Рифы и мачты

      Хуа Чен был доволен. Точнее, это было слишком слабое слово, чтобы в самом деле описать весь его восторг.       Се Лянь сидел перед ним на койке, свесив хвост до пола и тоже с любопытством его разглядывая. Хуа Чен с трепетностью верующего, оказавшегося перед богом, коснулся того, что осталось от застарелых ран и рубцов — красно-бордовые полнокровные полосы, забранные тонким слоем нежной кожи, больше похожей на то, что составляло у тритона межпальцевые перепонки. Да, это были ещё не плавники — но по сравнению с тем, каким они Се Ляня нашли, это было невероятным чудом.       Хуа Чен в самом деле не был уверен, что делает всё правильно. До этого момента.       — Они затянулись, — благоговейно выдохнул он, боясь отвести взгляд — а вдруг они исчезнут, обернутся теми же страшными полугнилыми ранами, что и были? — и проходясь кончиками пальцев вокруг самых больших шрамов — там, где должны были быть — и будут скоро — боковые плавники. — Гэгэ точно не больно?       Се Лянь помотал головой и, поймав взгляд Саньлана, широко улыбнулся. Такой улыбки он обычно у него не видел — даже когда ему что-то нравилось, он обычно был куда скромнее. Но эта, новая, Хуа Чену до одури нравилась.       — Думаю, — он тяжело сглотнул, глядя Се Ляню в подбородок, потому что опасался поднять взгляд выше, — Ваше Высочество теперь может плавать в море. Открытых ран больше нет, и соль не будет мешать дальнейшему росту.       Се Лянь склонил голову немного набок, теряя свою улыбку взамен на что-то задумчивое с оттенком печали. И несмело дёрнул хвостом, плавником легонько шлепая Хуа Чена по колену.       — Но я помню, что плавать так тяжело, — скороговоркой проговорил он, машинально принимаясь коснувшийся его плавник поглаживать, — если Ваше Высочество только пожелает, этот Саньлан будет бесконечно рад предоставить ему опору и кров. Очень.       Се Лянь молчал. Хуа Чен, собрав имеющуюся храбрость, поднял взгляд — у Его Высочества непривычно краснела шея, уши и закушенная губа, а взгляд был уперт вниз. Он торопливо отдёрнул руки от хвоста.       — Простите, — черт побери, неужели так сложно было держать руки при себе, болван, — я сделал что-то не так.       Се Лянь глубоко вздохнул, перебирая пальцами по простыням по бокам от себя. И, словно неуверенно, едва заметно покачал головой, кажется, покраснев ещё сильнее.       Может, это было что-то другое?       — Гэгэ, — тихо позвал он, пытаясь сдержать идиотскую улыбку и чувствуя себя сумасшедшим в таких предположениях, — хочешь, ещё поглажу?       Се Лянь замер, и Хуа Чен рискнул добавить ещё:       — Может, стоит их омыть? Всё же, их страшно было тревожить щеткой, пока были раны. Я принесу самую мягкую люффу.       На этот раз Его Высочество все-таки кивнул, взглянув на Хуа Чена так… Почти жалобно, что он поклялся себе проглотить и похоронить внутри всё эмоции, что могли прорваться наружу чем-то, кроме трепетной улыбки. Тихо уронив просьбу подождать, он метнулся из каюты на палубу — мимо проводившего его скептическим взглядом Хэ Сюаня, раскуривающего грубую сильно изогнутую трубку, прямиком к буржуйке под навесом. Водрузил на трещащую углем печку котелок с водой, тут же устремляясь к бизань-мачте — на ней, под всеми ветрами, висели принесённые заботливой Цинсюань люффы, в последнее время стоящие им не меньше чем получасовыми сокрушениями, что она не может найти своего лучшего друга, хотя обыскала все южные моря, но не мог же он в самом деле сунуться на север?!       Старпом на время её визитов всегда надёжно хоронился в каких-то самых дальних закромах корабля, что даже пытавшийся по первости Хуа Чен не мог его отыскать. Может, обрастал хвостом и прятался под днищем? Нет, тогда бы русалка нашла его сразу же. Почему он не хотел показаться ей где-нибудь подальше и после вернуться на корабль, тоже было не очень ясно — не сожрет же она его, в самом деле. Оставалось только смириться с его прятками.       В итоге вернулся в свою каюту Хуа Чен через четверть часа, с запасом тёплой воды и бадьей, достаточной, чтобы в неё можно было свесить кончик хвоста, позволяя воде стекать куда положено. Се Лянь, не сменивший облика, улёгся на койке, едва не свернувшись калачиком и накрывшись тонким одеялом, на котором проступали кое-где влажные пятна.       При виде капитана он тут же встрепенулся, стаскивая одеяло к стене и садясь. Хуа Чен, отставив принесенное, протянул ему руки.       — Я приподниму гэгэ, и мы откинем подстилки, чтобы не промочить их. Можно?       Тритон кивнул, послушно хватаясь влажными прохладными руками за его плечи. Капитан, осторожно подсунув руки под хвост, приподнял его над койкой, удерживая кое-как одной рукой и торопливо сдергивая в сторону простыни. И так же осторожно опустил его обратно, заталкивая поглубже желание, чтобы руки с его плеч не исчезали ещё хоть пару мгновений.       — Вот, — шёпотом пробормотал он, усаживаясь на колени перед Се Лянем, — у меня нашлось масло. Гэгэ имеет что-нибудь против жасмина?       Гэгэ торопливо помотал головой, цепляясь в край койки, словно не зная, куда деть руки — и Хуа Чен на пробу погладил его возле шрама в желании успокоить.       — Если этот Саньлан сделает больно или вообще что-то не так, гэгэ должен сразу же оттолкнуть его, хорошо?       Се Лянь едва заметно скривил лицо, но кивнул, выдыхая и словно сдуваясь.       Хуа Чен, вымочив люффу в тёплой воде, капнул на неё масло, старательно распределяя крохи по мочалу, прежде чем коснуться ею плавника.       Тот и в самом деле был словно покрыт тонкой скользковатой плёнкой — обрабатывая раны, они, к его стыду, совсем забыли обо всём остальном. Под мягкой губкой и маслом она стиралась довольно легко, забирая с собой тусклую хмарь. Сам плавник под ней оказывался нежного, светлого серебристо-жемчужного цвета, почти уходящего в белый.       Восхитительно красиво. Он не понимал, кем нужно быть, чтобы обрубить такое — теперь ещё и потому, что красивее этого он ничего на свете не знал. Разве что того зрелища, когда на этих плавниках переливались богатейшими узорами множественные украшения.       Дальше шла чешуя — далеко не такая тусклая, как когда она сохла, но всё равно словно замызганная чем-то. Хуа Чен отжал губку и вновь откупорил масло, прежде чем приняться за неё.       В итоге к моменту, когда он закончил, вода успела почти полностью остыть. Хвост переливался, как лучший жемчуг, и под изредка попадающими под нужным углом бликами масляной лампы отблескивал мимолетным радужным.       Хуа Чен поднял взгляд на Его Высочество — увлёкшись работой, он совсем забыл о том, чтобы пытаться уследить за его реакцией, и это было непростительно.       Но с Се Лянем, судя по всему, всё было более чем в порядке — он откинулся на стену каюты, приобняв себя одной рукой за плечо, и склонил голову набок. Глаза были прикрыты, и даже третье веко наполовину виднелось. Щеки тронул румянец, на этот раз не такой лихорадочный и очень нежный.       Хуа Чен, не удержавшись, огладил его по боку хвоста, длинно, доходя до конца плавника. Се Лянь на это слабо дёрнулся, немного приоткрывая глаза — длинные ресницы всё ещё были опущены, но третье веко исчезло.       — Всё, — почему-то шёпотом сообщил ему Хуа Чен, не отпуская руки, — гэгэ… задремал?       Гэгэ, моргнув и словно окончательно приходя в себя, не слишком уверенно кивнул, подбираясь и выпрямляя спину. Открыл рот — и тут же закрыл его, выглядя несколько расстроенным.       Хуа Чен погладил его ещё раз. Кажется, Се Ляню нравилось. По крайней мере, ничего нового и как-либо способного говорить против он не увидел.       — Гэгэ может лечь спать, — предложил капитан, — я расправлю койку и погрею одеяло над печью, чтобы было уютнее.       Се Лянь уже более уверенно помотал головой, и Хуа Чену оставалось только помочь ему добраться до борта, чтобы нырнуть — и на этот раз Его Высочество почему-то не возражал, не пытаясь вырваться и добраться на своих двоих. Кажется, его действительно разморило.       Главное, чтобы не утоп.       Вечером русал вернулся позже — Хуа Чен успел улечься, разнервричаться, пройтись вдоль всего борта и вернуться в каюту, чтобы увидеть Се Ляня, сосредоточенно отжимающего волосы неподалёку от неë. Опять в одной рубахе, не достающей даже до колен. Это когда-нибудь сведёт его с ума.       — О, — удивлённо уронил он, на миг замерев, — я думал, Саньлан уже спит. Луна ведь уже высоко?       — Ждал гэгэ, — он постарался сделать облегчённый вздох как можно незаметнее. Это был его выбор — ждать, и Се Лянь не должен из-за этого беспокоиться. — Всё в порядке?       — Да, конечно, — кивнул Се Лянь, наконец сочтя волосы приемлемо мокрыми и юркая в каюту. Ноги у него были все в мурашках — ночью было уже прохладнее, чем позволительно для праздных прогулок в исподнем. — Прости, что задержался.       — Всё в порядке, — мотнул головой Хуа Чен, закрывая за ними дверь. Се Лянь, торопливо отряхнув друг о друга стопы, тут же юркнул в койку, натягивая на себя одеяло. Это выглядело… Слишком мило. — Может, погреть одеяло или принести горячей воды?       — Нет, не стоит, — русал признательно улыбнулся, — я сейчас согреюсь. Человеческое тело странное.       Он улегся, и Хуа Чен потушил масляную лампу, укладываясь сам. Из-за беспокойства, едва отпустившего, сразу не засыпалось, и он, подложив руки под голову, слепо буравил взглядом кусок подушки и стену, видные ему с такого ракурса. В голове царила пустота — но почему-то какая-то не умиротворяющая.       Что-то тихонько коснулось его головы — едва ощутимо, но он всё равно вздрогнул. Рука тут же отдернулась.       — Гэгэ?       — Прости, — пробормотал тот, — я заметил, что Саньлан не спит, хотя обычно сразу засыпает. Тебя что-то беспокоит?       Сейчас — ничего, подумал Хуа Чен, укладываясь набок так, чтобы видеть Се Ляня. Тот лежал на краю, подложив ладонь под подбородок и свесив локоть.       — У гэгэ чувствительный хвост?       Се Лянь замер; смущённо почесал нос. Но прежде, чем Хуа Чен успел извиниться и забрать свои слова обратно, всё же ошеломляюще честно ответил:       — Да, кажется, — он прикусил губу. — Это было неожиданно. Обычно болит.       — Хорошо, если больше не болит, — Хуа Чен на миг счастливо зажмурился. Он спра-вля-ет-ся. Гэгэ больше не больно. Если ему это нравится, он хоть вылижет весь его хвост, и отполирует шёлком, и отыщет самые нежные одеяния, чтобы даже под водой вились вокруг, невесомо касаясь. — Гэгэ не представляет, как этот Саньлан рад.       — Ладно, — коротко усмехнувшись, согласился тритон, — спасибо тебе. Может, этот Се может сделать что-нибудь в благодарность? Может, что-то, что поможет Саньлану заснуть.       У него была уйма неправильных вариантов. Но он ни за что бы не смог озвучить ни один из них, и пришлось остановиться на единственом нормальном, не считая варианта отказаться — потому что он гэгэ бы расстроил.       — Гэгэ может тоже меня погладить, — пробормотал он, стараясь не слишком дернуться — один взгляд, и он мгновенно скажет, что это была шутка. — Только если хочет.       — …хочу, — через короткую паузу согласился он, тут же, не давая сказать что-то ещё, погладив кончиками пальцев по волосам. — Саньлан тёплый. Скажешь мне, как лучше?       А что-то вообще может быть лучше?       Он перевернулся на живот, всё ещё не доверяя реальности — ему, конечно, часто везло в последнее время, но не настолько же? Но ничего подозрительного всё ещё не происходило. Се Лянь, смелея, зарылся пальцами ему в волосы, с нажимом проводя по коже головы, отчего по спине тут же высыпали приятные мурашки. Если бы он умел, он бы заурчал, как приласканный подзаборный кот.       — Всё хорошо?       Хуа Чен промычал что-то одобрительное, не в состоянии собраться для внятных слов. Он до этого не осознавал, насколько же, оказывается, уставал.       Цепкие пальцы спустились на шею, и капитан не сдержал тихого стона — было одновременно больно и хорошо. Рука вдруг исчезла, оставляя его в ужасающем одиночестве, от которого захотелось обиженно заскулить, но его остановил шорох со стороны койки и вдруг придавившая его пониже спины тяжесть.       — Если Саньлан не против, — его огладили по бокам, — так будет удобнее.       Он прикрыл глаза. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.       — Вверяю себя в руки гэгэ.       Тот с коротким смешком принялся за его плечи и спину. От его рук волнами расходилось приятное тепло, убаюкивающее не хуже шума тихих волн.       Хуа Чен и сам не заметил, как уснул.

***

      Каким образом единственный раз вышедшая помывка хвоста и следующая за этим «глажка» превратилась в обыденность — Хуа Чен сказать не мог. Просто как-то через день после первой Се Лянь перед сном, не обернувшись, осторожно втянул на колено Хуа Чену кончик хвоста — и, когда уловил поглаживание, уже более смело подтащил его целиком, одновременно с облегчённым вздохом словно расползаясь по койке. А после, также молча, принялся разминать между лопаток, в процессе почти незаметно спустившись на пол.       И это повторялось.       Это каждый раз разбивало Хуа Чену сердце и склеивало заново, заливая в сколы золото, как умельцы за морем.       Пока один раз утром что-то не пошло не так. Если это можно было назвать утром — по ощущениям, говорившим, что он катастрофически не выспался, до него было далеко. Проснулся Хуа Чен от того, что ему было жарко. Учитывая, что они плыли на север, а на корабле в принципе никогда не могло быть сухо, это было странное ощущение — обычно его можно было поймать разве что в обнимку с печкой, которой рядом с ним не было. Во-вторых, было тяжело. Не настолько, чтобы это заставляло беспокоиться, но достаточно, чтобы точно не спутать с весом одеяла. В-третьих, ему сопели в ухо.       Это заставило его таки вывернуться — не проснувшийся Се Лянь сполз с него набок и глухо стукнулся головой о доски пола, тут же подскакивая и садясь, даже не открыв до конца глаза.       — Гэгэ, — негромко позвал он его. Се Лянь вздрогнул, зарываясь пальцами во взъерошенные волосы и приоткрывая на него один глаз, — прости, что разбудил. Ложись обратно, ещё рано.       Се Лянь, всё ещё выглядя не очень осознанным, кивнул ему и почти в то же мгновение рухнул обратно, правда на этот раз оказавшись не на Хуа Чене, а рядом с ним. Тот замер — когда он говорил, он, конечно, думал, что Его Высочество уползет к себе на койку, но…       Но он был очень жадным и очень нечестным человеком.       — Гэгэ, — совсем тихо пробормотал он, едва ощутимо поглаживая русала по спине, — ты точно не хочешь забраться к себе?       Хуа Чен малодушно надеялся, что тритон его просто не услышит, и он со спокойной совестью накроет его одеялом и пролежит до утра, утопая в зависти к самому себе. Но Се Лянь что-то промычал, в расшифровке чего капитан не был уверен; и подтянулся поближе, почти утыкаясь носом ему в грудь и пытаясь нашарить одеяло. Хуа Чен был бы абсолютно не удивлён, остановись у него в этот момент сердце.       Мало того, что Се Лянь уснул на нём, так ещё и теперь явно не горел желанием что-то с этим делать. В итоге Хуа Чен только молча укрыл его одеялом и остаток ночи пролежал, в очередной раз изучая черты его лица. Тонкие, изящные линии носа, подбородка, словно углем подведенные брови и линии ресниц; и одновременно с этим жёсткий излом тонких бледных губ. Длинная, но жилистая крепкая шея, на которой вырисовывались контуры мышц, когда Се Ляню что-то не нравилось — единственный признак, тогда как лицо и речь его оставались благожелательными. Он был красив настолько, что Хуа Чену впору было отрубить руки за прикосновение к нему и выколоть оставшийся глаз за то, сколько он видел.       Но Се Лянь сам не выказывал этим недовольства. Се Лянь сам предлагал ему помощь. Се Лянь сам уснул на нём, а теперь забился под бок и до боли уютно сопел ему в грудь.       Его совесть была чиста.       На следующую ночь это повторилось.       Разве что, Хуа Чен на этот раз был осторожнее — Его Высочество даже не проснулся (или не подал виду), когда его, жмущегося от холода поверх одеяла, осторожно переложили под него. Хуа Чен, наверное, должен был уложить его на койку или уйти сам, оставив место Се Ляню, но… Он был эгоистом. И позволил себе положить руку поверх чужих плеч.       — Гэгэ, — позвал он его, когда Се Лянь в очередной раз погладил его по волосам, пристраиваясь сесть сверху, — тебе не нравится спать одному?       Хуа Чен не видел его лица, но готов был поклясться, что Се Лянь покраснел. Руки его замерли, и вес так и остался перенесённым лишь наполовину; через мгновение и он исчез.       — Прости.       Хуа Чен перевернулся на спину, встречаясь с ним взглядом. Се Лянь выглядел отрешенным, но одновременно с этим расстроенным, и капитан мысленно дал себе подзатыльник.       — Я ничего такого не имел в виду! — торопливо добавил он. — Просто, если гэгэ что-то беспокоит, просто скажи мне, я сделаю. Гэгэ холодно? Неудобно в качку? Тесно?       Се Лянь продолжал молчать, ковыряя пальцем половицу. Хуа Чен молча протянул к нему руки.       — Если гэгэ просто хочет спать не один, — он постарался сделать тон настолько мягким, насколько это только было возможно. Он и так действовал слишком резко. Он не должен заставлять Его Высочество волноваться. — Этот Саньлан будет рад составить ему компанию.       В молчании прошло не меньше минуты — он успел несколько раз известись и успокоиться обратно, потому что Се Лянь не двигался, и это выглядело так, словно ему нужно время для реакции; кто он был такой, чтобы его торопить? Но в итоге русал скользнул к нему единым слитным движением, укладываясь сверху — почти не перенеся веса, удерживаясь на коленях, расставленных по бокам от ног Хуа Чена, и просунув руки под его плечами в объятии.       Капитан молча едва ощутимо погладил его по спине.       — Саньлан тёплый, — тихо пробормотал Се Лянь ему на ухо, медленно расслабляясь и давая почувствовать свой вес, — просто… Это оказалось. Уютно. Непривычно. Очень. Можно этот Се ещё немного этим попользуется?       — Конечно, — прошептал Хуа Чен, — хочешь перебраться на койку? Там будет мягче, я застилал.       — Там не будет теснее?       Хуа Чен тихо хохотнул, отваживаясь погладить Его Высочество по волосам.       — Думаю, здесь примерно одинаково мало места?       — …хорошо.       Они поднялись с пола — Се Лянь всë-таки был очевидно смущён, стараясь не встречаться взглядом с Хуа Ченом, когда тот, наоборот, не мог оторвать от него взгляд. Он в жизни бы не подумал, что когда-нибудь окажется в такой ситуации — поправляя кровать, прежде чем… Лечь в неё с Его Высочеством. И в этом не было ничего грязного.       Ничего грязного, кроме его мыслей.       Се Лянь шмыгнул первым, вжимаясь в стенку и кутаясь в одеяло. Места действительно было мало.       — Гэгэ.       Се Лянь высунулся из-под одеяла. У Хуа Чена щемило его больное сердце. Он присел на край, где ещё не было заградки от падений.       — Гэгэ смущается, — улыбнулся он, — мне лечь к тебе спиной? Или хочешь, я обниму гэгэ со спины?       Тот облегченно выдохнул.       — Да, пожалуйста, — он, опомнившись, откинул одеяло, позволяя Хуа Чену улечься тоже под него. — …спасибо.       Стоило ему устроиться — почти налегая грудью на ограждение, — через его бок несмело перекинули руку, приобнимая его за пояс.       Он должен молчать!       Хотелось не то заурчать, не то тихо пищать от восторга.       — Саньлан.       — Да?       — Спасибо.