Возлюбленная монстра

Он не овладел ею в ту ночь. Он унизил её, разбил вдребезги все остатки гордости, превратил в дрожащую тень самой себя. Запер в комнате, в собственном теле, в своей власти. Заставил слушать каждое слово, смотреть в эти холодные, изучающие глаза, слышать в голосе насмешку, скрытую за внешним спокойствием. Довёл до истерики. Так, чтобы дыхание сбивалось, чтобы пальцы вцепились в собственные руки, чтобы голос дрожал, когда она пыталась хоть что-то сказать в ответ. Но не притронулся. Астория не смогла сомкнуть глаз в ту ночь. Каждый раз, когда веки опускались, перед ней вставали лица тех, кто остался там. Невилл, Джинни, Тонкс. Остальные. Они ещё живы. Они сражаются. Или уже мертвы? Она не знала. Мысли били по сознанию, превращая усталость в пульсирующую, невыносимую боль. Если закроет глаза — увидит их падение, услышит их крики. Если не закроет — сойдёт с ума от неизвестности. А он знал. Где-то в этом доме. В другой комнате. Спокойный. Холодный. Он знал всё. Но оставил её в темноте, наедине с собственным страхом. Наутро у Астории кружилась голова. В глазах темнело, желудок сжимался от тошноты, а в теле чувствовалась такая слабость, словно болезнь приковала её к постели. Но она не была больна. Её подсознание сыграло с ней злую шутку, превратив страх, отчаяние и бессонную ночь в физическую немощь. Тело сдалось раньше, чем разум. Позже Астория узнала от домовиков, что их хозяин вновь покинул поместье. Разумеется, не сказав ни слова. Он просто исчез, оставив её здесь, как пленницу, как вещь, которой не нужно объяснять причин. Домовики приняли это как должное — им было всё равно. Но Астория сжимала кулаки до боли в пальцах. Она ненавидела его. За это поместье, за власть, за холодное безразличие, с которым он обращался с ней. За то, что он мог просто уйти, а она — нет. Сражаться на поле битвы оказалось намного лучше, чем то, что происходило сейчас. Там всё было просто: победить или умереть. Там она знала, за что борется. А теперь? Теперь её жизнь превратилась в бесконечный, удушающий день сурка. Те же стены, та же тишина, та же клетка, из которой не вырваться. Она не знала, что происходит за пределами этого дома. Не знала, с какими новостями вернётся этот чёртов Нотт. Будет ли он приносить известия о смерти её друзей? Будет ли он сам их убивать? И эта неизвестность пугала её куда больше, чем война.  Астория не видела кошмаров. Ей вообще почти ничего не снилось. Возможно, её разум был настолько перегружен, что просто отказывался показывать сны, или же она их не запоминала. Всё время, что она находилась в поместье, она пыталась защитить свой разум. Она прятала воспоминания о крестражах, старалась скрыть любую информацию, до которой кто-то мог бы добраться. Её пугала мысль, что Орден может проиграть из-за того, что в её голове хранилась ценная тайна. Но больше всего её страшило другое — что однажды Теодор решит проникнуть в её сознание с помощью легилименции. И тогда всё, что она скрывала, будет принадлежать ему. Она не могла этого допустить. Она складывала важные воспоминания в коробочки, а эти коробочки закрывала и отправляла в ящик. В своей голове она выстроила множество таких ящиков, тщательно сортируя их. Некоторые из них она делала менее заметными, будто скрывая за дымкой. Возможно, использовав на них дезиллюминационные чары — те самые, что делают предметы невидимыми. Она не была уверена, сработает ли это в её сознании, но надеялась. Главное, чтобы никто не увидел их даже в её голове. А в передний ящик, на самом видном месте, она складывала другие воспоминания — тёплые, но безопасные. Фред, который обнимал её, его растрёпанные волосы под её пальцами, как они смеялись с Невиллом, его добродушные, порой глупые шутки, долгие разговоры с Джинни. Это были моменты, которые согревали её, но они не имели значения для Теодора. Он мог увидеть их, если захочет. Эти воспоминания не могли навредить. Но для неё они были бесценны. Астория отчаянно хотела найти способ выбраться из поместья. Иногда, когда становилось невыносимо сидеть взаперти, она выходила в сад. Медленно шла по вымощенным дорожкам, касалась кончиками пальцев холодных стеблей роз, доходила до ворот и… замирала. Она чувствовала их магию — густую, плотную, пронизывающую всё вокруг. Поместье было защищено чарами, окружено ими, словно непробиваемым куполом. Она не могла выйти. Не могла даже на шаг переступить за границу. Иногда она просто стояла у ворот, часами. Смотрела в пустоту, даже не пытаясь осознать, о чём думает. Её сознание будто замирало, а тело переставало чувствовать холод, жару, ветер. Как будто она вообще разучилась что-либо ощущать. Только когда один из домовиков находил её и звал обратно, она нехотя разворачивалась и медленно возвращалась в поместье. Всё равно не было смысла стоять там. Всё равно она ничего не могла сделать. Астория сидела за длинным столом. Еда была горячей, свежей, но абсолютно безвкусной. Она давно перестала ощущать вкус. Всё в этом доме казалось безжизненным, искусственным, будто бы нарочно лишённым всякой радости. В зале было тихо, только огонь в камине потрескивал, отбрасывая на стены дрожащие тени. Домовики бесшумно суетились где-то вдалеке, но она даже не замечала их. Просто сидела, уставившись в тарелку, снова и снова ковыряя еду, вяло перекидывая кусочки с одного края на другой. Яркая вспышка зелёного пламени разорвала полумрак гостиной. Астория резко обернулась. В камине, осыпаемый золой, пошатнулся Драко Малфой. Он вывалился вперёд, не удержав равновесие, и рухнул на колени прямо перед очагом. Из разорванной мантии на пол потекла кровь. Астория замерла. — Малфой? — её голос прозвучал почти бесцветно. Он поднял голову. Глаза затуманены, лицо мертвенно-бледное, губы пересохли. — Чёрт, — выдавил он одними губами. И повалился на пол. Астория изумлённо открыла рот, не в силах пошевелиться. Что это, чёрт возьми, только что произошло? Она смотрела, как Драко Малфой лежит на полу, едва дыша, его окровавленная рука всё ещё слабо сжимает ковёр. Его мантия была в грязи, кровь медленно растекалась по ткани. Сердце заколотилось. Он был ранен. Сильно. Домовики засуетились, поспешно подбежали к Малфою. Один из них попытался поддержать его, другой протянул руку, собираясь помочь снять окровавленную мантию. — Госпожа Астория, мистер Малфой… — пробормотал один из них, тревожно поглядывая на Асторию. Но она резко шагнула вперёд и вскинула ладонь. — Не трогайте его, — её голос прозвучал жёстко, без колебаний. Домовики замерли, переглянулись, но не осмелились ослушаться. Теперь она была хозяйкой этого дома. Астория поднялась со стула и подошла ближе. Драко Малфой выглядел так, словно только что вырвался из самого ада. Его лицо, обычно аристократически бледное, теперь казалось почти мертвенным, кожа неестественно белела на фоне запёкшейся крови и грязи. Светлые волосы спутались, липли ко лбу, скрывая разбитую бровь, из-под которой всё ещё сочилась тонкая струйка крови. Грудь рывками вздымалась, дыхание было тяжёлым, словно каждый вдох давался ему с трудом. Его мантия— когда-то дорогая, безупречно сшитая — теперь представляла собой рваные лоскуты ткани, пропитанные потом, пылью и кровью. На левом плече темнел глубокий порез, запачканный грязью, кровь медленно просачивалась сквозь ткань, оставляя алые пятнана ковре. Он выглядел слабым, измождённым, но это ещё ничего не значило. Астория наклонилась ближе, не теряя бдительности. Она знала, что безоружный Пожиратель смерти — это куда безопаснее, чем наоборот. Её пальцы уверенно прошлись по его мантии, обшаривая карманы. Малфой не двигался, но Астория не позволяла себе расслабиться. Его нынешняя беспомощность могла быть временной. Её пальцы нащупали гладкую поверхность и сжали её. Палочка Малфоя была холодной, тонкой, изящной на вид, но отчего-то неприятной на ощупь. Бледная древесина боярышника с сердцевиной из жилы дракона — лёгкая, хрупкая на первый взгляд, но обманчиво смертоносная. Астория вырвала её из его кармана и крепче сжала в ладони. Она сомневалась, что палочка подчинится ей. Она принадлежала Малфою, и, скорее всего, её магия откликалась только на него. Но даже так это было лучше, чем ничего. И в этот момент зелёное пламя в камине вспыхнуло вновь. Астория резко обернулась, вскидывая палочку. Из пламени вышел Теодор Нотт. Он был ранен, но держался на ногах. На его лице виднелась засохшая кровь, на мантии — следы дуэльных проклятий, но в отличие от Малфоя, он не выглядел беспомощным. Его тёмные глаза сразу же наткнулись на Асторию. А она уже стояла с палочкой наготове. — Перкуцио! — выкрикнула она, направляя палочку в его сторону. Из кончика палочки Малфоя вырвалась пульсирующая волна магии, почти невидимая, но ощутимо сдавливающая воздух. Заклинание ударило Теодора в грудь, отбрасывая его назад. Он ударился о каминную решётку, но устоял, лишь тяжело выдохнув. Оглушающее проклятие с элементом отбрасывания. Астория знала, что оно не выведет его из строя, но по крайней мере даст ей преимущество. — Какого чёрта, Гринграсс?! — выдохнул Нотт, поднимая голову. Но Астория уже готовилась к следующему удару. Она должна была это сделать. Убить их обоих. Теодор и Драко — важные фигуры на поле войны. Если они исчезнут, армия Волдеморта потеряет сильных командиров, а Орден получит важное преимущество. И да, Теодор был полезен, но он ясно дал понять, что для светлой стороны он — враг.  Она должна была действовать. Независимо от связи, которая ещё оставалась между ними. Даже если это значило её собственную смерть. Это была жертва, на которую она была готова пойти. Едва ли с её губ сорвались смертоносные два слова, как палочка в её руке испарилась. Астория замерла, ошарашенная. Что-то произошло, она не успела даже понять, как потеряла контроль. Взгляд её сразу скользнул к эльфам, стоящим у дверей. Один из них, по щелчку пальцев, отобрал у нее возможность спасти магический мир. И это настоящий провал, которого она не сможет себе простить.  В два быстрых шага Теодор преодолел расстояние между ними и схватил Асторию за шею, сжав её так сильно, что у неё перед глазами заплясали белые пятна. Он тяжело дышал, его глаза полыхали яростью, как никогда. Каждое его дыхание было словно огонь, вырывающийся изнутри.  — От..пусти, — прохрипела Астория, схватившим обеими руками за его предплечье. Он резко отпустил ее и она рухнула перед ним на колени, жадно глотая воздух.  Теодор склонился над ней, сжимая кулаки так сильно, что побелели костяшки. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло, — его голос был низким, срывающимся на яростный шёпот. — Я мог свернуть тебе шею прямо сейчас. Астория подняла на него взгляд, в котором горела смесь ненависти и отчаяния. Она была слаба — в этом доме никто не позволит ей использовать свою силу в полной мере. — Тогда сделай это, — выдохнула она, всё ещё задыхаясь, но в её голосе не было ни мольбы, ни страха. Только холодный вызов. Губы Теодора дрогнули в подобии ухмылки. Он наклонился ниже, ловя её взгляд, словно испытывая её на прочность. — Нет, — его голос стал мягче, но от этого только опаснее. — Смерть — слишком лёгкий выход. А ты… ты будешь жить. Он выпрямился, делая ей знак подняться. — Встань, Гринграсс. И попробуй больше не злить меня. Астория сжала челюсти, но подчинилась, чувствуя, как колени дрожат от внезапного выброса адреналина. Она знала: проиграв этот бой, она не проиграла войну. Её взгляд снова метнулся к эльфам, стоящим в углу. Их магия была сильнее, чем она ожидала. И теперь ей придётся искать другой способ вернуть контроль над ситуацией. Теодор наблюдал за ней, его глаза хищно сверкали в полумраке комнаты. Он видел её колебания. Видел страх, сомнение, злость. Она была сломлена, но не полностью. — Что, язык проглотила? — его голос звучал холодно, почти лениво, но в нём чувствовалась скрытая угроза. Астория резко выпрямилась, стараясь дышать ровно. Она не могла позволить себе показать слабость. — Что произошло на поле боя? — спросила она, игнорируя его тон. Теодор прищурился. — Теперь тебя это волнует? — он наклонил голову, рассматривая её, будто решая, заслуживает ли она ответа. Астория сжала руки в кулаки. — Я имею право знать. Теодор усмехнулся. — Ты имеешь право быть моей пленницей. Всё остальное — привилегии, которые ещё надо заслужить. Она смотрела на него, ненавидя до глубины души. Но он сказал это не просто так. Он ждал. Он хотел, чтобы она попросила. Она сжала зубы. — Теодор… — её голос был тихим, но в нём звучало напряжение. — Расскажи. Его усмешка стала шире. — Хорошая девочка. У Астории стучало в висках. Состояние этих двоих было не лучшим и это могло означать лишь одно – Орден начал действовать беспощадно.  Пока домовики забирали Малфоя, чтобы вернуть его в ряды Волдеморта, залечив раны, девушка думала лишь о том, каким же страшным способом эти ранения были получены.  — Почему Малфой аппарировал именно сюда, а не в свое фамильное поместье? Или вы, по какой-то, причине решили, что я буду рада спасти ваши жизни? – Астория хмыкнула и сложила руки на груди.  — Астория, ты либо действительно глупая, либо просто притворяешься, — голос Теодора был холодным, как сталь, его глаза сверкали, — В поместье Малфоя уже вот несколько месяцев приживается большая змея. И если в таком состоянии кто-то из нас аппарирует в Малфой-Мэнор, то наш невеликодушный Лорд поймет, что мы проигрываем, - нам всем за это очень сильно достанется. И, хотя, питаемся мы круциатусом чаще, чем ты хлебом, к этому невозможно привыкнуть. Поэтому запасной вариант – мое поместье. Каждый раз, когда происходит что-то действительно серьезное, мы аппарируем именно сюда. Моя ошибка заключалась лишь в том, что я не предупредил ребят о том, что несмотря на то, что моя жена безоружная, она все еще бешеная и кусается. Из всех произнесённых слов Астория услышала лишь одно — Орден побеждает. И это было как тёплый свет, пронизывающий её насквозь. Она почувствовала, как в груди разгорается невероятное чувство облегчения и удовлетворения, словно все тени её сомнений были развеяны. Это было так приятно, так тепло, что она едва ли не распласталась прямо на полу от наслаждения. Теодор усмехнулся её реакции. Он всегда знал, как сыграть на её эмоциях, но на этот раз у него был козырь, который мог окончательно подорвать её уверенность. В его кармане, скрытый от всех, был один маленький секрет — он убил одного из членов Ордена. Как он и обещал, он будет произносить имя жертвы каждый раз, возвращаясь с битвы, напоминая Астории, что её мир рушится прямо у неё на глазах.