Возлюбленная монстра

В моменты одиночества, которое очень редко удавалось получить, потому что убежище всегда было полно людей: раненых, бойцов, командиров, да и просто обычных детей, оказавшихся в пекле жестокой войны, Астория задумывалась о нём. Он всегда пугал её. Даже в детстве, когда их семьи собирались вместе, она замечала в Теодоре что-то… пугающе холодное. Он никогда не повышал голоса, не показывал своих эмоций, но именно это и вызывало в ней тревогу. С годами это ощущение только усиливалось. Его безразличие к чужой боли, равнодушие к тому, что мир вокруг рушится. Даже тогда, когда их объявили женихом и невестой, он оставался для неё чужим. Теодор всегда умел быть идеальным: обходительным, умным, спокойным. Но за этой внешней маской крылось нечто, от чего внутри всё сжималось. Когда началась война, Астория поняла, что он станет одним из первых, кто встанет под руку Волдеморта. Он не видел в этом ничего неправильного. Для него это было естественным: подчиняться сильному, подчинять слабых, пользоваться ситуацией. Она оставила его позади вместе со своей семьёй. Ушла, чтобы никогда не быть частью этого мрака. Но больше всего её пугала мысль, что они встретятся. Она знала, что он не забудет её предательства. Теодор был таким человеком, который никогда ничего не прощал. Он не станет колебаться, если они окажутся по разные стороны палочек. Он уничтожит её с той же холодной жестокостью, с которой когда-то смотрел на мир. Но именно это она больше не могла терпеть. Их мир – её мир – уже давно сгнил изнутри. И она ушла, чтобы доказать, что её жизнь принадлежит только ей. «Но что я скажу ему, если увижу? – подумала она. – Смогу ли я смотреть ему в глаза?» Она ненавидела себя за это. За то, что Теодор до сих пор заставлял её бояться. За то, что его тень всё ещё преследовала её.  Она была куда более полезна Ордену, чем это можно представить. Её бывшие товарищи, слабости которых она знала, уже были с головой выданы Кингсли и Грюму. Девушка не собиралась скрывать что-либо, особенно тех, кто выбрал сторону зла. На войне нет места жалости. Драко Малфой — отличный легилимент, но он трус, не имеющий собственного мнения, идущий на поводу у отца, верный пёс. Астория не была уверена в том, насколько хороши сейчас слизеринцы в бою: ей не приходилось биться с Малфоем, или Забини, или с кем-то другим, с кем она была знакома с самого детства. Должно быть, это подарок судьбы, быть в пекле, но оставаться незамеченной.  Это произойдет, конечно, этого не избежать. Но кто является большим предателем, если жизнь, которую они выбрали, станет катастрофичной для всех? Что будет, если Волдеморт победит? Об этом даже думать тошно. Больной на всю голову ублюдок, возомнивший себя самым темным и потрясающим волшебником всего мира: на деле — всего лишь сумасшедший!  Полгода. Полгода в Ордене. Полгода на чужой стороне, под прицелом их палочек и ненавидящих взглядов. Но три из этих месяцев стали её личной войной — не с Волан-де-Мортом, не с Пожирателями смерти, а с самой собой. Она помнила, как проводила каждую свободную минуту на тренировках. Под жестким, бескомпромиссным руководством Тонкс и других она училась не просто выживать, а быть готовой убивать. Они тренировались до упора — до пота, до крови, до полного изнеможения. Она срывала голос на заклинаниях, падала от усталости, но на следующий день вставала и начинала всё сначала. Астория понимала, что без этого она не станет частью их команды. Здесь её не ждали изящные танцы на балах или лёгкая жизнь чистокровной мисс Гринграсс. Здесь были только битвы, выживание и смерть. Орден требовал действий, а не пустых обещаний, и теперь она гордилась тем, что смогла стать такой, какой они её видели сейчас: воином, на которого можно положиться. Девушка, стоя рядом с целителем, осторожно накладывала охлаждающие чары на пленника, который был сильно обожжён в бою с Пожирателями. Зелье, которое они готовили, помогло снять большинство следов проклятья, но он всё ещё был в тяжелом состоянии. Астория чувствовала себя уверенно — она всё больше ощущала себя целителем. — Эй, посмотрите-ка! — сказала она, улыбнувшись, накладывая последний слой чар. — Я стала намного лучше разбираться в целительстве. Невилл, слегка наклонив голову, отвечал, продолжая заниматься своими делами: — Ты и правда в этом становишься всё лучше. Если бы не учёба с Гарри, я бы и сам в окклюменции даже половины того, что ты уже знаешь, не освоил бы. В этот момент в дверь вошла Джинни, услышав слово «Гарри». Она посмотрела на остальных с подозрением: — Вы говорите о Гарри? Внезапно в комнате появился сам Гарри. Он шагнул в дверь, оглядел всех и сказал с лёгкой улыбкой: — Вы меня звали? Джинни остановилась, её глаза расширились от удивления. Она глянула на Гарри, а затем на Асторию и Невилла, которые вдруг сделали вид, что очень увлечены своим делом. — Ты здесь? Почему ты здесь? — спросила она, явно ошарашенная. Гарри, бросил быстрый взгляд на неё, затем перевёл взгляд на Асторию и Невилла. Он слегка усмехнулся, но с искренним выражением на лице ответил: — Да, я здесь, Джинни. Астория и Невилл продолжали тихо работать, пытаясь не вмешиваться в разговор, хотя оба чувствовали, как напряжение в комнате нарастает. Должно быть, целитель уже давно мысленно испарился, потому что абсолютно все игнорировали его существование. Джинни с удивлением посмотрела на Гарри и, скрестив руки, спросила с лёгким укором в голосе: — Если ты здесь, то почему ты не зашел ко мне в комнату? Почему ты не оповестил меня о том, что ты вернулся? Гарри пожал плечами, словно его это не особенно волновало, и с лёгким сожалением ответил: — Извини, Джинни. Я узнал, что ты только недавно вернулась с тяжелого задания, где вы освободили пленников, и ты была сильно уставшая. Ты так долго проспала — скорее всего, из-за зелья сна без сновидений. Я не хотел тебя беспокоить. Джинни некоторое время молчала, явно обрабатывая услышанное. Потом её взгляд с подозрением метнулся на Асторию и Невилла, которые, по всей видимости, что-то скрывали. Она повернулась к ним, и её глаза сузились. — Вы знали о том, что он вернулся и не сказали мне? — спросила она, явно недовольная. Астория и Невилл обменялись быстрыми взглядами, пытаясь не выдать, что слегка смущены. Оба молчали, как будто не знали, как реагировать на этот вопрос. — Нет, я просто в шоке. Вы все предатели, — сказала Джинни, резко хлопнув дверью, и ушла, оставив в комнате напряжённое молчание. Хотя её слова звучали остро и она явно была рассержена, все в комнате знали, что это было лишь на мгновение. Джинни не могла злиться долго, особенно когда дело касалось Гарри. Она скучала по нему больше, чем кто-либо мог себе представить, и хотя её реакция была эмоциональной, все понимали, что вскоре она успокоится. Скорее всего, через минут десять Гарри и Джинни найдут уединённое место, где смогут поговорить наедине и, возможно, уладить всё, что накопилось за время разлуки. — Вообще-то я немного завидую им… – вдруг сказал Лонгботтом, – даже в такие темные времена у них есть… любовь.  — А я думала, что между тобой и Лавгуд тоже кое-что есть, — Астория усмехнулась, – или я что-то не так поняла?  Невилл немного покраснел и поджал губы. Ух ты, это больная тема? Интересненько. Девушка приподняла изящную бровь и толкнула Невилла боком:  — Лавелас!  Они не стали продолжать эту тему, потому что внезапно почувствовали неловкость. Несмотря на то, что Джинни, Астория и Невилл стали достаточно близки, проводя вместе время на заданиях и в повседневной жизни, дела, касающиеся их сердец, оставались под запретом, скрытыми за замком. В условиях войны никто не хотел показывать свою уязвимость. Все понимали, что в этих темных временах на слабость не было места — слишком многое было на кону, чтобы отвлекаться на личные переживания. С каждым днём её связь с Фредом, Джорджем, Невиллом, Джинни, Гермионой, Роном и Гарри становилась крепче. Эти люди стали для неё больше, чем просто товарищи по Ордену. Она привязалась к ним, и это было, возможно, самое страшное, что могла себе позволить в условиях войны. Потому что она знала — в любой момент что-то может случиться, и тогда останется лишь пустота. Но пока они были рядом, Астория чувствовала, что она не одна. Она могла доверять им. И даже если война заберёт кого-то, хотя бы она могла бы в какой-то момент вспомнить их лица, их поддержку. Всё это было настолько важно, что невозможно было просто выключить свои чувства.