чтобы вы к ней прорывались?       — А мне наплевать, — неожиданно даже для себя вдруг осознал капитан. — Гэгэ беспокоится. Значит, им придется уделить время аудиенции.       — Твой гэгэ — изгой, — резко выплюнул Хэ Сюань, — наверное, даже хуже, чем я. Чего ты ему хочешь дать? Побыть осмеянным и оплеванным? Его сейчас никто не примет. Даже на разговор, не то что послушать.       — Я не позволю.       — Совсем нет мозгов, — со стоном закрылся Хэ Сюань с головой одеялом, — это русалки! Они под водой! Как ты хочешь это сделать, не отрываясь от его жабр? Он сам так долго не выдержит, да и его репутация пробьет дно, на котором сейчас находится. Тебе глаза выест соль и мелкие рыбешки!       Он тоже об этом думал. Но бездействовать дальше он не мог — с каждым днём смотреть на поникшего Се Ляня было все тяжелее, и он должен был, обязан сделать хоть что-то в попытке ему помочь. Иначе — что он вообще такое?       — Разберемся по ходу, — наконец процедил он сквозь стиснутые зубы, — я тебя, кажется, не об этом спрашивал.       — Ну и идиот, — фыркнул старпом, наконец соизволя подняться на ноги и потянуться. — Пошел посмотрю, в какую задницу ты нас завел.       Ветер был слабый, и много они сегодня не сдвинулись; зато из-за этого все в порядке было с Се Лянем, который продолжал все бодрствование проводить в воде.       — Вы сменили направление? — негромко спросил он, усевшись на самый угол кушетки и перебирая лохматые волосы — не так давно он научился их сушить. — Что-то случилось?       — Не совсем, — Хуа Чен покачал головой, опускаясь рядом, почти касаясь локтем, — поплывем в западные воды. Там много больших рек, самое подходящее место для дворца Ши Уду. Навестим. А то гэгэ, — он тихо усмехнулся, — так сильно беспокоится, что за эту зеленую русалку стали переживать даже матросы.       А мне вообще больно видеть тебя таким.       — Саньлан, — тихо и как-то потерянно произнёс Се Лянь. Хуа Чен обернулся на него — в широко раскрытых светло-ореховых глазах намешалось столько эмоций, что его, кажется, могло бы просто смыть ими. Но не успело — Се Лянь, не слишком решительно протянув руки, вдруг обнял его за шею, стискивая до хруста и вжимаясь всем телом. — Саньлан… Спасибо.       Под двойным весом они опрокинулись на койку и лежали, переплетясь конечностями. Хуа Чен полубессознательно стиснул руки у тритона на поясе, крепче прижимая к себе. Хотелось отныне всегда делать что-то такое, предугадывающее желания Се Ляня — лишь бы он вот так искренне и тепло реагировал и до жути жадно обнимал. Это было слишком приятно — у него, наверное, с первого же раза разовьется физическая зависимость.       — Прости! — Се Лянь приподнялся на руках, нависая сверху и выглядя смущенно, — Мне не стоило так реагировать, да и виснуть тоже…       — Этот Саньлан не против, — тихо прохрипел в ответ Хуа Чен, даже не порываясь убрать руки с чужой спины. В конце концов, ему же ничего не сказали, верно? Значит, он может продлить это прикосновение еще немного. — Гэгэ может виснуть на нём когда угодно.       Се Лянь издал тихий и немного нервный смешок, но почти сразу же опустился обратно, за невозможностью обвить руками шею обнимая за плечи. Их ноги все еще странно болтались, свисая с края кушетки, и Хуа Чен, с сожалением отняв одну руку, уцепился за бортик и протащил себя спиной до изголовья, утягивая следом и тритона. Сразу стало гораздо удобнее. Хуа Чен, чувствуя себя невероятно смелым, гладил Се Ляня по спине, длиннющим волосам, стекающим на пол через борт койки, гладкой шее; русал тихо и тепло дышал ему в шею, пуская мурашки по всему телу и заставляя молиться, чтобы тело не отреагировало, прежде чем… Что-то случилось.       Для начала, стало внезапно тяжелее. Поддавшись возникшей догадке, Хуа Чен наощупь нашел чужое ухо — то стало еще острее, а сама кожа немного сгладилась. Се Лянь… Обернулся? Что-то случилось? Он не чувствовал себя в безопасности?       Но прежде, чем Хуа Чен успел убрать руки, раздался какой-то утробный ворчащий звук — вибрировала шея тритона, лежащая на его плече. Это можно было бы принять за агрессию, если бы тот не продолжал на нем лежать, робко запустив пальцы в волосы; и Хуа Чен с тихим смешком только прижал его к себе сильнее, добившись невнятного — хотя все равно по-русалочьи громкого — писка и того, что кончик хвоста, извернувшись, улегся рядом с ними.       Они пролежали так довольно долго, прежде чем Се Лянь, смущенный и разрумянившийся даже в темноте комнаты, приподнялся на локтях, отбрасывая хвост и обратно обретая ноги. Хуа Чен чувствовал, что выглядит не лучше, но все равно вновь прошелся ладонью по его спине, пытаясь дать понять, что все в порядке.       — Все в порядке, — повторил он вслух — голос оказался неожиданно низким и хриплым, — гэгэ хочет сразу лечь спать?       Тот, опустив лицо в чужую грудь, только едва заметно кивнул.       Хуа Чену очень хотелось рухнуть на палубу и цепляться Се Ляню за ноги, удерживая, но можно было цепляться только за свой револьвер. Он пока еще был в своем уме.       — Саньлан, — вид у русала был немного виноватый, но все ещё твердый, — ты же понимаешь, что не сможешь пойти со мной. Даже если я смогу сделать что-то с воздухом для тебя, человеческое тело просто не выдержит давления на глубине. Понимаешь?       — Понимаю, — скрипнув зубами, кивнул Хуа Чен, — тогда возьми Хэ Сюаня. Он тоже рыба.       — Он не хочет, — покачал головой Се Лянь, — и что-то мне подсказывает, что лучше и не заставлять, если не хотим совсем уж внезапных сюрпризов. Я прав?       Хэ Сюань, стоящий поодаль и опирающийся спиной на мачту, неопределенно дернул головой. Впрочем, судя по полному отсутствия энтузиазма на его лице, идти он действительно никуда не собирался.       Се Лянь аккуратно подхватил Хуа Чена за ладонь. Пальцы были холодными и влажными, нервными, и русал тихо вздохнул — зачем же так переживать. Он выжил без плавников, правильно? Что ему всего лишь наведаться в дворец пресных вод. Там пытки считаются «неэлегантными», насколько он помнит.       — Все будет в порядке, — в очередной раз повторил он, пожимая чужую руку и отпуская ее. — У Саньлана ведь есть моя бусина. Дай мне ее на минутку.       Хуа Чен послушно распустил мелкую косичку у лица, вытягивая из нее шнурок с бусиной и протягивая тритону. Тот принял ее на ладонь, и, блеснув глазами, мягко на нее подул — та тут же растеклась крупной каплей крови, но со вторым выдохом собралась вновь, только уже куда более яркая, словно подсвечивающаяся изнутри и переливающаяся.       — Если что-то случится, — он вложил ее обратно Хуа Чену в руку, бережно закрывая ладонь, — разбей о борт или еще как-нибудь, чтобы попало в воду, хорошо? Я почувствую.       И, дождавшись легкого кивка, в пару шагов отбежал к борту, тут роняя с себя одежду и уже с хвостом прыгая в воду. Позади, кажется, еще раздалось чье-то ругательство и вскрик, но все звуки вскоре поглотила вода. Течение было теплым, но встречным, поэтому грести приходилось изо всех сил, извивая хвост по-змеиному — плавников еще не хватало для полного функционирования. Зато вода стала слушаться его лучше — и уже через пару минут, освоившись, он смог упросить ее ему помочь. Плыть стало легче и быстрее.       Правда все равно скорее по человеческим меркам.       Он дважды сбился со счета времени к тому моменту, как сквозь толщу воды наконец стали виднеться кораллово-каменные башенки, увитые водорослями и снующими стайками мелких рыб. Дворец не пустел — тут и там мелькали русалочьи хвосты, и Се Ляню приходилось медленно и аккуратно пробираться между строениями и коралловыми кустами, изо всех сил молясь, чтобы его не увидели или хотя бы не узнали. Шума не хотелось. Конечно, сказать команде он мог что угодно, но самому себе признавался — это была грязная вылазка, больше похожая на шпионаж.       Минус его плана (увы, не единственный и далеко не последний) был в том, что он понятия не имел, где могла находиться Цинсюань. Допустим, в главных помещениях, но и? Дворец казался огромным, да и наверняка, как все уважающие себя дворцы, имел внушительную систему пещер под дном.       Но сегодня ему, кажется, везло — второй раз в жизни, считая тот день, когда он поднялся на корабль Хуа Чена.       Он не успел обползти и половины дворца, как услышал, что выше что-то звякнуло. Почти прижавшись к царапающим кораллам животом, он прополз вверх по стене, подтягиваясь на руках. В чем-то было преимущество долго прожить с обрубленным хвостом — учишься делать то, на что другие не обращают внимания, разбалованные привелегией свободно плавать. Хотя — для них это было жизнью, а не привилегией.       За окном оказалось что-то вроде спальни — за исключением того, что золото, жемчуг, янтарь и другие драгоценности разных видов и разной искусности устилали пол, словно чьи-то осколки. На лежанке из покрытых мягкими водорослями камней лежала Цинсюань. Бледная до сине-зеленого цвета, неестественного даже для русалки, вся в синяках и прикованная кандалами прямо к коралловой вязи пола, с лицом пустым и без улыбки, что по отношению к наследнице Ши было еще страшнее, чем все раны.       Се Лянь торопливо вполз в комнату, практически стелясь по полу из боязни быть замеченным.       — Цинсюань. Цинсюань!       Она даже не повернула голову. Только по тому, как колеблются её жабры, можно было понять, что она еще жива, а не просто не успела закрыть уставленные вверх глаза перед смертью.       Се Лянь принялся торопливо выламывать кандалы из кораллов — получалось плохо, и совсем скоро все пальцы были в ранах от острых известковых осколков, и он, решившись, хлестанул по полу концом хвоста. Часть кораллов с хрустом сломалась, наконец выпуская кандалы.       — Цинсюань, — позвал он еще раз, подплывая ближе и наклоняясь над ней, — пожалуйста, Цинсюань. Что с тобой случилось…       Взгляд зацепился за запекшуюся кровь на острых ушах, и он попытался её оттереть — но в пальцах оголилась порванная мочка уха, тут же начавшая кровить снова, давая алой крови растечься, смешиваясь с водой. Не веря своей догадке, он схватился за руки русалки — и правда, кожа на всех пальцах, на запястьях была содрана, словно кто-то в жуткой спешке стаскивал с неё украшения, что, по видимости, и валялись теперь на полу.       — Цинсюань, — ещё раз, уже не особо надеясь на успех, позвал Се Лянь, мягко потрепав её за плечо, — пойдём, пожалуйста. Нас ждут. Хуа Чен, Хэ Сюань. Там есть те водоросли, которые ты приносила, вылечим тебя. Давай соберем все твои украшения…       Так и не дождавшись ответа, он со вздохом отстранился, принимаясь оглядываться в поисках какого-нибудь сундука, короба или хотя бы мешка — свое обещание, даже если на него не ответили, следовало держать. На глаза наконец попалась большая шкатулка размером с небольшой чемодан, с множеством отсеков, уже наполовину забитая украшениями. Се Лянь торопливо начал сгребать оставшееся свободное место украшения с пола — по крайней мере те, что не успели провалиться в кораллы и намертво в них запутаться.       Позади раздался свистящий вдох и булькнула пара пузырей. — Надо извиниться, — глухо сказала Цинсюань, медленно садясь на лежанке, — перед Хэ Сюанем… И брат… Брат уплыл… Пожалуйста, покажи дорогу.       — Не знаю, за что извиниться, — терпеливо вздохнул Се Лянь, продолжая собирать драгоценности. Даже малахит откуда-то завалялся, надо же! — но давай мы сначала тебя оденем и полетим. В смысле, поплывём.       Ши замотала головой так сильно, что Се Лянь начал переживать за её шею.       — К дьяволу это все, — она была совсем не похожа на себя, и это пугало. — Просто давай возьмем их с собой.       Стоило им выплыть из дворца, как Цинсюань словно ожила — бросилась с такой скоростью, что Се Лянь едва успел ее остановить, прежде чем она не уплыла не в том направлении. Догонять ее было тяжело, даже с учетом того, что он уговорил течение помочь ему.       Но в итоге они все равно опоздали.       Корабль был разворочен, кренился на одну сторону, не до конца потопленный, команда суетилась с ведрами, досками и паклей. Хуа Чена видно не было, но Се Лянь, прислушавшись, немного успокоился — кажется, бусины в воде не было, значит, капитан ко дну не пошел. Беспокоило немного другое.       На одной из рей, обвившись вокруг нее хвостом, словно змея, высился Хэ Сюань — в черном порванном халате поверх бледного худощавого, словно ссохшегося, тела, — и держал, прижимая к себе спиной за шею, еще одного русала — с роскошным перламутрово-синим хвостом. Тот хрипел, пытался перевоплотиться в человека, но все равно не мог ничего сделать. Половина его головы была в крови, стекающей по волосам; одна рука безнадежно вцепилась в ладонь на шее, вторая безвольно повисла, не то сломанная, не то выдернутая из сустава.       — Наконец-то, — протянул Хэ Сюань, заметив подплывающих. Цинсюань побледнела еще сильнее и в один прыжок перекинулась через борт на палубу, утащив за собой «шкатулку», — а я думал, лишу тебя такого зрелища.       Се Лянь решительно ничего не понимал, но, кажется, мог только остаться в таком виде — будучи более способным уговорить воду покинуть корабль. По крайней мере, он на это надеялся. — Отпусти его, — Цинсюань шумно вздохнула, не скрывая, что плачет, — пожалуйста. Это ведь из-за меня. — Из-за тебя, — кивнул Хэ Сюань, сильнее сдавливая руку на чужой шее и заставляя захрипеть, — но виноват-то все равно твой обожаемый братец. Думаешь, мне чем-то помогут твои цацки? Она запнулась, уронив сундук. — Может, тогда обрежешь плавники, раз такая праведная? — он победно и очень криво усмехнулся. Видеть Цинсюань такой разбитой ему явно было злорадно-радостно, но злиться на него она не чувствовала ни сил, ни права. Просто… Просто хотелось, чтобы это все закончилось хорошо. — Только без всяких причуд, как у Его Высочества Сяньлэ. Побудешь простой рыбой, скитающейся по дну, которую даже океан не услышит, а? Ши Цинсюань тупо смотрела в лицо своему брату. Чуткий слух едва улавливал тихое, скорее номинальное дыхание, с трудом прорывающееся через сдавленную шею. И молча сняла с одного из бортов абордажную кошку, примеряясь к собственному хвосту заточенными рогами. — Как жаль, — раздалось сверху, — надо было раньше. Например, когда твой брат забрал у меня все, чтобы отдать тебе.       На борт упало тело. А следом за ним — голова.

***

      Ши Уду никогда не славился особой добротой. После того, как их родители попались браконьерам, кажется, последним в своем роде (к чему он лично приложил руку), людей он считал чем-то низким. Он не был изначально «пресноводным» — но по рекам сплавлялось большое количество кораблей, которые можно было потопить в назидание. Правда, вскоре люди сообразили, что если ссыпать перед отправлением пару горстей жемчуга, настроение у него улучшится, так что он быстро стал не столько злым, сколько невозможно богатым.       Пока однажды не потопил с неосмотрительным кораблем мужа одной ведьмы.       Он вообще не понял, откуда она взялась — с единственным ножичком, больше похожим на те, которыми людские женщины резали овощи, спокойно дышавшая под водой, бледная как смерть. Наверное, она хотела проклясть его самого, но, увидев мелкую русалочку, путающуюся под хвостом у старшего брата, резко сменила интерес — и Ши Уду, заметив это, немедля сплющил её встречными течениями, постаравшись не дать договорить. Как потом оказалось, она успела.       А морские ведьмы в один голос сказали, что снять проклятие мертвого почти невозможно.       С совершеннолетием Цинсюань океан должен был перестать слышать ее, словно она умерла. Для сильной русалки из сильного рода не могло быть ничего хуже; к тому же, её дети должны были стать наследниками, особенно если Ши Уду так и останется бобылём, а разве кто-то возьмет в жены такую… ущербную?       Оставалось только попытаться проклятие обмануть. По крайней мере, Лин Вэнь смогла придумать только это — пока остальные ведьмы вовсе отмалчивались. В таком фокусе отсрочка играла им на руку. На их счастье, в глубинах восточного моря нашелся ребенок, рождённый в один день и час с младшей Ши — просто невероятное везение, особенно учитывая то, что у ребенка был один только отец, не слишком сильный и богатый, чтобы его было проблематично… убрать. А малек оказался достаточно неизбалован, чтобы принять жизнь в хоромах и ни о чем особенно не спрашивать.       Так у Ши Уду появился брат вместо сестры, пока Цинсюань была погружена в сон и спрятана у Лин Вэнь.       И теперь этот самый брат-вместо-сестры стоял меньше чем в чжане перед ней на палубе, с телом ее настоящего брата под ногами, глядя ей в глаза жестко и озлобленно. Цинюань сжимало глотку, но она не чувствовала в себе ни сил, ни права разрыдаться в полный голос. Потому что еще перед ней был её друг — лучший друг, как на считала долгое время.       И это ощущение, как и весь ее мир, сейчас рушилось на куски.