Hide your face so the world will never find you

Роль была соблазнительной, временами почти эротической. Улыбка здесь, прикосновение там, высвобождение эмоций, когда его разум кричал, что нужно держаться крепче. Из всех, что он играл с детства, эта роль меньше всего требовала скрытности. По иронии судьбы, он обнаружил, как мало времени в его жизни занимали интриги. Но это пошло очень далеко. Он позволил себе прикоснуться к Кэлен еще раз, как только ее живот начал показываться. Волна не была заметна никому другому; только его глаза знали каждый ее дюйм, независимо от расстояния между ними, но он воспользовался этим. У них не было супружеских отношений с тех пор, как она забеременела, и он думал, что несколько ласк вряд ли сокрушат ее. Они почти сокрушили его. Кожа Кэлен была мягче, чем когда бы то ни было, и небольшая нужда прикосновений, когда он сел рядом с ней и погладил ее живот, возник автоматически. Он себе позволил. Не было никакого вреда в том, чтобы наслаждаться ролью, если его цель в конце концов будет достигнута. — Ты хорошо себя чувствуешь? Она сидела совершенно неподвижно, пока он водил пальцами по небольшой изгибу, обозначавшему место, где рос их ребенок. Она была спокойной, но не холодной. Это было другое. Его легкая улыбка при этом могла означать все, что она хотела, но ему было все равно. — Да, мой лорд. Когда-нибудь он заставит ее использовать его имя, как он использовал ее. Но пока еще нет. Даркен еще раз погладил живот жены, следя взглядом за движением его руки. Он почти попросил ее снять ночную рубашку. Его кончики пальцев жаждали большей близости, но он удовлетворился теплом, которое чувствовал сквозь тонкую ткань. Это был не просто акт, когда он заставил себя отстраниться. Эта роль вызывала привыкание… Она была такой же и отличалась от всех, что он играл раньше. Он хотел ее. Когда он, наконец, завоюет ее, это будет не просто абстрактный триумф. Но он выкинул эту мысль из головы, вставая с матраса, чтобы подготовиться к еще одному дню дистанции между ними. Натянув свою одежду, он сказал, не оборачиваясь к ней: — Госпожа Келлан из акушерок сказала, что ты не брала лекарство, которое она приготовила. — В этом не было необходимости. Меня не тошнило. Даркен повернулся с намеком на улыбку на губах. — Мы можем надеяться, что наша дочь унаследует твое крепкое здоровье. Ему понравилось, что она не вздрогнула от его улыбки. И легкий наклон ее головы, как бы требующий объяснения, был таким поступком Исповедницы. У него в голове был каталог таких вещей. Они оказались неожиданно привлекательными. Остальная часть светской беседы была совершенно бесцельной. По правде говоря, он устал от слов. То, что было невысказано, имело гораздо большее значение, и этого было более чем достаточно, чтобы расшифровать. Недостаточно, когда дело доходило до языка прикосновений, но он крал те моменты, которые мог. В некотором смысле, они только усилили тягу. В его планы не входило хотеть жену, к которой он мог бы прикасаться — но вот, только прикасаться — и он обратился к физическим удовольствиям, чтобы отвлечься от слабости. Удовольствие было наркотиком. В моменты, когда кровь кипела, когда он терялся в теле женщины, мир был совершенен, каким он себе представлял. Сладкие бедра Кэлен вокруг его талии, ее кожа на его, чистое интимное единение — это был не идеальный брак, но он и не ожидал этого. Этого было достаточно. Наркотик действовал всего несколько мгновений. Он выкрикивал ее имя теплым шепотом «Кэлен», а затем высвобождался и падал. Даркен привык к реальности, но эти моменты гедонистического воображения были неприятным удовольствием, от которого он не отказывался. Каждый заслужил отдых от реальности. Глаза все еще были закрыты, он отдышался и позволил себе медленно упасть на землю. — Мой господин? Он упал быстрее, чем предполагалось. Госпожа Триана, лежавшая под ним, запыхавшаяся и потная, уставилась на него темными озадаченными глазами, и ее вопрос неловко повис в накаленном воздухе вокруг них. Даркену хотелось зашипеть на нее, ударить ее за то, что она застала его врасплох, акцентируя на произнесённом вслух имя Кэлен. Роль порядочного мужа, которую он играл, запятнан его слабостью в большем количестве областей, чем он предполагал. Слишком много честности. Даже его верная Морд’Сит не могла знать, что он предпочел бы переспать со своей женой, но не мог. Все ради плана, который он контролировал, но все же они не должны знать. Лорд Рал, вынужденный прибегать к фантазиям, был неприемлемым знанием для любого человека. Стиснув зубы, он скатился с Морд’Сит и толкнул ее. — Уходи. Триана не протестовала. Она была достаточно опытна, чтобы знать, когда пришло время сделать вид, что ничего не произошло. Подняв с пола кожаные штаны, она начала их зашнуровывать. Ее присутствие слишком сильно напоминало ему о минутной слабости. — Сейчас же, — добавил он. Она так и осталась голой. Эта роль влюбленного в Кэлен Амнелл была соблазнительной, но Даркену не нравилось чувствовать, что он попадает в собственную ловушку. Какую бы прекрасную картину ни представляла ловушка. Кэлен была только целью в его жизни. Она не станет его жизнью.

***

Она почувствовала легкое трепетание — и сказала себе, что это страх, — когда ее ребенок пнул руку Даркена. Он гордо улыбнулся, и Кэлен снова засомневалась в своих планах. Она не рассчитывала, что муж обратит внимание на их ребенка. — У ребенка уже есть сила матери, — сказал Даркен Рал, поднимаясь на ноги, но оставив ее руку на изгибе ее живота. Хватит ли этой силы, чтобы увидеть через всепоглощающее внимание, которое окажет ей отец? Чтобы увидеть монстра внизу? И все же, возможно, он не будет чудовищем для их ребенка; даже у тиранов бывают моменты доброты. Нет. Нет, это было глупо. Не он. Он все еще смотрел на нее, когда она снова сосредоточилась на своих мыслях. — Ты сделала меня таким счастливым, Кэлен. Это были последние слова, которые она ожидала услышать от него. Ее горло сжалось; ее инстинкт подсказал ей прекратить притворство, сказав ему, что она устала. Но ее глаза не могли найти фальшивость в его выражении, и поэтому она колебалась. А он — нет. — Наш ребенок принесет нам такое счастье. Ты придумала ей имя? Кэлен сглотнула, восстанавливая самообладание. — Нет. — Это было не по-настоящему, ничего из этого не было по-настоящему. Этот ребенок родиться в кошмаре, и она не могла излить на такого малыша все свои надежды и мечты. — Я предполагала, что ты выберешь, милорд. Даркен медленно кивнул, убирая руку с ее живота и проводя кончиком пальца по нижней губе. — Арианна, — сказал он, но спустя так мало времени, что она задалась вопросом, обдумывал ли он этот вопрос раньше. — В честь моей матери. — Твоей матери? — Удивленный вопрос Кэлен вырвался прежде, чем она успела его остановить. Впервые за их брак именно он стиснул зубы и слегка отстранился от нее. — Тебя удивляет, что она у меня была? Кэлен оценила оборонительную позицию. — Я просто никогда не слышала, чтобы ты говорил о ней. Даркен посмотрел на нее с таким понимающим выражением в глазах, что она покраснела. Нет, они почти ни о чем не говорили, не говоря уже о своем прошлом. Через мгновение он, казалось, намеренно стряхнул с себя внезапное напряжение. — Ты тоже никогда не говоришь о своей матери. — Она умерла, когда я была очень молода. — Ее руки слегка сжались, когда она подумала об отце. — Как и моя. — ответил Даркен, сосредоточив взгляд на прошлом, потерянный для мира. Ей было любопытно. Ей никогда не приходило в голову, что Даркен Рал когда-то был ребенком. Сын Паниса Рала, но что насчет матери? — Арианна, — мягко пробормотала Кэлен. — Это прекрасное имя. — Да. Когда-то Кэлен думала, что Даркен убьет ее, как только у него появится наследник. Она дала своей служанке Алисе задание на случай, если это произойдет. Но увидев, как он сейчас стоит, отвлекшись на простое упоминание о женщине, которую он едва знал… Она недооценила ситуацию. Какой бы ни была игра, его реакция на это не была ее частью. Возможно, ее силы и были заперты, но она все еще чувствовала это. И она могла сказать, благодаря интуиции, которая хорошо служила ей всю жизнь, что он не станет делать жизнь своей дочери зеркальным отражением своей собственной. Даркен Рал не позволил бы своему ребенку расти без матери. Она положила руку на свой живот, а когда ребенок снова брыкнулся, она сказала, не задумываясь: — Арианна одобряет выбор имени. Слова звучали неуместно в этом хаосе жизни, и она пожалела о них в тот момент, когда они сорвались с ее губ. Однако Даркен просто повернулся, почти улыбаясь. — Я рад. Кэлен чувствовала себя подавленной до конца дня.

***

Несмотря на неожиданную честность дня, когда они назвали свою дочь, Кэлен не часто с ним разговаривала. Даркен больше, чем кто-либо, знал, насколько могущественным может быть одно только обаяние, особенно его собственное, но были пределы. Кэлен как минимум проверит эти пределы, и сейчас не время колебаться. Чтобы желать его, она должна была узнать его, и как Исповедница у нее было достаточно самоконтроля, чтобы сопротивляться простому физическому соблазнению. По мере того, как шли месяцы ее беременности, он начал делать свое присутствие более заметным. Это имело приятный побочный эффект: он приблизился к их дочери, и он не мог отрицать щекотку восторга, когда она отвечала на его голос трепетом и пинками, но что имело значение, так это Кэлен. Она никогда не пыталась быть с ним резкой, если он проявлял внимание к ее беременности; может быть, она чувствовала себя виноватой или в просто обязанной быть его женой. В любом случае, это еще не имело значения. Они были одни, и они говорили. Это была легкая игра по сравнению с другими играми, в которые он играл с Кэлен. Она лежала, как обычно, на боку, подогнув ноги ровно настолько, чтобы выдержать вес живота. Это было привлекательно, то, как беременность дополняла ее и без того совершенные формы. Но он был здесь не поэтому. Хотя она лежала к нему спиной, Даркен не возражал, лежа, обхватив рукой ее живот, собственнически баюкая нерожденного ребенка, которого они создали. Кэлен была его женой, это был их ребенок. Когда-нибудь она будет этому рада, даже если на то, чтобы завоевать ее сердце, уйдут годы. Да, он будет ждать годы. Арианна время от времени толкалась, и его губы изгибались в улыбке каждый раз, когда он чувствовал давление на свою руку. Игра или нет, он ценил это. Было почти трудно сдерживать себя; он должен был постепенно «меняться» в глазах Кэлен, иначе она бы никогда в это не поверила. Он не остановился, чтобы спросить, должен ли он верить этому тоже. Кончиками пальцев проводя по гладкой ткани по ее животу, он наслаждался простой чувственностью материнства Кэлен, которым оно вскоре должно было стать. Она не вздрогнула, но по дыханию он понял, что она не будет молчать. Хорошо. Он предпочитал, когда она инициировала разговоры; это облегчило его роль. — Разве твой Совет не ждет тебя? — Они будут ждать, пока я заставляю их ждать. — Он провел большим пальцем по тому месту, где только что пнула Арианна. — Я также отец, как и правитель. Слова не расслабили ее. Тогда хорошо, что он не ожидал расслабления. Когда она заговорила, ее голос был низким и ровным. — Ты знаешь, что как бы хорошо ты ни обращался с нашим ребенком, я никогда не отвечу тебе тем же. Брови приподнялись, но он не посмотрел ей в лицо. — Никогда — недальновидное слово, Кэлен. — Я не могу забыть или не замечать, что ты был готов убить невинных людей. Семьи. — Ее сдержанность была замечательна; он когда-то слышал гораздо больше тепла за такими словами. Глубоко вздохнув, Даркен отодвинулся назад, хотя и оставил руку лежать на ее вздутом животе. — Это обвинение может быть легко выдвинуто и против тебя. — Ты делал это ради власти. — Для безопасности, — поправил он. — Гораздо больше невинных умирает, когда земли разбросаны и находятся в состоянии войны, а не объединяются ради мира. Она не издевалась, но и не принимала точку зрения. Такая упрямая. — Мир — это лишь побочное преимущество. Ты стремился к контролю. Даркен слегка пожал плечами, признавая голую правду, если бы не тон и суждение, которые она добавила. — И что ты искала, когда вела войну с жизнями невинных? — Свободу, — ответила она не задумываясь. Он не стал спорить. Было бы бесполезно обсуждать, почему чьи-либо идеалы не были настолько чистыми. Герои никогда не признавались, что они люди, что они наслаждаются силой и влиянием, которые приходят с защитой «добра». Возможно, однажды у них возникнет этот спор, но сейчас он просто хотел поговорить. Он размышлял вслух: — Я искал силу, чтобы спасать жизни, ты, чтобы освободить их. Свобода важнее жизни, Кэлен? Это твое оправдание для причинения такой смерти? Она колебалась лишь мгновение. — Да. — Тогда почему ты здесь? Даркен не мог отрицать самодовольного удовлетворения в течение долгой минуты, когда его слова просто висели в воздухе. Он так любил набирать очки в дуэли, даже если победа, которую он добивался от Кэлен, была победой сердца, а не разума. У нее был острый ум, но у него было преимущество в том, что он всю жизнь спорил с общепринятым мнением. Наконец она ответила. — Я здесь, потому что это касается не только моей жизни. Я Мать Исповедница, я должна ставить Мидлендс выше себя. Он перевел взгляд на нее и подождал, пока она повернет голову. Его губы смягчились в намеке на улыбку, и он был рад, что не нужно было говорить ничего, кроме правды; было проще. — Вот почему я должен править. Высшее благо наших двух земель стоит больше, чем свобода или любая индивидуальная жизнь. Мы действуем по одним и тем же принципам, ты и я. У Кэлен не было немедленного ответа на это. Удовлетворенный их разговором, Даркен наклонился и легонько поцеловал ее в живот. Для привязанности, обладания, роли — мотивация была такой сложной вещью. У него была страна, которой он управлял. Это был ее ход на шахматной доске, и он не сомневался, что ей придется долго размышлять, прежде чем она найдет способ противостоять ему.

***

Пронзительный вопль новорожденного превратил туман боли и истощения Кэлен в нечто вроде эйфории, эмоции полностью завладели ее существом. У нее перехватило дыхание, она почувствовала, как пот стекает между ее грудей, и чуть не рассмеялась от переполняющего ее чувства. Все ее силы были измотаны работой, занявшей полтора дня, она осталась с чистым инстинктом и заботилась только о том, чтобы ее дочь родилась и была здорова. Арианна закричала, когда акушерка пеленала ее, почти достаточно громко, чтобы вызвать желание прикрыть уши, когда дверь открылась и вошел ее отец. Кровь была быстро смыта, потому что ни один лорд Рал не должен был видеть всю неразбериху родов. Кэлен это не заботило, она просто почувствовала внезапный приступ страха, когда увидела, как акушерка поместила плачущего младенца на руки Даркена Рала. Кэлен планировала, что этот ребенок станет его крахом. Эта девочка, рожденная от нечестивого союза, все восстановит. Конечно, если бы ее отец знал, он бы свернул ее крошечную шею. Сердце Кэлен екнуло, забыв всю логику, когда страх стиснул ее грудь так, что казалось, она вот-вот ушибется. Она задержала взгляд на Даркене и затаила дыхание. Но он стоял так же неподвижно, как и она, неловко баюкая извивающийся младенец, не сводя глаз с нового морщинистого лица. Они были слишком далеко, чтобы Кэлен могла что-либо делать, кроме как смотреть, но достаточно близко, чтобы она могла по-настоящему увидеть. Она ждала, затаив дыхание, чтобы убедиться, что видит правильно. Несколько минут он не двигался, на его лице застыло все то же изумленное выражение. Даркен Рал смотрел на свою дочь так, как будто она была солнцем, а он был ростком, наконец протянувшимся из влажной весенней почвы. Кэлен впервые задумалась, а не осталось ли хоть намека на душу, оставшуюся глубоко внутри ее монстра-мужа. И она вздрогнула от ереси этой мысли.