Hide your face so the world will never find you

Теперь, когда у него был наследник Исповедницы, Даркен осознал изъян в своем плане. Кэлен не ненавидела его, когда он приходил к ней в постель только раз в месяц; она понимала необходимость продолжения линии. Но теперь ему придется отказаться от такой супружеской близости, чтобы снова не превратить ее неустроенное мнение в горечь и ненависть. Это был не столько недостаток, сколько разочарование. У него всегда были Морд’Сит, чтобы удовлетворить его потребности, и его воображение, если он хотел предаться воображению своей цели — Кэлен, которая охотно шла к нему в объятия, глаза горели желанием. Но в этом смысле уже ничего не удовлетворяло. Он обнаружил, что его руки часто подергиваются, и подумал, не слишком ли долго они были чистыми. Из Зала Совета он спустился во тьму храма Морд’Сит. Госпожа Эллис поклонилась и с ухмылкой предложила ему свое место. Эйджил пульсировал собственной магией, боль распространялась от его руки к остальному телу. Он улыбнулся, одновременно холодно и тепло, и принялся обучать новобранцев в сестринство эйджил. К концу его руки были в крови, и он почти чувствовал металлический привкус в воздухе. Но даже после того, как он умылся, вытер пот со лба и переоделся в незапятнанную мантию, главной эмоцией был не покой. Больше никогда не было. Он наслаждался, когда мог оставить себя позади и сыграть любящего отца. Арианна была младенцем, как и все остальные, как говорили ему, суетливым и ласковым, в свою очередь, издающим странные звуки и спящим в неурочные часы. Тем не менее, Даркен до нее никогда не держал ребенка, и ему нравилось то, как она поворачивала голову к его груди и прижималась к нему, когда он говорил низким мягким голосом. Это было не так сложно, невзирая на то смотрела Кэлен на него или нет. Он думал, что не сможет еще больше презирать собственного отца, но он это сделал. Как может человек быть жестоким или небрежным по отношению к такой жизни, как эта? В основном, конечно, он уделял внимание своей дочери для просмотра Кэлен. Они были семьей, больше, чем когда либо. Она смотрела на него ястребиными глазами каждый раз, когда он входил в детскую и поднимал Арианну из колыбели, бормоча слова обещания. Она будет первым Ралом, родившимся в объединенной империи, и он воспитает ее, чтобы она хорошо правила. Совет, конечно же, предпочел бы мальчика, как того требовала традиция — Даркен, тем не менее, не собирался осмелиться вырастить Исповедника мужского пола и не видел причин, по которым пол должен изменить тот факт, что его ребенок будет настоящим Ралом. — Ты — символ двух наций, — сказал он моргающему младенцу на руках. — Через кровь, возвышение и правление. Твое и мое имя будут первыми в новой династии, в эпохе света для мира. Если у Кэлен и были какие-то мысли, кроме замешательства, пока она смотрела и слушала, Даркен этого не замечал. Арианна потянулась к его пальцу, когда он погладил ее по щеке, восхищаясь мягкостью ее кожи, и он не возражал, когда она поднесла его ко рту и начала сосать. Это было почти забавно… Почти, потому что он не мог отрицать странное ощущение в груди, которое ему еще предстояло назвать. Возможно, это то, что семья всегда делала с людьми. Возможно, это было то, чего ему всегда не хватало, и этому не было названия только потому, что люди считали это само собой разумеющимся. — Она растёт хорошо, — сказал он Кэлен, уложив малышку обратно в колыбель. — Она сильная, — пробормотала Кэлен, закусив губу. — Есть проблема? Жена взглянула на него снизу вверх, потом, как обычно, чуть влево. — Нет, мой лорд. — Ее губы сжались, и она поднялась, чтобы покинуть детскую, как будто ей нужно было время, чтобы все обдумать. — Я уверен, что она будет благодарна за отца, который следит за тем, чтобы с ней все было хорошо. Всегда так много оставалось невысказанным. Даркен подумал, что, возможно, он двигался слишком быстро, и она не могла справиться с изменением. Тем не менее младенец был странным, новым и очаровательным, и как он мог быть отцом, если он не был движим интересом или заботой?

***

Кэлен скучала по бороздчатой ​​рукояти кинжалов, прижавшихся к ладоням, по сверкающему на солнце прохладному металлу, по чистому звуку разрезающего воздух клинка, сопровождаемому влажным звуком вытекающей из вражеской плоти крови. О, как ее руки жаждали чего-нибудь, кроме вышивки, ее разум тосковал по простоте боя. Желание было глупым. Мир был прекрасным, и это результат ее борьбы. То, что ее никогда не учили, как с этим жить, не означало, что она должна поддаться этому детскому инстинкту фамильярности. Наследие Исповедниц учило ее адаптироваться; этого требовал ее долг, как Мать Исповедница. Хотя бы на время, достаточное для того, чтобы вернуть ей Ричарда. Хотя иногда она не могла представить лицо Ричарда. Иногда, когда она вспоминала его имя, она связывала его только с тем, что она девушка. Влюбленная юная девушка. Возможно, если бы она снова смогла сражаться, прилив адреналина вызвал бы воспоминания о страсти, охватившей ее сердце каждый раз, когда она видела своего возлюбленного Ричарда. Но в этой жизни не было ничего такого легкого или эмоционального. Ричард жил в том же прошлом, что и война, далеко за пределами досягаемости. И этот кошмар был недостаточно ужасен. Когда Арианне исполнилось несколько месяцев, Кэлен вернула себе почетный статус Матери-Исповедницы. Даркен, конечно, лишил ее всей национальной власти, забрав свободу у людей, но он не был настолько глуп, чтобы лишить людей их системы правосудия. И как бы Кэлен ни хотела, чтобы его планы потерпели неудачу, она не могла смириться с мыслью, что это вызовет хаос. Так что она вершила суд, слушая просителей и решая их споры, с улыбкой Исповедницы на лице, как всегда. Королева Даркена Рала была не просто безделушкой, висевшей у него на руке, она в этом убедилась. Она могла поклясться, что этот мужчина намеренно мешает ей ненавидеть его. Прошло больше года с тех пор, как он вызывал ее в свою постель не только для того, чтобы поспать, и она должна была признать, что ее облегчение было окрашено подозрением. Почему он женился на ней? Было ли это просто для того, чтобы родить наследника и сохранить Мидлендс в безопасности? В те дни, когда она возвращалась с Совета и заставала его в детской, бормоча серьёзные, но нежные слова их дочери, ее сердце всегда сначала подпрыгивало от страха — правильная реакция. Этот человек убил тысячи, и в его кровавых руках была ее крошечная хрупкая дочь. Она всегда стояла у двери, стиснув руки по бокам, заставляя себя не приказать ему положить ребенка. Она с неохотой говорила себе, что он всегда проявлял некоторую привязанность к ребенку… Возможно, даже тираны не могли устоять перед успокаивающим эффектом невинности. — Кэлен, — однажды пробормотал Даркен, как всегда, когда замечал ее присутствие. — Милорд, — ответила она сдавленным голосом, поскольку ей снова хотелось, чтобы у ее любимой дочери был любой отец, кроме него. Он сделал несколько шагов в ее сторону, предлагая ей воркующего младенца. — Она скучала по тебе этим утром. Как ты мог такое сказать? Кэлен хотелось сорваться. Но вместо этого она просто баюкала дочь и кивнула. Какое бы явление ни породило эту мягкость в ее демоне-муже, она действительно не хотела его менять. Их ребенок должен был выжить ради всех. Но замешательство охватило его, когда он встретился с ней взглядом, а в его глазах была глубокая теплота, которая казалась несовместимой с интенсивностью Рала в его существе. — Вы так прекрасны вместе. Она бы вздрогнула, если бы почувствовала насмешку или обман. Она этого не сделала. И когда он прошел мимо нее из детской, она вздрогнула. Чем больше она узнавала о нем, тем больше все беспокоило ее. Кэлен любила природу правды, но начала понимать, что предпочитает ту, которая представлена ​​в черно- белых тонах. Эта жизнь была длинной, и ей не нравилось, что каждый день давал ей повод все переоценивать. Почему он не мог просто оставаться ненавистным?

***

Часть Даркена наслаждалась разочарованием Кэлен, как прекрасным вином. Женщина с ее интеллектом не могла оставаться слепой в течение длительного периода времени, и он гордился тем, что заставил ее признать свои шоры. Вероятно, она ненавидела его за это больше, но это была стоящая ненависть, которую он мог легко преодолеть. Сколько бы месяцев ни прошло с тех пор, как он впервые приступил к этому заданию, он никогда не сомневался в том, какой приз ждет его в конце. И это был именно приз. Ее ненависть и кровожадность заставили его кровь пульсировать, но это было недолгим и сменилось стратегией. Это было опасное влечение. Но эта сила и решимость, которые она носила даже после того, как ненависть стало слишком трудно поддерживать постоянно, дополнялись острым взглядом и еще более острым умом, говорящим на языке его души. Она не должна была родиться в Мидлендсе. Они должны были быть подобраны с самого рождения, Кэлен и он, и воспитываться одинаково, чтобы править, когда нужна безжалостность. О, если бы она только могла видеть, что он был единственным мужчиной, который когда-либо мог ее понять. О, если бы только она могла оставить позади такие наивные представления о несомненной справедливости и непростительной несправедливости. Она будет. Когда-нибудь она это сделает. Сначала она будет смотреть на него с любовью, а затем он покажет ей, что они должны были быть влюблены с самого начала… Две тёмные звезды, кружащиеся в чёрной дыре, но никогда не падающие в неё. Никогда не падающие. Тем временем он довольствовался тем, что разрушал ее ожидания и играл на ее представлениях о зле. Он знал, что ее раздражало каждый раз, когда он проявлял любовь к Арианне, и поэтому старался быть более открытым в своих чувствах; это не было ложью, просто преувеличением гордости и привязанности, которые он, естественно, испытывал к своему крошечному наследнику. Даркена больше не волновало, что ему нравилось проявлять семейную привязанность к ним обоим. Наличие семьи не сделало его слабым, просто преуспевающим. Так он говорил себе, достаточно часто, чтобы это должно было прилипнуть… Но пока этого не произошло, и время от времени возникал страх, что он действительно становится мягким. В конце концов, дело было в том, что она даже не лежала в его постели. — Милорд, — однажды промурлыкала Гарен, поглаживая свою грудь, лежащая, как всегда, сытая, — я здесь почти каждую ночь. Если ваша жена не подчиняется вашим желаниям, я была бы счастлива научить ее принимать их так, как она должен. Он коротко хмыкнул. — Это мой выбор, с кем мне спать, госпожа Гарен. Если бы я хотел свою жену, я бы ее получил. Морд’Сит осмелилась поднять бровь, но больше ничего не сказала. Для этого он взял ее эйджил и прижал к подбородку, грубо поцеловав, закончив их поцелуй в момент, когда боль и удовольствие смешались. То, что он сказал ей, было не совсем ложью. Он не стал бы защищаться перед своим Морд’Сит, но снова и снова защищал себя. Он жаждал Кэлен, но не так. Он хотел, чтобы она умоляла его, соблазняла его, задыхалась от желания не потому, что ее учили, а потому, что она была влюблена. Больше всего на свете он хотел, чтобы Мать Исповедница была в него влюблена. Это был бы самый сладкий триумф в его жизни, даже если бы учебники истории никогда не записали это. — Ты действительно снизил налоги на более бедные земли Мидлендса? — спросила Кэлен — нет, потребовала — после того, как Гарен ушла, и она вошла в их комнату. Даркен поднял бровь, перекатываясь на локте, чтобы посмотреть на нее более прямо. — Я изменил многие налоги на землю. Некоторые выше, некоторые ниже. Она уставилась на него. — Почему? — Почему бы и нет? — Он наморщил лоб. — Я не понимаю вопроса, жена. Титул, произнесённый просто, казалось, не беспокоил ее. Она прошла над ним и немного сузила взгляд. — Это то, что они хотели. Он коротко рассмеялся. — Это хорошая политика — не пытаться выжимать воду из камня, когда есть губки. Ты считаешь меня полоумным? — Нет, — ответила она, закусив внутреннюю часть губы. — Я не получаю удовольствия от страданий моего народа, — сказал он ей менее самодовольным тоном. Она уже наверняка должна это понять. Если да, то ей это не понравилось. Кэлен вздохнула и присоединилась к нему в постели, не ответив на вопрос. Осмелившись немного изменить их распорядок, поскольку она первой нарушила шаблон, он перевернулся и поцеловал ее в плечо. — Спокойной ночи, — пробормотал он. Она слегка напряглась, но ответила тем же и не оттолкнула его. Даркен улыбнулся про себя, перекатываясь на бок. Кэлен не была готова признать это, но ее подавленная ненависть некоторое время назад превратилась в простую неприязнь.

***

— Мама, — сказала Арианна, прижимая свою маленькую ладонь к носу Кэлен. Она засмеялась. — Правильно, Ари. Мама. — В ярком летнем солнечном свете, с журчанием фонтана за спиной, это казалось волшебной страной. Только она и дочь, учат ее первые слова. — Мама, — воскликнула Арианна, в восторге от своего нового навыка. Она подпрыгивала на коленях Кэлен, играя с черными локонами. — Знаешь ли ты, малышка, как сильно я тебя люблю? — Кэлен поцеловала круглый нос своего ребенка, улыбаясь. — Когда-нибудь ты спасешь весь этот мир. И тогда никому не придется жить в этом ужасном месте или страдать от правления твоего отца. — Папа? — Маленькая девочка подняла взгляд, широко распахнув голубые глаза. — Папа? — Она с нетерпением огляделась. Ее мать скривилась. — Нет… Арианна снова подпрыгнула на коленях у матери. — Папа, — хихикнула она, указывая на дворец, затем потянувшись. — Папа! — Нет… — Кэлен покачала головой, ее улыбка была натянутой. — Нет, Ари, только ты и я. Он плохой человек, мы не хотим проводить с ним время. Ты слишком мала, чтобы понять. Арианне было еще меньше года, и прежде чем она успела надуться, ее отвлек блеск золотой рыбки в фонтане. Кэлен нельзя было так легко сдвинуть с места. Каждый раз… Каждый раз, когда она находила минутку покоя в этом изнуряющем кошмаре, он был там. Это была ее судьба за провал Мидлендса. Наконец, сжав губы, она подняла дочь на руки и внесла обратно внутрь. Солнце не было таким уж теплым, когда она вспомнила, что чувствовала его, и у нее была только дочь, с которой она мог бы поделиться этим теплом, только из-за Даркена Рала. Она страстно желала того дня, когда ее ребенок станет достаточно взрослым, чтобы понять, что нужно делать. — Моя леди! — Алиса подбежала к одному из главных залов с письмом в руке. — Что это? — спросила Кэлен, наклонив голову, когда Арианна попыталась выдернуть локоны, выбивающиеся из-под прически. — Годовой отчет из Мидлендса. Лорд Рал сказал, что вы тоже должны его посмотреть. — О, это он, — сказала Кэлен, сдерживая горькое замечание, что письмо должно было прийти к ней первой. Были дни, когда она все еще вспыхивала гневом, вспоминая, что ее муж контролировал то, что когда-то были свободными королевствами. Она передала Арианну своей служанке, взяв толстое письмо. — Отнесите ее обратно в детскую, это займет у меня некоторое время. Она была не в настроении заботиться о своем ребенке, не тогда, когда реальность врезалась в ее маленькую сказочную страну. Разочарование никогда не переставало мучить ее, и теперь не имело значения, что делал Даркен; одно его присутствие в ее жизни, роль, которую он играл, заставляли ее чувствовать себя неудачницей. Каждый день она сдавалась, а ведь ее по-прежнему называли Матерью Исповедницей. Даже он. Теперь это было не более, чем издевательством. Шагая по залу, шурша красной парчой по полированному камню, она просматривала страницу за страницей тщательно составленных отчетов из каждой провинции Мидлендса. Ее губы дернулись, когда она запоминала каждую цифру, каждое слово, а брови хмурились, когда она приближалась к концу. — Это невозможно. Два года этого брака, и она ожидала большего. Сегодня сдержанность была недоступна, и она забыла вернуть маску, которую однажды сняла со своим ребенком; железный взгляд заставил слуг отступить, когда она сердито направилась к высшему двору Д’Хара. Кровь пульсировала в ее венах, сжав руки в кулаки и наполовину скомкав страницы, которые все еще были в ее руках, она сама толкнула тяжелые двойные двери. Кэлен проигнорировала дело, которым занимались, и пошла прямо в холл с высоко поднятой головой. — Лорд Рал, — раздался ее резкий голос, наполнив широкий каменный зал. Бароны и советники в шоке подняли глаза; она играла тихую королеву достаточно долго, чтобы одурачить их. Ее муж поднял взгляд с едва заметным удивлением, его глаза немного расширились. Спокойствие усилило ее гнев, и она не сводила с него глаз, пока не встала в пяти шагах от его трона. — Мы сейчас поговорим. — Очистите двор, — быстро рявкнул Даркен, махнув запястьем. Ни одна душа не осмелилась задержаться. Каким-то образом Кэлен забыла, что у него есть ключ от ее радахана. Она больше не пыталась найти свои силы, бессильная перед магией, более могущественной, чем сила природы, с которой она родилась; если бы она сделала это, она могла бы вспомнить, что он также держал ключ к ее дальнейшему существованию, и что была причина, по которой она носила маску послушной жены и королевы. Она не помнила, и Даркен Рал не напоминал ей об этом. — Что такое, Мать Исповедница? — спросил он у нее жестко контролируемым голосом. — Я Кэлен Амнелл , — ответила она, с трудом сдерживая гнев, — и вы заставили меня быть вашей женой, а не просто Матерью Исповедницей. Если я должна подчиниться этому, то я требую уважения, которое мне было обещано. — Она протянула руку с бумагами в ней. — Никогда не пытайся лгать Исповеднице, Даркен Рал, но особенно — никогда не лги мне. Он поднялся с трона, его глаза были немного темнее, чем обычно, и выхватил бумаги из ее рук. — Это отчеты от губернаторов Мидлендса. — Изменено вами, если только вы не ожидаете, что я поверю таким нелепым цифрам! Даркен перевел взгляд на нее. — Какой у меня был бы импульс лгать об этом? Кэлен почти возразила, чтобы завоевать мою благосклонность , но вовремя сдержалась. Откуда это взялось? Как будто его заботило то, что она хотела? Он стремился мучить ее и ничего больше. Однако прошло всего мгновение, прежде чем она придумала лучший ответ. — Ты всегда лжешь, Даркен Рал. Больше ты ничего не знаешь. Его глаза вспыхнули мгновенным огнем, и от этого жара у нее перехватило дыхание всего на секунду; в этом взгляде было желание превратить этот гнев в похоть и бороться за власть телами вместо слов. Злость вызвала румянец и учащённое сердцебиение — в его сознании, как она могла видеть, это вполне могло быть возбуждением. Она замерла, не в силах отвести взгляд. Каким бы ни был порыв, он вовремя овладел им. Он рассмеялся, почти резко. — Какая ты наблюдательная, Кэлен. Но ты не думаешь, что лжецы знают правду лучше, чем кто-либо другой? — Я… — Кэлен сглотнула, не зная, как воспринять этот ответ. Даркен сделал пару шагов вперёд, протягивая ей бумаги. — И я не стал бы лгать тебе об этом. Это точно. Удивительно, как сильно растет экономика, когда вы заставляете народы сосредоточиться на торговле, а не на союзах. Это награда за мой мир; я думал, ты будешь рада увидев успех своего народа. Кэлен быстро вздохнула. — Для это еще рано. Люди восстанавливаются после войны, это время не продлится долго, когда они поймут, что все их свободы ушли. — Разве я когда-нибудь говорил иначе? Ее бровь немного сузилась. — Нет. — Тогда я бы попросил тебя не обвинять меня во лжи, — сказал ее муж, и это как-то прозвучало как просьба, а не как предупреждение. Гнев Кэлен был теперь так же бессилен, как и ее силы. — Как пожелаешь, — мягко сказала она и повернулась на каблуках, чтобы выйти из зала. Он не мог позволить ей даже одного серьёзного преступления, за которое она могла бы его ненавидеть. Полагаться на старые обиды, чтобы подпитывать ее неприязнь, сводило ее с ума, особенно когда его нынешнее поведение не соответствовало ей. Из всех вещей, которые она не должна была обдумывать спустя долгое время после встречи (но делала), первой в списке было то, почему он не действовал из-за своей похоти.