Serendipity

      – Они не очень хорошие, — сказал Сугуру, и Сатору вздрогнул.       Что он имел в виду? Из всех анализов, которые, по словам Шоко, она собиралась провести с его кровью, он был уверен, что хотя бы один из них даст положительный результат, даже если что-то менялось. Может быть, Сугуру действительно имел в виду это, когда сказал, что снимает Сатору с индукторов и не добавляет их в еду. Его тело всё ещё далеко от того, каким оно было много лет назад, но смазка больше не пропитывает каждую пару нижнего белья, которое он носит, а его похоть и потребность в сексе сходят на нет.       Но если то, что он сказал, было правдой, то ему пришлось бы отказаться от них, не так ли? И как иронично было бы, если бы Сугуру, лишённый в детстве сладостей, нуждался в стимуляторах, а Сатору — в успокоительных. Клиника всегда знала, где его держать, балансировала на грани того, чтобы сбросить его с обрыва, чтобы они могли извлечь как можно больше пользы из его тела и из того, что более концентрированные омега-гормоны ускорят процесс, но не настолько, чтобы он полностью потерял рассудок. В конце концов, они хотели, чтобы он выполнял приказы. Хотели, чтобы он не доставлял им лишних хлопот.       – Она сказала, что они были слишком несбалансированными, - сказал вместо этого Сугуру.       Что? Но… Во всяком случае, он чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние годы. Если бы он наконец переступил черту, то уже был бы на пути к тому, чтобы его разум сократился до самых базовых инстинктов и ничего больше. Может быть, это была ранняя стадия, когда он ещё не мог этого распознать?       — Прости. Я… — начал Сугуру, и почему он извиняется? Даже если бы он перешёл ту черту, он никогда бы не смог злиться на него, даже если бы имел на это право. Он просто попытается прожить последние несколько дней, когда у него ещё был разум, стараясь быть идеальным для Сугуру, дать ему всё, что мог, и если Сугуру продолжит быть таким невыносимо добрым, то даже наслаждаться его маленькими улыбками.       Но деньги. Все деньги, которые он на него потратил, пропадут, если это случится, не так ли? Конечно, какое-нибудь подпольное кольцо с радостью заполучило бы дикого омегу, и, может быть, это хотя бы окупило бы то, что Сугуру за него заплатил, и…       — Помнишь, о чём я тебя спросил при нашей первой встрече? — продолжил Сугуру. — Я хотел дать тебе возможность решить, что делать с ребёнком, потому что это была ошибка, и теперь…       Ошибка. Он, конечно, слышал, что сказал Сугуру в тот день, но ничего из этого не имело смысла и до сих пор почти не имеет. Но ведь он был всего лишь ошибкой, не так ли? Ошибкой и ничем больше.       — Пришли результаты анализов, и если мы сделаем аборт, это будет слишком тяжело для твоего организма и подтолкнёт тебя к краю, и мне очень жаль, — сказал Сугуру, и его голос дрогнул. — Даже при интенсивной гормональной терапии есть большая вероятность, что ты не выживешь в здравом уме, а если и выживешь…       О, так вот почему Сугуру извинялся, хотя в этом не было необходимости. Он ясно дал понять, что не хочет ребёнка, и, может быть, если бы Сатору не был так сломлен, он мог бы просто избавиться от него, как это делают нормальные люди. Но почему эта новость так сильно ударила его в грудь, наполнив чем-то похожим на печаль? Когда медсестры готовили его к встрече с Сугуру, когда он думал, что они готовят его к последнему визиту врача, он почувствовал лишь облегчение. Даже рад возможности наконец умереть.       Но, может быть, дело было в этом. Потому что он ещё не встретил Сугуру, потому что у него ещё не было возможности полюбить его. Потому что теперь он хотел быть эгоистом, хотел быть с Сугуру и отдавать ему всё, что у него есть, пока ребёнок не подрастёт.       И всё же Сугуру снова и снова увядал перед ним, пожалуйста. Это не могло повториться. Если бы Сугуру снова не встал утром с постели…       — Сугуру, не плачь, — выдавил он из себя. Голос Сугуру был таким надломленным, и Сатору попытался улыбнуться ему, как Сугуру всегда улыбался ему. — Я… я постараюсь справиться, хорошо? Я обещаю, что действительно постараюсь и…       Сугуру замер, медленно поворачиваясь к нему. — Сатору, что ты…       — Ты хочешь, чтобы я прервал беременность, да? — перебил Сатору, и почему он сейчас теряет самообладание? — Так что я постараюсь справиться, и даже если не получится, то я буду благодарен тебе. Я… я бы ни за что не променял эту неделю ни на что другое, и это эгоистично, но я бы прошёл через всё это снова ради этого и…       Почему он плачет, почему слёзы жгут ему глаза и текут по щекам, почему голос срывается и вот-вот сорвётся? Он был создан для того, чтобы его использовали и выбросили, как только выжмут из него всё, что можно, вот и всё. Он должен быть благодарен, даже счастлив, за неделю, проведённую с Сугуру.       – Сатору, это не...       Он не мог перестать бормотать и в конце концов разрыдался, потому что хуже всего было даже не то, что его разум окончательно угас, а то, что его тело было слишком измождено для того, для чего он был создан.       — Прости, — выдавил он, чувствуя, как колючая проволока обвивается вокруг его горла с каждым словом, которое он выдавливает из себя. — Прости, что я был пустой тратой денег. Мне очень жаль. Может быть, ты сможешь вернуть большую часть денег, если продашь меня, может кому-нибудь понадобится дикий зверь и…       — Сатору, я не сделаю этого с тобой! — перебил его Сугуру, и Сатору вздрогнул, услышав его голос, который был громче, чем он когда-либо слышал. Сугуру никогда не повышал голос.       — Но… — выдавил он из себя слабым голосом. Что тогда Сугуру сделает с ним, если его разум не выдержит? Он действительно станет никем, кроме своего второго пола, и даже не сможет попытаться быть хорошим. Из тех немногих случаев, о которых он слышал, большинство пациентов либо пожизненно помещали в больницы, либо просто усыпляли, чтобы избавить от страданий.       — Я бы никогда так не поступил с тобой, Сатору, — на этот раз голос Сугуру был намного тише, и Сатору поднял взгляд. Сугуру снова выглядел сломленным, в его глазах стояли слёзы. — Я бы никогда не стал играть твоей жизнью.       Но всё это было ошибкой, как он и сказал. Зачем ему было хранить это, если он изначально этого не хотел?       Сугуру только продолжил: «Я сделаю всё, чтобы позаботиться о тебе и ребёнке, хорошо, Сатору? Я разберусь, но ты и твоё здоровье для меня на первом месте. Всегда».       В этом не было смысла, но он доверял ему, даже если не понимал, почему тот говорит такие вещи.       — Хорошо, — выдавил он. Потому что он готов был сделать для Сугуру всё, даже попытаться поверить в то, что слишком хорошо, чтобы быть правдой.       — Я не могу обещать, что буду идеальным, но я постараюсь. Я сделаю всё, что в моих силах, — сказал Сугуру едва громче шёпота.       Сатору снова кивнул, и он был прав. Прав в том, что о ребёнке хорошо позаботятся, что у него будет идеальный отец. И он мог быть уверен в этом, даже когда его в конечном счёте отдадут следующему человеку, и это было так эгоистично с его стороны, но, может быть, он мог бы спрятать записку в комнате, куда Сугуру впустил, и она наверняка стала бы собственностью ребёнка, когда Сугуру от него избавится, но, может быть, они когда-нибудь найдут её и узнают, что Сатору всегда будет любить и помнить их.       Позже тем же вечером Сатору смотрел «Покемонов», а Сугуру сидел рядом и печатал на ноутбуке. Зачем он вообще работал? Он только-только восстановился и должен был отдыхать, но Сатору ничего не мог сказать, он был слишком бесполезен, чтобы даже помочь с каким-то рабочим документом, который он писал. Он даже не смог закончить школу, и теперь его можно было использовать только как представителя второго пола.       К тому времени, как Сугуру закрыл свой ноутбук, часы пробили полночь. Сатору отказывался ложиться спать, пока Сугуру не ляжет тоже, даже если бы Сугуру сказал ему, что он может. Возможно, желание было отменено, но он не оставит его. Он будет рядом с ним столько, сколько ему позволят.       — Раз уж ты всё равно не спишь, Шоко сказала, что если я понюхаю тебя, это поможет сбалансировать твои гормоны, — начал Сугуру, не глядя ему в лицо, как обычно. Неужели он не хотел этого, даже если и заговаривал об этом? Пока Сатору не переступил черту, всё будет в порядке. — Ты не против? Ты можешь сделать то же самое для меня.       Мир перестроился, кусочки встали на свои места. Сатору никогда не чувствовал запаха, кроме как от использованной одежды, которую медсестры бросали в его сторону и подносили к его носу, пока он не начинал вдыхать, пока его мозг не перестраивался, чтобы поверить, что это были подарки от альфы, которым он был оплодотворён, но только это. Ничего больше. Но это… настоящий запах, как будто они были настоящими супругами…       Он кивнул, и Сугуру… Он ведь должен был быть каким-то ангелом, верно? Жертвенным агнцем, который пережил ад на земле в детстве и сохранил всё своё сияние и совершенство, который ни разу не был запятнан всем этим. Может быть, в тот день медсёстры действительно готовили его к смерти, усыпили его, чтобы он мог отойти в мир иной, потому что это точно не могло быть реальностью. Должно быть, это был последний сон в попытке наверстать упущенное за последние восемь лет.       Сатору обнажил шею, и Сугуру снял с неё ароматическую наклейку. В воздухе запахло клубникой и ванилью. Сатору едва сдержал стон от лёгкого прикосновения кончиков пальцев Сугуру к его шее.       А потом Сугуру тоже снял с него футболку, и запах кофе смешался с запахом клубники, его насыщенный и успокаивающий аромат уравновесил сладкий аромат Сатору, когда Сугуру наклонился к нему, а Сатору податливо прижался к нему, и всё было туманным, но таким идеальным для них двоих.       Пахло, как в одном из кафе, которые он посещал в юности, и, может быть, в какой-нибудь другой вселенной, где он не был сломлен, где он окончил школу и поступил в колледж, чёрт возьми, он встретил бы Сугуру в магазине, где продают пончики и кофе. Где он, несомненно, влюбился бы в Сугуру с первого взгляда, как и сейчас. Во вселенной, где он мог бы быть партнёром, а не купленным товаром.       Сатору повторил движения, осмелившись оставить свой запах на Сугуру, словно помечая его как своего, словно они действительно предназначены друг для друга навсегда, а не на несколько мимолетных месяцев.       И всё же Сугуру позволил ему, и на его губах появилась лёгкая улыбка вместо гнева, а Сатору не смог сдержать мурлыканье, которое вырвалось из его груди. Может быть, они не будут вместе вечно, но в глубине души он никогда этого не забудет.