Saviour

      Она…       Она проиграла пари.       Каким образом?       И что, черт возьми, это означало?       Усталая, Сакура подняла руку и провела ею по своим волосам, только чтобы застонать от раздражения, когда нащупала тупой срез. Они были по крайней мере вполовину меньше, чем были раньше, и она была уверена, что если она посмотрит в зеркало, то это будет даже не прямой крой. Все края были тупыми и неопрятными — боже, разве Сасори, по крайней мере, не затачивал свою катану?       К сожалению, с этим ничего нельзя было поделать, поэтому Сакура тяжело вздохнула и потянулась за собой, быстро и эффективно завязав хвостик. Она какое-то время откладывала поход в парикмахерскую, так как они с Ино делали это вместе, но теперь казалось, что у нее не было другого выбора, кроме как пойти.       Прямо сейчас были более важные вещи, о которых нужно было беспокоиться, например, исцеление Учихи Итачи.       Кстати говоря… Ей нужно было проверить его сейчас, когда прошел час. Куда ушло время, она никогда не узнает, потому что, как ей казалось, с момента прибытия в пещеру прошли считанные секунды.       Проскользнув вперед и прижав руку ко лбу Итачи, Сакура нахмурилась.       Лихорадка.       Она уже знала это, но ее беспокоило то, что в ближайшее время он, похоже, не проснется. Было бы важно отодвинуть его от огня, как и снять всю лишнюю одежду. Сакура рискнула лишь мельком взглянуть на вход в пещеру, прежде чем приступить к своим задачам. Не имело значения, что у нее почти не осталось энергии, потому что было важно, чтобы Итачи вернулся в Коноху здоровым.       Сняв с него штаны шиноби, фактически оставив Итачи только в нижнем белье, Сакура накрыла его до груди тонким пледом. Это было не идеально, но все же лучше, чем ничего.       Она аккуратно сложила его одежду и положила рядом с ним. Затем, схватив его рюкзак, она поискала в нем свиток для похода и была благодарна, обнаружив, что он упаковал более чем достаточно предметов первой необходимости. Среди этих предметов первой необходимости была одна подушка и его собственный спальный мешок. Спальный мешок сейчас бесполезен, решила Сакура, не задумываясь. Это только заставит его разгореться еще больше, а этого нужно было избегать. Поэтому, баюкая и осторожно приподнимая его голову, медик подсунула под него подушку и еще раз опустила его.       На первое время хватит, сказала она себе.       На улице было все еще довольно тепло из-за весенней погоды, и Сакура надеялась, что так будет всю ночь. В противном случае ей придется переодеть Итачи, чтобы убедиться, что он не слишком замерз, потому что это принесет больше вреда, чем пользы.       Теперь, когда ей больше нечем было заняться…       Сакура вернулась в прежнее положение, прислонившись спиной к стене, и скривилась от дискомфорта. Не то чтобы она ожидала чего-то другого, учитывая, в конце концов, что она находилась в пещере. Но зазубренные камни, вонзившиеся ей в спину, не собирались отступать в ближайшее время, и было трудно пытаться забыть об этом.       Вздохнув и потянувшись к спальному мешку Итачи, Сакура залезла в него и полностью застегнула молнию, даже накинув капюшон на голову. Это не убрало полностью дискомфорт, но теперь, безусловно, было более терпимо. Она бы схватила свой собственный, но это требовало движения, а девушка была слишком измучена для лишних движений.       Итачи не возражал бы, верно?       Даже если бы он и возражал, ему было бы трудно отнять спальный мешок у нее в его нынешнем состоянии. С другой стороны, ей будет трудно бороться, чтобы сохранить его, если он сможет бороться за него. Какая глупая мысль, Сакура отругала себя, прежде чем вздохнуть. Какой еще у нее был выбор? Либо думать как ребенок, либо столкнуться с болезненным напоминанием о том, что она была не права. Что это значит? Конечно, родимое пятно Учихи Итачи не имело большого значения.       Затем снова…       Были причины, по которым некоторые шиноби предпочитали носить маски, или почему другие чувствовали необходимость прикрывать себя с головы до ног. Отличительные признаки, такие как шрамы, родинки или родимые пятна, облегчали распознавание человека. Ее самыми отличительными чертами были ее печать и волосы (было несложно понять), и, поскольку одна из них была постоянной, а Сакура отказалась красить другую, так было всегда. Возможно, Итачи беспокоился, что, если кто-то узнает о его родимом пятне, они смогут опознать его таким образом.       Так глупо. Зачем ему с самого начала было снимать рубашку?       Тем не менее, не ей было судить. Если это и беспокоило Итачи, то это беспокоило только его. Это также объясняет, почему другой Итачи был частично прикрыт, так что…       Подождите.       — Раньше оно было намного темнее, чем сейчас, — тихо сказал он ей и сам взглянул на родимое пятно. — Немногие знают об этом, кроме моих родителей, брата, кузена и тебя. — Он оглянулся на нее. — После того, как мы спасем того Итачи, которого ты знаешь, найди предлог, чтобы увидеть его грудь. Его родимое пятно будет темнее, потому что он намного моложе, чем я сейчас.       Когда он сказал это ей, что она уже видела его родимое пятно, Сакура предположила, что это потому, что он показывал ей его в то время. Но… Что, если это не так?       Ее взгляд скользнул к лихорадочному, бессознательному Учихе Итачи.       Путешествие во времени было невозможно…       Верно же?       Пузырь истерического смеха вырвался у нее прежде, чем Сакура успела его остановить. Конечно, путешествия во времени были невозможны. С чего бы ей вообще думать о такой глупости? Поговорите о том, чтобы взять что-то прямо из детской книги.       Но в тот момент времени, в ее измученном состоянии, это казалось таким правдоподобным. То, что говорил этот странный предатель, и то, как он это говорил… То, как он появился вовремя. То, как он разговаривал с ней, как будто знал ее, хотя никогда не разговаривал с ней по — настоящему.       — Смешно, — пробормотала Сакура.       Ее истерическое настроение мгновенно покинуло ее, оставив ее раздраженной.       Путешествие во времени? Действительно? Это было лучшее, что мог придумать ее измученный, но все еще чрезмерно богатый воображением ум? Как жалко. Если она становилась смешной, то наверняка в ней должно быть больше романтики, крови и ужаса? Может быть, немного психологической пытки, а затем какая-то душераздирающая, безусловная любовь и романтика, которые заставят всех героев ужасно страдать.       Тц.       О чем она думала? Такого рода вещи просто не случались, если только это не было в романе. Это была не настоящая жизнь — это была запутанная фантазия.       — …Харуно-сан, — раздался хриплый голос.       Во второй раз, когда Сакура услышала голос Итачи, она рванулась вперед и появилась рядом с ним, почти застряв в спальном мешке, когда пыталась вырваться из него.       Он едва проснулся, но все еще упорно боролся с бессознательным состоянием. Темные глаза то открывались, то закрывались, длинные ресницы трепетали о раскрасневшиеся щеки. Без колебаний ее рука легла ему на лоб, прежде чем она вздохнула с облегчением. Медленно, но верно он отходил от лихорадки. Сакура тихонько шикнула на него, позволяя медику взять верх, несмотря на внутреннюю борьбу. Здоровье Итачи было главным приоритетом и превыше всего остального. Этот фальшивый Итачи… Он не был важен. Ничто из беспорядка, который пришел с ним, не было важным.       Учиха Итачи был важен.       — Ты в порядке, — мягко сказала она ему. — Может быть немного больно, но ты будешь в порядке. Я обещаю.       Он слабо кивнул. Невозможно было считать что-то из того, что делал Итачи, слабым, но в тот момент времени он был ничем иным. Это… Это разбило ей сердце, когда она увидела, что кто-то такой сильный в таком уязвимом положении, но это то, что сделало Сакуру такой решительной, чтобы стать лучшим медиком, каким она могла быть. Те люди, которые были больны, ранены или умирали, были уязвимы и нуждались в том, чтобы кто-то был сильным для них.       Она будет сильной для него.       — Тебе понадобится вода, — пробормотала Сакура и потянулась к своему рюкзаку, тратя всего несколько секунд на то, чтобы схватить свою флягу с водой.       Она нежно обняла его за плечи и усадила. Чтобы облегчить задачу, Сакура завела одно из своих бедер ему за спину, позволив Итачи опереться на него. Быть медиком — нет, быть шиноби означало, что не было места для уединения или личного пространства. Если бы это не было миссией, Сакура, конечно, подумала бы, что эта позиция слишком интимна для двух людей, которые не были связаны романтическими отношениями, но в этом-то и был смысл: это была миссия, и, к счастью, Итачи понял это и не подумал ничего лишнего.       Вместо того, чтобы спорить или сопротивляться, он позволил Сакуре помочь ему выпить воды. Он знал, что для начала нельзя делать больше глотка на случай, если у него расстроится желудок, так что ей не нужно было говорить ему.       Когда вода начала капать по его рту и подбородку, она отодвинула фляжку и вытерла его лицо от воды.       — Что случилось? — Его голос все еще был хриплым. — Ты была… не одна.       Что?       — Я видел плащ, — сообщил ей Итачи, — но ты не сражалась.       Вероятно, поэтому он был так полон решимости добраться до нее вместо того, чтобы рухнуть на месте. Что она должна была сказать? Она поклялась хранить существование другого парня в секрете.       — О… — Она нахмурилась. — Я не уверена, что это было. Я столкнулась с ним, но, думаю, взрыв напугал его.       Его тяжелые глаза на мгновение обострились, когда Итачи прищурился.       — Тебе больно.       Инстинктивно ее рука поднялась к голове, касаясь раны. Очевидно, это все еще было больно, и, поскольку она была больше озабочена его исцелением, у Сакуры не было возможности исцелить себя или позаботиться о собственных травмах.       — Это? — Сакура улыбнулась ему и опустила руку. — Ничего серьезного. Я просто…       — Ты истекаешь кровью, — возразил он.       Было ясно, что Итачи стал более бдительным, поскольку его темные глаза стали более сфокусированными, и он напрягся, чтобы сесть самостоятельно. Это заняло несколько минут, но, в конце концов, ему удалось сесть без ее помощи, так что Сакура подтянула ноги к себе и поджала их под себя.       — Береги себя, Харуно-сан, — пробормотал Итачи.       Харуно-сан.       Это было то, что Сакура до сих пор не могла понять. Если они оба были Учиха Итачи, то почему они называли ее разными именами? Это звучало так странно, когда ее называли «Харуно-сан» теперь, когда все возможности застряли у нее в голове.       — Сакура. — Пауза. Затем она улыбнулась ему. — Зови меня Сакура.       Вопросов и требований не было. Итачи либо не хотел знать, что заставило ее так сказать, либо ему было все равно. Она предположила, что это было последнее. Вместо этого он принял ее слова одним кивком, прежде чем повторить свой приказ о том, чтобы она заботилась о своем здоровье, а не о его.       — У меня слишком мало чакры, — неохотно призналась Сакура. — Вот почему ты не полностью излечился. — Заметив, когда его глаза переместились на ее лоб, она добавила: — Это дзютсу только для экстренных случаев. Я могу использовать его, только если я смертельно ранена, или если людей слишком много, чтобы я могла вылечить их одна.       Какое-то время он наблюдал за ней, задумчиво хмурясь.       — Ты использовала свои резервы в Дато.       Это был не вопрос.       — Не так много, но да, я использовала некоторые из своих резервов.       Ее запасы и ее доступная чакра были двумя разными вещами. Цунаде сказала ей думать об этом как о двух бассейнах — самый маленький был и всегда будет ее доступной чакрой. Это нельзя было изменить, потому что она родилась с этим. Ее резервы… Они могут быть любого размера, какими захотят. В некотором смысле, как у Наруто (за исключением Кьюби, конечно). У Наруто была своя чакра, а затем у него была чакра Кьюби. Это были два разных источника силы, и он мог использовать Кьюби только в случае крайней необходимости, и у него не было другого выбора.       — Сколько времени потребуется, чтобы полностью пополнить их?       Ее резервы?       — Когда я впервые начала накапливать чакру, потребовались годы, чтобы достичь полной емкости. Однако теперь это намного проще. Все зависит от того, сколько чакры я использую и сколько я храню, на самом деле. — О, черт, она много болтала, не так ли? — Пару недель, минимум.       И снова Итачи кивнул.       — Наши цели побеждены, — сказал он ей пару минут спустя. — Если мы не станем мишенью во время обратного пути в Коноху, то боев больше не будет.       Ей показалось, или его голос казался почти… облегченным?       Если это было так, то, вероятно, только из-за того, насколько сильно они оба были ранены.       — Я рада, — честно прошептала Харуно и посмотрела на потолок пещеры.       Ответа не последовало.

.

      Они застряли в пещере на несколько дней.       Во время их пребывания Итачи призвал одну из своих ворон и отправил ее в Коноху, показывая Минато, фактически не неся никаких сообщения, что они живы. Было небезопасно посылать свитки на случай, если кто-нибудь перехватит ворону. Но, характерно для Итачи, это была простая ворона, приземлившаяся за пределами Башни Хокаге на короткое время. Ничего подозрительного.       Они использовали эти дни, чтобы отдохнуть и исцелиться естественным образом, в то время как чакра Сакуры пополнялась. К тому времени они были готовы отправиться домой и каждые несколько часов устраивали короткие перерывы. Таким образом, они не слишком напрягали себя — это было по ее настоянию и к ее большой благодарности, Итачи не стал с ней спорить.       Часть ее задавалась вопросом, когда они возвращались в Коноху, знал ли он о ее затруднительном положении. Она задавалась вопросом, знал ли он о другом Итачи и ее подозрениях в отношении него. Почему? Потому что или насколько покорным он внезапно стал в отношении того, что медик командует им. Он легко принимал ее просьбы и распоряжения. Ну, только если речь шла о его и ее собственном здоровье. Что-нибудь еще, и он имел полное право голоса и только рассматривал ее предложения.       Было утомительно докладывать Минато, когда они наконец вернулись. Стоя там молча, пока Итачи рассказывал ему обо всем, что произошло, Сакуре пришлось сдерживать желание просто заползти прямо в свою кровать и оставаться там в течение следующих нескольких дней.       После того, как его отвели в их убежище, Итачи выжидал. По-видимому, потребовался один час, чтобы убить Сасори и Дейдару. Для последнего он использовал свое гендзютсу. Что касается первого, то он собрал воедино всю информацию, которую они получили во время их короткой схватки, и использовал ее против него. Сасори был побежден первым, поэтому Дейдара взорвал это место, прежде чем был убит.       В первый раз, когда она услышала его историю, Сакура могла только смотреть со смесью благоговения и шока.       Он действительно был вундеркиндом.

.

      Со вздохом облегчения Сакура упала обратно в свою кровать и закрыла глаза, наслаждаясь расслаблением и умиротворением, охватившим ее. Она вернулась в Коноху, в свой дом и лежала в своей постели. В безопасности, теплая и довольная.       Пока вспышка чакры, исходящая с крыши, не заставила ее открыть глаза.       Конечно, это был разговор, который должен был состояться, но все же…       Почему сейчас?       Неохотно она вылезла из постели и устало застонала. Так мало времени для сна в течение нескольких дней.       Решив, что для того, чтобы одеться потребуется слишком много сил, Сакура схватила свой халат и обернула его вокруг себя, убедившись, что она полностью укрыта. Даже если она отказалась одеваться, это не означало, что она не прикроется должным образом.       Харуно подошла к окну и распахнула его. Вылезти и подняться на крышу было легко, поскольку это была скорее терраса, чем настоящая крыша. Все жители ее дома скинулись, чтобы улучшить ее внешний вид, сделав ее более яркой и красивой. Если бы Ино была еще жива, Сакуре нравилось думать, что она жила бы в другом жилом комплексе, и что их террасы составили бы конкуренцию.       Они всегда тайно наслаждались своими соревнованиями.       Ночью от крыши захватывало дух. Маленькие фонари тускло освещали местность, позволяя наблюдать за красотой растений, но в то же время позволяя наблюдать за звездами, освещающими ночное небо. Это было лучшее из обоих миров, на самом деле.       Он, конечно, ждал ее. Сидел на деревянной скамье, которая смотрела на деревню, давая широкий обзор всех построек, в том числе кварталов клана.       — Ты победил, — слабо сказала Сакура. Неловко, она встала позади него и на мгновение закусила губу. — Итак… Ты собираешься рассказать мне…?       — Как это возможно?       — Ага.       Ни разу Итачи не оглянулся на нее через плечо. Он остался сидеть там, и когда Сакура обошла скамью так, чтобы оказаться перед ним, она увидела, что он смотрит на деревню. На его лице было задумчивое выражение, и, как всегда, когда она видела его, его Шаринган был активирован. Он когда-нибудь деактивировал его? Наверняка это отрицательно сказалось на его здоровье и чакре?       Послышался вздох.       — Скажи мне, о чем ты думаешь, — тихо приказал он.       Когда ответа не последовало, его глаза скользнули к ней, и Сакура поймала себя на том, что повторяет его вздох. Усталость победила упрямство, и она села рядом с ним на скамейку. Погода была прохладная, но терпимая.       Это было нелепо, она знала, что это так, но…       — Путешествие во времени.       Ну вот, она сказала это вслух. Худшее, что он мог сделать, это посмеяться над ней.       Но смеха не было.       Другой Итачи снова стал смотреть на деревню.       — Ты всегда была умной девушкой.       В ней вспыхнуло раздражение, хотя она изо всех сил старалась его скрыть.       — Однако, — тихо пробормотал он, — это нечто большее, чем простое путешествие во времени. Видишь ли, даже если это будет самое маленькое изменение, единственное изменение создаст альтернативную вселенную.       Что означало…       — Твое существование в нашем мире создало другую вселенную.       Итачи кивнул.       — Именно так.       Как она могла сидеть и спокойно обсуждать такие вещи, Сакура никогда не узнает. Внутри она будто онемела. В тот момент это казалось не очень реальным. Ради всего святого, они обсуждали путешествия во времени и альтернативные вселенные. Как это может быть нормальным? Теоретически, конечно, можно было бы обсудить это, но они были серьезны. Они говорили о путешествии Итачи в другую вселенную.       — Почему? — спросила она. — Зачем тебе это делать?       — Моя собственная вселенная… — Его глаза встретились с ее. — Они все мертвы.       Ее сердце упало вниз.       — Все… Они…       — Да.       Но…       — Даже Саске-кун? И твой клан?       Его молчание кричало его ответ.       Это было так много, чтобы просто принять. Что, черт возьми, могло случиться, чтобы умерли все, кого он знал? Метеор? Что-то случилось с деревней, что вызвало такую ​​резню? Была ли это эпидемия? Почему так случилось? Внезапно, несмотря на то, что она была снаружи, Сакура почувствовала, что задыхается. Ей казалось, что небо обрушилось на нее — нет, это было слишком быстро. Ей казалось, что она оказалась в ловушке в маленькой комнате, и медленно, очень мучительно медленно она становилась все меньше и меньше. Это раздавило ее до смерти, она не останавливалась ни на секунду, и она не могла дышать!       — А мы… — Сакура изменила предложение, не находя слов, чтобы закончить его. — То, что между нами…       — Нет никаких «нас». — Его голос изменился, в чертах появилась твердость. Ее выбор слов вызвал у него недовольство. — Ты не моя Сакура.       Но что-то было между ним и другой версией ее самой.       Невозможно!       Она разрывалась о том, во что верить.       До сих пор многое из того, что он должен был сказать, имело доказательства, подтверждающие все это. Ну, он не так уж много сказал или сделал, но это не имело значения. В последнее время все, что говорил ей другой Итачи, так или иначе имело какой-то смысл.       Все же…       Она хотела больше доказательств.       Если он был связан с ее другим «я» (а судя по странным вещам, которые он говорил несколько дней назад, это выглядело весьма вероятным), то, очевидно, Итачи хорошо знал ее. Очевидно, он знал ее в том возрасте, в котором она была сейчас — шестнадцать — и даже моложе. Как долго они были вместе? Он сказал что-то о воспоминаниях, которые со временем забываются. Сколько ей было лет, когда…?       Быстрый, простой и безобидный тест должен был доказать ей, были ли они замешаны.       Сакура двигалась быстро, не обращая внимания на свое истощение, когда она перекинула бедро ему на колени и схватила его за плечи, держась за него на случай негативной реакции.       Не было никакой реакции, кроме тех красных и черных глаз, которые снова лениво смотрели на нее.       — Итачи, — тихо прошептала Сакура.       Ее рука скользнула с его плеча на затылок, уже собираясь обхватить его голову, когда его собственная с невидимой скоростью потянулась и остановила ее.       — Не надо.       — Почему?       Его глаза были затуманены какими-то эмоциями, которые Сакура не надеялась понять.       — Я никогда не мог сопротивляться тебе.       Как только она подняла другую руку, чтобы провести ею по его волосам, Итачи поймал и ее и остановил движение.       — Итачи…       — Ты не моя Сакура, — повторил он свои предыдущие слова с большей силой.       Ее желудок опустился.       Этот взгляд…       Это был взгляд…       Это был взгляд, который она всегда мечтала получить от кого-то. Это был взгляд чистой преданности, яростной преданности и безусловной любви.       Так же легко, как она скользнула к нему на колени, она удалилась. Не потребовалось много времени, чтобы вырвать ее руки из его. Итачи казался почти благодарным за это.       — Итак… все было интимно. — Сакура неловко отвела взгляд. — Между тобой и другой Сакурой, я имею в виду.       Всего на секунду воцарилась тишина, прежде чем Итачи снова стал смотреть на деревню.       — Нет. Между нами никогда не было такого.       — Тогда как это было? — она не могла не спросить с любопытством.       — Я никогда не любил обсуждать такие эмоциональные темы, Сакура, — мягко сообщил он ей. — Слова никогда не приходили ко мне так эффективно, как к другим.       Нервное трепетание охватило ее желудок и сердце при одной только мысли, промелькнувшей в ее голове.       Могла ли она действительно доверять ему?       Медленно ее глаза скользнули обратно к его чертам лица, молча глядя на него. Ничего не было видно. В то же время, однако, этот Итачи не казался и вполовину таким загадочным и холодным, как другой. В нем была мягкость. Миролюбие. Или… Было ли это принятием? Однако принятием чего?       — У тебя есть Шаринган. — Все, что он сделал, это посмотрел на нее, как будто она констатировала очевидное — что она и делала поскольку его Шаринган в настоящее время был активирован. — У тебя также есть следующая стадия Шарингана, — тихо добавила она. — Та, которой мало кто обладает. Мангекью.       В ее словах не было удивления. Не было никаких сомнений, как она узнала об этом. Все, что он сделал, это кивнул, прежде чем его Шаринган превратился в другой дизайн, заставив Сакуру прерывисто вдохнуть. Возможно, это казалось смешным, но она словно чувствовала силу в этих глазах. Что-то (скорее всего, ее внутренний инстинкт) подсказывало ей бежать. Оно говорило ей бежать, прятаться и никогда не смотреть в эти глаза!       Медик сделала еще один глубокий вдох и проигнорировала свой внутренний инстинкт.       — Покажи мне все.       Он даже не колебался.       Это было похоже на вспыхивающие образы его прошлого.       В ту секунду, когда их взгляды встретились, Сакура была вырвана из реальности и брошена головой вперед в его воспоминания.       Поначалу все, что она могла разобрать, это то, что он был в замешательстве. Учиха Итачи был потерянным маленьким мальчиком, который слишком много видел. Он видел ужасы, не предназначенные для самых темных людей, не говоря уже о четырехлетнем мальчике. В четыре года он покончил с собой, не до конца понимая, что значит сделать такое. Он разрывался между жизнью и смертью, не в силах понять, что на самом деле имел в виду каждый из них.       Его попытка самоубийства разбила ей сердце.       Ни один ребенок не должен чувствовать, что он не может избежать болезненной реальности мира. Они должны были быть беззаботными и невинными. Предполагалось, что у них будет целый мир, которого они с нетерпением ждут, с совершенно новыми жизнями и так много всего, что они увидят своими новыми глазами.       Неосознанно, во внешнем мире, она схватила его за руку.       Больное сердце Сакуры растаяло при виде детской версии Саске и того, как много новая жизнь значила для Итачи. Это дало ему надежду. Это не то, что нужно ребенку, но в случае с Итачи это было необходимо. Он души не чаял в своем младшем брате. Не проходило и дня, чтобы Итачи не прижимал его к себе и не говорил, что все будет хорошо. Всякий раз, когда Саске плакал, когда ему нужно было внимание, его старший брат был рядом и заботился о нем.       Малыш Саске был очарователен!       Радость длилась недолго.       Итачи рано закончил учебу и стал частью команды, подружившись с ними и завязав связи, которые он считал дорогими ему. Его Шаринган пробудился в тот день, когда он потерял близкого товарища, в день, когда он потерял своего друга. Удивительно, но Саске был тем, кто утешал Итачи. Ну, это было больше похоже на то, что Итачи искал у него утешения, прижимая его к своей груди, пока проливал тихие слезы. Ему было очень утешительно, что рядом был его брат.       После этого воспоминания расплылись, кратко показывая Сакуре его жизнь как генина, как чунина, а затем, как он попал в АНБУ. Затем он был капитаном АНБУ.       Смерти продолжали приходить, накапливаясь в его голове, пока Итачи не мог видеть только мертвых.       Отношения между его кланом и деревней быстро ухудшались и, к ее ужасу, пошли разговоры о перевороте.       Однако была одна вещь, которая особенно выделялась для нее.       Как и в случае с их Вселенной, Кьюби был выпущен. Однако, в отличие от их временной шкалы, Намикадзе Минато и его жене не так повезло, чтобы кто-то появился рядом с ними, готовый и ожидающий наложения печати, которая спасла всем жизни.       Узумаки Наруто вырос сиротой, которого презирала вся деревня, и никто не любил его и не заботился о нем.       Слеза скатилась по ее щеке.       Понятно, что Итачи не обращал особого внимания на блондина — зачем? Наруто был для него не чем иным, как именем и, после смерти его родителей, сосудом Кьюби. У него были более важные вещи, о которых нужно было беспокоиться, например, ненависть, достигшая точки кипения между его кланом и верхушкой деревни. Единственными, кто был на грани отчаяния, чтобы предотвратить дальнейшее обострение ситуации, были Учиха Итачи и Шисуи.       Но…       — О… Боги, — выдохнула она с явным недоверием.       До нее доходили слухи о таком человеке, но на самом деле, увидев его и опустошение, на которое он был способен…       Прямо на его глазах Итачи наблюдал, как его лучший друг покончил с собой, чтобы помешать доверенному лицу деревни украсть секреты его тела. Он уже забрал один глаз Шисуи, планируя (и фактически преуспев) использовать их ужасающую силу по совершенно неверным причинам.       Но оттуда все стало только хуже.       Она смотрела глазами Итачи, как он вырезал весь свой клан, как он психологически пытал своего младшего брата, брата, которого он поклялся всегда быть рядом и защищать. Младшего брата, которого он держал на руках каждый раз, когда тот плакал, говоря ему, что все будет хорошо. Он пытал его, чтобы подтолкнуть Саске стать сильнее. Однако все это время… Это никогда не изменит того, что он сделал, но Итачи продолжал защищать и присматривать за своим братом. Он наблюдал, как он рос, выполняя обещание, данное родителям прямо перед тем, как убить их.       Он был не один во время резни. Ему помогал человек в маске, но взамен Итачи должен был присоединиться к организации. Это была та же самая организация, что она видела раньше, поняла Сакура, сразу узнав Сасори.       Акацуки.       Они… Они убили так много невинных людей, и хотя она все еще боялась его, Сакура снова почувствовала, как ее сердце разрывается, когда она смотрела на страдания Сабаку-но Гаары. Он страдал в чистой агонии, пока его тело безжизненно не упало на землю. Это было примерно в то время, когда он встретил ее, поняла она. Они были врагами. Было так странно видеть ненависть в ее собственных глазах, когда они смотрели друг на друга. В то время Итачи не особо о ней думал. Она была просто частью команды, частью которой когда-то был Саске.       Подождите…       Что? Саске покинул деревню? Ради власти? Он отправился искать силу у такого человека, как Орочимару?       Была ли это та тьма, которую она видела лишь мельком? Тьма внутри Саске?       Он следил за Саске. Он следил за Конохой. Из тени он защищал их всех.       Это не облегчило боль.       Это не остановило невыносимую агонию, которая прокатилась по ней, пока она смотрела на Джинчурики после того, как он был убит. Это не помешало ее дыханию стать прерывистым, когда Акацуки обратили свое внимание на Наруто.       Однако на этом он остановился.       Было сражение. Жестокая, неизбежная битва между Итачи и Саске. Битва, закончившаяся смертью Итачи. Однако не битва убила его. Нет, это было глубже. Глубоко в груди, если быть точнее. Болезнь, которую никогда нельзя было полностью идентифицировать. Это сделало его уязвимым до такой степени, что даже обычная простуда могла убить его. Но Итачи боролся, продлевая свою жизнь с помощью комбинации лекарств. Они не спасали ему жизнь, но опять же, Итачи не хотел, чтобы его спасали. Он хотел умереть.       Тем не менее, это должен был быть Саске, который положил конец всему.       Он был тем, кому нужно было восстановить свой клан, вернуть клану былую славу.       Но что произошло после этого?       Зеленые глаза Сакуры на несколько мгновений затрепетали, привыкая к резкому завершению воспоминаний и воспоминаний.       — Вот и все? — Она растерянно нахмурилась и снова посмотрела на него. — Вот так внезапно оказался здесь?       Итачи вздохнул и закрыл глаза. Его бровь слегка подергивалась вместе с рукой, как будто ему хотелось дотянуться до висков и потереть их.       Ее собственная рука дернулась, желая облегчить его боль.       — Я не показывал тебе воспоминаний между мной и твоим вторым «я», — сказал он ей через мгновение или два. — Уже многое изменилось в этой временной шкале. Я сделал все, что в моих силах, чтобы история не повторилась.       Это было несправедливо. И что? Итачи мог изменить основные события в истории, но он не мог даже показать ей прошлое, которое ничего для нее не значило?       — Отношения — это то, что должно развиваться само по себе, Сакура. Их нельзя заставить возникнуть, и в них нельзя вмешиваться. Если между тобой и Итачи из этой временной шкалы возникнут отношения, то это прекрасно. Но ты не можешь ожидать, что они будут такими же, как мои собственные отношения.       Все равно несправедливо, угрюмо подумала Сакура.       — Меня вернули, — продолжил Итачи, отвечая на ее предыдущий вопрос. — Мое тело и моя сила были использованы в войне против моей воли. Четвертой Великой Войне Шиноби, но вместо того, чтобы нации убивали друг друга, они все объединились. Альянс. Враг попытался использовать мою силу против них, но… — Последовала пауза, во время которой он слегка задумчиво улыбнулся. — Прощальный подарок Шисуи пригодился — он всегда шалил, когда обстоятельства не были такими ужасными.       Сакура не могла не улыбнуться, глядя в глаза Итачи. Он погрузился в свои воспоминания, возвращаясь в то время, когда не было так много страданий.       Слишком рано он оставил их там, где им и место: в прошлом.       — Мне удалось снова взять под контроль свое тело, и с помощью Саске мы победили того, кто управлял мертвыми, с помощью воскрешающих дзютсу. После этого… — Он сделал паузу, вздохнув. — Контроль исчез, когда я подумал, что возвращаюсь в страну мертвых, и я наблюдал за всем, что происходит, но не мог никому помочь. Все погибли на той войне, — сказал ей Итачи, и его глаза стали жесткими. — Я видел, как все умирают, прежде чем проснуться в этом мире, понимая, что у меня есть второй шанс все исправить.       Боль вернулась, поняла Сакура, когда его бровь снова начала дергаться, и, не задумываясь, ее рука поднялась вверх, через мгновение светясь зеленым. Он позволил ей ослабить боль, но в тот момент, когда сияние погасло и ее рука нежно обхватила его щеку, рука Итачи снова поймал ее.       — Ты не моя Сакура, — сказал он ей спокойно и терпеливо. Через несколько секунд Итачи закрыл глаза, глубоко вздохнув. — Ты можешь выглядеть как она, но ты не она. Эта версия тебя… принадлежит моей версии этой временной шкале.       Злость захлестнула ее, и Сакура отдернула руку.       — Я никому не принадлежу.       Итачи не мог не ухмыльнуться.       — Я знаю. Ты мне это часто говорила.       Сакура нахмурилась и неловко отвела взгляд.       — Я… я умерла. Я имею в виду, в твоей временной шкале.       Это заняло мгновение, но Итачи в конце концов кивнул.       — Я не смог спасти тебя. — Взгляд его обычно бесстрастных глаз, когда он повернулся к ней, всегда будет преследовать Сакуру. — И у меня никогда не было возможности сказать тебе, что я ответил на твои чувства. У меня никогда не было возможности поблагодарить тебя за все, что ты когда-либо делала для меня.       — Тебе никогда не приходилось, — сказала она ему в ответ, нахмурив брови. — Возможно, тебе нравится думать, что ты бесчувственен, Итачи, но это не так. Я признаю, что не могу тебя понять — я все еще узнаю Итачи в этой временной шкале, но… а другая Сакура была настоящей, тогда…       Когда Сакура замолчала, Итачи устало улыбнулся, вспомнив слова, сказанные его собственной Сакурой.       — Я знаю.       — Итак… Как я умерла?       — Я не могу тебе этого сказать.       — Причина, по которой я умерла? Например, за что-то, во что я верю? Защищая своих близких?       Тишина.       — Сколько мне будет лет?       — Ты не умрешь, Сакура, — заявил он тем же отстраненным голосом. Однако выражение его глаз было каким угодно, только не отрешенным. — Я уже потерял одну версию тебя. Этого больше не повторится.       Она с досадой и замешательством покачала головой.       — Я не понимаю! Зачем приходить, чтобы спасти меня, если ты все равно не сможешь быть со мной? Это ничего не изменит для тебя.       Ответа не последовало. Итачи просто смотрел вдаль, наблюдая за районом Учиха.       И затем, наконец, его тихий голос достиг ее, когда другой Итачи покинул район:       — Ты его свет, и хотя он может никогда этого не признать, ты нужна ему, чтобы осветить тьму, в которую снова превратился его мир.

.

      Разговор оказался труднее, чем он думал.       Обсуждение их смертей… Это вернуло все назад. Долгое время он держал себя в напряжении. Он был занят изменением истории. Но сейчас…       Он всегда знал, что его Сакура втайне боялась умереть в одиночестве на миссии, и Итачи было невыносимо, что ее худшие опасения сбылись однажды, незадолго до войны.       По той или иной причине он проходил через Страну Огня, когда Итачи заметил ее угасающую чакру. На этот раз инстинкт взял верх, и он двигался так быстро, как только мог, чтобы добраться до нее вовремя, хотя в глубине души знал, что не сможет ее спасти. Она не могла умереть одна. Она не могла.       Тот день все еще преследовал его.       Когда он прибыл, Итачи нашел свою Сакуру лицом в грязи, ее тело было усеяно таким количеством ран, что его желудок несколько дней скручивался, а его сердце, даже сейчас, сжималось при мысли о ее боли. Он не смог спасти ее. Как она всегда боялась, Сакура умерла в одиночестве, посреди леса, где никто не нашел бы ее тело, если бы они не отставали от нее всего на несколько часов.       Он лично вернул ее тело в Коноху, хотя это означало его арест, если его поймают. Итачи презирал мысль оставить ее там или кремировать ее тело. Это было не то, чего хотела его Сакура. Она хотела естественного захоронения в стенах своей родной деревни, где ее близкие могли бы должным образом оплакивать ее исчезновение, а не мучиться.       Когда он появился в кабинете Хокаге с ее телом на руках, можно было с уверенностью сказать, что Цунаде сразу же сделала поспешные выводы, полагая, что это он убил ее драгоценную ученицу. И чтобы Сакуру не заклеймили предательницей за ее связь с ним, Итачи сказал ей, что вернул ее тело ради Саске, если он когда-нибудь вернется в деревню.       Она была великолепной куноичи, этого нельзя было отрицать. Сакура заставила людей бояться ее всего одним взмахом брови. Ему все еще было больно, что она так и не смогла улучшить свой потенциал, так и не смогла завершить свое обучение и стать свирепой, талантливой куноичи, которой она всегда мечтала быть. По словам его Сакуры, ей было недостаточно того, какой она была перед смертью. Перед своей смертью, в их собственной временной линии, Сакура не активировала свою печать, поэтому не смогла исцелить себя. О, к тому времени она овладела усиленной силой Цунаде, но не печатью.       Вот почему он так сильно надавил на Сакуру на этой временной шкале. Вот почему он заставил ее пережить горе, несмотря на то, что это обожгло его изнутри. Смерть Яманаки Ино, ее лучшей подруги, подтолкнула Сакуру к тому, чтобы стать сильнее, способнее и надежнее не только для себя, но и для Яманаки. Она усердно работала для них обоих, и в конце концов это окупилось.       Его Сакуре было семнадцать лет, когда она умерла, и она не овладела своей печатью, даже не активировала ее.       Этой Сакуре едва исполнилось шестнадцать лет, и она сделала это и даже больше.       Из-за ее безвременной кончины многие шиноби погибли во время войны. Они нуждались в ее навыках, ее способностях, чтобы спасти их и сохранить их. Второй Узумаки Наруто тоже умер, война закончилась, и Мадара победил. И на этом все закончилось и для него самого. Вот тут-то его смутная память и оборвалась, прежде чем он очнулся в этом странном мире. Увидеть всех своих драгоценных людей, живых и здоровых, было… Это была опасная надежда. Это почти заставило Итачи поверить, что каким-то образом он это сделал. Его грехи были забыты и проигнорированы, и ему разрешили снова побыть со своей семьей.       Но потом он увидел себя другого. В то время он был всего лишь ребенком, который заблудился в вопросах, которые ни один ребенок не должен даже рассматривать, не говоря уже о том, чтобы задавать.       Что касается остальных…       Другая версия его самого и многие другие были далеко не такими сильными, как в его собственной временной линии. Хотя, может быть, это и хорошо? Единственным человеком (и он убедился в этом), у которого был Мангекью Шаринган, был Шисуи, кто-то, кого он знал, и кто не будет использовать его силу во зло.       Точки в его сознании начали собирать воедино то, чего ему не хватало. Итачи все еще не знал, что произошло, как это произошло и почему, и вопросы не отпускали его. Однако он был благодарен за второй шанс. Даже если он сам не жил той жизнью, которой всегда хотел, или не испытывал счастья, он был в порядке с этим.       К сожалению, такие события, как нападение Кьюби, были неизбежны. Нет, Кьюби выпустил не человек в маске. Это был он сам. Слишком скоро после изменения судьбы Обито Итачи понял, что это будет значить для Узумаки Наруто. Из-за того, что Кьюби был запечатан внутри него сразу после его рождения, серьезный дефект так и не был обнаружен с тех пор, как Кьюби исцелил его от него. Однако всего через день после рождения Наруто из этой временной шкалы у него начались судороги. Он не мог двигаться своим телом или нормально дышать. Его родители, Минато и Кушина, были на грани отчаяния в своих поисках помощи своему ребенку, но лекарства не было. Даже Цунаде не смогла спасти его и дала ему считанные часы жизни.       В момент слабости (потому что он знал, какую большую роль в жизни Саске он сыграет), Итачи использовал свой Мангекью, чтобы освободить Кьюби от все еще выздоравливающей Кушины. Минато не нуждался ни в какой помощи с остальными, и чтобы убедиться, что его существование осталось в секрете, он остался в тени и стер память Кушины о себе, наблюдая за тем, чтобы они оба выжили.       Они сделали это, и две половины Кьюби были запечатана в них обоих.       Это было неизбежно, к его большому разочарованию. Всякий раз, когда вносились изменения, возникали волновые эффекты. О, так много было тех, о ком ему пришлось позаботиться, раз уж он так сильно изменился. Не было никакого способа узнать, что произойдет, если он изменит историю, или как это повлияет на баланс вселенной. В любом случае, Узумаки Наруто должен был стать джинчурики Кьюби. Яманака Ино должна была умереть, чтобы Сакура смогла раскрыть свой потенциал и подняться выше этого.       Также…       У него был только один способ покинуть эту временную шкалу.       И Итачи принял это. Он принял то, что должен был сделать.