Возлюбленная монстра

— Я не хочу! Вода из ванной выплеснулась на пол, когда Астория в очередной раз попыталась подняться, но маленькие изворотливые ручонки продолжали тереть с особым усилием её плечи и спину мочалкой. — Госпожа Астория, мы не можем ослушаться приказа хозяина, — пропищал самый молодой эльф, — он накажет Борнка, а вместе с ним и нас! Её тело продолжало дрожать, но теперь уже не от ярости — она почувствовала холодное осознание: сопротивляться больше не было смысла. Она глухо всхлипнула, чувствуя, как мокрые волосы прилипли к лицу, но не двигалась. Борнк не отпускал её, даже когда она резко выдохнула, как будто признавая поражение. Затем эльфы медленно облекли её в ночную рубашку, ткань которой была тонкой и полупрозрачной, едва прикрывая её тело. Светло-голубой шёлк касался её кожи, словно вторично прикосновение воды, едва ощущаемое, но глубокое. Вышитые золотыми нитями кружева на лифе ночнушки делали её грудь чуть более заметной, подчёркивая её изгибы, нежно обвивая тело. Внизу, тонкие ленты кружев на подоле спадали до пола, но не скрывали её стройные ноги, слегка приподнимаясь, когда она пыталась пошевелиться. Рубашка сидела свободно, но в то же время облегала её фигуру, обнажая тонкие плечи и подчёркивая каждый её поворот. Когда эльфы завершили процесс, она ощутила, как холодный воздух проникает под ткань, усиливая ощущение уязвимости. Всё в этом наряде говорило о её беспомощности, делая её не просто женщиной, но объектом, словно она была лишь частью спектакля, устроенного Теодором.  Раньше, будучи наивным подростком, да и как все, наверное, девушки, она мечтала лишиться девственности со своим возлюбленным. Это должно было быть особым событием, моментом, наполненным нежностью и взаимным уважением. Она представляла, как это будет — в их маленьком мире, в котором не будет места боли и страху, только чистота чувств и страсть. Но реальность оказалась иной. Война забрала у неё все эти мечты. Она научилась подавлять свои желания, замалчивать их, ведь в мире, где каждый шаг может быть последним, мечтать о таких вещах казалось странным и бесполезным. Любовь больше не была важной, как не были важны её чувства. Домовики остались довольны своей проделанной работой, несмотря на траурное лицо Астории. Каждый стежок ночной рубашки был идеально ровным, и её тело теперь выглядело еще более уязвимым в этой мягкой ткани. — Хозяин не обидит госпожу, — прошептал Борнк, как будто пытаясь её утешить. — Он не станет причинять боль.  Они с тихим треском испарились в воздухе, оставляя ее на съедение злому волку, как из маггловской сказки про глупую девочку с красной шапочкой. Только теперь, вместо шапочки, была эта… голубая ночная рубашка. Черт ее!  Теодор вошёл в её комнату, уже переодевшись в домашнюю одежду — простую, но дорогую. Тёмная рубашка с длинными рукавами и брюки идеально сидели на его фигуре, подчёркивая его стройные, мускулистые формы. Даже в непринуждённой одежде он выглядел как статуя, с каждым движением олицетворяя уверенность и власть. Его лицо было спокойным, но взгляд — холодным, даже более холодным, чем обычно. Астория заметила, что в этот момент он был другим, хотя и сохранял ту же жёсткость, которая всегда была ему присуща. Его выражение было непробиваемым, но в этом простом виде, без привычных строгих нарядов, он казался почти… человечным.  Теодор подошёл к ней, его взгляд не отрывался от её фигуры, оценивая, как она выглядит в этом наряде. Он остановился у окна, не торопясь, и, наконец, заговорил с лёгкой насмешкой в голосе: — Тебе нравится твоя новая комната? Она ведь явно лучше ваших ущербных убежищ. Его слова были полны холодного презрения, как будто он наслаждался её унижением, но в голосе не было ярости — только спокойная уверенность в своей власти. Теодор усмехнулся, стоя напротив неё, его глаза сверкали от злой иронии. Он наблюдал, как она сложила руки на груди, пытаясь прикрыться, но это не могло скрыть её уязвимость. Он шагнул ближе, его присутствие становилось всё более подавляющим. — Очень мило с твоей стороны интересоваться тем, нравится мне здесь или нет. Так вот, нет, — ответила она, пытаясь сохранить хоть какую-то независимость в этом мире, где её мнение не имело значения. — Я бы предпочла спать в грязном убежище среди своих товарищей, чем здесь, под одной крышей… С тобой. Астория владела невербальной магией, но недостаточно хорошо, чтобы полагаться на неё в критической ситуации. Без палочки она была практически беспомощна, но не полностью. Если ей придётся защищать себя, она будет драться. Кулаками. И в этом она была хороша. Пусть Теодор даже не сомневается. Она тренировалась, она била, она ломала, она выживала. Орден сделал её сильной, и если он думает, что может сломить её одним приказом или взглядом — он ошибается. Астория поняла: если она хочет узнать хоть что-то об Ордене, ей придётся расположить его к себе. Манипулировать им, сыграть ту роль, которую от неё ожидают. Она потеряла слишком много времени на ненужные споры и сопротивление. Она сделала глубокий вдох, стараясь скрыть раздражение. В её взгляде больше не было вызова — только любопытство, тщательно замаскированное под покорность. — Ты продолжаешь информировать Орден, ведь так?  Теодор чуть приподнял бровь, услышав её вопрос. В его взгляде мелькнуло что-то похожее на интерес, но уже в следующий момент он усмехнулся, сложив руки на груди. Он сделал шаг ближе, нависая над ней. — Ты ведь не думаешь, что я отвечу на этот вопрос, верно? — в его голосе скользила насмешка. — Но если тебе так важно знать… Он наклонился ниже, его голос стал тише, почти интимным: — С чего ты взяла, что я всё ещё играю на их стороне? — Ты дал Непреложный обет… — голос Астории дрогнул, но она быстро взяла себя в руки, глядя ему прямо в глаза. Теодор ухмыльнулся, словно предвкушая этот момент. Он не стал отступать, наоборот — приблизился ещё ближе, заставляя её ощущать своё присутствие. — И я выполнил его, — его голос был низким, спокойным, как у человека, который ни о чём не жалеет. — Ровно месяц, рискуя собственной жизнью, я сдавал все “секреты” Пожирателей, все планы. Таков был уговор. Он наклонился к её уху, словно доверяя страшную тайну: — И теперь я свободен от этого, ведь я получил своё. — В его голосе не было ни капли сомнения, только холодная уверенность. Он выпрямился, скользнул взглядом по её фигуре и ухмыльнулся. — И моё сейчас стоит прямо передо мной, задаёт мне глупые вопросы, вместо того чтобы выполнять свои прямые обязанности. Этот парень действительно не оставил ей выбора. Он загнал её в угол, вынудил оставить Орден, снова оказался её хозяином. И всё это время она пыталась оправдать своё положение, пыталась верить, что делает это ради дела. Ради победы. Она думала, что, пока она здесь, Орден держится. Что Теодор продолжает передавать им информацию. Да, она знала, что Непреложный обет был заключён всего на месяц, но надеялась, что он не прекратит. Что, возможно, ему это нужно так же, как и ей. Но теперь, когда он сам подтвердил обратное, внутри у неё всё опустело. “Я поставила на карту свою свободу… ради ничего?” Её гнев слился с отчаянием, и на мгновение она просто не знала, куда себя деть. Что ей делать дальше? Какой теперь смысл в её жертве? Астория осознала, что говорит, только когда слова уже сорвались с её губ. — Прошу тебя, пожалуйста… Прошу. Она сделала шаг вперёд, сжав руки в кулаки, но не для удара — для того, чтобы удержать себя от дрожи. — Если ты продолжишь… Если ты продолжишь помогать Ордену, если ты поможешь Гарри Поттеру выиграть… — её голос срывался, дыхание сбивалось, но она продолжала. — Я сделаю всё, что ты захочешь. Я выполню каждый твой приказ. Я буду послушной. Казалось, что вот-вот и она разрыдается. Голос дрожал, дыхание было сбивчивым, а в глазах стояло отчаяние, которое она больше не могла скрывать. Она совсем потерялась в пространстве. В этот момент не существовало ни комнаты, ни Теодора, ни её собственного страха. Только одна мысль разъедала изнутри: она больше ничего не знает. Она не рядом с Орденом. Она не сражается. Она не видит, что происходит. — Ты не можешь… — её голос стал тише, почти умоляющим. — Ты не можешь просто оставить их. Я… Я не рядом с ними, я не знаю, что происходит, я… Она запнулась, хватая воздух. — Я просто сойду с ума. Он аккуратно обхватил ее подбородок двумя пальцами, чтобы она смотрела ему в глаза. Астория почти ничего не видела из-за слез. Ее бросало из крайности в крайность, девушка больше не знала, как себя вести.  — Я бы использовал на тебе обливиэйт, чтобы ты забыла своих дорогих друзей, но твои страдания – бальзам на мою душу. Теодор улыбнулся.  — Как же мне хорошо сейчас, даже быть в тебе не нужно.  Астория будто очнулась: она оттолкнула его от тебя и злобно зыркнула на него, вытирая с щек слезы.  — Ненавижу тебя.  — Когда ты сбежала, оставив нас, то мой отец был еще в большей ярости, чем я. Он не мог смириться с позором, свалившимся на голову нашей семьи, – Теодор скривил губы, — знаешь, что он пожелал? Чтобы я собственноручно тебя убил. Притащил твою блядскую тушу прямо к его ногам.  Астория не ответила, ей не было страшно слышать от него нечто подобное. Она всегда была уверена, что именно так он и поступит с ней. Это было предсказуемо, это можно было принять.  — Я решил не убивать тебя, — сказал он, его голос был холодным и расчётливым. — Вместо этого я буду напоминать тебе о твоём месте. Ты не избежишь своей судьбы. Ты будешь видеть, как я убиваю каждого, кто для тебя важен. И каждый раз, возвращаясь к тебе, я буду называть имя того, кого убил. Ты будешь слышать их имена, ты будешь детально посвящена в их смерть. Я предпочитаю более жестокие способы. И ты будешь помнить, что ты не достойна ни свободы, ни прощения. Астория знала, что её жизнь в руках Теодора. Она знала, что магический ритуал, который связывал их, давал ему абсолютную власть над её смертью. Он был единственным, кто мог её убить. Этот факт не давал ей покоя. — Просто убей меня, — прошептала Астория, без сил рухнув перед ним на колени, — я сдаюсь, Нотт.  Теодор смотрел на неё, как на марионетку, лишённую своих нитей. Его взгляд был холодным и безразличным, как если бы она не стоила ни единой эмоции.  — Ты не заслуживаешь смерти, Астория, — сказал он тихо, но уверенно. — Ты должна страдать за свои решения. Ты не получишь пощады, ты не получишь конца, который ты так хочешь. Вместо этого ты будешь жить с тем, что я буду забирать у тебя каждый день. С каждым исчезнувшим другом ты будешь помнить, что ты сделала этот выбор. Ты выбрала Орден, ты выбрала свободу, и теперь ты будешь платить за это. Он откинул голову, глядя на неё, а затем с насмешкой продолжил: — И, возможно, когда ты будешь потеряешь всех, кто тебе дорог, ты поймёшь, что не было другого пути, кроме как стать тем, кем ты должна была быть с самого начала.