Возлюбленная монстра

Роулинг Джоан «Гарри Поттер» Гарри Поттер
Гет
В процессе
NC-17
Возлюбленная монстра
Maria Drel
автор
Описание
Война делает людей жестокими. Кроме тех, чья жестокость уже изначально была в крови.
Примечания
Очень много отклонений от канона, прошу, не удивляйтесь, дорогие! Персонажи достигли совершеннолетнего возраста!
Посвящение
Большое спасибо всем, кто окунется в мир моих героев вместе со мной.
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 18

Посмотрим, чем занимается наш Теодор? 😌 _______________________ Фамильное поместье Ноттов всегда было безупречно чистым. Здесь не пахло смертью, не разносился по коридорам шёпот безликих теней, не проползала по полу липкая тьма, оставляя за собой след мерзкого, удушающего страха. Но стоило Теодору пересечь порог, как воздух показался ему гнилым, спертым, будто дом вздохнул в последний раз и замер в ожидании чего-то неотвратимого. Он чувствовал это ещё на входе: змея, вечно вьющаяся у ног своего хозяина, оставила после себя след. Воздух здесь больше не был прежним. Теодор вошёл в обеденный зал, не изменив привычке держать спину прямо и голову высоко, как подобает чистокровному наследнику. Отец уже сидел во главе стола — осунувшийся, чуть бледнее, чем прежде, но всё такой же холодный и величественный. Его тёмные глаза встретились с глазами сына, оценивающе пробежались по нему, будто проверяя, не растерял ли он своё достоинство. Напротив, в полумраке комнаты, сидел Тот-Кого-Боятся. Сквозь его бледную кожу просвечивали синие вены, пальцы мёртвой хваткой сжимали край стола. Даже беззвучное присутствие Волан-де-Морта было омерзительным, будто рядом находилось нечто, уже давно лишённое человеческого облика. Гнилостный запах, похожий на разложившееся мясо, заполнял комнату, будто смерть вросла в стены, пропитала мебель, растворилась в воздухе. — Отец, — почтительно произнёс Теодор, подходя ближе и садясь по правую сторону. Нотт-старший кивнул, на его лице не дрогнул ни один мускул, но в глазах мелькнуло что-то… что-то неуловимое. — Ты прибыл вовремя, сын. Лорд пожелал услышать новости. Голос отца звучал ровно, но Теодор видел, как напряжённо он держит спину, как крепче обычного сжал бокал с вином. — Я к вашим услугам, — спокойно ответил Теодор, скользнув взглядом по безносому лицу Волан-де-Морта. Тот улыбнулся уголками тонких губ, и улыбка эта была настолько чуждой живым, что в другой раз её можно было бы принять за оскал. — Адриан, — голос Волан-де-Морта, холодный, как змея, скользнул по комнате, заставляя воздух стать ещё тяжелее. Отец Теодора едва заметно наклонил голову, признавая обращение. — Твой сын… — Лорд сделал паузу, будто смакуя слова. — Он безжалостен. Это достойно уважения. В тишине, нарушаемой лишь редким потрескиванием свечей, каждое слово звучало, как приговор. — Он сражается, не колеблясь, — продолжил Волан-де-Морт. — Ему не важно, кто стоит рядом — друг, соратник, брат по оружию. Если надо идти по головам, он пойдёт. Я ценю это в нём. Адриан Нотт чуть склонил голову ещё ниже, скрывая мимолётную тень гордости в уголках губ. — Это честь для нашей семьи, мой Лорд, — сдержанно, но твёрдо произнёс он. Теодор молчал. Он смотрел прямо перед собой, сохраняя безупречную маску спокойствия. Но каждый звук, каждое движение Волан-де-Морта вызывало в нём отвращение. Всякий раз, когда этот голос разрезал воздух, Теодор вспоминал одно: — Crucio. Волан-де-Морт произносил это слово легко, почти лениво, словно бывалый художник ставил очередной мазок на своём полотне. — Crucio. И вновь кто-то падал на пол, корчась в агонии, разрывая воздух криками. Пожиратель, слишком слабый, чтобы выстоять. Недостойный служитель, посмевший вернуться без пленника. Солдат, который совершил ошибку. — Crucio. Это слово было частью его голоса, слетало с его губ чаще, чем дыхание. Один за другим Пожиратели смерти начали появляться в зале. Они входили неспешно, с той самоуверенной неторопливостью, что всегда раздражала Теодора. Чёрные мантии тянулись по полу, оставляя за собой ощущение мрака, скрип стульев наполнял комнату мерзким лязгом, словно дом протестовал, пытаясь вытолкнуть чужаков обратно. Раньше их собрания проходили в поместье Малфоев. Теодор привык к этому порядку, он знал, что дом его семьи оставался чистым от этой заразы. Но теперь, когда они усаживались за стол, как будто это было их законное место, он впервые понял — его дом больше не принадлежит ему. Здесь, в этом зале, среди этих людей, он чувствовал себя чужим. Гул голосов наполнял зал, перетекая из одной темы в другую — обсуждение войны, стратегий, ситуации за границей. Кто-то позволял себе язвительные комментарии про сопротивление, кто-то даже смеялся, но Теодор слушал их так, словно был под водой. Звуки доходили приглушённо, теряли свою значимость, растворяясь в тяжёлом воздухе комнаты. Он сидел, молча, с непроницаемым лицом, позволяя разговору течь мимо него. Вскоре один за другим Пожиратели начали исчезать. Чёрные мантии исчезали во вспышках магии, скрип стульев, шаги — всё это становилось лишь эхом в опустевшем зале. И вот, наконец, остались только двое. Теодор и его отец. Адриан Нотт медленно поднялся, лицо его было напряжённым, как натянутая струна. Он не спешил, его глаза, полные презрения, задержались на Теодоре, как будто изучая его, испытывая на прочность. Голос его был жестким и сухим, каждое слово отравлено недовольством и яростью. — Я знаю о твоём браке, Теодор, — произнёс он, сдерживая гнев. — И я знаю, что ты привёл её сюда. Ты привёл её в мой дом, нарушив всё, что было свято в нашей семье. — Ты прав лишь в одном, отец. Я должен был рассказать тебе, — его голос звучал ровно, но с какой-то скрытой злостью. — Но в остальном ты ошибаешься. Адриан поднял бровь, его взгляд стал ещё более напряжённым. — Я привёл её сюда не просто так. Смерть для предателя — это слишком простая расплата. Я собираюсь превратить ее жизнь в настоящий ад. Страх войны — будет глупостью по сравнению с тем, что ей придется пережить. Она пожалеет о том, что сделала.  — Я привёл её сюда не просто так, — Теодор говорил с холодной уверенностью. — Смерть для предателя — это слишком простая расплата. Я собираюсь превратить её жизнь в настоящий ад. Страх войны будет глупостью по сравнению с тем, что ей придётся пережить. Она пожалеет о том, что сделала. Его глаза блеснули, когда он продолжил: — Я буду давить на каждый её уязвимый угол, на каждую слабость. И пусть она будет жалеть о своём выборе, пока не забудет, что значит жить без страха. Пусть каждое её утро будет началом новой муки, чтобы она поняла, что предательство — это не просто ошибка. Это теперь её участь.  — И поэтому ты решил спрятать её, как только узнал, что я возвращаюсь? — голос отца звучал с ледяной угрозой, его взгляд пронзал Теодора насквозь. — Я просто не знал, как ты отреагируешь, поэтому решил, что лучше не рисковать, — сказал Теодор, чувствуя, как его голос слегка дрогнул. — И плюс, никто не знает о том, что она здесь, и лорд в том числе. Адриан посмотрел на сына с холодным прищуром, затем с горечью произнес: — Ты рискуешь собственной жизнью ради этой… девки, — голос отца стал резким, с оттенком негодования. — Делаешь её собственной супругой. Ты знаешь, как это работает в чистокровных семьях: теперь ваши жизни связаны. Как ты мог пойти на такой шаг? Ты хоть понимаешь, что творишь?! Теодор не шелохнулся, его взгляд был ледяным. — Я знаю, что делаю. И мне не нужно, чтобы ты мне это объяснял. Если она действительно представляет угрозу, я сам разберусь. — Что, если девчонка хранит информацию, которая поможет Волан-де-Морту одержать победу? Ты готов потерять всё из-за неё? Ты так легко готов пренебречь всем, что мы строили! В тебе ни капли страха перед смертью, к которой ты незамедлительно идешь.  Теодор немного наклонился вперёд, его голос оставался твёрдым, но спокойным. — Я понимаю, что ты беспокоишься, но я сам разберусь, — его слова звучали ровно, без лишних эмоций, но в них был тонкий намёк на непреклонность. — Это моё решение, и ты не знаешь всего, что происходит. Не надо думать, что я что-то не понимаю. Он чуть склонил голову, почти как знак уважения, но взгляд оставался холодным и решительным. — Не переживай. Всё под контролем. Отец Теодора рассмеялся, и этот смех был словно ледяной ветер, пронзающий его до самого сердца. В тот момент Теодор почувствовал, как что-то в его груди сжалось, а холод, который он едва осознавал, мгновенно наполнил его. Это не было ни страхом, ни тревогой, а чем-то более глубоким, как будто часть его самого откликнулась на что-то отдалённое, неясное, но всё-таки осязаемое. Он не знал, что именно, но это ощущение было настолько острым, что он инстинктивно напрягся. — Ты что-то понял? — Отец снова обратился к нему, его голос теперь звучал насмешливо, но Теодор не мог ответить. В его голове не укладывались слова.  Холодно.  Адриан Нотт продолжал: — Я знал, что тебе нельзя доверять поручения, сын, поэтому распорядился со всем сам. Тердор незамедлительно аппарировал, не удосужив отца даже взглядом. Его трясло не то злости, не то от холода.  Как только он переступил порог домика, его глаза наткнулись на девушку: Теодор замер на мгновение, не в силах оторвать взгляд от её безжизненной фигуры. Он чувствовал, как бешено колотится сердце, но ни страх, ни тревога не могли затмить его хладнокровие. Он шагнул к ней, будто ожидая, что она вскочит и начнёт смеяться над его нервозностью. Но ничего не произошло. Лишь её белые, как снег, черты лица, подтверждали, что с ней не всё в порядке. — Это конец, — произнёс он, едва ли не сам себе, но при этом его голос звучал почти уверенно. Пальцы сжали палочку, и он приподнял её, направив на её тело.
Вперед