Возлюбленная монстра

Это чувство всегда приходит неожиданно. Всё вокруг кажется привычным, обыденным, даже скучным. Ты дышишь ровно, сердце бьётся спокойно, и ничто не предвещает беды. Но потом — внезапно, словно кто-то задувает свечу в тёмной комнате, — воздух меняется. Это не страх. Страх громкий, панический, он кричит внутри, заставляя бежать или сражаться. Но это другое. Это тихий, липкий холод, который ползёт вдоль позвоночника. Как будто тебя коснулась чья-то невидимая рука, мягко, почти нежно, но ты знаешь, что за этим последует удар. Сначала ты не понимаешь, откуда это чувство, что его вызвало. Ты ловишь взглядом знакомые детали вокруг — они такие же, как всегда, но уже не кажутся безопасными. Они будто наблюдают за тобой, молча ожидая, когда ты поймёшь, что всё изменилось. А потом приходит осознание. Нечто опасное близко, оно движется к тебе, оно уже здесь. Ты ещё можешь притворяться, что всё в порядке, пытаться игнорировать это ощущение, но интуиция шепчет обратное. И ты не можешь её заглушить. Этот момент — словно замедленный миг перед падением с обрыва. Ты ещё стоишь на краю, но ветер уже тянет тебя вниз, а сердце сжимается от неизбежности. Ты знаешь, что вот-вот случится что-то ужасное. Это чувство не ошибается. Оно всегда оказывается правдой. И когда по лицу Теодора Нотта расплывается жуткая улыбка, говорящая сама за себя, Астория пятится назад. — Выбор, выбор, выбор, – повторяет он, – то, чего у тебя никогда не будет. Астория продолжает пятиться, её спина натыкается на холодную стену, но отступать больше некуда. Теодор делает ещё шаг вперёд, а на его лице по-прежнему блуждает жуткая, тошнотворная улыбка. — Ты правда думаешь, что эта встреча была твоей идеей, Гринграсс? — его ледяной голос, словно нож, рассекающий тишину. — Что это был твой выбор? Она сжимает палочку в кармане так сильно, что ногти впиваются в ладонь. — О чём ты говоришь? — спрашивает Астория, стараясь сохранять спокойствие, но внутренний голос кричит ей бежать. — Это я попросил Грюма устроить эту встречу. — Его слова звучат как приговор, холодный и неизбежный. — Это была моя идея, Гринграсс. Не твоя. Астория застывает как статуя, её глаза расширяются от неожиданности. — Ты… Что? — бормочет она, не веря услышанному. — Взамен я согласился “сотрудничать” с Орденом, — с издёвкой произносит он. — Передавать им информацию о том, что происходит в рядах Волан-де-Морта. Грюм, конечно, согласился. Продал тебя за несколько обрывков информации, как мило, правда? Она чувствует, как её охватывает холод. Не физический, а тот, который захватывает сердце, будто изнутри её начала разъедать чья-то лживая игра. — Ты лжёшь, — говорит она, но голос звучит неуверенно. — О, Гринграсс, я не лгу. Зачем мне это? Ты же сама прекрасно понимаешь, как всё устроено. — Его усмешка становится шире. — Здесь нет выбора. Нет решений. Есть только сделки. Он делает ещё один шаг, нависая над ней, и его голос звучит почти ласково, но от этого только страшнее: — Ты же сказала, что готова пожертвовать собой ради Ордена. Что ж, вот твоя возможность. Ты же смелая, правда? Это ведь твой выбор. Твоё решение. — Зачем? — холодно спрашивает Астория, стойко встречая его напор.  — А затем, что ты станешь той, кем должна была быть изначально. Мы заключили сделку, — его голос пропитан издёвкой, каждая фраза отдавает ядом. — Я даю Ордену информацию. О планах Волдеморта, о расстановке сил, о предстоящих атаках. Взамен… они отдали мне тебя. Астория замирает. Её пальцы инстинктивно сжимаются в кулаки, но она старается сохранить спокойствие. — О чём ты? — Ты же хотела встречи, — продолжает он, не обращая внимания на её вопрос. — Хотела что-то обсудить, умолять меня предать армию Лорда. Но на самом деле это было моё желание. Моё условие. Я попросил, чтобы тебя привели ко мне. И Грюм, твой великий стратег, продал тебя без сожалений и плаксивых речей.    Он качает головой, вновь издавая смешок и потирает двумя пальцами переносицу.  — Не переживай, они получат свою информацию. Я даже готов помогать вам ровно месяц. Делать всё, что нужно, чтобы Орден мог продержаться. А через месяц я заберу тебя.   Астория открывает рот, но не может издать ни звука, потому что осознание медленно расползается по её телу, вызывая табун неприятных мурашек.  — Я заберу тебя в своё поместье, Гринграсс. И ты вновь станешь той, кем должна быть. Послушной, нежной, преданной женой. Чистокровной, безупречной, как и положено. Ты будешь жить так, как я захочу. Говорить то, что я позволю. — Никогда, — шепчет она, но её голос предательски дрожит.  — У тебя не будет выбора, — он словно наслаждается её беспомощностью. — Да и не было никогда.  Это выбивает из легких весь воздух. Как удар в живот, к которому не был готов.  — Мы с твоим великим командиром заключили непреложный обет, — продолжает Теодор, в голосе которого звучит  явная насмешка. — Да-да, именно так. Можешь спросить у Грюма, если хочешь. Хотя сомневаюсь, что он захочет рассказывать, как именно он пошёл на сделку с таким, как я. Астория щурится, её руки снова сжимаются в кулаки. — Если это правда, то ты теперь под обетом, Теодор. Ты обязался информировать Орден. Если ты солжёшь…  — Я умру, — хладнокровно подтверждает он, его голос ледяной. — Ты думаешь, я этого не понимаю? Но меня это устраивает. Это ведь выгодно для всех, не так ли? Орден получает информацию, я получаю тебя. Все довольны. Его слова звучат спокойно, но в них читается ужасный подтекст. Он наслаждается её замешательством. — Убедиться в этом можешь сама, — он делает ещё шаг вперёд, опираясь на трость, которая внезапно появляется в его руке, как символ безупречного аристократизма. — Спроси у своего Грюма. Узнай, как легко он поставил твою жизнь на кон. Как легко он дал своё согласие на сделку со мной. Ты думала, что твой Орден — это семья? Что они ценят тебя? — Ну и зачем тебе я? Человек, который никогда бы не выбрал тебя добровольно! Я оставила вас и ни капли об этом не жалею.  Он кривит губы в отвращении.  — Я просто решил забрать твою религиозную свободу, в которую ты так поверила, — его голос спокойный, с едва уловимым оттенком цинизма.  Если бы взглядом можно было убить человека, то от Теодора Нотта не осталось бы и мокрого следа.  Он явился в её жизнь, как неумолимая буря, уничтожая всё, что она успела построить за это время. Теодор не просто заключил сделку с Орденом, но поставил её, как пешку, в игре, которую он намеревался выиграть любой ценой. Его холодные, насмешливые слова звучали в её голове эхом: “У тебя никогда не было выбора, Астория.” Эта фраза не просто резала её сердце, она выжигала в нём глубокую рану, напоминая, что её борьба за свободу была иллюзией, а её жертвы — лишь пустыми жестами в его глазах. Она ненавидела его за то, что он видел её слабости, за то, что он использовал её любовь к Ордену против неё. За то, что он манипулировал даже Грюмом, человеком, которого она уважала и считала непоколебимым. Но больше всего она ненавидела себя за то, что не заметила этого раньше. Теодор стал для неё воплощением всего, от чего она пыталась сбежать: контроля, жестокости, надменной уверенности чистокровного общества в своей власти. Каждый его взгляд — холодный и изучающий, как будто она была животным на выставке — напоминал ей, что он не видит в ней человека. Он хотел сломать её, забрать её силу, уничтожить ту независимость, которой она так гордилась. Но в этой ненависти была и опасность. Она знала, что её злость питает его триумф. Чем больше она горела от ярости, тем шире становилась его едва заметная ухмылка. И это бесило её ещё сильнее. — Вишенка на торте, чтобы ты, моя маленькая предательница, больше не смогла от меня сбежать, – Теодор задумался, прикусив губу, – ну, знаешь, магический ритуал, который свяжет нас узами брака. Ты росла в чистокровной семье, ты должна знать эти обычаи.  В волшебном мире, особенно среди чистокровных, брак не всегда был обычным юридическим процессом. Это было дело чести, а потому заключение брака часто сопровождалось магическим ритуалом, который символизировал не только союз двух людей, но и их связь с магией предков. Теодор, глядя на Асторию из-под опущенных ресниц, поднял палочку и произнес короткое, но веское заклинание. В воздухе повисла магическая энергия, которая замерцала, словно невидимые нити соединяли их. — Это не просто заклинание. Это контракт, — сказал он. — Заключённый магией, подчиняющий нас воле крови и долга. Астория почувствовала, как сила, подобная оковам, обвила её. Это было нечто большее, чем просто слова. Магия прошла через неё, как проклятие, которое невозможно было развеять. Заклятие брака оставалось с ними на всю жизнь, наделяя их ответственность друг за другом, но также и теми правами, которые исходили от самой магии крови. Теодор, как бы проверяя эффект, взглянул на неё с удовлетворением. Она уже не могла сбежать. Теперь они связаны, не просто как муж и жена, но как две части одного целого. Она шла на это ради Ордена. Ради победы. Ради того, чтобы Волдеморт пал и весь этот кошмар закончился. Она принимала решение. Она делала выбор. Но почему же сейчас, стоя перед ним, она снова чувствовала себя беспомощной? Астория горько усмехнулась своим мыслям. Снова связана с чистокровным. Снова заточена в золотую клетку. Только теперь без иллюзий, без надежд. Теодор Нотт не был наивным юношей, которого можно было бы игнорировать. Он был хищником, который всегда получал то, что хотел. И теперь хотел её. “Ради победы”, напомнила она себе, когда магия ритуала замкнулась вокруг её запястий, словно невидимые цепи. — Я буду информировать Грюма лично, — холодно начал Теодор. Затем его лицо исказила ухмылка, полная мрачной насмешки: — Но, если ты, моя прекрасная жена, вдруг захочешь увидеться со мной… — Он сделал паузу, скользнув взглядом по её лицу, — чтобы я выполнил наш супружеский долг, то попроси своего командира передать мне это желание. Я, конечно, найду для тебя время и подходящее место. Астория смотрела на него, чувствуя, как кровь закипает от унижения. Его тон, его слова — всё в этом мгновении кричало о его власти над ней, о том, что он наслаждался каждым ударом, который наносил её гордости. — Я ненавижу тебя. Если бы не обстоятельства, то зеленый луч, выпущенный из моего палочки, попал бы прямо в твое сердце.  — Это твоя ошибка, Астория, — проговорил он с хладнокровием. — Убить меня нужно было ещё тогда, когда у тебя был шанс. Теперь же… — Его голос стал тише, как змея, шипящая прямо у её уха, — ты слишком связана, чтобы даже попытаться.