Эдельвейс. Альманах времён

      Вороны в Готенгеме! Студенты и школьники собираются в группы, а те образуют стаи побольше. В садах и на балконах, в переходах и на крытых террасах — всюду звучат голоса. Молодых людей так много, что яблоку негде упасть, и они продолжают прибывать в замок с каждым экипажем.       Многие юноши еще не переоделись в строгую форму, и Джона поражает многообразие красок на их пиджаках и рубахах. Волосы школьников убраны в косицы или распущены, студенты, напротив, часто носят короткие стрижки и собираются в компании, в которые редко приглашают чужаков.       Вуд тащит корзину с зерном в конюшню. Он умышленно выбрал самый длинный путь, чтобы не попадаться на глаза ученикам, но вдоль стены, которой он держится, ему навстречу идут двое парней. Джонатан спешно отводит взгляд, стараясь пройти мимо как можно скорее, но, разминувшись с молодыми людьми, он вдруг слышит смешок и фразу в спину: «Хорошенький», оттого удивленно оглядывается, встречаясь с улыбками уходящих студентов.       Он полагал, что знатная молодежь будет избегать уличной крысы, и никак не ожидал, что их нравы достаточно свободны, чтобы посчитать его привлекательным. Неужели об этом ему рассказывал Оливер? Тряхнув головой, Джон проходит в конюшню.       — От их трескотни моя голова лопнет, словно нарыв, — ворчит он, поставив корзину под ноги.       — Ага… — рассеянно отвечает Николас Грей.       Парень стоит посреди прохода и таращится в стойбище, схватившись за черенок вил. Джон хмурится:       — В чем дело?       Ник явно шокирован чем-то, он указывает рукой:       — Я прибираю здесь уже неделю, и раньше тут была лошадь.       Джон подбегает к нему и, взглянув внутрь, оказывается застигнут врасплох: в свободном для любой лошади стойбище сейчас среди сена лежит огромный белый тигр! На его морде застыло довольное выражение, он потягивается и утробно рычит, сморенный сновидением. Парни стоят в тишине. Наконец Николас поворачивается к Джону:       — Ты тоже видишь это?       Поджав губы, Вуд кивает.       В следующие минуты они бегут по коридору в поисках любого, кто может дать им ответы:       — А я так и знал, что с этой кобылой что-то не так! Окрас у нее был такой престранный, знаешь, будто кремовый — никогда таких раньше не видел! — говорит Ник обрывисто, ускоряя шаг.       Заметив фигуру Алистера на подходе к своему кабинету, парни хором кричат:       — Директор!       Мужчина оборачивается, вскинув брови с добродушной улыбкой:       — Что вас так разволновало с самого утра?       Запыхавшись, Ник сбивчиво объясняет:       — Сэр, я готов поклясться, что в стойбище большой конюшни вместо лошади сейчас лежит огромный тигр!       Алистер хохочет, вскинув голову:       — Вам повезло лично наблюдать за Астерией: эта проказница — настоящая лицедейка.       — Простите?       — Астерия — это пегас, — объясняет Арчибальд Алистер. — Обычно люди представляют пегасов как крылатых лошадей, но те довольно редко принимают такую причудливую форму. Они способны передвигаться по небу в любом виде, и крылья им вовсе не нужны. Полагаю, Астерии просто надоело сидеть в одном облике и она решила примерить что-нибудь новенькое.       — Новенькое? — переспрашивает пораженно Джон. — Она может снова измениться?       — Конечно, — кивает директор. — Пегасы — порождения марины, и так же, как и камни морской стихии, найти их бывает непросто — они могут принять облик многих существ, но это не значит, что Астерия съест вас в облике тигра.       — Но как за ней ухаживать? — возмущается Николас.       — Чистая вода и зерно.       — Даже если она в таком виде?       — Оставляй ей все тоже самое, быть может, она отрастит себе птичий клюв, — мужчина смеется. — А теперь, с вашего позволения, я должен возвращаться к работе, — с этими словами он захлопывает дверь прямо перед носом мальчишек, и те не успевают возразить.       — Он, конечно, сказал, что тигр меня не съест, но как тогда его мыть? — озадаченно бормочет Николас.       Джон жмет плечами:       — Подожди, когда она снова превратится в лошадь?       — Что-то мне подсказывает, что Астерия принадлежит лорду Голдену, — задумчиво замечает Грей: — О нем говорят, что все самое странное обязательно находится вокруг его милости. Кстати, я слышал, что сейчас он проводит вводные лекции для младших классов, быть может, твой мальчишка там?       Джон не видел Джаспера несколько дней и может только гадать, как новые соседи по комнате ведут себя с ним.       — А ты мог бы даже знать, в каком он находится классе?       Николас усмехается, объясняя сразу:       — Можешь влезть в эту вентиляцию, и через три поворота окажешься где нужно. Что ты так смотришь? Я сразу понял, о чем ты думал, когда еще в первые дни в Готенгеме расспросил меня, отчего в замке такие большие каналы. Но знай, что подглядывать за учениками — нехорошо.       — Ты, поди, сам так делал? — усмехается Джон.       — Еще бы. Только не забудь проверить задания, как будешь свободен.       Николас уходит, оставляя Джона в коридоре напротив решетки. Вентиляция в Готенгеме действительно просторна, Джон уже успел в ней побывать. Воздуховоды с витыми зелеными решетками есть в каждом кабинете. Николас назвал вентиляционные каналы кровяными сосудами Готенгема, которые соединяют все классы в общую сеть, поэтому в случае эвакуации ученики из одного помещения могут перебраться в безопасное место.       Вуд осматривается в коридоре, затем приседает и дергает решетку на себя — она легко поддается, он забирается внутрь, оказываясь с полом на уровне груди, и вставляет решетку.

***

      — Свет, волна и вибрация — три компонента являются основой магии. Чтобы управлять своей искрой, вам необходимо научиться облекать ее энергию в виде магических формул. Формулы состоят из рун и геометрических фигур — каждая фигура должна быть гармонична каждому написанному слову. Запомните, что симметрия и математическая точность есть основа любого монуса. Первые годы в школе вы посвятите изучению рун на универсальном наречии, арифметике и геометрии, также вам будут доступны астрономические дисциплины.       Закончив писать на черной доске, Август Голден поворачивается к классу, вверх тут же взмывают маленькие руки. Профессор снисходительно указывает ладонью на первого мальчика. Тот поднимается на ноги и объясняется как положено, сперва представляясь:       — Закария Тилле, йеллоулайт. Скажите, профессор Голден, что будет, если формула окажется неправильной? — его детский голос звучит твердо, мальчик садится, и дети переглядываются, завидуя его стойкости и уму.       — Не существует неправильных формул, — поправляет профессор, — но есть неточные. Монусы с нарушенной симметрией и гранями не будут работать. Поэтому вы должны представлять формулу четко, в случае опасности от этого будет зависеть ваша жизнь.       Другой мальчик спрашивает, почему у каждого магика разные цвета искр. Август Голден объясняет:       — Каждая искра произошла от первоисточника — Изначального света, он же ИС. Его также называют белой магией, которая появилась прежде всего. ИС эволюционировал и раскололся, искривляя свои отражения, — профессор показывает ученикам простой пример с пирамидой и солнечным лучом, который превращается в радугу проходя сквозь грани фигуры: — Это называется преломлением света. Тоже самое произошло с первоначальной магией, исключая дарклайт — тот иной по своей природе и лишь условно именуется светом. В старину считалось, что магики с разными искрами не могут использовать универсальные формулы. Так йеллоулайт мог лишь исцелять, а рэдлайт разрушать, но с развитием научного подхода магия стала универсальной. Ее особенности, однако, не исчезли: рэдлайт также не способен исцелить ранение, но он может замедлить гниение раны или прижечь ее. В зависимости от особенностей спектра вашей искры в старших классах вы разделитесь на три факультета — желтый, синий и красный, и познакомитесь с их индивидуальными особенностями.       Ученики продолжают задавать уточняющие вопросы. Джон наблюдает за уроком из вентиляции, которая находится под самым потолком. Он замечает в кабинете Джаспера — тот слушает профессора внимательно, записывая его реплики пером. Выглядит здоровым и спокойным.       Вуд ждал, что профессор Голден будет холоден к младшим ученикам, но он проявляет удивительное терпение, отвечая на одни и те же вопросы в разных интерпретациях.       На нем строгая черная форма, отчего его светлые витые волосы кажутся еще белее, на затылке пара прядей убраны в тонкую косицу, а единственные украшения, что остались при нем: серебряная брошь с гербом Готенгема — отличительный знак руководителя по учебной работе; жемчужные серьги, с которыми лорд, похоже, никогда не расстается, и перстень на указательном пальце. Он работает без перчаток, и это напрягает Джона, но он понимает, что учителя попросту не могут коснуться своих учеников, а значит, тем ничто не грозит.       В классе довольно много детей, и парты тесно прижаты друг к другу. Сперва Вуд планировал лишь понаблюдать за Джаспером, но сам невольно заслушался лекции. Многие вещи Оливер поведал ему в разговорах, но особенности магии его другу, конечно, были неизвестны. Джон хотел бы оказаться сейчас со всеми за партой, чтобы задать волнующие вопросы. К примеру, откуда вообще взялся Изначальный свет и почему дарклайт — это другое?       Об этом вскоре спрашивают, и Август Голден создает монус в виде карты Вселенной, которая увеличивается и озаряет весь класс. В кабинете становится темно. Дети вздыхают, разглядывая солнечную систему, планеты и меридианы, связывающие их в единую сеть.       — Научных данных касаемо появления Изначального света нет. Ученые полагают, что первоисточник зародился глубоко в центре Космоса, затем прошел сквозь миры и изменил каждый, в том числе наш. По их предположениям, у нашей планеты было три спутника: Мара, Къяр и Зирэс — сейчас остались двое. В момент столкновения ИС’а со спутниками спектр его света преломился, а Къяр рухнул на землю. Он был влеком ИС’ом, потому что внутри хранил первоначальный дарклайт — вещество, которое поглощает энергию. Так на нашей планете начали развиваться и белая, и темная магия, изменяя виды и формы живых существ. Со временем появились и мы. Но это объяснение не отвечает на вопросы, где и как зародился ИС и почему Къяр имел внутри дарклайт. В некоторых верованиях принято поклонятся солнцу как Изначальному свету, но это так же не является научным подходом. Наука не может объяснить многие вещи, но именно она двигатель прогресса.       Следующий мальчик спрашивает, отчего в его классе не учатся девочки, и все смеются над ним. Август Голден вдруг улыбается, и Джон невольно вскидывает брови — он и подумать не мог, что холодный лорд может быть дружелюбным с детьми:       — Это хороший вопрос. Дело в том, что ведьмы рождаются очень редко и чаще всего воспитываются внутри семьи. Ведьма не может унаследовать титул и поместье, ровно как и продлить свой род, они встречаются крайне редко. Вам повезло учиться под руководством мисс Эверджин.       Август Голден вдруг поднимает взгляд, и Джон вздрагивает, отпрянув от решетки. Он убирается прочь, надеясь, что профессор его не заметил.

***

      Вечером, когда с делами в Готенгеме покончено, Джон сидит в комнате, записывая угольным карандашом все, что узнал сегодня о магии. Он просил Вивелия дать ему почитать магические книги, но старик был непреклонен, однако намекнул, что Джон может остаться на ночь в библиотеке. Так Вуд и собирается поступить — после того, как он убедится, что Николас спит, он выберется из комнаты и проведет ночь за чтением — это лучше, чем в тишине и скуке ждать рассвет.       Вскоре Грей появляется в комнате с махровым полотенцем на голове.       — Ты уже искупался? Вода в сауне практически остыла.       — Прекрасно, — Джон закрывает книгу.       Горячая вода ему невыносима, но об этом, как и о других особенностях своего тела, он просто не может рассказать другу.       — Сегодня я забирал письма от королевского курьера, и мне показалось, что я видел на одном конверте твое имя.       Джон поворачивается на стуле, вскинув брови:       — Без шуток? От кого оно было?       — Не знаю, но советую тебе поторопиться. Письма я отдал дворецкому днем, и если он до сих пор не доставил твое, то наверняка понес его Алистеру.       Джон вырывается из комнаты, позабыв про дневник. Николас сверлит его книгу взглядом, затем все же открывает ее, надеясь, что Вуд не строит планы по бегству из замка. Его записи хаотичны и…       Николас хмурится, разглядывая символы и магические формулы. Очевидно, Джон интересуется магией, но более того — он повторяет монусы на къярийском. Джон не говорил, что знает къярийский.       Тем временем Вуд ищет дворецкого. Всего в Готенгеме трое мужчин, отвечающих за распорядок замка под руководством Алистера. Один из них — мистер Кливленд — идет по коридору и чертыхается, уверяя вслух, что Гидеон Готенгем лично водит его за нос.       Джон нагоняет его на западном мосту. Немолодой мужчина с усами и бакенбардами кажется ровесником Алистера, он в отличительной темно-синей форме и с высокой фуражкой дворецкого на голове.       — Скажите, вы получали письмо на имя Джона Вуда?       Мужчина, и без того хмурый, теперь хмурится сильнее, с важным видом перебирая письма, наконец его брови ползут вверх:       — Да, на имя Эй Джей Вуда.       — Это мое. — Джон тянет руку, рассчитывая, что ему отдадут письмо, но мужчина важно замечает:       — Я не могу вам его отдать.       — Что? Почему?       — Адресатом указана Академия Нова — такие письма сперва должны пройти через руки директора.       — Но если мне пишет мой лучший друг?       — Даже в этом случае исключено. Мы должны соблюдать дисциплину. Может быть, ваш друг — вражеский шпион?       — Что за вздор! — возмущается Джон.       В пылу эмоций он не замечает, что у почтового конфликта появляется сторонний наблюдатель, и, когда его грудной бархатный голос доносится сзади, Джон вздрагивает:       — В чем дело, мистер Кливленд?       Позади них стоит лорд Август Голден собственной персоной. Свой прогулочный плащ он свернул на локте — вечер в Готенгеме выдался жаркий. Джон вновь цепенеет, глядя в его чистые глаза.       — Вот, милорд, письмо из Академии Нова, этот юноша хочет получить его не по распорядку.       Дальше Голден не слушает и протягивает руку. Дворецкий передает письмо. Бросив беглый взгляд на конверт, профессор холодно смотрит на мужчину.       — Моей компетенции достаточно, чтобы заняться этим вопросом.       Поняв все, мистер Кливленд кланяется и уходит, оставляя Джона наедине с профессором. Вуд готовится просить письмо, но лорд, не глядя на него, бросает:       — Следуйте за мной, мистер Вуд.       Он продолжает идти, и Джон умышленно отстает на два шага, чтобы держаться позади светлого лорда. Он замечает, как свет народившихся лун переливается в его серебряных волосах, будто те сделаны из жемчуга, как и его серьги. Глядя на него, Вуд сбавляет пыл и подмечает в статной фигуре мужчины новые детали: спина, плечи, узкая талия под черным жилетом. Лорд выше его лишь на голову, но Джону кажется, что он слишком высок. Он всюду выискивает в его фигуре изъян, чтобы хоть как-то объяснить свое раздражение и любопытство, но не находит для них причин.       Профессор направляется в учебное крыло — в этой стороне Джон не бывал, и сейчас он отвлекается, изучая внутренний интерьер и дорогое убранство коридоров. Наконец красный ковер приводит их к огромным двойным дверям, за которыми находится кабинет зама.       Здесь все обставлено со вкусом: красный диван с деревянными резными ножками стоит неподалеку от камина, высокие, до самого потолка окна с массивными шторами украшены лепниной, всюду причудливые деревья в горшках, которые возникают то тут, то там между пуфиками. Одна стена полностью заставлена книгами до потолка — они все с черными обложками и написаны на къярийском. Стол новее, чем у Алистера, и перед ним не поставлено стула для гостей. Но то, что бросилось Джону в глаза с первой минуты, — ворон, который сидит на ветке деревца. Он уже замечал эту птицу за охотой в замке. Стоило им зайти в кабинет, как Данте очухивается ото сна и приветственно кричит.       Лорд Голден проходит к своему месту и кладет плащ на поручень кресла, затем садится за стол и бесцеремонно вскрывает конверт перочинным золотым ножом у Джона на глазах. На нем все это время черные перчатки, одну он снимает, перехватывает письмо голой рукой с перстнем — тут же вокруг бумаги вспыхивает фиолетовый монус и мгновенно растворяется в воздухе.       Джон понимает, что светлый лорд только что прочел его письмо, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Он в целом проявляет мало эмоций, будто их нет вообще, но каждый раз, когда светло-серые глаза обращаются к Джону, в них заметен живой блеск. Вот и сейчас профессор смотрит на него любопытным взглядом, но произносит холодно:       — Можете забрать.       Джон делает шаг и выхватывает письмо тут же, не теряя времени разворачивает его вблизи огня и бегло читает строки, не заботясь, что ведет себя неприлично — все равно профессор все узнал раньше.       Пока Джон читает, Август внимательно наблюдает за ним, подмечая скорость чтения:       — Полагаю, вы образованны стараниями вашего друга?       Джон молчит, продолжая читать строку, переворачивает письмо и говорит:       — Нет. Я учился у его отца — профессора Жевьера.       Это немного удивляет лорда. Откинувшись на спинку кресла, он презренно замечает:       — Не думал, что профессор допускает к урокам простолюдинов.       — Я не учился в его классе, — возражает Джон, читает дальше, затем оглядывается и произносит: — Я сидел на крыше.       Этот факт восхищает Августа Голдена — мальчик стремится к знаниям любой ценой.       — Вы близки к дому Жевьеров, — замечает он.       Наконец Джонатан сворачивает письмо и бережно убирает в конверт, отвечая:       — Профессор Жевьер не возражал против моей дружбы с Оливером. Он считал, что это идет нам обоим на пользу.       Взглянув на лорда, Вуд впервые замечает ухмылку на его губах: она столь изящна и кажется злорадной, поэтому Джон раздражается больше. Он отводит взгляд и натыкается на проклятую птицу, которая, как и ее хозяин, с интересом наблюдает за ним. Он вспоминает о приличии и вновь смотрит в глаза лорду:       — Могу идти?       Но Август Голден сверлит его оценивающим взглядом, не отвечает, а поднимается и встает возле своего кресла:       — Полагаю, вы захотите написать ответное письмо своему другу? Опустим приличие. Вы в любом случае не сможете отправить его без моей помощи. Садитесь, мистер Вуд.       Джон не решается воспользоваться приглашением. Он мешкает, убирая письмо в карман, после наконец поднимает голову и подходит к лорду. Окинув взглядом бархатную обивку лилового кресла, он замечает:       — Я испачкаю ваше место.       Август Голден смотрит на него взглядом, который не терпит пререканий. Наконец Вуд садится, и только тогда профессор, заложив руки за спину, уходит к камину, проговаривая сухим тоном:       — Бумагу и перья вы найдете в столе. Воспользуйтесь ими с умом.       Джон подавляет желание закатить глаза и дергает ящик. Достав все необходимое, он пишет короткое письмо Оливеру в ответ. На это уходит не более пяти минут, и как только он опускает перо в банку с чернилами, лорд вновь оказывается у него перед носом и резко хватает лист, пробежавшись по строкам взглядом, едва поводит бровью:       — Прекрасно. — Он вновь кладет письмо на столешницу, замечая: — Вечер каждой пятницы вы будете проводить здесь, под моим руководством перебирая корреспонденцию Готенгема.       — Но…       — Вы правы, ваш внешний вид оставляет желать лучшего. Надеюсь, в следующий раз вы приведете себя в порядок. И не опаздывайте, мистер Вуд, я не потерплю ваших оправданий. С шести до восьми по пятницам ваше время отныне принадлежит этому месту.       Он указывает рукой на свой стол, и это возмущает Джона — он повышает голос, возражая:       — Но у меня достаточно дел в замке! Почему бы вам не нанять более образованного слугу?       На что лорд Голден отвечает с ухмылкой:       — Потому что вам нет надобности платить жалованье. Вы часть Готенгема, а значит, подчиняетесь любым приказам его руководства. Это удобно.       С этими словами лорд Голден проходит к камину, а Джон делает глубокий вдох, поджимая челюсть.       — Полагаю, мое мнение вас тоже не интересует? — с этими словами он подскакивает с кресла, на что лорд реагирует:       — Сядьте. Я не отдавал вам приказ покидать это место.       С выдохом Джон садится вновь. Все, что происходит в этом кабинете, кажется ему кошмаром. Август Голден замечает небрежно:       — Вам действительно незнакома дисциплина, но, увы, эта ваша черта вовсе меня не прельщает, как мисс Эверджин, и не играет вам на руку. Искорените самостоятельно свое невежество, мистер Вуд, ведь мои уроки воспитания могут не прийтись вам по вкусу.       Выдохнув с дрожью, Джон сильнее сжимает кулаки, лишь бы не сказать пару гневливых слов в адрес высокомерного лорда. Тот выжидает паузу, затем, так же не глядя на Джона, продолжает:       — Теперь положите свое письмо в конверт и запечатайте красным воском. Печать найдете в правом ящике стола.       Джон снова медлит, вымещая свой гневливый взгляд на птице. Но Данте, как и его хозяин, словно издевается над Вудом, любопытно наклоняя голову и глядя на него с открытой пастью, будто с улыбкой. Юноша выполняет все как приказано и нарочито громко захлопывает ящик. Зажав печатку на воске, он спрашивает:       — Что дальше? — помедлив, он добавляет: — Мистер Голден…       — Перед вами находится деревянный лоток. Вы сами определите, в какую секцию лучше положить письмо. Как все будет готово, можете покинуть мой кабинет.       Дважды объяснять Джону не нужно. Вскоре он поднимается, отодвинув со скрипом кресло, и направляется к двери, но, схватившись за ручку, слышит укор:       — Вам должно отдать мне поклон.       Джон замирает, борется с собой и, поджав зубы, поворачивается к лорду с улыбкой. То, как он кланяется, настолько дерзко, что на его месте любая прислуга в пору получила бы затрещину: Джон наклоняет корпус тела едва параллельно с полом и сверлит светлого лорда зелеными хищными глазами, в которых пляшет бесовское пламя. Затем тут же отступает на шаг, гордо выпрямляя спину, и спрашивает, щурясь:       — Так достаточно?       — Вполне, — спокойно отвечает Голден.       Джон уходит, хлопнув дверью, и проносится по коридору с пылающим от гнева лицом. Тем временем в своем кабинете Август Голден не скрывает улыбки, рассуждая:       — Его поклон был похож на плевок мне в лицо.       — Вы слишком строги с мальчиком, — замечает Артур, материализовавшись у профессора за спиной.       Голден оборачивается:       — Мой холод, Артур, единственный щит, который есть у Джона Вуда.       — Вы подозреваете, что он магик, — рассуждает дворецкий.       — Я полагаю, что Элайса Джонатан Вуд должен быть самым удивительным магиком эры. — Лорд Голден начинает медленно ходить из стороны в сторону, его силуэт провожают языки пламени в камине. — Да будет тебе известно, Артур, что я допускаю возникновение чувств к этому презренному мальчишке лишь по одной причине.       — Синергия, — догадывается слуга.       — Именно. Когда два магика с равнозначными искрами встречаются, то их свет привлекает друг друга. Души потенциально чувствуют синергию и стремятся к источнику, противоположному себе. Эту связь называют связью Перста, — с этими словами Август касается своего перстня на руке, продолжая рассуждать: — И если я прав, то мальчик несомненно должен быть хоть чем-то равнозначен мне. Иначе объяснить вспышку этих удушающих чувств невозможно.       — Неужели нашелся кто-то с таким же магическим свойством, как у вас?       — Надеюсь, что нет.       Август методично набивает свою трубку и, обхватив губами длинный мундштук, ложится на софу, рассматривая фигурный куполообразный потолок. Выпустив колечко дыма изо рта, он продолжает:       — Алистер уже проверил мальчишку на магию — тот чист, но, увы, камни не всегда способны показать чью-либо силу. В его биографии много пустых дыр. Самым большим открытием для меня оказался приют старой Грэм.       — Ваша гувернантка ухаживала за мальчиком?       — Верно. Грэм служила моему дому, и если бы я мог, то непременно бы вспомнил эту паучиху. Однако мои воспоминания о детстве стерты по известной причине. Потому остается лишь гадать, как старая ведьма связана с моим прошлым и настоящим этого мальчишки. В его личной карте не сказано, в каком году он попал в приют Грэм. Не указан был даже его возраст. Его нашли в лесу близ Эллиаса. Уверен, что история этого юноши банальна — родители бросили его на съедение волкам, а значит, есть большая вероятность, что это был нежеланный ребенок.       — Полагаете, он полукровка?       — Внешних признаков нет, однако…       Август смотрит на Артура:       — Не каждый къяриец носит светлый волос. Было бы проще, если бы я мог просто раздеть мальчишку и осмотреть лично.       — Вы говорите вульгарные вещи, мой лорд.       Август презренно хмыкает в ответ.       — Это общество создает много условностей. Потому придется действовать иначе.       Светлый лорд поднимается и, расстегивая на ходу одежду, отдает приказы:       — Данте будет следить за каждым его шагом, а ты станешь докладывать мне все, что посчитаешь нужным. Я должен знать, куда ходит Джон Вуд, что делает и даже с какой регулярностью испражняется.       Дернув ворот рубашки, Август снимает жилет, бросая тот на пол, и по пути в свою спальню избавляется от остальной одежды. Артур идет следом, подбирая вещи:       — Вы говорите таким тоном, мой лорд, будто ненавидите мальчика.       — Так и есть.       Артур не задает вопросов. Лорд Голден обнажает плечи и спину, которые покрыты рваными и резаными шрамами, он поворачивается к дворецкому с ухмылкой на губах:       — Все могло быть иначе, но ты настоял, что здесь безопасно.       В центре груди лорда образуется черный монус-печать, а вокруг шеи, запястий и голеней проявляются шрамы от веревок. Август Голден не теряет соблазна задеть своего дворецкого каждый раз во время приготовлений ко сну:       — Отчего, однако, ты решил, что сам Готенгем может быть в безопасности, когда я здесь?       Артур делает шаг и привычно вынимает из груди Августа Голдена призрачный меч. Когда острие меча полностью выходит из груди лорда, то тут же материализуется в руках слуги, обретая вес.       — Ваши переживания напрасны, мой господин. — Он поднимает меч и, провернув его, смотрит на своего хозяина твердо: — Я всегда на страже.       Усмехнувшись, светлый лорд ложится в постель, складывает руки на груди и закрывает глаза.       Артур разворачивается к нему спиной и ждет его сон. Когда дыхание господина становится ровным, он поворачивается, проверяет печать на груди Августа Голдена и такую же, но в разы больше, начертанную на полу вокруг его кровати.       Затем Артур обращается в тень и занимает положенное место под кроватью лорда, удерживая на груди меч. Если сон его господина будет недостаточно крепок, Артур, как и всегда, сделает то, что должен, чтобы обезопасить жизни всех, кто спит в эти часы в замке Готенгем…