Serendipity

      Сатору чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда дверь, ведущая в дом, открылась и в квартиру вошла ещё одна пара ног, следовавшая за уже запомнившимися ему шагами Гето. Каждый шаг был легче предыдущего, и не было запаха, даже запаха блокаторов, который обычно проникал в комнату через щель в двери. Значит, Бета.       И всё же он лежал неподвижно, подавляя в себе всё. Если бы они захотели его использовать, то так бы и случилось, и он ничего не смог бы с этим поделать, вот и всё.       Но он мог бы порадоваться и хорошему, верно? Например, тому, что жалюзи на окне всё ещё были открыты, позволяя драгоценному солнечному свету проникать сквозь стекло. Тому, что ему выделили настоящую комнату, а не держали для удобства на кровати Гэто, тому, что на нём была настоящая одежда, пусть и временная. Его пока не связывали, хотя это могло произойти в любой момент, ведь одна из медсестёр рассказала Гето о том случае много лет назад. Наверное, он пошёл за покупками, чтобы найти новые наручники, и по пути встретил друга, чтобы как следует и полностью его приручить.       Но на этот раз он будет вести себя хорошо, и тогда, может быть, одежду не заберут. Он не будет сопротивляться или драться. Он снова протянет руки, чтобы его связали.       Запах искусственного лимона ударил Сатору в нос, распространившись по всей комнате. Нет. Пожалуйста. Он не хотел просыпаться. Он не хотел, чтобы исчез запах плесени и этого альфы. Не хотел, чтобы запах трав и безнадёжного кофе сменился стерильным запахом клиники. Он не хотел снова просыпаться связанным и в больничной рубашке. Он мог бы быть хорошим и позволить им повеселиться с ним, если бы только мог остаться.       И всё же запах продолжал усиливаться, вытесняя прежний, независимо от того, как неподвижно он лежал на кровати или как поднимал руки, словно снова сдерживая себя в безмолвной мольбе остаться. Запах плесени и сырости всё ещё усиливался, несмотря на то, что его нижнее бельё наверняка было испорчено, а блокираторы запаха, которые медсестры надели ему на внутреннюю поверхность бёдер, заглушали запах того, что он был готов предложить, если бы только мог остаться.       Раздался стук в дверь, и ничего, кроме запаха лимона, не напоминало о том, что это могла быть одна из медсестёр, но с другой стороны раздался голос Гето, который спрашивал, можно ли войти.       Он не понимал. Не понимал, было ли это проверкой или насмешкой, и вместо этого молчал. Дверь всё равно открылась после нескольких бессмысленных слов и паузы, и женщина последовала за Гето, когда он вошёл. Он мог бы быть полезен им, и, может быть, тогда его не отправили бы обратно.       В этом не было никакого смысла. Ни в её улыбке, ни в том, как она сказала, что это была своего рода проверка, потому что разве это не означало, что ей нужно было что-то сделать до того, как всё началось?       Она спросила его имя, и он вспомнил, что Гето дал ему указания, и вот почему, не так ли? По крайней мере, в этом он мог быть уверен: инструкции Гето были гораздо более чёткими, чем те, что давали ему медсёстры, подготавливая его к тому, что должно было произойти, и за это он был готов отдать что угодно.       — Гето, — прошептал он, и, может быть, со временем он сможет заслужить их общее имя.       Сатору мог только смотреть ей вслед, когда она уходила, и почему она на самом деле не прикоснулась к нему? Разве не для этого Гето подготовил его, чтобы он был готов к тому, что произойдёт, и правильно отреагировал? На мгновение, когда она сорвала с его шеи блокиратор запаха, он подумал, что это наконец-то случилось, и оглянулся на Гето. Его зрачки расширились, а нос затрепетал, когда он почувствовал запах Сатору, но он лишь зажал рукой нос и рот, а Шоко заменила блокиратор новым так же быстро, как сняла старый.       Всё это не имело смысла, даже когда он держал в руках коробку с блокаторами запахов, а от запаха чистого белья у него сводило живот, хотя чистота в клинике была одним из немногих положительных моментов.       Гето пододвинул к нему корзину и поставил её на кровать рядом с Сатору. Его зрачки всё ещё были немного расширены, должно быть, из-за его стойкого запаха, но на лице снова появилась мягкая и сбивающая с толку улыбка.       — Теперь всё здесь твоё, — объяснил Гето, как будто сама мысль о том, что что-то может принадлежать ему, не была нелепой, даже тело Сатору. — Мы не знали, какой стиль ты предпочитаешь, поэтому постарались подобрать для тебя что-то из основ.       Сатору перевёл взгляд на корзину, продолжая лежать на кровати. Внутри была разложена одежда и туалетные принадлежности. Должно быть, это какая-то шутка, верно? Конечно, Гето заберёт всё это, как только Сатору хоть немного проявит желание, и заставит его заслужить это.       И он бы сделал это. Он бы сделал всё, что угодно, лишь бы ему разрешили носить одежду и быть чистым, но в том, что затеял Гето, не было никакого смысла. Если бы он только сказал ему ещё раз, подготовил его, как раньше, к ответу, который он должен был дать, когда его спросят, как его зовут, и он бы сделал это. Он был бы так благодарен за простые инструкции, даже если бы они не принесли никакого приза.       — Я собираюсь начать готовить ужин, хорошо? У тебя есть аллергия на что-нибудь? — спросил Гето, всё ещё улыбаясь, и, казалось, в его словах не было никакого подвоха, но…       Сатору покачал головой, и Гето ушёл, закрыв за собой дверь. Было ясно, что он не собирался уходить.       Он позволил себе снова оглядеть комнату, вместо того чтобы начать заново считать незнакомые пятна краски на потолке, и по-прежнему не обнаружил никаких камер. Но они ведь должны быть, верно? Он просто ещё не заметил их. Наверняка Гето следит за ним, чтобы убедиться, что он ведёт себя хорошо.       Сатору снова взглянул на корзину, в которой лежали мыло и шампуни, словно призывая его, несмотря на то, что он был самым чистым за всю свою жизнь… за всю свою…       Не могло пройти и нескольких лет. Может быть, двух или трёх, потому что они сказали, что индукторы ускоряют беременность, так что не могло пройти больше времени. Он не мог быть тем, кого видел в отражении. Но, может быть, если он просто примет приглашение и заглянет в корзину, то всё прояснится, и он поймёт, что должен сделать, чтобы заслужить привилегию за привилегией, которые Гето соизволил ему предоставить.       Он подавил мысль о том, что это могло быть почти что ухаживанием, такие ритуалы всё ещё распространены, но это не могло быть ответом. Бывшие омеги, которых покупали другие, не получали такой роскоши и доброты.       Все ароматизированные средства, казалось, пахли чистым бельём, и почему же теперь этот запах казался ему почти невыносимым, когда он был одним из немногих утешений в клинике? Затем он понюхал шампунь и кондиционер, моргая и отстраняясь, чтобы перечитать этикетку. До этого он не знал, что у синего цвета может быть запах.       А потом одежда… Его руки дрожали, когда он осмелился потянуться и вытащить одну из мягких рубашек. Ткань была настоящей и прочной, в отличие от тонких, как бумага, платьев, которые так легко рвались и отрывались. Сатору замер на полпути, поднося рубашку к лицу, чтобы потереться о неё, и подавил то, что, как он был уверен, могло бы прозвучать как мурлыканье.       С каких это пор… Он никогда не…       Он чуть не выронил рубашку, когда его взгляд упал на спрятанную под ней вещь поменьше. Дрожащими руками он вытащил нижнее бельё, и это было глупо. Он знал это. Было так, так глупо, что его глаза горели и слезились из-за таких простых предметов одежды, но он ненавидел это. Ненавидел то, каким уязвимым, простым и беспорядочным он себя чувствовал. Ненавидел то, как легко блуждающая рука могла коснуться его, и то, что он никогда не чувствовал себя чистым.       Он снова посмотрел на дверь, которая по-прежнему была решительно закрыта, а Гето практически приказал ему примерить одежду, не так ли? И, как и раньше, дверь оставалась закрытой, даже когда он раздевался. Нижнее бельё, которое Гето дал ему раньше, уже почти испортилось, и он надел новое, положив в него одну из прокладок, предназначенных для месячных, в надежде, что это их спасёт. И с каких это пор… Он едва мог вспомнить, когда у него в последний раз были месячные, но помнил, как ему было стыдно, как он всегда либо крал прокладки у кого-нибудь из женщин в семье, либо делал их из туалетной бумаги, вместо того чтобы осмелиться спросить и признаться в очевидном. Он думал, что это больно и унизительно, пока не очнулся в клинике и не узнал, что на самом деле означают эти слова.       Он заменил старые блокираторы запаха на внутренней стороне бедер новыми, пахнущими бельем, прежде чем наложить еще один на свое настоящее нижнее белье. Если Гето хотел, чтобы от него пахло чистотой, то он это сделает и будет благодарен за это.       Он надел более свободные и лёгкие пижамные штаны, толстовки и свободные рубашки — кажется, это было единственное, что носил Гето, и ничего из этого не казалось подходящим для его нового «дома».       Он мог только смотреть на джинсы и сложенные брюки, и в его голове проносились вопросы. Эта одежда была достаточно нормальной для любого, кроме него, как будто ему когда-нибудь разрешат выйти из дома, как будто ему когда-нибудь разрешат снова почувствовать солнечный свет за окном. По крайней мере, в пижаме он будет выглядеть мягче, как и ткань на его коже, даже если она не такая тяжёлая и прочная, как одежда, которую Гето позволил ему одолжить. Может быть, в ней он будет выглядеть более женственно, что больше всего нравится омегам, чтобы лучше соответствовать их образу. Может быть, ему понравится.       Стук в дверь, Сатору замирает, осознавая тяжесть своих поступков. Гето не говорил, что ему можно примерять новую одежду. Он не говорил, что ему можно переодеваться или пользоваться чем-либо, кроме блокаторов запаха. Сатору просто предположил, подумал вместо того, чтобы сделать именно то, о чём его просили. И даже сейчас он стоит, а не лежит на кровати, где ему самое место.       — Ужин готов, — приглушённо сказал Гето через дверь. — Ты можешь выйти?       Настоящее указание, которому он не осмелился бы не подчиниться. Если бы Гето хотел наказать его за самонадеянность или заставить его заслужить новую одежду, то именно это и произошло бы, в конце концов, всё так просто.       Он открыл дверь, заставляя себя не вздрагивать, пока ждал реакции Гето.       И всё же руки не ударили его и даже не притянули ближе, а Гето лишь снова одарил его одной из своих сбивающих с толку улыбок.       – Я рад, что ты устраиваешься.       Сатору на долю секунды задержал взгляд на его спине, когда тот развернулся и ушёл, а затем последовал за ним на кухню. Гето, казалось, уже извинялся за всё подряд, расставляя две тарелки и наливая в них дымящийся суп.       — Прости, если он не очень вкусный. У меня не было времени готовить с нуля, так что просто скажи, если тебе не понравится, и мы что-нибудь придумаем.       Гето поставил перед ним миску с тёплым супом, от которого шёл приятный запах. Гето уже начал есть, а ему действительно можно? Можно ли есть то, что выглядит таким вкусным и аппетитным, привыкнув к холодным остаткам больничной еды и питательной трубке, если ему не везло, и получать необходимые витамины и питательные вещества, и ничего больше?       Сатору посмотрел на него, взял ложку, тяжёлую и почти незнакомую в его руках, поднёс ложку ко рту, и Гето кивнул, словно подбадривая его, прежде чем он проглотил ложку, широко раскрыв глаза.       На вкус это было лучше, чем он когда-либо помнил, и он ничего не мог с собой поделать, его руки дрожали, а желудок, который, казалось, кричал на него, требовал, чтобы он зачерпывал ложку за ложкой и отправлял их в рот, и он, должно быть, выглядел отвратительно, и суп наверняка отберут у него в любой момент из-за того, что он не мог себя контролировать, но всё же не мог остановиться. Не мог остановиться, хотя на глаза наворачивались слёзы, но они не текли. Не мог остановиться после того, как наконец-то ощутил такую теплоту и вкус после столь долгого времени.       Однако Гето лишь улыбнулся ему, когда он закончил, и подвинул к нему салфетку. — Если хочешь, можешь взять ещё одну.       Сатору мог только вытереть рот, его руки всё ещё были неуклюжими от долгого бездействия, а глаза щипало. Это… это был просто суп, да? Еда, которую он не заслужил. Доброта, которой он не заслуживал.       — Вот, я налью тебе ещё, — предложил Гето, и Сатору наблюдал, как он делает это с такой лёгкостью, словно это самая простая вещь на свете, и с мягкой улыбкой протягивает ему тарелку. Слова застряли в горле Сатору, он не мог их произнести, не мог дать ему знать.       Спасибо.       Спасибо. Я сделаю все, чтобы отплатить тебе.       Ты можешь запереть меня в этой комнате и приковать к стене. Можешь бить меня, пока я не перестану двигаться. Можешь заколотить окно. Можешь прикасаться ко мне как угодно, и если это сделает тебя счастливым, я притворюсь, что мне это нравится.       Спасибо.       Просто сохрани меня.       Пожалуйста.