Hide your face so the world will never find you

В конце концов, все налоги были собраны без кровопролития. Даркен позаботился об этом только для того, чтобы держать Кэлен подальше от него. Она изменилась больше, чем его царство, и теперь он предпочитал политику. Он должен был. Больше, чем когда-либо, ему не терпелось завладеть Орденом. Он больше, чем когда-либо, знал, что обладание им было бы неудачной победой. Вместо этого он танцевал между слабостью и силой. У Д’Хары не было выбора в этих вопросах — никогда не было и никогда не будет, — но и мораль, и логистика требовали немного сахара, чтобы неизбежное лекарство прошло гладко. Мир был скользким, как рыба, но Даркен крепко держался. Он ходил по темным коридорам, все его мысли были о том, что лежало за пределами его собственного дома. Никогда не о том, что было внутри. — Я исповедую тебя! — Громкая угроза исходила из-за угла. Даркен ускорил шаг, пока не нашел источник. Арианна встала на цыпочки, полная огня и ярости, когда она противостояла госпоже Гарен. Морд’Сит, здоровый в двух шагах от ребенка, имел взгляд, который должен был превратить его дочь в камень. — Я могу пойти куда угодно, я наследница! — Арианна чуть не закричала от разочарования. — Уйди с дороги, Гарен. — Госпожа, — рявкнула Морд’Сит, и ее рука слишком приблизилась к эйджилу. — Что такое? — Даркен подошел к ним обеим, не скрывая хмурого взгляда. Ни одна из них не отступила ни на дюйм. «Ваша дочь нуждается в обучении» и «Ты должен избавиться от нее, отец» одновременно донеслись до его слуха. Возможно, в другой день он счел бы это забавным. Все, что он видел сегодня, была головня, коробка с драконьим дыханием, готовая взорваться. Сочетание крови Ралов и Амнеллов не сделало Арианну спокойной или разумной, но они дали ей магию. Теоретически он находил это замечательным; на практике все, что он видел, была опасность. — Иди сюда, дитя, — приказал он без мягкости. — Только если ты от нее избавишься, — проворчала Арианна, подходя к отцу. Даркен опустился на одно колено и крепко сжал ее плечо. — Чей это дом, Арианна? — Дом Ралов, — ответила она в замешательстве, слегка извиваясь в его крепкой хватке. — Это мой дом, — сказал он, не сводя с нее взгляда Лорда Рала. Его ребенок или нет, но она ввязывалась в дела далеко не по годам. — А госпожа Гарен — моя Морд’Сит. Если ты посмеешь бросить этому вызов, значит, ты глупый ребенок. Обиженная дочь попыталась вырваться из его руки. — Я не глупая! Мне нужно потренироваться, чтобы быть главной, когда я стану Лордом Ралом. О, как он знал амбиции, планы в ее голубых глазах. Но он не остановился и не улыбнулся. — И просто скажи мне, Арианна, как ты будешь руководить, если единственная твоя лояльность будет принудительной. Ее нос немного сморщился. — Я не понимаю… Даркен снова посмотрел на Морд’Сит. — Госпожа Гарен, почему ты служишь мне? — Потому что вы мой Лорд Рал. — Что это значит? Объясни ребенку, Гарен. Морд’Сит немного расслабилась и обратилась к Арианне с самодовольным удовлетворением. — Это означает, что вы доказали, что являетесь законным лидером Д’Хары, Лорд Рал. Даркен протянул руку и повернул подбородок Арианны так, чтобы она посмотрела ему в глаза. — Доказал, дочь. Запомни это. Верность по принуждению — любовь по принуждению — редко стоит того. — Но как тогда? — Ее упрямство немного пошатнулось, тронутое отчаянием. Часть Даркена раздражалось на его дитя за такие опасные амбиции. Страна называла Исповедниц кровожадными, и ее дела еще не опровергали стереотип. Но она также была его дочерью и достойна его гордости и привязанности. Он не мог не бросить на нее более заговорщический взгляд. — Чтобы этому научиться, нужно много лет. — Ну, я маленькая, но не настолько. — Арианна бросила еще один взгляд на Гарена, прежде чем снова посмотреть на него. — Ты можешь научить меня, отец. Он бы улыбнулся ее ярким глазам, если бы мир был прав. Но это было не так, и вместо этого он поднялся и положил руку ей на голову. Его осенила идея. — Нет, у меня нет времени. Госпожа Гарен может. Одетая в кожу женщина в ужасе подняла глаза, словно животное в капкане. — Лорд Рал? — Я хочу, чтобы ты научила мою дочь тому, что делает Рала достойным службы. — Даркен убедился, что его глаза предупреждают Гарена, что инакомыслие недопустимо. — Но отец! — Но лорд Рал! — Очевидно, Гарен проигнорировала предупреждение. С рычанием Даркен поднял руку. — Я не потерплю жалоб. У меня есть нация, которую нужно посетить — делайте, что вам говорят, и знайте, что никому не позволено в конечном итоге причинить боль или исповедовать. Он вырвался от них и ушел по коридору, оставив девушку и Морд’Сит внимать тому, что он сказал. Кризис мгновенно был предотвращен. Пусть никто не говорит, что он не учитывал опасности Исповедниц. Исповедницы. Слово попыталось сместить его внимание, но он отказался. Сжав руки, он продолжал выполнять обязанности Лорда Рала. Их было так много. Хватит на всю жизнь, и поэтому он проведет всю жизнь, избегая Исповедницу в своей постели.

***

Если когда-либо и было время, когда Морд’Сит устарели, то это было именно это время, решила Далия. Исповедники на свободе во дворце, мир во всей стране и лорд Рал, который больше занимался бумажной работой и сказками на ночь, чем пытал — ну, единственная боль, которую Далия испытывала в последнее время, была причинена самой себе. Гарен обладала замечательным талантом использовать ловкость, чтобы причинять как боль, так и удовольствие, но это было не совсем то же самое. Опять же, теперь у Далии не было конкурентов. Так что это были перемены к лучшему. На данный момент Дом Ралов больше походил на реконструкцию пьесы, чем на военную диктатуру. Далия была рядом с Даркеном Ралом в тот день, когда он сделал Кэлен своей женой, и за семь лет, прошедших с тех пор, она была настолько близка к внутреннему кругу, насколько это было позволено Морд’Сит. Не так близко, как надеялась Далия, но опять же, она предпочитала компанию своих сестер, когда дело доходило до соседей по постели; Лорд Рал был искусен в постели, но Далия не возражала против того, чтобы обходиться без него, пока у нее была Гарен. Тем не менее, она любила Даркена, и не в последнюю очередь из-за близости Кары с ним когда-то. Несмотря на все его эмоциональные всплески, он хорошо управлял Д’Харой, и там была структура и порядок. И то и другое Далия ценила, и у нее не было проблем со средствами, с помощью которых Даркен их достиг. Когда Рал был счастлив, Д’Хара тоже была счастлива, и Далия подумала, что это хороший знак. Но сейчас Даркен не был счастлив, и Далии нужны были только ее глаза, чтобы понять, почему. Сегодня она даже не видела Даркена, но не сомневалась, где он. Стоя прямо, как сторожевая башня, перед тронным залом, сложив руки за спиной, она также не сомневалась в том, что заставило Королеву шагать по залу. Кэлен, как всегда, выглядела соответствующе. Четыре родов сделали ее фигуру богаче, но все еще потрясающе подтянутой, в темно-бордовом платье с высоким воротником, которое она носила сейчас. Ее тонкие волосы вились вокруг плетеной прически на голове, привлекая внимание к резким линиям ее лица. — Далия, где мой муж? — спросила она с некоторым жаром, стоя перед Далией. Избегая даже приподнять бровь, Далия ответила противоположным тоном: — Его движения несвободны и не открыты для публики. — Я его жена. — Кэлен подошла ближе, сверкая глазами. Далия задавалась вопросом, поняла ли она, что когда-то первой использовала бы титул Матери-Исповедницы. — А я его первая Госпожа, — ответила она Королеве, слегка вздёрнув бедро и улыбнувшись. — Он не просил меня сообщать вам, где он находится. У Корда Рала всегда есть причина. — Глупая, иногда. — Пальцы Кэлен дернулись, ее глаза только наполовину смотрели на Морд’Сит перед ней. У нее был вспыльчивый характер, у Кэлен Рал. Далия метнула взгляд вверх и вниз по напряженной фигуре перед ней. На этот раз она не спрятала все свои эмоции за маской Исповедницы. Со всей кипучей энергией, исходящей от нее, она могла бы с тем же успехом обнажить свое сердце перед всем миром. «Давно пора», сказала себе Далия, прочитав эмоции в ее глазах. Тем не менее, после минутного молчания она сказала: — Поверь тому, кто хорошо его знает, он не нуждается в твоем вмешательстве. — Он дурак и не остановится, если ему никто не скажет, — прямо ответила Кэлен. — Хм. — Далия сохраняла уклончивый тон, глядя Кэлен в глаза чуть более прямо. — Тогда ты попробуешь сказать ему, что делать? Я слышал о менее невыполнимых задачах в сказках. — Ты не понимаешь ситуацию. — Кэлен вздохнула и заправила локон за ухо. Далия внутренне ухмыльнулась. Королевская чета вряд ли была самой осторожной, а у Далии был талант складывать кусочки головоломки, не нуждаясь в шаблоне. — Я понимаю, что лорд Рал — сломанный человек, и жена или нет, вы не можете изменить это гневом. Мать Исповедница бросила на Далию взгляд, которую Денна одобрила бы. Далия почти испугалась, несмотря на то, что радахан был ясно виден на ее шее. — Госпожа Далия, — холодно сказала Кэлен, — я думаю, что к настоящему времени знаю своего мужа достаточно хорошо. Лучше, чем вы когда-либо узнаете, и эта ситуация — мое дело. Далии потребовалось несколько мгновений, чтобы сглотнуть и решить, что Кэлен нужно еще немного времени, чтобы ее эмоции варились. Волатильность теперь могла уничтожить их всех. — Возвращайтесь в свои покои, леди Рал. И поймите, что если вы снова разобьете сердце лорда Рала, я без колебаний прикончу вас и испытаю судьбу Трианы. Кэлен выглядела удивленной этим. — Вы оба понятия не имеете… — Она замолчала и повернулась, быстро уйдя прочь. Моргнув, Далия поняла, что не может представить, как Кэлен закончила бы это предложение. Она заметила в королеве много изменений, которые она одобряла, но теперь ей было интересно, что же она упустила.

***

Пять дней. Он оставил ее одну на пять дней. В те дни Кэлен испытала всю гамму эмоций, но теперь была твердо настроена на разочарование. Стоя в центре комнаты, проводя кончиком пальца по выемке на левой руке, где обычно находилось ее обручальное кольцо, она пыталась успокоить свое сердце, мысли и просто ждать. Небольшое разделение было необходимо. Поняв, в чем она призналась Даркену, Кэлен тряслась той ночью и плакала в подушку, задаваясь вопросом, не сошла ли она с ума. Чувство вины, смятение, страх, неуверенность… Они причиняли ей боль и вызывали у нее тошноту, но, по крайней мере, они говорили ей, что у нее все еще есть разум. С колотящимся сердцем она впервые за почти восемь лет заглянула в собственный разум и все же узнала себя. Именно тогда он должен был вернуться. Так много мыслей билось о ее череп, требуя голоса, и только он мог их услышать. У нее никогда не было друга, она никому не рассказывала свои самые сокровенные мысли, кроме него и Ричарда, а Ричард ушел. На мгновение она рассматривала Далию как вариант — женщина была лояльной и контролируемой, даже вполне человечной, и обладала интеллектом, о котором Кэлен раньше и не подозревала. Через несколько секунд она горько рассмеялась, отбросив эту возможность и упрямо держась за свои слова. Даркен отказывался приходить к ней ни ночью, ни днем, но она могла быть более решительной, чем он. Она дождалась удобного момента. Ожидание усилило разочарование, но Кэлен нужен был Даркен Рал, и он придет к ней. Он должен был. Наконец дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Даркен, взметнув длинной мантией и зажав обручальное кольцо между большим и указательным пальцем. В его голосе было напряжение натянутой тетивы. — Я нашел это на своем троне. Объясни. Обрадовавшись его прибытию, Кэлен смотрела на него с напускным самообладанием. — Я когда-то обещала быть твоей женой во всех смыслах. Учитывая твое недавнее поведение по отношению ко мне, я думаю, что сейчас правильным курсом действий будет расторжение нашего брака. Несколько ударов сердца прошли в тишине, пока Даркен Рал стоял неподвижно, не сводя с нее глаз. Наконец он пробормотал: — Невозможно. — Я знаю, — ответила Кэлен. — Но поскольку ты лишил меня возможности поговорить с тобой, не подходил к нашей постели… Была пауза. Затем глаза Даркена сузились, и он сложил кольцо на ладони. — Ты никогда не была серьезна в этих угрозах. — Я очень серьезна. — Кэлен разжала сжатые руки, понизив голос. — Но да, я манипулировала тобой. Как ты поступал со мной с нашей первой брачной ночи, так что не пытайся возмущаться. Судя по выражению его лица, он никогда не был уверен, что она знала о его планах. — Ты грозная женщина, — почти рыча, сказала Даркен, начав ходить взад-вперед. Кэлен всегда находила его несколько кошачьим — теперь он был тигром в клетке, взволнованным и неуравновешенным. — И ты кажется ничего не знаешь обо мне, так что, — пробормотала она. — Перестань говорить себе, что ты можешь спрятаться, и посмотри. Он подчинился, но это было все равно, что смотреть в зеркало. Каждая часть его охранялась, блокировалась, ничего не раскрывая. В его темно-синих глазах блестело неповиновение. Кэлен глубоко вздохнула, не позволяя защите подавить ее решимость говорить. — То, что ты рассказал мне о своем детстве… Ты никогда никому этого не рассказывал. — Она не стала ждать его ответа; это был не вопрос. — Но когда я не дала ожидаемого ответа, ты убежал, как обиженный ребенок. — Она видела, как он напрягся, видела, как на его лице расцвела ярость, когда он сделал несколько шагов ближе к ней. Отпустив свой взгляд до того, как он произнес хоть слово, она рявкнула: — И если ты думаешь, что ударив меня прекратишь этот разговор и вернешь тебе чувство контроля, подумай еще раз. Ты не можешь вернуть то, что сказал, так что не делай этого, не смей даже пробовать, Даркен. Он подошел ближе и взял ее челюсть в свою руку. Она не двигалась и не протестовала; она нарушила его равновесие и намеревалась так и оставить. Его голос дрожал от дюжины эмоций. — Я не тот, кто должен брать обратно то, что было сказано. — Я имела в виду каждое слово, — непоколебимо ответила Кэлен. Ее рука коснулась его руки, и она услышала, как у него перехватило дыхание. — Ты дала мне жалость. — Даркен выплюнул слова, даже не пытаясь контролировать протекающую в слова неприкрытую боль. — Я дала тебе любовь! — Кэлен не собиралась произносить эти слова так громко, но у нее перехватило горло, и они почти эхом отдались в комнате, пустой и темной, если бы не они вдвоем. Она сглотнула, не сводя с него глаз, так как все запланированные слова хлынули с ее губ потоком. — Ты тоже никогда не знал, но я знала и, — она почти прошептала, — люблю тебя. Не с трепещущим сердцем и звездами перед глазами, это просто влечение. Нет, я знаю, кто ты, все твои ужасы и жестокости и желания и надежды. Я знаю, кто ты, и все же… — Кэлен втянула воздух, опустив глаза. У нее не было слов, и она стиснула зубы. — Скажи это снова. Кэлен не была уверена, что действительно слышала эти слова, но затем он отпустил ее подбородок. Она снова встретилась с ним глазами, и стены в них трещали, поэтому она дала ему правду, о которой он просил. — Я тебя люблю. На его лице был шок, с которым она справилась, а также нежеланное чувство вины, такое острое, что она почти резала его взглядом. — Ты не должна. Она подняла руку, чтобы коснуться его щеки, как он когда-то сделал, зная, что она это возненавидит. — Ты хотел, чтобы я любил тебя по всем неправильным причинам и всеми неправильными способами. Но все изменилось. Ты сделал меня матерью… И ты не можешь отрицать, что мы оба ничего не знаем о любви по сравнению с нашими детьми. Даже когда мы терпим неудачу, они помнят то, что стоит помнить, и никогда не отказываются от своей любви к нам. Мы оба многому научились у них. Он вздрогнул, как будто правда ранила больше, чем ложь о том, что она всего лишь жалела его. И все же, он не отстранился от ее прикосновения, и она почувствовала, как быстро и жарко забилось его сердце под ее пальцами. Когда она на секунду закрыла глаза, первое воспоминание, которое пришло ей в голову, было как было просто лежать в его руках, Николас спал на ее груди, а широкая рука Даркена лежала на спине крошечной малышки. Никогда еще более уверенная в своих мыслях, чем в этот момент, она снова открыла глаза и посмотрела прямо ему в глаза. — В тебе есть хорошее, Даркен Рал. Оно того стоит. И я не ищу той любви, о которой поют менестрели. У меня могло быть такое однажды с Ричардом, я не знаю — я знала его всего год, и теперь это не имеет значения. Но, несмотря на все твои поступки, которые я должна была бы ненавидеть, я люблю тебя. Я не слепая, и я все равно люблю тебя. В его глазах было потерянное недоумение и осторожность, которая даже сейчас держалась, как будто он все еще не мог ей поверить. — А я думал, что я дурак… — пробормотал он, глядя на нее, совершенно по новому. Она вздрогнула, мужество иссякло. Внезапно она тоже стала ребенком, защита осталась позади, и если бы она поняла его неправильно, он мог бы одним словом пронзить ее прямо в сердце. Кэлен, Мать Исповедница, только что сделала себя уязвимой для Даркена Рала. — И? — спросила она, сжав руку в кулак. Едва слова сорвались с ее губ, как его руки обвились вокруг ее талии, и она забыла как дышать. Прижимая ее к своей груди, она чувствовала, как быстро бьется его сердце. — Мне не следовало играть с тобой в игры, — сказал он тогда. Все, что строилось за последние семь лет, готово было хлынуть в ее сердце, и она не могла пошевелиться от предвкушения. Он больше не держал ее так, будто она могла исчезнуть в любой момент. — Ты единственная женщина, достойная быть моей Королевой, — наконец пробормотал Даркен, прижавшись губами к ее лбу. — И я люблю тебя. Кэлен могла бы рассмеяться, останься хоть немного воздуха в ее легких. Все звучало так плоско и банально, что этого было недостаточно, чтобы стереть всю горечь и раздоры. Им нужны были новые слова, а она не знала, как их найти. Так что она этого не сделала. С надломленной улыбкой она посмотрела на своего мужа и поцеловала его. Он издал еле слышный звук, зарывшись пальцами в ее волосы и ответил на поцелуй. Больше никаких слов, только прикосновение, говорящее о всей любви, которой они никогда не знали, и всей любви, которую они безнадежно нашли друг в друге, несмотря на все препятствия. Маски были отброшены в сторону, и вместо этого они цеплялись за это. Интенсивность почти причиняла боль, заполняя пустоту в сердце Кэлен, и время больше не имело значения.

***

Если и было что-то, о чем Даркен никогда не расскажет Кэлен, так это о том, как много он лгал и замышлял, чтобы привести их сюда. Убеждать себя, что это из-за того, что это не в счет, что все вышло так не так, как планировалось, что он не может быть уверен в причине чего бы то ни было, было плохим оправданием, и он знал это. Он не завоевал ее сердце честно. Но опять же, она тоже. Кэлен украла его у него в самые тяжелые времена, и он позволил ей. Нет, это вообще не входило в план. Так что все эти схемы и планы в конце концов оказались мякиной. Почти вся Д’Хара слушала его ежегодную речь и принимала их молитвы. Все еще беспокойные и не вполне сплоченные, они сошлись для него. Мидлендс был там для Кэлен. Они были одним целым, и когда он закончил речь, он позволил старым манипуляциям и целям улететь по ветру. Кэлен положила руку ему на плечо, когда он отвернулся от толпы. — Они по-прежнему хотят свободы. Меньшее их не устраивает. — Мне не нужно, чтобы они были счастливы, мне нужно, чтобы они были в безопасности. — Взяв ее за руку и вернувшись в дворец, он сказал слова с нарочитой силой. У нее может быть его сердце, но не его стратегия. Она вздохнула, губы дрогнули, но ничего не сказала. Охранники оставили их в покое, как только занавески были задернуты, и Даркен повернулся, чтобы посмотреть на нее, бросив на нее свой первый полноценный взгляд после завтрака. — Этот цвет тебе особенно идет. — Указательный палец прошелся по бирюзовому вырезу ее платья, взгляд задержался на белом декольте, прежде чем встретиться с ней взглядом. — Он соответствует твоим глазам. — Я уверена, что это то, что тебе больше всего в нем нравится, — сказала она все еще с оттенком раздражения. — А ты меняешь тему. Он ухмыльнулся, проигнорировав ее второе предложение, и провел пальцем между ее грудями. — Я бы не сказал «больше всего», Кэлен. Неумолимый огонь в ее глазах, ощущение правильного и неправильного, которое никогда не покидало его, превратились в страсть, когда он притянул ее к себе для горячего поцелуя. Ее пальцы впились в его скальп, когда она боролась за господство в поцелуе, требуя удовольствия, по крайней мере, если они не могли договориться о политике. Соглашаться или не соглашаться никогда не было так привлекательно, как он понял, отказываясь сдаться, его язык боролся с ее языком. Кэлен была ненасытна. Однажды он так подумал, когда она была беременна Николасом, но это было ничто по сравнению с Кэлен, признавшейся в чувствах. Однажды он насмехался над ней, говоря, что она боится любить менее чистую сторону жизни. Теперь она приняла это без зазрения совести. Спала с ним, признавая, что он никогда не будет идеальным, и при этом никогда не теряла представления о том, что значит совершенство. Он болезненно гордился ее умением идти на компромисс и страстно, страстно любил ее. Ее зубы жадно царапали его шею, когда он прервал поцелуй, наказывая его за то, что он все еще играет в диктатора. Он мгновенно развернул ее в своих объятиях, одной рукой опустив ее декольте, а другой подтянув юбки. — Даркен, — сказала она со стонущим рычанием, толкаясь к нему бедрами. — Есть пожелания? — промурлыкал он ей на ухо, склоняя ее над ближайшим фаэтоном и стягивая брюки. — Грубо, — выдохнула она чуть громче шепота, и он почувствовал, как она извивается от возбуждения. Платье сбилось вокруг ее талии, он вошел в нее, и весь остальной мир был забыт в жарком прикосновении. Она застонала, выгнулась, сжалась вокруг его члена, задыхаясь. Мать Исповедница, казалось, хотела поскорее, без стыда, наверстать столько лет воздержания. И Лорд Рал никогда не был так удовлетворен, как сейчас, глубоко погруженный в единственную женщину, которая приняла его, знала, и все равно хотела его. В конце концов, она кончила, выдыхая его имя, и он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею, когда он взял ее еще несколькими толчками, наконец потеряв себя с низким стоном. — Я все еще думаю, что ты напрашиваешься на катастрофу, — задыхаясь, сказала она, когда они разошлись, встретившись с ним взглядом, поправляя одежду. — Я уверен, что ты именно так и думаешь, — ответил он, застегивая брюки. За это она отказала ему в поцелуе и стала Матерью Исповедницей, у которой были обязанности. Даркен смотрел, как она уходит, все еще переводя дыхание и удовлетворенный тем, что ее искра исходила от честности и любви. И в нем тоже была эта искра. Сначала неохотно, но в конце он намеренно сдался. Весь этот хаос, в котором у него было мало контроля и меньше одиноко личного, был создан им самим. За всеми ухмылками и страстными взглядами, а также за поцелуями, он был удивлен, что это еще не развалилось. Удивительно или нет, но это было не так.