Serendipity

      Солнце было тёплым, лучи падали на него, и от яркости у Сатору болели глаза, хотя он старался держать их открытыми, чтобы насладиться солнечным светом. Когда он в последний раз видел что-то, кроме слепящего искусственного света? Когда он в последний раз дышал свежим воздухом?       И всё же он не отрывал взгляда от земли, следуя за мужчиной в попытке быть хорошим, вести себя прилично, несмотря на то, что он всё ещё прислушивался к тому, что они говорили в той комнате. Он слышал гнев в голосе мужчины, даже если тот был прикрыт любезностями, и всё равно чувствовал, как по спине пробегает дрожь, когда он думал об этом. Думал о том, что это может значить. Если бы он мог говорить с ними свысока, то что бы он сделал с Сатору, когда тот неизбежно вызвал бы его недовольство? Когда они добрались до его дома?       Вероятно, он продолжал улыбаться только потому, что они были на людях. Потому что было бы невежливо показывать другим, как он наказывает свою новую омегу за то, что она стала причиной случившегося.       Но, может быть, если он будет смотреть в землю, молчать и слушаться, может быть, тогда…       Нет, он не мог на это надеяться. По крайней мере, в клинике его наказывали только за нарушение правил. Ему снова и снова говорили, что такие клиники — одно из самых гуманных и снисходительных мест для омег вроде него. Но теперь, когда его контракт продан кому-то другому, причём альфе…       Он шёл в новый ад, не так ли? Он думал, что уже познал боль и даже унижение до того, как очнулся в той камере, и, вероятно, пройдёт через это снова. Ему придётся узнать ещё один аспект всего этого.       Но…       Но, по крайней мере, ему позволили почувствовать солнце хотя бы на несколько секунд, пока он следовал указаниям мужчины и садился на сиденье в машине. Мужчина закрыл за ним дверь и обошёл машину, чтобы сесть на водительское сиденье, которое находилось всего в полуметре от него.       И всё же он заставил себя оставаться на месте, пока мужчина продолжал двигаться, держась за рычаг переключения передач и поглядывая в его сторону.       — Э-э… помочь пристегнуть ремень безопасности? — спросил мужчина и оказался прав. Ему следовало это предвидеть, не позволять себе погружаться в свои мысли и хотеть слиться с фоном. Ему удалось лишь привлечь к себе ещё больше внимания мужчины.       Его руки дрожали, пока он пытался найти его и наконец защелкнул на место. По крайней мере, это не изменилось, даже если машина показалась ему почти чужой в ту долю секунды, когда он поднял взгляд.       Мужчина начал вести машину, а Сатору просто смотрел на свои колени, не обращая внимания на движение за окном и тишину между ними. Может быть, если он будет очень стараться, мужчина просто забудет о нём.       Дом выглядел нормально. Или, может, квартира? Он не был уверен, потому что до того, как он стал наследником, он жил только в поместьях и посещал их, но он всё равно бывал в городах и видел снаружи эти маленькие дома. Но как только они вошли внутрь…       Он заставил себя не волочить ноги, а просто впитывать и запоминать те несколько секунд солнечного света, которые он получал, пока шёл от парковки к двери. Однажды это должно было случиться. Он слышал, как некоторые медсестры говорили об омегах, которые состарились, и некоторые из них говорили о том, чтобы собрать достаточно денег, чтобы купить его, когда он достигнет этого возраста, и шутили о том, что, возможно, получат скидку для сотрудников.       Мужчина открыл дверь, и Сатору вошёл вслед за ним, изо всех сил стараясь не морщить нос. Внутри всё было совсем не так, как в слишком опрятной клинике: под ногами был пыльный пол, и что-то отдаленно напоминало запах плесени.       Паника охватила его всего через несколько секунд. Неужели от него потребуют ещё и уборки? Он слышал, что это делают настоящие полезные, хорошие омеги, но никто никогда не ожидал от него представления в виде омеги, поэтому он так и не научился, и что будет, если он потерпит неудачу? Он мог бы пережить, если бы его отправили обратно в клинику, но если его просто выгнали на улицу…       — Я… — начал мужчина, и Сатору, оторвавшись от своих мыслей, на секунду поднял взгляд. Мужчина положил ключи от машины на кухонный стол и провёл рукой по волосам. — Прости за беспорядок. Я живу один и…       Мужчина повернулся к нему, и Сатору тут же опустил взгляд в пол. Как он мог быть таким глупым, чтобы посмотреть вверх, и ради чего? Из любопытства?       — На самом деле мы можем позаботиться об этом позже. Давай найдем тебе нормальную одежду.       ... Одежда?       Он мог только следовать за этим человеком, сжимая в пальцах тонкую ткань больничной рубашки. Разве то, что на нём надето, не является достаточной привилегией? Сначала он думал, что это необходимый минимум, и помнил, как после того, как во второй раз он воспротивился этим блуждающим прикосновениям, они наконец-то сорвали с него рубашку, и тонкая ткань порвалась.       Ему повезло, что он смог вернуть его, даже если это было до его освобождения, и потому что они не потрудились забрать его, когда он позволял им делать всё, что они хотели, когда у него было что-то ценное, что он мог сохранить. Всего одна вещь в этом аду.       Дверь открылась, и у Сатору кровь застыла в жилах, когда он увидел кровать в центре комнаты. Он был глупцом. Таким, таким глупцом, что даже подумал о нелепом предложении одежды. Конечно, её не было. Зачем бы ещё кому-то тратить столько денег на омегу?       И всё же мужчина подошёл к комоду, порылся в ящиках, достал настоящую рубашку и брюки, а после секундного колебания даже нижнее бельё и протянул их, словно предлагая. — Ванная прямо за тобой.       Он мог только смотреть на них, отчаянно желая протянуть руку и схватить их, притвориться, что за них не нужно платить слишком очевидную цену, как будто простая одежда могла его защитить. То, что он притворялся, будто отдаёт их ему без каких-либо условий… это ведь была шутка, верно? Способ заставить его посмеяться над всем этим.       Мужчина лишь сунул одежду Сатору в руки, и тому ничего не оставалось, кроме как взять её.       — Теперь они твои, — объяснил мужчина с той самой сбивающей с толку улыбкой, которая так отличалась от той, с которой он разговаривал с медсёстрами, но всё равно была похожа на неё.       Сатору кивнул, прижимая к себе одежду, и всё это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой. Когда всё это наконец отберут, будет только больнее, но…       Он закрыл за собой дверь ванной, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. Где-то должны быть камеры, верно? Как в клинике и поместье. Запах плесени ударил ему в нос, но одежда в его руках…       Его руки дрожали, и он не мог справиться с пуговицей и завязками на спине медицинской робы. Пальцы, не привыкшие к таким задачам, не слушались, тонкая, как бумага, ткань упала на пол, и теперь мужчина точно войдёт, и Сатору останется без последнего слоя защиты, уязвимый и открытый, с блестящими от смазки бёдрами.       Мужчина всё ещё не врывался в комнату, когда осмеливался пустить хотя бы струйку воды из раковины, смочив клочок туалетной бумаги и вытерев ею бёдра, прежде чем спрятать её под несколькими слоями мусора.       Сначала он надел нижнее бельё, которое было ему немного великовато, но всё же он ничего не мог с собой поделать, чувствуя, как в груди разгорается и вот-вот разорвётся чувство, поднимаясь всё выше и выше, пока не застряло в горле. Сатору сглотнул. Он не мог позволить себе снова привыкнуть к ним, не мог позволить себе привязаться, даже если был готов на всё, лишь бы сохранить хотя бы этот предмет одежды. Он мог бы даже притвориться, что ему это нравится, или так мило плакать, если бы ему разрешили носить их между использованиями.       Но мужчина, вероятно, ждал его и, вероятно, с каждой секундой, которую Сатору тратил на бесполезные воспоминания и безнадёжные желания, становился всё более нетерпеливым. Он старался не поддаваться головокружению, когда надевал брюки, и его инстинкты обострились от запаха мужчины, пропитавшего ткань. В нём поднималось какое-то смешанное чувство, побуждавшее его убедиться, что альфа его не бросит. Рубашка не помогала, Сатору вцепился в столешницу так, что костяшки пальцев побелели. Его чёртова «внутренняя омега» или как там, чёрт возьми, это называется, кричала на него, зная, что запах принадлежит альфе, который оплодотворил его, пусть и искусственно. Кричала, чтобы он был помечен и заявлен, чтобы его больше не бросили.       Но это просто говорили глупые инстинкты, глупая штука, которую снова и снова обманывали в прошлом, принося ему пахнущую «сородичами» одежду, когда он начинал телиться, чтобы сбалансировать его гормоны, пока его идиотские инстинкты не убедили его, что его обязательно будут брать каждый раз. Что как только он родит, его заберут и наконец-то будут заботиться о нём, но в палате не будет ни одного альфы, только медсёстры каждый раз во время родов, ребёнка сразу забирают, чтобы предотвратить импринтинг, и… и…       Сатору сделал глубокий вдох, отгоняя воспоминания. Это случится снова, как случалось всегда, без исключений. Может быть, на этот раз, может быть, на этот раз ему будет не так больно, даже если он уже давно принял это как данность. Может быть, на этот раз он сможет обойтись без срыва и просто молча и безучастно погрузится в себя, как всегда.       А потом он поднял взгляд и посмотрел в зеркало, вздрогнув, как… как…       На него смотрел мужчина, уже не подросток, с такими же белыми, как он помнил, волосами и такими же голубыми глазами, но старше. Гораздо старше, и в его глазах не было ничего, кроме приглушённого ужаса.       Это не могло…       Сколько лет?       Это казалось бесконечным, конечно, казалось, и, конечно, на каком-то уровне он понимал, что прошли годы, даже когда изо всех сил старался не думать о том, сколько циклов он там пережил, но… Но течение времени не должно было быть чем-то потерянным, он не должен был стареть вместе с ним, он должен был выглядеть так же, как и раньше, и…       Раздался стук в дверь, и Сатору замер, услышав знакомый голос с другой стороны. Он оставил дверь незапертой, едва набрался смелости, чтобы закрыть её, так почему же он просто не вошёл? Почему —       — Ты в порядке? Ты там уже давно и…       Сатору открыл дверь, действуя по привычке, хотя сердце бешено колотилось в груди. Он не мог заставлять его ждать, не мог позволить ему с каждой секундой всё больше и больше расстраиваться.       Мужчина моргнул, словно удивлённый, и Сатору накрыла новая волна паники. Конечно, он был достаточно высоким, чтобы, глядя вниз, установить зрительный контакт, когда они были так близко. Поначалу никто не верил, что такой высокий, дерзкий и громкий мужчина может быть омегой, даже он сам отрицал это, но он всегда был странным, не так ли? Слишком много всего в неправильных местах.       Мужчина тоже отошёл, и между ними образовалось слишком большое расстояние, когда он откашлялся. — Я прибрал для тебя гостевую комнату и добавил ещё немного одежды.       Значит… его не собирались держать в спальне для более удобного использования?       — Как насчёт того, чтобы посмотреть? — снова попытался мужчина, снова одарив его той странной улыбкой, которую он никак не мог понять. Это должно было что-то значить, верно?       Сатору последовал за ним, широко раскрыв глаза, когда дверь открылась, и он увидел настоящую комнату, совсем не похожую на ту камеру, к которой он привык и в которой едва помещались кровать и унитаз. То, что подступило к его горлу, вернулось, когда он увидел окно, занавешенное и отбрасывающее в комнату тёплый свет, и, может быть, когда его снова свяжут, он хотя бы сможет видеть солнечный свет, и этого будет достаточно. Это будет больше, чем он мог когда-либо просить.       И всё же он отбросил эту мысль. Шторы могли опуститься в любой момент, и было бы хуже, чем глупо, привязаться к ним. Это не продлится долго.       Мужчина подтолкнул его внутрь, и это прикосновение было скорее предложением, чем чем-то ещё, но Сатору всё равно пошёл за ним, даже когда мужчина на мгновение опустил взгляд и отошёл в сторону, слегка шаркая ногами, словно стесняясь. Как будто Сатору и так не сделал бы для него что угодно, лишь бы сохранить одежду и чтобы в окно проникал солнечный свет.       — Я… В документах тебе не разрешили оставить свою фамилию, — начал мужчина, а Сатору слушал его так, словно не слышал. Но, по крайней мере, это означало, что он достаточно хорошо притворялся, что не слышит. — Твоя семья не хотела, чтобы твоя личность была раскрыта. Я… я почти уверен, что они сказали, что ты учишься за границей или что-то в этом роде.       Сатору чуть не усмехнулся, но в последний момент сдержался, потому что, конечно, они бы так и сделали. Конечно, они бы сделали вид, что он занят чем-то другим, а потом, вероятно, придумали бы какую-нибудь трагическую историю о несчастном случае, когда возникли бы подозрения. Но нет, ему не разрешили поступить в университет, вместо этого его семья решила, что ему лучше овладеть искусством раздвигать ноги, чтобы рожать снова и снова.       Мужчина продолжил объяснения, как будто Сатору когда-нибудь понадобятся эти знания. Как будто ему когда-нибудь разрешат выйти из дома.       – Я изменил твою фамилию на свою, потому что не знал, что делать, и инициалы, по крайней мере, совпадают. Так что… с юридической точки зрения ты теперь Гето Сатору. Прости.       Мужчина поморщился, произнося это. И Гето, да? В панике он совсем забыл его имя, но это было лучше, чем фамилия его семьи, которая каждый раз, когда он её слышал, напоминала ему о том, что они сделали и где бросили его.       — Ты не против, если я буду называть тебя Сатору? — продолжил Гето, как будто Сатору не согласился бы ни на что из того, о чём он просил. — Я знаю, что это самонадеянно, но…       Сатору кивнул, напомнив себе, что нужно продолжать смотреть в пол между ними. Это было лучше, чем «прозвища», которыми его там часто называли, от «красотки» до «сучки». Когда его называли по имени… Он отогнал эту мысль. Он не мог позволить себе слишком увлечься фантазией о том, что снова чувствует себя почти человеком.       Мужчина лишь провёл рукой по волосам, и Сатору поднял взгляд на это движение, а на лице мужчины всё ещё была натянутая улыбка.              — Спасибо. Было бы неловко объяснять это моим друзьям.       Сердце Сатору упало, желудок сжался. Значит, друзья. Вот какова цена такой замечательной комнаты и настоящей одежды.