Возлюбленная монстра

Он никогда этого не сделает. Во-первых, если Тёмный Лорд хотя бы на миг решит заглянуть в её сознание, первое, что она ему покажет, — это то, что их дорогой Теодор Нотт оказался предателем. И неважно, как долго длилось его предательство — день, неделю или целый месяц. Предатель остаётся предателем. Он выдавал Ордену информацию. Все стратегии Волан-де-Морта, его тактики, его планы, его манеру вести войну — всё это он передавал врагам. Он не просто шпионил, он целый месяц работал против Лорда, подтачивал его армию изнутри, давал Ордену ключи к победе. Таких не прощают. Так что нет, он не рискнёт. Когда злость на Теодора наконец отступила, когда кровь перестала бурлить в венах, пришла паника. Астория села в кресло в том же зале, опустила голову и снова заплакала. Тихо, безудержно, так, как плачут только тогда, когда уже не остается сил сдерживаться. Ей было плевать, что подумает Нотт — о её слабости, о её чувствах. Плевать, как он отреагирует. Сейчас это не имело значения. Ей просто хотелось оплакивать. Оплакивать потери. Оплакивать своего товарища, подругу.  Ей было плохо. До невыносимости плохо. У всех этих молодых людей должна была быть долгая и счастливая жизнь. Жизнь без войны, без потерь, без бесконечного страха перед завтрашним днём. Без вечного поиска способов выжить. Почему кто-то возомнил, что имеет право решать, кому жить, а кому умирать? Почему одна воля, одно желание, одно проклятие могут перечеркнуть чью-то судьбу?  Этот мир — несправедливый, отвратительный, прогнивший до самого основания — катится в ад, и никак иначе. А Пожиратели смерти? Они всего лишь глупцы, которые с радостью толкают его в бездну, даже не осознавая, что рухнут следом. Если бы у неё был шанс стереть их, убрать, выбросить, как ненужный мусор, Астория бы не колебалась ни секунды. Она бы сделала это без малейшего сожаления. Она вытерла слёзы, когда услышала шаги. Малфой вернулся. Живой. Более чем здоровый. Ни единой царапины на аристократичном, бледном лице — будто его только что достали из новой упаковки. Свежий, целый, невредимый. Эльфы Теодора потрудились на славу. Очередная значимая фигура вновь в строю армии Волан-де-Морта. — Астория, неважно выглядишь, — лениво протянул Малфой, будто его заставили обратить внимание на очевидное. — Что, Нотт обидел? Астория вскинула подбородок и ничего не ответила, лишь скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, что не собирается поддаваться на его провокации. — Раз уж ты отшучиваешься, значит, твоё здоровье в норме, — раздался холодный голос Теодора. — Можешь возвращаться в Мэнор. Уверен, там тебя заждались. — Кажется, с появлением миссис Нотт в этом доме гостям ты совсем не рад, — протянул Малфой. — Ох, это она тебя так? — Он с преувеличенным удивлением указал на лицо Теодора, где всё ещё виднелась запёкшаяся кровь. Теодор невольно коснулся лица, будто и правда забыл, как Астория ему наваляла. И усмехнулся, проводя пальцами по запёкшейся крови. — Она любит пожёстче. Малфой и Нотт ещё какое-то время молча переглядывались, словно общались силой мысли. А может, так оно и было. Астории не хотелось напрягаться ради этих двоих. Она чувствовала себя измотанной, опустошённой. Ей одновременно хотелось и не хотелось плакать. Это тяжёлое, давящее чувство в груди не стихало, словно с каждым вдохом становилось только тяжелее. А ещё хотелось кричать. Упасть на колени, поднять руки к небу и кричать, как сумасшедшая, пока не сорвёшь голос. Кричать тому, кого уже не увидишь. Кричать в пустоту, в темноту, в безысходность. *** Следующие дни для Астории прошли, словно в тумане. Теодор снова исчез, не появлялся в своём поместье, и это её вполне устраивало. Она решила заняться обучением невербальной магии. Практически все стеклянные предметы в доме Теодора Нотта подверглись её тренировкам. Зеркала, окна, бокалы, бутылки с огневиски — всё, что попадалось под руку, разлеталось на сотни осколков. Она разбивала их снова и снова, пока не доводила заклинания до совершенства. Эльфы почти сразу убирали всё или восстанавливали обратно, возвращая дому прежний вид. Но это не злило Асторию — наоборот, лишь подталкивало продолжать. Она не собиралась сдаваться. Несмотря на всё, что сделал Теодор, несмотря на то, кем он стал, она продолжала бороться. Война ещё не была проиграна. Но страх… Липкий, гадкий страх, проникал в сердце каждый раз, когда она думала о его возвращении. О том, что он вновь появится, холодный и невозмутимый, назовёт новое имя, добавит ещё одну потерю в её список. И самое страшное — Астория знала, что он это сделает. Знала, что ничто его не остановит. Иногда у Астории возникало желание выпить что-нибудь из фамильных запасов Ноттов. Алкоголь казался лёгким способом заглушить мысли, хотя бы ненадолго. Но каждый раз, как только эта идея приходила в голову, она тут же отбрасывала её. Ей было не по себе от одной лишь мысли, что она может позволить себе расслабиться, пока её друзья сражаются, пока они продолжают бороться. Она не могла себе этого позволить. Не могла дать себе слабину. Астория набрала вес. Тренировки, регулярное питание — эльфы заботились о ней, будто это им было велено. Иногда кусок в горло не лез, но она заставляла себя есть. Приходилось. Она не знала, когда в следующий раз окажется на поле боя, когда снова придётся сражаться. Тело должно было быть сильным. Она больше не выглядела измождённой. Кости больше не торчали, кожа приобрела здоровый оттенок, движения стали увереннее. Она выглядела живой. Но, глядя в зеркало, Астория чувствовала стыд. Будто бы это было предательство. Предательство по отношению к тем, кто сейчас голодает в убежищах. К тем, кто спит на холодных камнях, кто ранен, кто в любой момент может умереть. А она? Она носит роскошные платья, её волосы уложены, она выглядит так, будто просто живёт жизнью богатой, покладистой, верной жены аристократа.  Эта мысль каждый раз оставляла неприятный осадок. Каждый вечер Астория принимала расслабляющий душ. Тёплая вода смывала напряжение, позволяла на несколько минут забыть обо всём. Это было её единственное уединение, единственная возможность почувствовать хоть каплю спокойствия. Астория была практически голая — тонкое полотенце едва скрывало её тело, мокрые волосы липли к коже. Она даже не успела понять, что происходит, когда дверь в ванную слетела с петель от заклинания. Это был Теодор.  Он ворвался без предупреждения, без объяснений. Его не волновало ни её состояние, ни её вид. Он даже не дал ей времени осознать происходящее — просто схватил за руку и аппарировал. Казалось, воздух вокруг сжался, сдавил её грудную клетку, лишая возможности вдохнуть. Всё исчезло: тепло ванной, приглушённый свет, влажный пар. Осталась только ледяная темнота, от которой сводило кости. Аппарировать было всегда неприятно, но так — ещё хуже. Слишком резко, слишком грубо. Будто её тело вытянули сквозь игольное ушко, разорвали на части и снова собрали. А потом всё закончилось. Холодный ветер ударил в лицо, мокрые волосы прилипли к коже ещё сильнее. Ноги коснулись твёрдой земли. В воздухе пахло солью, водорослями, приближающейся бурей. Они стояли перед домом на берегу Северного моря. Небольшой, тёмный, с покосившейся крышей и окнами, заколоченными изнутри. Здесь всегда было промозгло, стены пропитались сыростью, а волны били в берег, словно в ярости. Теодор по-прежнему держал её за руку, его пальцы впивались в кожу. Он ни слова не сказал, даже не посмотрел на неё.  Холод окутал в свои сети безжалостно, до самых костей. Сжал в своих костлявых руках, пробрался под кожу, впился в мышцы. Казалось, что его можно вдохнуть, что он оседает внутри, не оставляя ни капли тепла. Ветер ударил в лицо, резкий, пропитанный солью, колючий, как лезвие ножа. Мокрое полотенце не спасало — наоборот, стало тяжёлым, липким, словно вторая ледяная кожа. Нотт резко дёрнул её за собой, заставляя переступить порог. В доме было темно и прохладно, воздух пропитался сыростью. Дверь с глухим стуком закрылась за их спинами, отрезая их от ледяного ветра снаружи. Не успела девушка вступить на холодный деревянный пол, как её ноги тут же окутало тепло. Теодор наложил согревающие чары, и её полотенце мгновенно трансформировалось в длинное тёплое пальто, полностью закрывающее её, избавляя от ледяного холода. — Посмотри на меня, — Теодор встал напротив Астории, которая лишь нахмурилась, ничего не понимая. — Я вернусь за тобой, как только всё улажу. Он говорил спокойно, без лишних эмоций. — Оставайся здесь. Аппарировать ты не сможешь. И не пытайся утопиться или переплыть море.  Он задержался на секунду, затем добавил: — Я пришлю эльфа. Он будет тут за тобой… следить. — Что случилось, Нотт? — Астория смотрела на него настороженно, но тот лишь холодно усмехнулся. — Ничего, о чём тебе стоило бы волноваться. Просто делай то, что я тебе говорю. — Его голос был ровным, бескомпромиссным. Это было лучше, чем заточение в фамильном поместье Ноттов. Здесь не было тяжёлых каменных стен, удушающего аристократического величия. Только бесконечная гладь моря, открытое небо над головой и свежий, хоть и ледяной, воздух. Но сердце девушки было неспокойно.  — Орден Феникса… Ребята нашли твой дом, да? — Астория прищурилась, внимательно наблюдая за его реакцией. — Даже во сне о таких глупостях не мечтай, — усмехнулся Теодор, глядя на неё сверху вниз.  — Ты не можешь так поступать со мной! Если они ищут меня… если им нужна моя помощь… — Астория сжала кулаки, но Теодор лишь равнодушно смотрел на неё. — Мой отец вернулся, Астория. Поэтому Лорд посетит наше поместье, чтобы узнать о делах за границей. Не давай себе ложных надежд. Для своих «друзей» ты перебежчик, поменявший сторону на более сильную, — его голос был безжалостно холодным, и Астория почувствовала, как на её сердце снова накатывает тяжесть. — Им лучше не тратить свое время на мои поиски… — тихо сказала Астория, — Пусть лучше сосредоточатся на уничтожении Пожирателей смерти. — Я же сказал, что ты для них… — Заткнись. Глаза Теодора Нотта искрились весельем. Он поджал губы, отсалютировал двумя пальцами и аппарировал прочь.  Всё вокруг стало пустым и холодным. Астория стояла в комнате, в одном пальто, ощущая, как холод пронизывает её до костей. Магия, которая согревала её, исчезла вместе с ним, и она не могла ничего сделать. В этот момент она поняла, что осталась совершенно одна. Эльф, о котором он говорил, так и не пришёл. Теодор думал, что всё будет как раньше: эльфы позаботятся о ней, согреют комнату, поднимут уют, но этого не произошло. Тишина в доме была удушающей. В воздухе не было ничего, кроме холода и пустоты. Астория попыталась пройти по комнате, но не могла согреться. Пальто не спасало, оно не было предназначено для таких условий. Она ощущала его, как тяжелую оболочку, которая не давала ей ни малейшего комфорта. Каждый шаг был мучением, а мысли не помогали. Это было не просто одиночество — это было ощущение, что её жизнь вырвана из всех контекстов, как будто она потерялась и исчезла в этом месте. К сожалению, невербальная магия, которой Астория пыталась вызвать хоть какое-то тепло, не поддавалась. Она не умела создавать силуэт огня в пустоте, не могла заставить стены этого мёртвого домика излучать тепло. Каждое её движение — попытка выжить в условиях, где её сила была бессильна. Десять раз присесть, двадцать отжаться, небольшой бег на месте — так она заставляла себя двигаться, чтобы хоть как-то разогнать кровь. Холод в комнате не отпускал, а стены, как будто живые, поглощали любое тепло, не давая ни малейшего облегчения. Это место было забытым, немым и до ужаса ледяным. Она продолжала двигаться, хотя и чувствовала, как холод проникает в каждую клеточку тела. Голова начала болеть, словно мороз проник и в мозг. Каждый её шаг, каждая попытка разогреться лишь усиливали пульсирующую боль. Холод проникал в самые глубины, не давая ей ни отдыха, ни облегчения. Она остановилась, поставив руки на бёдра, и попыталась сосредоточиться на дыхании, но даже воздух был слишком холодным, чтобы в нём было хоть немного живого. Неужели её смерть наступит от этого? Неужели так нелепо? Не на войне, сражаясь за мир, защищая своих друзей, свои цели, свою свободу, а вот так – в маленьком домике на берегу Северного моря, от холода, пронизывающего до костей.