Море обнимет, закопает в пески

Хёнджин просыпается очень рано. За окном золотой час и всё окрашено мягким, жёлтым светом, тёплым и нежным. Тишина, но не пустая, а природная – наполненная пением птиц, шелестом листвы и высокой травы в саду у дома. Если прислушаться, то и правда, можно услышать, как об скалы бьются волны, ритмично, создавая свою мелодию - песнь бесконечно-прекрасного лета. Хёнджин застилает постель, ещё шире распахивает окно, чтобы впустить утреннею прохладу и идёт на кухню, надеясь обнаружить там Бан Чана. На кухне холодно, по телу пробегает дрожь. Посуда в раковине вымыта, в доме вообще царит чистота и порядок, что для Хёнджина как параллельная вселенная, ведь будь у него свой дом, там бы царил срач беспорядок. Осмотрев все комнаты, а в доме их всего три, не считая ванной и кухни, Хёнджин ни в одной не застаёт Бан Чана. Решив, что уходить не попрощавшись, будет не вежливо, Хван возвращается в комнату и, вытащив наугад книгу, погружается в чтение. Бан Чан со стуком опускает на стол сетку с продуктами, но даже это не привлекло внимание читающего парня. - Джинни, ты ещё спишь? Радость моя, петухи уже поют, а ты всё дрыхнешь. Иди сюда, нас ждёт завтрак. Хёнджин вскакивает, не убирая из рук книгу, бежит на кухню. Бан Чан протирает рукой капельки пота на лбу. Выглядит таким домашним в белой рубашке с коротким рукавом и удлинённых бежевых шортах. Чан приветливо улыбается, начинает разбирать покупки. Свежий хлеб, румяный, ароматный, Чан не удерживается и кусает край. - Просто чудесный хлеб. В нашем городке лучшие пекари. - Этот точно испекла моя мама, чувствуется её рука, - Хёнджин откусывает кусочек из рук Чана. - Твоя мама пекарь? - Чан продолжает раскладывать всё по полкам: пачку риса, свежих креветок, лимоны, спелые нектарины, мешочек со специями. Хёнджин давно не видел такой еды - привык питаться полуфабрикатами в Сеуле. Хёнджин кивает и садится за стол дочитывать книгу. Окно настежь открыто, на кухне пахло морем и мокрым песком. - Харуки Мураками – «Норвежский лес». Хороший выбор, я очень любил эту книгу в твоём возрасте. Я всегда ассоциировал себя с Ватанабэ, я также встречаю людей, чьи судьбы меня трогают и влияю на них, сам того не понимая. Не знаю, дочитал ли ты, но я, подобно Ватанабэ, хотел понять и спасти одного человека, как он хотел помочь Наоко. - И не смог? - Не смог, - печально отвечает Бан Чан, устремляя взор в окно, туда, где плещутся волны. Хёнджин хочет спросить, кто был этот человек, но по едва заметно дрожащим губам парня, Хван понимает, что спрашивать о таком, когда вы знакомы всего один день, нельзя. Оставалось гадать, кто смог отвергнуть любовь такого хорошего человека, как Бан Чан. Они завтракают фруктовым салатом из спелых нектаринов и персиков, залитых йогуртом. Хёнджин не может перестать смотреть на Бан Чана, на его милые кудряшки, в которых застревал солнечный свет, на ямочки на его щеках, которые появлялись, стоило Хёнджину сказать что-нибудь забавное, и честное слово, он готов был отдать всё, лишь бы Чан улыбался ему чаще. - Я могу взять книгу домой дочитать? - Понравилась? Конечно, бери, потом обсудим за чашкой чая. Хочется услышать свежее прочтение. Единственный с кем я могу обсуждать книги – это Минхо. Но тот больше по французской литературе и томным готическим романам. Хёнджин в школьные годы читал часто, убегая от реальности, но сейчас учёба в университете не давала такой возможности. В дверь коротко стучат. Бан Чан просит открыть, потому что руки в пене для мытья посуды и Хёнджин бежит, ожидая увидеть Минхо. Но стоит ему распахнуть дверь, его хватают за руку, и вытаскивают на крыльцо. Из-за слепящего солнца, Хван не сразу понимает кто перед ним, но как только глаза привыкают, он узнает Сынмина и Чонина. - Мы тебя долго искали. Хотели поговорить. Хёнджин хочет окрикнуть Бан Чана, но грозный взгляд Сынмина, предупреждает, что это плохая идея. На Хёнджина тошнотой и дрожью по всему телу наваливаются воспоминания прошлого вечера, и он облокачивается на дверной косяк. - Я не сделал ничего плохого. - Мы знаем, и наш друг не сделал ничего плохого. Так что замнём эту историю, – почти дружелюбно сказал Чонин, ели бы не ледяной взгляд, которым он окинул Хёнджина. - А если ты начнешь болтать…- Сынмин сделал шаг вперед, собираясь ткнуть пальцем в грудь Хёнджина, но не успевает, как в дверях появляется Бан Чан. - Тогда что? – Бан Чан встал, скрестив руки, и выглядел не на шутку разозлённым. Чонина и Сынмина может и напрягло его появление, но виду они не подали. Чонин всё также вальяжно, с улыбкой на губах произнёс: - Тогда вам очень сильно не повезёт. Хёнджин оглянулся на Бан Чана, ища поддержки. Казалось, тот так сильно сжимал челюсти, что зубы скоро начнут трескаться, всем телом он выражал гнев, с невероятным усилием подавляемый. - Чанбин полностью виноват в произошедшем, и я обещаю, он поплатится. И после того, что Чанбин натворил, у вас хватает смелости и совести заявляться ко мне в дом? Может Хёнджин и не хотел идти в полицию, но я-то точно подам заявление. Так ему и передайте. А теперь проваливайте и не смейте больше приближаться к Хёнджину. - Ты всегда таким был, - едко бросает Чонин. - В тот вечер ты выглядел чересчур открыто, честное слово, со стороны можно подумать что девушка, – подначивает Сынмин, довольно переглядываясь с Чонином. - Знал же, что там будет много пьяных парней и всё равно пошёл один. Так ещё и неизвестно, что наговорил Чанбину, что тот потащил тебя в подсобку, – Сынмин многозначительно посмотрел на Хвана, и тот почувствовал себя голым под его взглядом. - Мне оскорбительны ваши намёки, - Хёнджин чувствовал, как обида прожигала грудь, ведь Сынмин сам позвал его на вечеринку. - Вы, кажется, не поняли? Я сказал вам уходить. Или мне позвать на помощь Минхо? – Бан Чан сделал несколько шагов вперед и поравнялся с Сынмином. Тот стойко выдержал его выпад и с холодной улыбкой проговорил. - Мы уже уходим. - Вот и славно, - Чан ушёл в дом. Хёнджину потребовалась пара секунд, чтобы прийти в себя. – Хёнджини~и, ты идёшь? - Не пытайся строить из себя невинного. Чанбин интересовался тобой, и мы ему всё рассказали, в отличии от нас он не помнит тебя так хорошо со школы, – Сынмин наклонился к Хёнджину и тихо сказал на ухо, чтобы не услышал Бан Чан. Хёнджин ощутил почти физическую угрозу, исходящую от него. - И что же вы ему рассказали? Я не понимаю о чём ты. - Что ты всегда был падок на парней, и уломать тебя не составит труда. - Наверное, всё так и было бы, если бы Минхо вам не помешал, - Чонин смеётся и Хван чувствует, как сжимаются кулаки, он снова чувствует себя жертвой. Ответ не находится и как в предыдущие разы, всё на что он способен – это бежать. - И раз уж вы решили не заминать случившееся, ждите хода от нас. Хёнджин хлопает дверью, едва подавляя желание разрыдаться. Бан Чан касается его плеча и Хван дрожащем голосом шепчет. - Они тоже виноваты. Они оклеветали меня. Я не понимаю, почему они не могут оставить меня в покое. Просто потому что я отличался от них, они не давали мне спокойно жить в школе, а теперь спустя два года ничего не изменилось. - Хёнджин~и, послушай, мир жесток и чтобы выжить слабые, глупые, злые люди сбиваются в кучу, самоутверждаются за чужой счёт и делают больно тем, кто не вписывается в их понимание. Тем, кто не смотря ни на что, продолжает быть собой и не позволяет себе ответить насилием на насилие,– Чан осторожно обнимает Хёнджина.- Ты очень сильный и смелый, даже если таковым себе не кажешься. Хёнджин опешил. Он точно не считал себя сильным и уж тем более смелым. Всю жизнь он привык убегать, но никогда защищаться. Но если Бан Чан, такой взрослый и крутой парень, что защитил его и дал безопасное место считает его таким, то Хёнджин не собирается спорить. Он собирается соответствовать. Парень робко ответил на объятие. - Насчёт заявления…Ты ведь пошутил? - Конечно, я уважаю, твоё решение просто забыть эту историю, я сказал так, чтобы припугнуть парней. А теперь собирайся, пойдём прогуляться. Ты ведь, наверное, ещё не ходил на пляж. Бан Чан вытаскивает из покосившегося сарая старые велосипеды, покрашенные зелёной, уже облупившейся краской. Хёнджин опасливо садится на твёрдое седло, но ведь разучиться кататься невозможно, и они мчат по живописной лесной тропинке, объезжая трассу. Сквозь деревья мелькает море с высоты горы, по которой они едут. Ветер пахнет пыльцой и свободой. Когда они достигают вершины, Бан Чан останавливается, чтобы вспомнить в какую сторону поворачивать на город. У Хёнджина захватывает дух. Справа море и скалы, сзади уходящая вниз тропинка и зелёные кроны деревьев, а слева виднеется город и дом. Бан Чан предупреждает о резком спуске, и они катятся вниз так быстро, что Хёнджин кричит и в этом крике вымещается всё плохое пережитое за утро, он словно наполняется бешеной, чистой, живой энергией. Они сворачивают на пляж чуть подальше от туристического, на котором уже дети, резвились в воде. Отбросив велосипед в кусты, Бан Чан по колено забежал в воду. Хёнджин же осторожно пошёл за ним. - Кажется она холодная, – Хёнджин коснулся воды рукой. - Скидывай кеды и вперёд! Как только босые ноги Хвана ступили в воду, Бан Чан схватил его за руку и втащил глубже в воду. - Что ты творишь! - Это весело! – Бан Чан поднимает брызги, и парень не успевает увернуться. Но с удивлением обнаруживает, что это и правда весело. Хёнджин смеясь мстит Чану тем же и через пару минут они вовсю играют в догонялки в воде. Полностью вымокши, они не спеша идут в город. День начинает разогревать улицы, местные спешат по своим делам, а туристы наоборот прячутся под кондиционерами в своих арендованных комнатах. - Когда я жил здесь у меня было всего несколько мест, куда можно было сходить. Клуб – по совместительству кинотеатр, скала, на которой я любил сидеть и мечтать и этот супермаркет. - Маленькие города учат ценить даже такие мелочи. Бан Чан обещает оплатить любую покупку и Хёнджин с радостью берёт газировку с личи и пачку чипсов. Они садятся на заднее крыльцо магазина. - Пируете без меня? – Минхо хлопает Чана по спине и ворует у Хёнджина чипсенку из рук. На нём чёрные штаны и такого же цвета рубашка, белые кеды, значит Ли совсем недавно вернулся со смены. - Как себя чувствуешь?- Минхо кивает Хёнджину. - Неплохо…правда, они заявились сегодня с угрозами. Минхо хмурит брови и раздражённо цокает языком. Хёнджин почему-то не может выдержать его взгляд. Минхо замечает это и улыбается, но смущение не проходит и Хёнджин торопливо открывает газировку, чтобы чем-то занять руки. Сладкая жидкость разливается на футболку и лицо, парень ахает, но не успевает завертеть крышку обратно. Минхо смеётся, от чего щёки Хёнджина краснеют ещё гуще. Бан Чан заботливо вытирает ему подбородок, Хван чувствует тёплые руки на своём лице, едва уловимый аромат духов – зелёный чай, видит своё отражение в карих, словно горячий шоколад глазах и с удивлением замечает, как сердце пропускает удар. - Теперь мы оба липкие и сладкие, – Бан Чан смеётся и Хёнджин растерянно улыбается в ответ, стараясь найти причину странного чувства эйфории, которое растеклось по телу, стоило Бан Чану прикоснуться к нему. - Развели нежности. Знакомы всего-то день. И разве Бан Кристофер Чан не староват для тебя, Хёнджин~и? - Да…мы ничего не разводили…просто…- Хёнджин спрятал лицо в ладонях, чувствуя, как горят уши. - Минхо, прекрати, ничего такого. Разве чтобы подружиться с хорошим человеком недостаточно дня? Я считаю вполне. Не слушай его Джинни, он только кажется чёрствым, как сухарь, на самом деле все его любимые книги про невероятную, нежную любовь. - Джинни значит? – Минхо подмигивает Хёнджину и тот готов стукнуть Ли по голове, но Бан Чан лишь пожимает плечами. - По-моему ему идёт. Втроём они проходят городок вдоль и поперёк. Жарко невыносимо, но Хёнджин не жалуется. Бан Чан и Минхо оживлённо спорят о чём-то и ком-то, кого Хван не знает, но ему просто интересно идти в их компании и украдкой смотреть на Бан Чана, как солнечные лучи подсвечивают его белые кудри. - Надо бы познакомиться. Имя моё ты знаешь, а вот всё остальное…Я собираюсь поступать на филолога в Сеул, не поступил сразу после школы, потому что не было денег, а сейчас накопил, да и честно уезжать не хотелось, ненавижу серые города, – обращается к нему Минхо. Хёнджин кивает, не зная, что ответить, но про себя подмечает, что в ненависти к серым городам они похожи. - Я животных очень люблю, у меня мама ветеринар, так что у меня три кошки Суни, Дуни и Дори, запоминай. Дерзкий образ Минхо никак не вязался с ним настоящим и Хёнджин позавидовал тому, как тот умело скрывает себя настоящего – доброго и милого. Наступил вечер, и солнце плавно опустилось за море. Хёнджин собрался уходить, ведь в родительском доме он не появлялся со вчерашнего дня, хотя и отправлял маме смс, что с ним всё в порядке. Сдержанно пожав руку Минхо и крепко обнявшись с Бан Чаном, снова почувствовав приятное тепло во всём теле, Хёнджин побежал домой, чтобы успеть на ужин.

***

Хёнджина встречает тревожная, почти ощутимо гадкая тишина. Молчит даже вечно работающий телевизор, а в гостиной не горит свет. Хёнджин почему-то не решается спросить, в чём дело и идёт раздираемый смутным беспокойством в гостиную. С кухни не доносится аромата еды. Хван замирает в дверном проёме, в комнате темно, поэтому, кажется, словно всё погрузилось в тёмно-синий цвет. Стоило Хёнджину появиться, мать подносит к губам запястье, в каком-то непонятном, ломаном жесте, пытаясь, подавить плачь. Отец же сидел неподвижно строго, лишь поворачивает голову к сыну и кивает, чтобы тот сел. Хёнджин остаётся стоять, борясь с желанием тут же уйти, потому что намечалось что-то недоброе. - Мам, что стряслось? – Хёнджин пытается заглянуть ей в лицо, но женщина отводит взгляд. Молчание казалось невыносимой пыткой, но прежде чем Хёнджин решился на повторный вопрос, она заговорила. - Как ты можешь так поступать с нами? Хёнджин решительно не понимал о чем речь, и эта неизвестность кислотой разливалась по телу. Он успел провертеть в голове тысячи вариантов, но тот, что был бы способен довести мать до слёз, а отца до холодной ярости оставался не ясным. - Заходил твой друг, Со Чанбин, - женщина делает паузу, чтобы вытереть слёзы,Хёнджин же чувствует, как страх ледяной рукой сжимает желудок и заставляет воздух разом выйти из лёгких. - Он рассказал о твоём неподобающем поведении. Сказал, что ты оказывал ему двусмысленное внимание. Но, он право, такой хороший молодой человек, конечно же, сказал нет. А ты продолжил так себя вести и даже уехал с кем-то, – женщиной овладевает дрожь, отец кладёт ей руку на колено, дабы её унять. – Не могу поверить, что мой сын так вёл себя на людях. Что же о нас подумают. - Как так? – Хёнджин севшим голосом задаёт вопрос, на что женщина лишь отворачивается. – Какое дело вам до моей личной жизни? - Ложь, распутство и твои странности следуют за тобой ещё со школы, видимо тогда мы были недостаточно строги. Мы надеялись, что ты повзрослеешь, одумаешься, поступишь в большой город, оставишь свою дурь вместе со старшей школой, – отец произносит каждое слово так, словно оно висит как сто пудовая гиря. На его лице только разочарование. Хёнджин много боли натерпелся за свою жизнь. Однажды он пролил кипяток себе на ногу, получал пощёчины, разбивал локти, гоняя на скейте, терпел тумаки от одноклассников, в конце концов, ему пришлось покинуть родной дом в семнадцать, но вся эта боль даже в совокупности не была настолько разрушающе сильной как сейчас. - То есть вы снова поверили не мне, а кому-то.- Боль порождает гнев и Хёнджин почти выкрикивает слова, но бесполезно кричать тем, кто услышать не хочет. - У нас есть основания, Хёнджин. Ты не хочешь исправляться, - отец смотрит в глаза, всё также оставаясь неподвижным. - Он хотел тебе помочь, Чанбин посоветовал лучше присматривать за тобой, хорошо, что у тебя есть нормальные друзья, – мать снова возводит руки к лицу, абсолютно раздражающий жест. Хёнджину хочется смеяться, истерично и громко, так чтобы стёкла лопнули. Ситуация комична настолько, что с трудом верится в реальность происходящего. - Может отдать тебя в школу при дацане, чтобы тебя перевоспитали в хорошего человека, – отец поправляет очки, говорит на полном серьёзе, от чего у Хёнджина ещë сильнее ломит сердце. Хёнджин хочет сказать очень много, оправдать себя, кричать и плакать, но боль от услышанных слов парализует. Слёз нет ровно, как и любых других эмоций, боль выжигает чувства. Хёнджин молча, выбегает из комнаты, взбегает по лестнице, в ушах вата, потому что крики отца сливаются в один шум, мучает мерзкое ощущение дежавю. Собирает вещи и толкает мать, преградившую дорогу к выходу. Хёнджин распознает обрывки фраз, но не хочет их слышать и принимать. Он хлопает дверью, даже не взглянув на семью, выходит в ночь и направляется в единственное место, где как ему кажется, возможно найти приют. Он ищет спасение в доме Бан Чана. Когда рыдающий Хёнджин предстаёт на пороге, Бан Чан просто обнимает его, не задавая вопросов, возможно, этому учат на педагогическом, было бы хорошо, если бы учили. Бан Чан просто находится рядом, пока мир Хёнджина переживает очередное крушение и в этом «просто» заключается целительная сила, потому что через час Хёнджин перестаёт плакать. - Почему они делают мне больно, хён, они не те люди, что должны. Мне пришлось уехать из города сразу после окончания старшей школы, только из-за моей ориентации, только из-за того, что я тот, кто я есть. И я никогда не умел себя защищать, хён. Я умею только убегать. И если тебе станет противно от меня, я пойму, – Хёнджин растирает рукой слёзы по лицу. Бан Чан нежно улыбается. - Ты не то, что не противен мне, ты мне наоборот очень приятен. Ты только представь, второй день подряд ты заявляешься ко мне в дом в слезах ночью, и мне приходится призывать всю свою эмпатию, чтобы успокоить тебя. Стал бы я так делать ради того, кто мне противен? Хёнджин смеётся с Бан Чаном в унисон и наступает тот волшебный момент, когда боль гаснет под натиском поддержки. - Рано или поздно ты научишься не убегать, а сражаться. Появиться такой человек, из-за которого, ты будешь готов перестать бояться, – Бан Чан заглядывает Хёнджину в глаза и слегка кивает, мол, вот увидишь, всё будет хорошо. - И ещё тебе не стоит туда возвращаться, ты можешь остаться до конца лета у меня, – Хёнджин хотел было возразить, но Бан Чан махнул ладонью. – Я тебя приглашаю, не огорчай меня отказом. Можешь помогать мне по дому в качестве оплаты жилья.

***

Хёнджин забывает, что такое голый кофе на завтрак, потому что Бан Чан всегда встаёт раньше, сколько бы Хёнджин не пытался просыпаться также, завтрак уже на столе. Бан Чан терпеливо учит Хвана ухаживать за растениями в ванной и в саду, рассказывает про график полива. Утром они оба предпочитают оставаться дома, но практически друг с другом не разговаривают, каждый занимается чем-то своим. Чаще всего они читают на веранде, Бан Чан книги по детской психологии, какие- то заумные методички, Хван дочитывает «Норвежский лес» и по мере прочтения всё больше смотрит на Чана как на Ватанабэ и всё больше хочет узнать, кто же была его Наоко. В обед, когда солнце особенно беспощадно, они достают из морозилки запас мороженого, примерно тогда же Минхо возвращается со смены, уставший и ещё более едкий, чем обычно. Но совместное поедание фруктового льда и обсуждение книг и фильмов быстро приводят его чувства. Втроём они сидят на полу на кухне, пытаясь хоть как-то спастись от жары. Кошки Минхо лениво обходят дом из комнаты в комнату, кроме той, которая всегда почему-то закрыта, Хёнджин послушно туда не заходит, но странный интерес овладевает им каждый раз, когда взгляд натыкается на закрытую дверь. Вечером, как только улицы перестают быть печью, они выходят в город, прогуливаются по улочкам, улыбаются старушкам, подкармливают бродячих собак, провожают Минхо до дома, а заодно и его кошачью свиту и идут вдвоём на пляж. Они подолгу разговаривают о «Норвежском лесе», о Битлз, о внутренних конфликтах, о несправедливости и детских травмах. - У твоих взрослых проблем детское лицо, - Бан Чан смотрит, как его пальцев ног касается прибежавшая волна. – В наивно жёлтом свете предзакатного солнца он видится Хёнджину кем-то вроде мудрого божества. Такого простого, но с таким сложным и запутанным внутренним миром. Такими люди просто так не становятся, они переживают крушения. Но Бан Чан не хочет делиться историей своих крушений и Хёнджин не лезет к нему в душу, пускай и очень хочется. Хван иногда почти физически ощущает в себе этого покалеченного ребёнка, наверное, пора бы из него уже вырасти, но взросление слишком травмоопасная штука. - Я стараюсь смотреть на все плохие события, как на опыт. Знаешь, перед тем, как получить чудесное украшение сталь плавят. Когда всё идет по одному месту, остаётся только порадоваться, что Вселенная так сильно старается тебя закалить, – Чан оттряхивает ноги от песка и надевает сандалии. Крик чаек и шум прибоя действует умиротворяюще и слова Бан Чана звучат, как проповедь буддийского монаха. - Ты веришь в Бога? – Хёнджин убирает прядь с лица и замечает, как Чан хмурит брови. - Если бы Бог был, он бы давно совершил самоубийство, увидь, что люди натворили с Землёй.