Hide your face so the world will never find you

Было слишком много бумажной работы. Свечи мерцали, слегка шипя, тени начали собираться в углах его кабинета. Даркен расписывался на каждом документе, царапая и царапая пером по пергаменту. Работа была утомительной, но это была его работа. Острые ощущения пришли с силой, но нужно помнить и о деталях. Это раздражало, но долг он принял. Он бы не доверил это никому другому. Даркен слегка нахмурился, держа перо над чернильницей. Внезапный стук был не в его воображении, а в это время ночи он был недоступен. Сузив взгляд, он просканировал открытую дверь и холл. Прежде чем он успел подняться, чтобы исследовать или вызвать Морд’Сит, что-то коснулось его колена, и он вздрогнул. — Папа, — пробормотал Ари, похлопывая его по колену. Он нахмурился, глядя на дочь. — Откуда ты? - Хочу посмотреть, - сказала она, игнорируя его вопрос и поднимая руки. Брови Даркена нахмурились, и он неодобрительно зарычал. — Няня должна была следить за тобой повнимательнее. — Но Арианна, которой чуть больше года, просто смотрела на него. Он был не в настроении выслеживать нерадивых слуг, поэтому, закатив глаза, поднял маленькую малышку, предупредив ее: — Ничего не трогай. Ари кивнула, слегка подпрыгивая от волнения, когда села на колени отца. — Бумага! — И молчи, — добавил Даркен. Он вряд ли ожидал, что ребенок от него и Кэлен будет послушным, и поэтому не был удивлен, когда ему постоянно приходилось слегка шлепать ее по рукам, чтобы они не касались его важных документов. У Даркена были большие планы для дочери, но младенцу не место в кабинете лорда Рала. Независимо от того, сколько она была у него на коленях, надёжно защищённая его заботой, он удовлетворял то, чего не мог достичь никакой объем работы. К счастью, час был поздним. Через какое-то время голова Ари опустилась, и она прислонилась щекой к столу, чтобы вздремнуть, а затем уснуть. С довольным шумом Даркен продолжил работу, сохраняя тишину, чтобы не разбудить свой и Кэлен клубок хаоса. Кэлен вошла через несколько минут, губы ее были сжаты от беспокойства, пока она не увидела их ребенка в целости и сохранности. Она стояла перед его столом, выражение ее лица искажалось конфликтом. Он поднял глаза и отложил перо. — Надеюсь, ты уже наказала некомпетентную женщину, позволившую ей сбежать. Его королева слегка выгнула шею и хладнокровно сказала: — Да. Этот взгляд напомнил ему, что она еще не его. Не сводя с нее глаз, Даркен отложил свои бумаги и осторожно взял Арианну на руки. Он встал, обойдя стол, чтобы встать поближе к жене. Он мог дышать ее мягким ненавязчивым ароматом, и она настороженно смотрела на него, но не вздрогнула. На несколько ударов сердца он задержал ее взгляд и попытался проникнуть сквозь маску, задаваясь вопросом, как он может ускорить этот процесс ухаживания больше, чем он уже сделал. Однако когда Кэлен потянулась к Ари, он передал малышку ей. — У нас должен быть еще один ребенок. — Слова удивили его почти так же, как и ее, когда они сорвались с его губ. — Что? — Я хочу еще одного наследника, — медленно сказал Даркен. Он протянул руку и провел кончиками пальцев по макушке Арианны, думая о том, как она бродила по Дворцу в одиночестве. — Если что-нибудь случится с… — С ней ничего не случится, — твердо прервала Кэлен. Глаза Даркена не отрывались от нее. — Будущее неопределённо, Кэлен Рал. Я не хочу рисковать им. — Вспышка эмоций вырвалась из-под его контроля, когда он увидел осторожный холод ее лица. Было ли так много ожидать большего после более чем двух лет? Его слова вышли незапланированными, горечь просочилась в низкий тон. — Арианне было бы хорошо иметь сестру. Тогда она могла бы стать взрослой, зная кое-что о семье. Кэлен ответила на это, слегка сглотнув и ожесточив глаза. — Очень хорошо. Ты прав, ни один человек в этом Дворце не понимает любви. Кэлен быстро повернулась, чтобы отнести Арианну обратно в детскую, и Даркен смотрел, как она исчезает в коридоре, сжав руки в кулаки. «Это изменится», сказал он себе. Она полюбит его. Ей придется. Все было неправильно, если бы она этого не сделала. Он не мог допустить, чтобы вся эта тяжелая работа пропала даром. Он подарит ей еще одного ребенка, и тогда она увидит. Если бы она его любила, все было бы идеально. Это было не слишком много, чтобы просить совершенства. Он был лордом Ралом. Однако, когда он закончил свою работу, он пожалел, что не поцеловал свою дочь на ночь.

***

Кэлен отдала бы за это свою душу, если бы он уже не защитил ее вне ее досягаемости. Не довольствуясь тем, что она была просто женой, он должен был обращаться с ней, как с племенной кобылой. Даркен Рал мог теперь быть лордом Д’Хара и Мидлендса, но это не давало ему права игнорировать ее, пока он не решил, что ему нужен еще один наследник. С каждым просителем, о котором она заботилась, Кэлен повторяла мантру в своей голове, поддерживая постоянное кипение гнева. Он узнает ее сегодня вечером. Она требовала уважения и получит его. Ей никогда не приходило в голову быть осторожной. Три года брака научили ее, по крайней мере, одному: Даркен Рал не причиняет намеренно вред своему собственному. Она и Арианна будут в безопасности от его руки, а Кэлен не была слабой, чтобы бояться простого гнева. У нее было достаточно собственного гнева, чтобы соответствовать этому. Еще пятьдесят лет, прежде чем ее решение этой неразберихи может быть реализовано, и она не позволила времени заставить ее забыть, кто она такая. Кэлен Амнелл — Кэлен Рал — полностью никому не подчинялась. Как только она отпустила двор, она, как всегда, посетила детскую. Няня съёжилась от пристального взгляда Кэлен, когда вошла; Мать Исповедница резко упрекнула ее, когда Арианна выскользнула из-под ее опеки. Но сегодня шатающийся малыш послушно играл с кубиками, строил башни, а затем, хихикая, рушил их. Она опять хихикнула, когда Кэлен опустилась на колени рядом с ней. — Блоки! — сказал Ари, поднимая один из красно-черных квадратов. — Блоки папы. Кэлен вздохнула. — Это твои блоки, милая. Не твоего отца. Ари проигнорировала это, сложив несколько блоков на колени Кэлен. — Мама тоже иглать. Она собрала все силы, которые у нее были, чтобы не вздохнуть снова. Ее раздражение на мужа пропитывало даже это, куда обычно она убегала от утомительного мира и цеплялась за ребяческую невинность. Но голубые глаза дочери только напомнили ей глаза Даркена. Он хотел еще одну дочь; нет, потребовали было лучшим словом. Всегда требования, когда она меньше всего их ожидала. Кэлен не стала бы отрицать, что ее самые счастливые моменты за последние годы были связаны с тем, что она держала Арианну на руках, но здесь на карту были поставлены принципы . Наконец она натянуто улыбнулась: — Нет, у мамы еще много работы. Я вернусь, чтобы уложить тебя в постель сегодня вечером. Девушка надулась, и Кэлен поцеловала ее в щеку, прежде чем подняться, позволив кубам упасть на пол. Если она не сможет противостоять Даркену сегодня вечером, то работа будет лучшим местом, куда можно будет направить свое разочарование. Дневной свет быстро угасал, часы тянулись быстрее, чем они имели право. После того, как ужин был закончен, и Арианна в полусне схватилась за платье, Кэлен обустроила свой мир на ночь. После этого она быстро и решительно направилась в королевскую спальню. По правде говоря, Даркен не уточнил, что хочет наследника на следующий день, но если Кэлен поймает его с одним из Морд’Сит, это только добавит ей пользы. Злость сейчас имела значение, и он ничего не мог сделать, чтобы заставить ее чувствовать себя некомфортно. Ей это надоело. Он стоял у окна, одетый в вечерний халат, смотрел на звезды и ждал ее. Лунный свет отражался от его соболиных волос и освещал профиль. Это всегда выглядело высокомерно. Кэлен ненавидела то, как хорошо это, казалось, льстило ему. Он повернулся и поднял бровь, глядя на ее наряд — она даже не удосужилась снять платье королевы. — Моя королева… — Милорд, — хладнокровно ответила она, пересекая комнату, скрестив руки по бокам. — Сегодня я здесь не для того, чтобы подарить тебе еще одного наследника. Он отвернулся от окна к ней лицом, его выражение и тон были непроницаемы. — Я понимаю. Кэлен было трудно сформулировать свое раздражение в связные слова, и они звучали неправильно, когда она их произносила, даже голосом, холодным, как январский лед. — Я твоя жена, лорд Рал, а не твоя наложница. Я ожидаю получать больше внимания от тебя, чем лишь тогда, когда ты чувствуешь, что хочешь продолжить свою династию. — Несмотря на тон, она чувствовала, как горят ее глаза. Увидев ответный огонь в его глазах, она немного удивилась. Даркен Рал шагнул вперед и схватил ее руку, прижав ее к своей груди, глядя на нее сверху вниз. — Я думал, — сказал он опасным голосом, — что ты не сможешь меня видеть. Ради нашей страны я думаю, что у нас должно быть больше одного ребенка; я не хотел беспокоить тебя ничем, кроме что было необходимо. Ты хочешь сказать, что мое суждение было ошибочным? Кэлен быстро вздохнула, прикусив мгновенный ответ, сорвавшийся с губ. Ей потребовалось все усилия, чтобы удержатся от дрожи. Черт бы его побрал. Она высвободила пальцы из его хватки низким и резким голосом. — Ты вынудил меня вступить в этот брак, чего ты ожидаешь? — Возможно, чтобы ты видела в моих действиях уважение, а не наоборот, — ответил он с таким же жаром, снова найдя ее руку и сжав ее. — Ты был бы счастливее, если бы я соблазнил тебя, Кэлен? Успокоило бы это твою уязвленную гордость или заставило бы тебя ненавидеть меня еще больше? — Все, что я ненавижу в тебе, — это твое высокомерие и твоя потребность в контроле, — прошипела она, кровь закипала. — Не лги мне, — усмехнулся он, — ты съеживаешься всякий раз, когда я проявляю какую-то привязанность или доброту к тебе или к Арианне. Ты бы предпочла, чтобы я пытал тебя. Воздух с шипением прошел сквозь зубов Кэлен всего за мгновение до того, как ее другая рука поднялась, и она чуть не ударила его. В течение нескольких вдохов никто не двигался. Даркен почти собственнически держал руку Кэлен, в то время как ее рука зависла в дюйме от его щеки. Их глаза горели, как угли в очаге. Затем он скользнул ближе, его большой палец поднялся, чтобы коснуться ее челюсти. Прежде чем она поняла, что изменилось, Даркен поцеловал ее. Сердце Кэлен бешено колотилось по дюжине разных причин, но страх не был одной из них, и она не отступила. Он тоже, и его слова вибрировали на ее губах, когда он наконец заговорил. — Ты предпочитаешь это? Тебе нужны доказательства того, что я почитаю тебя как Мать Исповедницу? Достаточно близко. Кэлен вздохнула в ответ, безрассудно с врожденным чувством власти, которое она не могла подавить навсегда: — Да. Если это действительно важно для тебя, докажи, что ты просишь меня об этом с достойными намерениями. Я твоя жена, а не твой инструмент. — Она едва понимала, какие слова сорвались с ее губ, эмоции перемешались, но когда он снова поцеловал ее, это было похоже на победу. На этот раз он подыгрывал ей. Она все еще могла сделать эту жизнь терпимой. При всем том, что она не любила этого мужчину и находила отталкивающими большинство его прежних поступков, целых два года не было никаких интимных прикосновений. У ее тела были потребности, которые не советовались с ее разумом. Губы и пальцы Даркена прошлись по ее коже с большей фамильярностью, чем он имел право, и ее кровь закипела от раздражения, когда она почувствовала почти неповиновение в преднамеренном поклонении своей коже. — Не дразни меня, — предупредила она, прежде чем смогла сдержать слова. Сегодня была ночь, когда осторожность ускользнула от ее рук. Вцепившись пальцами в замысловатую шнуровку ее корсажа, Даркен толкнул ее назад, пока ее ноги не коснулись матраца, его горячее дыхание обжигало ее шею. — Если бы я насмехался, ты бы не смогла говорить. Я скорее выражаю свое восхищение. — И прежде чем она успела ответить, его губы снова оказались на ее пульсе, угрожающе убедительно. У Кэлен перехватило дыхание, и она не знала, что делать с руками. Лиф платья скользнул вокруг ее талии, и его губы последовали за ним, очерчивая языком каждый изгиб ее тела, в движении его губ чувствовалось одновременно нетерпение и неторопливость, когда он дразнил ее кожу. Она вздрогнула, мысли крутились так, что она не могла уловить какую-то конкретную. С их первой брачной ночи он всегда был с ней нежен, даже больше, чем следовало бы, но сейчас все было по-другому. Это было не просто соображение, долг быть «добрым» к женщине, на которой он женился. Это было больше. Это было интимно. Она требовала, чтобы к ней относились с особой заботой, но она не знала, что делать с результатами. Снова и снова она говорила себе, что не хочет его, и в этом была проблема. Так почему она не хотела, чтобы он остановился? Почему она не замерла, не обратила свои мысли в другое место? Когда он подтолкнул ее обратно к кровати, губы не отрывались от ее кожи, пока он снимал с нее обременительное платье, единственным ответом, который у нее был, был вздох, когда его прикосновения дошли до чувствительного места. Напряжение, разлад между ними требовали разрядки. То, что он выполнял ее волю, даже если она не подумала о том, о чем просила в то время, придавало этому захватывающий аспект. Гнев смешался с потребностью ее тела, которую слишком долго игнорировали, и Кэлен сказала себе, что все это объясняет то, как ей приходилось глотать маленькие вздохи возбуждения. Лежа на спине, она обвила пальцами шелковые простыни и сжала их, чувствуя, как губы Даркена скользят вниз по ее животу, и чувствуя, как покалывание в ее чреслах усиливается. Она не будет ненавидеть себя за то, что не ненавидит это — это было другое. В последней отчаянной попытке все исправить, она попыталась вызвать в воображении образ Ричарда. Откинув голову назад, когда Даркен раздвинула ее бедра, она задрожала от нового — но долгожданного — ощущения и вспомнила единственную любовь своей жизни. Теперь он был лишь смутным изображением, подробности которого были забыты после столь долгого отсутствия, но этого было достаточно. Закрыв глаза, чтобы удержать изображение на месте, она стиснула руки на простынях и выгнулась, впервые осознав все удовольствие, которое могли принести губы и язык. Ричард был всем, о чем она могла себе позволить думать, пока ее тело выгибалось, извиваясь под чистым поклонением, происходящим между ее бедрами. Физическое наслаждение было ей не совсем чуждо даже в этом браке, но ничего подобного никогда не было. Мир закружился и сомкнулся вокруг нее, логическая мысль затерялась в тумане возбуждения, и, прежде чем она успела осознать это, Кэлен услышала крики нужды и восторга, вырвавшиеся из-под ее контроля. Никогда еще она не была так близка к блаженству. Ее спина выгнулась. — Ричард, — взмолилась она, затаив дыхание. Все остановилось. Ее фасад рухнул вокруг нее, когда рука Даркена сжала ее правое бедро, ровно настолько, чтобы причинить ей боль. Кровь Кэлен все еще пульсировала от желания, но все остальное в ней застыло, пока она молча проклинала себя. Излишняя самоуверенность заставила ее зайти слишком далеко, и она не хотела думать о том, что будет дальше. Она также не осмелилась пошевелиться; Кэлен лежала обнаженная, задыхаясь, на кровати. Даркен поднялся с колен, слегка толкнув ее ноги, словно с отвращением. Когда его глаза метнулись к ней, отсутствие гнева не позволило ей отвести взгляд. От грубого унижения и предательства его глаза казались пустыми, как гробницы, готовые к погребению. Кэлен ждала, не смея вздохнуть, когда придет гнев. Ее сердце болезненно колотилось в груди, заглушая пульсацию возбуждения, которая еще не угасла. Но он даже не прикоснулся к ней. Его глаза опустились, и он поднялся с кровати, выгнув руки и напрягшись в спине. Последний взгляд его глаз на нее, и он вышел из комнаты. Ей хотелось свернуться клубочком и захныкать. Боль в его глазах, не замаскированная другими эмоциями, пробилась сквозь ее презрение и пронзила ее сердце. Несколько мгновений спустя она услышала бормотание прямо за дверью, а затем дикие стоны Морд’Сит, ублажающую лорда Рала. Он быстро скрыл боль и восстановил контроль, но она увидела. И это было больше, чем она могла вынести. Это было не так, как все должно было быть. Дрожа от слишком сильных эмоций, Кэлен встала с кровати и проигнорировала звуки снаружи комнаты. Она натянула ночную рубашку и скользнула обратно в постель, под простыни, все еще теплые и пахнущие сексом. Теперь все было предельно ясно. То, что она приняла за пренебрежение, он имел в виду как извращенное уважение. Он хотел, чтобы она согласилась. О, как эта мысль заставила ее вздрогнуть — и все же, когда она смогла так ясно представить боль в его глазах, чувство вины съедало ее сердце. Даже у монстров была своя человечность. Кэлен скрестила руки на груди и закрыла глаза, желая уснуть и забыть, что эта ночь когда-либо была. Но ее изуродованное мировоззрение можно было восстановить только до того момента, пока она не начала лгать самой себе. Она была Матерью Исповедницей, но даже она больше не знала, что такое истина. Кэлен Рал погрузилась в глубокий сон, потерявшись в забвении без ответов.

***

Той ночью Даркен спал в своей старой личной комнате. На следующую ночь также. Мысль о том, что он вообще увидит свою жену, вызывала у него отвращение, и он был благодарен за размеры Дворца, так что он всегда мог держаться на расстоянии. Три года. Почти три года они были женаты, а она до сих пор пренебрегала любыми усилиями. Издевался над ним в лицо. Было бы меньше боли, если бы он был более осторожен со своими эмоциями. Он действительно заметил иронию, когда взял Арианну с собой в Сад Жизни, желая любви своего ребенка, когда он пренебрегал чувством к кому-либо еще. Но это было его право быть лицемером, если он захотел. И Арианна, как никто другая, заслужила его заботу. Она никогда не предаст его. Кэлен, с другой стороны, нет. Он знал, получая удовлетворение и лояльность от Далии, что если бы он только сказал слово, она научила бы Кэлен подчиняться. Несколько дней под эйджилом, и Мать Исповедница забудет, что его брат когда-либо жил. Но он не мог произнести слова. Кровь и боль не доставляли ему удовольствия в связи с этим. Арианна и Кэлен были священны. Он не причинит им вреда. Если это делало его дураком, так тому и быть. Даркен заслуживал ее любовь, уверял он себе, и имел полное право чувствовать себя преданным, когда получил обратное. Наверняка имел право. По крайней мере, Арианна признавала его. Когда она протянула ему маленький желтый цветок, он не мог не улыбнуться в знак признательности. Она улыбнулась в ответ, ее глаза были полны нежности. Он не был плохим отцом. Он не был плохим мужем. Были принесены жертвы, чтобы у него был шанс на все это. Они были «неправильными», да, но необходимыми. И стоящими всего этого. Арианна поняла и простила его, почему Кэлен не смогла? Почему он не мог перестать думать о женщине? Кипящий гнев угрожал снова испортить его лицо, поэтому он отключил мысли и сосредоточился на дочери. Он должен воспитать ее, чтобы она была другой. Отличающаяся от него, от ее матери, от всех. Она была будущим. И она была единственной, которая у него была, так как он не дал бы Кэлен еще одного ребенка, чтобы настроить против него. Ее слова будут преследовать ее, поклялся он, в пылу своей боли. В глубине души он ненавидел себя за гнев, который испытывал из-за такой простой вещи. Это Ничего не должно быть. Всего ничего не значило. Это не должно было значить ничего. Лишь укус комара, когда он уже сражался с тиграми до этого. Но он хотел победить. Доказать им всем, доказать, что цель оправдывает средства — да и кто они, эти все? Его отец? Кэлен? Он сам? Чем больше он думал, тем больше понимал, как обманывал себя. Однако это не уничтожило желание. Он все равно выиграет, только теперь это будет только ради победы, как он всегда намеревался. Кэлен никогда бы не узнала, что однажды у нее могло бы быть больше. Никогда больше он не отдаст ей ничего от себя. Ни тела, ни крови, ни сердца.

***

Кровать была неудобной без двух человек на нем. Кэлен с трудом верила, как много она ворочалась в ночи, зная нутром, что Даркен не присоединится к ней. Это была пощечина. Само ее присутствие, по-видимому, осквернило его собственные покои, и он не соизволил ступить в них ногой. Часть ее была в ярости. Остальная часть ее чувствовала себя необоснованно виноватой. Не то, чтобы она заботилась о Даркене Рале. Он убивал и пытал, и ему это нравилось. Он заслужил смерть, а не любовь. Но вот она вышла за него замуж ради мира, и у них родился ребенок. Арианна не несет ответственности за оплошности своего отца до ее рождения. Долг Кэлен состоял в том, чтобы поддерживать мир во дворце так же, как и снаружи, и это была единственная причина, по которой она чувствовала себя виноватой. Однако ей приходилось повторять эти слова снова и снова, потому что они, казалось, не запоминались. Никогда еще правда не была так легко забываема, и иногда она сомневалась в себе. Но она всегда отмахивалась. Как бы то ни было, все, о чем она заботилась, — это долг, а не доведение себя до безумия в этой жизни. Однако она начала понимать, что неохотное исполнение самой маленькой роли не приведет к такому результату. Даркен все еще был мужчиной, и когда его укололи, он истекал кровью, как любой другой, хороший или плохой. Это касалось сердца так же, как и тела. Кэлен ненавидела то, как сильно она скучала по тому, когда они могли хотя бы притвориться, что все в порядке. Большинство ночей они даже не соприкасались, но делили постель и несколько ужинов. Иногда даже Арианна проводила время с ними обоими одновременно. Все это могло быть надуманным и неестественным, но это было что-то. Для них обоих, видимо. Она бы солгала, если сказала, что не хочет это обратно. На третий день разочарование переполняло ее до крика. Это был полный кошмар, которого она боялась в день их свадьбы. Жизнь, лишенная даже намека на здравомыслие. Он даже забрал ее дочь, и Кэлен не смеет еще больше разозлиться, спросив, где она сейчас находиться. На пятый вечер она решила отважиться на что-то совершенно другое. Одетая в черное с золотом, с просто завязанными назад волосами, она велела слугам направить ее в его личные покои. Судя по тишине, исходившей сквозь стены, он, по крайней мере, не топил свою боль в оргии своих Морд’Сит. Ее все еще раздражало то, что он вообще наслаждался их обществом, но он был прав — альтернатива только усилила бы ее ненависть. Наконец дверь открылась. Даркен Рал встретил ее взгляд глубоким холодным взглядом. — Могу я войти? — спросила она сразу. Прошло несколько ужасных секунд, прежде чем он отошел в сторону, чтобы она могла войти с застывшим выражением лица. Он мог играть бесстрастного злодея сколько угодно, она знала, что он может сыграть по крайней мере еще одну роль, и она предпочла эту роль. — У вас есть просьба? — Его слова были достаточно холодны, чтобы она могла почти ненавидеть его. Только почти. Проклятие. Кэлен встретила его взгляд, слегка сцепив руки на талии. — Однажды я сказал тебе, что никогда не полюблю тебя, и, несмотря на твои слова в то время, это все еще правда. Я никогда не полюблю тебя, Даркен Рал, но я Мать Исповедница. Я не мелочная и не жестокая. При всем том, что ты мой враг, я не опушусь до твоего уровня. Я твоя жена и королева, и… — Несмотря на всю свою искренность, ей пришлось стиснуть зубы. — …у тебя есть моя верность и долг. Он протянул руку и схватил ее за подбородок, резко приподняв его, его язык вращался во рту, прежде чем он сказал: — Опуститься до моего уровня…? Она поморщилась. — Давай не будем спорить о наших личных разногласиях. — Почему? — спросил он, отпуская ее подбородок. — Разве они не имеют значения? Кэлен хотелось огрызнуться на него, чтобы он перестал ее провоцировать. — Ты был тем, кто женился на мне. У меня не было выбора в этом вопросе. — У тебя он был, — сказал он, с большей силой, чем необходимо. — Не обманывай себя, — наконец сказала она. — Я вышла за тебя ради своего народа, потому что ты установил такую ​​цену. — Я не обманываю себя. — Голос Даркена стал опасно низким. — Я не претендую на то, что мои действия были поступками героя. Но у тебя был выбор. Я всегда давал тебе выбор. Кэлен не сводила с него глаз. Ей хотелось сказать ему прямо в лицо, что это потому, что он хочет ее. Ему не хотелось в этом признаваться, потому что это делало его слабым и человечным, но она видела это в его глазах. Он хотел ее, как хотел семью, детей, потому что где-то глубоко внутри была искра человеческой личности, которая пыталась зажечь огонь. Но она не могла этого сказать. Не в последнюю очередь потому, что произнесение этого вслух дало бы ей слишком много надежды. Не было никакой надежды. Для них обоих было только принятие посредственности. Итак, в конце концов, она просто сказала: — Тогда я выбираю не ненавидеть тебя. Ради Арианны. И ради нашей следующей дочери и жизни, которую я хочу, чтобы они имели. — Следующая дочь? — Даркен шагнул вперед, и в его словах сквозило подозрение. — Ты больше не хочешь? — спросила Кэлен, приподняв бровь. Его глаза смотрели прямо в ее, долгую минуту. Она упорно отказывалась отвести взгляд. — Я принимаю твое предложение, Кэлен Рал, — наконец пробормотал он, кладя руку ей на талию. Она мрачно кивнула. Статус-кво был возвращен. Да будет так. — Тогда ты можешь присоединиться ко мне в моей постели сегодня вечером. — Даркен сжал ее талию, и хотя это было не совсем ласково, но и не холодно. Кэлен полагала, что будет ценит это, оно того стоило. На этот раз ей и в голову не пришло подумать о Ричарде, когда он обнял ее. Она посмотрела ему в глаза, используя дар Исповедницы, чтобы найти ложь, и не нашла. Они вернулись к норме, они вдвоем. Когда он, наконец, закончил и откатился в сторону, она лежала неподвижно и переводила дыхание вместо того, чтобы отвернуться. Ей не нравилась и не могла нравиться эта жизнь. Но могло быть намного хуже. Даже быть с ним… Могло быть намного хуже, чем сейчас. Кэлен закрыла глаза и не возражала, когда он обнял ее за талию и прижал спиной к своей груди, так что их сердцебиение слилось. Она была его. Такова была сделка. Это было неправильно, но она все равно приняла это. Иногда жизнь была слишком сломана, чтобы ее исправить. Кэлен Рал сделает все возможное, чтобы жить хорошо, пока Арианна не сотрет все это с лица земли.